Здесь водятся драконы

Бегущий прямо на меня огромный белый козел был первым, что я увидел, выходя из совятни. Собственно, я даже не успел выйти, только занес над порогом ногу. Почему-то мне даже в голову не пришло закрыть дверь: я просто шарахнулся в сторону. Козел, пригнув рога почти к самой земле, влетел в дверной проем, как лохматый таран в брешь в крепостных воротах. Он несся с такой скоростью, что меня обдало ветром с крепким мускусным запахом его шерсти. В считанных дюймах от противоположной стены он все-таки затормозил, потом, судя по интонации, проблеял какое-то козье ругательство и быстро развернулся рогами ко мне. Разбуженные совы стали покидать свои насесты и с возмущенным уханьем спасаться через отдушины под потолком на крышу. Мой Стрикс немного замешкался, тревожно оглядываясь, но все-таки счел за благо присоединиться к сородичам. Я был бы рад последовать его примеру, но тут дверь захлопнулась, и за моей спиной звякнул засов. Шагов я не слышал: кто-то запер нас с помощью магии с безопасного расстояния. Конечно, любой волшебник на моем месте попросту трансгрессировал бы оттуда куда подальше. Но с трансгрессией у меня тогда было из рук вон плохо: я только что позорно провалился с ней перед мистером Риджбитом, ведущим британским драконологом, под чьим руководством давно мечтал работать, и был абсолютно уверен, что снова застряну при попытке пространственного перехода. Дальнейшее напоминало корриду с той только разницей, что я был безоружен: волшебная палочка выпала у меня из рукава и откатилась в сторону. Больше всего я боялся, что козел ее растопчет. Он твердо вознамерился размазать меня по стенке, как будто я был по меньшей мере его кровным врагом, хотя он определенно видел меня впервые в жизни. К счастью, в тесном пространстве он не мог толком разогнаться и все время за что-нибудь цеплялся рогами. Наконец мне под руку подвернулось пустое ведро для песка, которым посыпали пол, чтобы легче было убирать совиный помет. Каким-то чудом я изловчился надеть его козлу на голову и выиграл драгоценные секунды, чтобы добраться до палочки. Когда мой противник избавился от ведра, я уже был готов оглушить его заклинанием. Но тут в одну из отдушин под крышей влетел крупный филин. Он, сердито сверкая глазами, спикировал на козла и начал кружить вокруг него. Козел пару раз попытался поддеть его на рога, потом не хуже скакового жеребца взвился на дыбы и замолотил по воздуху передними ногами, отрывисто блея. Но птица была слишком ловкой, так что он довольно быстро сдался. Филин, насмешливо ухая, погнал его в сторону двери, которая услужливо распахнулась перед ними. Я не заставил себя ждать и торопливо выскочил следом, подхватив у порога свою изрядно помятую и запыленную дорожную сумку. На боку у нее красовался след козьего копыта. После полумрака совятни я в первый момент невольно зажмурился от солнца и вдруг услышал совсем рядом с собой: «Flamel, içi!». Тон этой команды живо напомнил мне тот специальный, не терпящий возражений голос, которым моя мать говорила с собаками, гиппогрифами и, в определенных случаях, со мной и братом. Открыв глаза, я увидел, как филин опускается на плечо невысокой женщине. Большие темные глаза под изогнутыми крутой дугой бровями и толстый свитер из серого пуха придавали ей самой сильное сходство с совой. Рядом с ней худенькая девушка, сердито закусив губу, завязывала веревку на шее козла. Тот, на удивление, стоял смирно, только борода возмущенно тряслась. Совсем как у нашего преподавателя истории магии, когда ученики путаются в датах. — Ты новенький? — спросила девушка, выпрямившись. Она говорила по-английски с незнакомым мне акцентом. — Прости, пожалуйста, я не заметила, что ты внутри! Как тебя зовут? — Ньют, — ответил я. — С таким именем тебе и прозвище не нужно будет, — улыбнулась женщина. От улыбки у нее на щеках появились очаровательные ямочки. — А почему? Девушка по-птичьи склонила голову к плечу, потеребила кончик растрепанной светлой косы и простодушно оглядела меня с головы до ног, словно искала написанный где-нибудь прямо на мне комментарий. Я почувствовал, что краснею. — Ну, newt — это такой зверь, — отвечая ей, я на всякий случай подбирал самые простые слова, чтобы не пришлось тут же объяснять еще что-нибудь. — Маленький. Вроде ящерицы, только водяной. — Понятно, — энергично кивнула она. — Значит, Ящерка! А меня Мирка зовут. Мадам Бержер, — она умоляюще сложила руки на груди, глядя на женщину с филином, — помогите мне отвести Гренделя на место! Пожалуйста! Он только вас и слушается! — Мадам Бержер? Вы — Мари Бержер? — я понял, что глупо улыбаюсь и самым неприличным образом таращусь на нее, но не могу перестать. — Как же я вас сразу не узнал! Я же... я столько раз видел вас на колдографиях! Я читал все ваши статьи в «Европейской магозоологии»! И монографию о пищеварительной системе украинских сталебрюхов тоже! — О, так вы владеете французским, молодой человек! — обрадовалась мадам Бержер. — Монографию, насколько мне известно, Арви... ах, извините, я хотела сказать мистер Риджбит, еще не перевел. — Я читаю, но почти не говорю, — смущенно ответил я. — Понимаете, я учился в основном по книгам... — Ну, это дело поправимое: здесь у вас будет достаточно языковой практики, — сказала мадам Бержер. Мирка хихикнула. — А это правда, что вы пишете справочник о заболеваниях драконов и методах их лечения? — спросил я. Мадам Бержер вздохнула. — Я мечтаю выпустить его уже третий год, но мне не хватает времени. Материала накопилось более чем достаточно, но все это надо систематизировать. А здесь ужасно много работы, mon ami, и чем дальше, тем больше. И ужасно мало людей. В этом году мы, к тому же, остались без полевого колдомедика, и его обязанности придется взять на себя мне. Как будто мало было лаборатории! Кстати, как у вас с зельеварением? — она оценивающе прищурилась. — Сколько дремоносных бобов нужно для того, чтобы усыпить на три часа кошку? — Четвертинка боба на килограмм веса, — быстро ответил я. — Одного будет достаточно. Если только это не гибрид с низзлом. Тогда дозу лучше увеличить до полутора. — Хорошо. Чем отличаются экстракт растопырника и его настой? — Методом получения и концентрацией действующего вещества. Это я знал на собственном опыте: от пустяковой царапины, в порядке эксперимента обработанной экстрактом вместо настоя, у меня на левой руке остался длинный розовый шрам, в тот момент закрытый рукавом. — Прекрасно, — кивнула мадам Бержер. — Теперь пойдемте отведем Гренделя в его загон, и вы по дороге перечислите мне все ядовитые растения вашей страны, какие сможете вспомнить. А мадмуазель Стан — она кивнула в сторону Мирки — будет вас внимательно слушать и скажет потом, какие из них встречаются в этих горах! Этот импровизированный экзамен я, к своему удивлению, выдержал куда лучше, чем проверку на трансгрессию. Потом Мирка устроила мне короткую экскурсию по лагерю, почти пустому в тот час. Все, кроме дежурных по лагерю, одним из которых как раз и была Мирка, были заняты кто чем в разных частях «Потайных Татр», как полуофициально называли эту скрытую от глаз маглов горную гряду, где водились драконы. Заодно она рассказала мне историю козла Гренделя. Коз держали в базовом лагере с момента его создания: прокормить их легче легкого, молоко и сыр — великолепная добавка к однообразному рациону экспедиции, но главное — козлят удобно использовать как приманку, чтобы понаблюдать за драконами вблизи. Это была идея мадам Бержер. Гренделя подарила ей двоюродная тетя из Бретани. В младенчестве он был очаровательным, как все детеныши, созданием с мягчайшей шерстью, тонкими стройными ножками и выразительными глазами, и его назвали Гвендель — «Белоснежный». Но в первый же год жизни подрастающий козлик был переименован в честь чудовища из саги о Беовульфе — за коварство, злопамятность и страсть к разрушению. Грендель вырос в настоящего красавца, признанного лидера стада и кумира всех коз, но характер его с течением времени лучше не становился. Он худо-бедно признавал авторитет одной только мадам Бержер и был изобретателен, как Гудини: даже магия не всегда могла удержать его внутри загона, если он по-настоящему твердо задавался целью его покинуть. Его побаивались даже ветераны экспедиций. Например, Мирка. Мирке тогда только-только исполнилось восемнадцать, на год меньше, чем мне. Но она родилась в здешних местах в семье румынских драконологов и практически всю свою жизнь каждое лето проводила с родителями в горах. Честно сказать, я ей ужасно завидовал. Даже после того, как она призналась, что по-настоящему близко ее к драконам пока еще ни разу не подпускали. О том, чтобы мне самому посмотреть на них вблизи, с моими успехами в трансгрессии на тот момент не могло быть и речи. Мистер Риджбит назначил мне испытательный срок до Иванова дня. Шесть недель я должен был дежурить по лагерю, работать в лаборатории и тренироваться, пока не прибудет один из родственников мадам Бержер, который сможет взять на себя часть этих обязанностей. Мистер Риджбит с самым доброжелательным видом сказал мне: «Молодой человек, я в вас верю», и пообещал привлечь меня к полевой работе, не дожидаясь им самим названной даты, если я перестану застревать при пространственных переходах раньше. Однако мы с ним оба понимали, что если ко второй половине июня я не научусь нормально трансгрессировать, мне придется вернуться в Англию. К семье, которая, на свой лад, очень меня любила, но, в отличие от мистера Риджбита, в меня не особенно верила.