Здесь водятся драконы

Базовый лагерь экспедиции практически весь, кроме совятни, птичника и козьих сараев, состоял из волшебных шатров и палаток с наложенными чарами незримого расширения: внутри них места было гораздо больше, чем казалось снаружи. Например, в трехместной палатке помещались три спальни и гостиная, а в шатре-столовой, где Мирка со мной распрощалась, посоветовав прогуляться к озеру, пока еще светло, могло собраться за столами человек пятьдесят, и еще осталось бы место для танцев. Я мечтал о чем-нибудь таком сколько себя помню. Мама все время сердилась на меня за огромное количество лишних (конечно, только с ее точки зрения) вещей в детской. Летом после третьего курса я решил самостоятельно зачаровать шкаф, чтобы туда, наконец, начало помещаться все. Для ритуала нужны были редкие и дорогие компоненты. Не уверен, что в Косом переулке их продали бы несовершеннолетнему, а в деревне их достать было тем более негде. Я попытался подобрать аналоги из своих и родительских запасов, но неудачно. В результате шкаф научился ловко выворачивать дверную ручку из человеческих пальцев и стал открываться только когда хотел сам. По ночам он зловеще и тоскливо скрипел правой дверцей. В конце концов, моему старшему брату это надоело, и он рассказал все отцу. Ох, и влетело же мне тогда! На Тесея я дулся до конца каникул: отец, с его рассеянностью, вряд ли сам заметил бы пропажу части ингредиентов. Пока я осваивался в относительно безопасной Драконьей долине, Тесей был где-то во Франции на Западном фронте. Я привык к его частым и долгим отлучкам и дома о нем почти не думал. А теперь мне вдруг очень захотелось написать ему и получить ответ. Но живым совам летать туда было опасно, а искусственный волшебный посланник, даже если бы я умел таких создавать, мог привлечь внимание маглов. С этими мыслями я шагал вниз по лугу, удивительно зеленому для второй половины мая в горах, пока не спустился к озеру. Лагерь, если обернуться назад, отсюда еще просматривался: он был расположен на юго-западном, низком его берегу на краю большой буковой рощи, еще толком не развернувшей листья. Пока я спускался, солнце спряталось за ближайшую вершину, и почти через всю долину протянулась огромная тень горы. Она накрыла озеро, но на том берегу солнечные лучи еще доставали до макушек елей. Залитые светом вершины восточных гор казались мне нереальными, как картина или сон. Но сны ничем не пахнут, а здесь ветер дышал мне в лицо талой водой, нагретыми за день скалами и тысячей ароматов незнакомого леса. Я почувствовал себя спущенной с поводка охотничьей собакой и прикрыл глаза, чтобы хоть немного разобраться в этой восхитительной пьянящей смеси. А когда, наконец, посмотрел вперед снова, то впервые увидел их. Они были далеко-далеко за озером. Два крылатых силуэта плавно и величественно кружили в небе. Даже магл не перепутал бы их с орлами: длинные хвосты и рогатые головы были хорошо различимы невооруженным глазом. Зеленая чешуя переливалась в золотом предвечернем свете, как спинки жуков-бронзовок. До сих пор я считаю, что румынские длиннорогие, особенно в полете — самый красивый вид драконов. Может быть оттого, что они были первыми живыми драконами, которых я увидел в своей жизни. — Брачный сезон уже почти закончился, скоро Бабушка прогонит Герберта со своей территории, — произнес кто-то у меня за спиной. Обернувшись, я увидел знакомое лицо. С Диланом Томасом мы никогда особенно не дружили — он был на несколько лет старше меня, гораздо бойчее, и к тому же с другого факультета — гриффиндорец, как и мой брат. Нельзя сказать, чтобы он был признанным лидером и авторитетом среди своих, но постоянно оказывался в гуще событий. Еще он играл в школьном театре (практически всегда главные роли) и вместе с друзьями начинал выпускать факультетскую газету. Но потом они из-за чего-то рассорились, и дальше третьего номера дело не пошло. Мы с ним регулярно сталкивались в библиотеке, потому что брали там одни и те же книги о волшебных животных. Большинство людей, которых знал по школе, я очень быстро потерял из виду. Значит, Дилан в итоге решил стать драконологом... Мы обменялись приветствиями, и не успел я понять, рад ли его видеть, как он, махнув рукой в сторону лагеря, сказал: «Пошли ужинать», — и трансгрессировал. Я, вздохнув, поплелся пешком. Склон был не особенно крутой, но все-таки вниз к озеру шагалось куда как легче и приятней, чем обратно вверх. — Эй, ты чего? — Дилан вернулся за мной. — Давай, перемещайся, а то без нас все съедят! — Я... я лучше так, — пробормотал я, отводя глаза. — Боишься улететь не туда и потеряться? — спросил Дилан. — Так прыгай вперед короткими интервалами футов по сто. Все быстрее будет. Очень хотелось соврать что-нибудь про чудесный закат и целебный горный воздух, но я понимал, как неубедительно это будет звучать. — Нет. Я боюсь застрять, — признался я. — Понимаешь, я все время расщепляюсь и застреваю. Примерно в четырех случаях из пяти. Дилан присвистнул и посмотрел на меня озадаченно. — Как же ты экзамен на трансгрессию сдал? — Не сразу, — не стал я вдаваться в подробности. Этот экзамен я сдал вполне честно, но далеко не с первого раза. Мистер Диггори, мой тогдашний начальник в Министерстве, сказал, что очередная попытка — мой последний шанс, и у меня, наконец, получилось. То ли от страха, то ли от отчаяния, то ли вообще случайно. — Ладно, пошли, — Дилан схватил меня за руку и переместился вместе со мной прямо к порогу кухни. — После ужина расскажем Дону, он что-нибудь придумает.