Здесь водятся драконы

*** — Ньют, ну какого вурдалака? Соберись! Я был готов провалиться под землю и даже припомнил подходящее для этого заклинание. Но палочки, чтобы его применить, у меня все равно не было: перед началом игры их оставляли под чьим-нибудь присмотром за пределами площадки. Сейчас хранителем всего арсенала была Мирка, и Дон только что вернул ей свою, после того как в третий раз за тот день вытащил меня в нормальное пространство. Я продолжал расщепляться во время трансгрессии и ничего не мог с этим поделать. — Ладно, давайте еще раз! — крикнул нам Дилан с игрового поля. Мирка вернулась под дерево на краю площадки, откуда увлеченно наблюдала за происходящим на поле, мы разошлись по разным сторонам и начали снова. В каждой команде в тот раз оказалось по четыре человека: на моей стороне — Дон, Дилан и Злата, против нас — Рене, ее друг Реми и близнецы Эйнар и Эрик, сыновья Харальда Даля. Задачей было ни в коем случае не дать старенькому квоффлу, полинявшему от солнца и в паре мест залатанному, коснуться земли на своей стороне и перебросить его на сторону противника. Магией пользоваться было нельзя, а вот трансгрессировать — не только можно, но и нужно. Дон уверял, что игра с мячом — лучший метод обучения мгновенному перемещению, многократно проверенный на практике. «Мы тут все так тренируемся, когда время есть. Будем, значит, теперь собираться почаще. Через недельку тебе это будет так же легко, как дышать!» — беззаботно сказал он, когда я признался ему в своей проблеме. Когда обещанная неделя, а за ней вторая и третья подошли к концу, энтузиазма у Дона поубавилось, но сдаваться он не собирался, как и положено истинному хаффлпаффцу. Все, кто не был на дежурстве, приходили на поляну рядом с лагерем либо после обеда, либо за пару часов до заката. Для тех, кто целыми днями сидел в засаде, это был отличный способ размяться. В дождливые дни мы общими усилиями сооружали над своей площадкой купол из чар. Он был похож на огромный прозрачный зонт и чем-то ужасно нравился Мирке. Погоня за черным драконом нарушила ритм тренировок дней на пять. Дежурные толком не могли отлучиться со своих постов, а участники охоты к вечеру валились с ног от усталости. Удалось разглядеть, что черный зверь (его окрестили Угольком) — гибрид хвостороги и румынского длиннорогого. При характерных наростах, которые превращали его хвост в грозную булаву, хвосторожьих шипов на затылке и шее у него совсем не оказалось, зато на голове росли рога. Правда, не золотистые, как у длиннорогих, а почти медного цвета. По-настоящему близко людей он к себе так и не подпустил. После особенно дерзкой попытки захватить его врасплох пришлось экстренно тушить начинающийся лесной пожар и заращивать перелом руки Анри Лузиньяну. Ни осмотреть себя, ни тем более наложить отслеживающие чары Уголек так и не дал. После этого черный дракон еще несколько раз попался на глаза наблюдателям, а потом исчез так же внезапно, как появился. Это было, конечно, странно. Впрочем, само его существование говорило о том, как мало мы еще знаем об этих горах, а покинуть их пределы он не мог. Мистер Риджбит решил его не разыскивать, потому что у нас появились не менее важные и куда более покладистые объекты для наблюдения и изучения: приближалось время, когда самки длиннорогих откладывают яйца. Все вернулись к обычному режиму работы, и встречи на спортивной площадке тоже возобновились. Дон Монтгомери каждый раз придумывал для нас что-нибудь новенькое, чтобы игра не наскучила. В Хогвартсе он был не только старостой нашего факультета, но и капитаном квиддичной команды. Собственно, поэтому тренировками занимался именно он. Дон окончил школу за пару лет до моего отчисления и не знал подробностей той истории. Я удивлялся, что он меня ни о чем не расспрашивает, пока не сообразил, что Дилан Томас наверняка рассказал ему официальную версию произошедшего. Дилан всегда был в курсе всего и застал те события с начала до конца: это было в его последний год в школе. Передавая пасы им обоим и всеми силами оттягивая момент следующей трансгрессии, я не мог отделаться от мысли, что от меня не избавились сразу же только из-за катастрофической нехватки людей. Из-за войны многие не приехали, а мое присутствие, по крайней мере, освобождало более опытных членов экспедиции от необходимости убираться в лабораторном виварии и совятнике, полоть грядки и готовить обед. Работа с мелкими волшебными животными, которых в любой зельеварной лаборатории держат как живой источник скоропортящихся компонентов, конечно, изрядно скрашивала мое существование. Не говоря уже о ежедневном общении с самой Мари Бержер и ее удивительно благосклонном отношении ко мне. Но все равно это было совсем не то, чего я ожидал. И совсем не то, о чем можно написать матери. На три ее письма я отправлял всего одно свое, ограничиваясь описаниями горных красот и уверениями, что со мной все хорошо, которым она, как обычно, не верила. У меня не только с трансгрессией, но и с бытовыми чарами не все было гладко. Мирка выяснила это раньше всех, потому что ей сразу же не повезло дежурить вместе со мной. Впрочем, она вызвалась сама. После того происшествия с Гренделем, с которого началось наше знакомство, она стала опекать меня по мелочам. Как будто решила, что теперь за меня отвечает. Мы варили суп. Сперва все шло отлично: налить в котел воды и довести ее до кипения — задача, с которой не справиться невозможно. Потом я попытался заколдовать нож, чтобы он сам почистил и нарезал овощи кубиками. Мирка посмотрела на вырубленный из картофелины куб с идеально ровными гранями, картинно закатила глаза и взялась за дело сама. — Понимаешь, в поместье родителей почти все делал домовой эльф, — пробормотал я в свое оправдание. Мирка со снисходительным и великодушным видом именитого шеф-повара попросила меня добавить в котел большую ложку соли. К сожалению, Миркино несовершенное знание английского сыграло с нами злую шутку. Когда она объяснила мне, что имела в виду не половник, было уже поздно: по вкусу суп начал напоминать морскую воду. Я сделал первое, что пришло в голову, — применил к нему заклинание опреснения. Но вместе с солью нечаянно убрал и все остальные вкусы. Кроме того, суп в результате почему-то приобрел отчетливый фиолетовый оттенок. Оставшиеся двадцать минут до обеда мы лихорадочно соображали, как сделать субстанцию в котле хотя бы относительно съедобной и не такой подозрительной на вид. В ход пошли специи, жареный лук и дополнительная порция консервированного мяса. Но исправить цвет мы так и не смогли. Пожалуй, на кухне у меня проблем не возникало только с мытьем посуды: после узкогорлых колб и пробирок в лаборатории тарелки и ложки были сущей ерундой. К тому же, остатки еды (даже того фиолетового супа) в отличие от остатков зелий не нужно было предварительно обезвреживать. Подача Эйнара вернула меня из размышлений в реальность. Близнецы были совсем чуть-чуть повыше меня, но при этом намного шире в плечах и намного, намного сильнее. Глядя на них, легко было поверить в слухи о дальнем родстве практически всех норвежских волшебников с великанами. Я прыгнул и даже сумел коснуться квоффла, но не удержал его. С тем же успехом я мог бы попытаться остановить пушечное ядро. Дон трансгрессировал на пару футов вверх и отбил мяч за пределы площадки. Проследив взглядом траекторию его движения, я замер в ужасе: теперь квоффл летел точнехонько в сорочье гнездо на верхней ветке дерева, под которым устроилась Мирка. Гнездо было не пустым: в нем сидела на яйцах самка. Я отчетливо видел узкий черно-зеленый хвост в круглом отверстии между переплетенными прутьями. Рвануться к макушке дерева я успел быстрее, чем подумать об этом. Квоффл разом выбил у меня из груди весь воздух: удар пришелся как раз в солнечное сплетение. Мне показалось, что я завис на одном месте, безрезультатно пытаясь снова вдохнуть, а земля медленно-медленно движется мне навстречу. Потом мне рассказали, что все заняло считанные секунды. Дилан отпустил ехидный комментарий насчет спинного мозга, который оказался умнее, чем головной, и жить хотел гораздо больше. В чем-то он был определенно прав: тело все действительно сделало само, и я трансгрессировал еще раз. Я исчез под деревом, не долетев какой-нибудь фут до травы, а возник на середине поля. Инерция незаконченного движения прокатила меня кубарем по земле, но не впечатала в нее, поэтому без сломанных костей обошлось. Я встал на четвереньки и ошалело помотал головой, вытряхивая из волос листья и мелкие сучки. Потом осторожно сел. Сильно болели локоть и щека, расцарапанные при падении о ветки. Обе команды быстро собрались вокруг меня, я не видел только Мирки. — Так, посмотри сюда, — сказал Дон, присаживаясь рядом на корточки. — Сколько пальцев? — Три, — ответил я. — Сотрясения нет. Вставай, только медленно, — скомандовал он. Подняться мне не дала Мирка — ни медленно, ни быстро. Она, наконец, появилась в поле зрения, и вид ее не предвещал ничего хорошего. Оказывается, квоффл, который я так и не поймал, довольно чувствительно ударил ее по макушке. Мирка подскочила поближе и замахнулась им на меня: — Ящерица дурацкая! Ты что творишь! Я инстинктивно зажмурился и выставил ладони вперед, защищая лицо. И сам не понял, как без малейших затруднений трансгрессировал подальше от нее — за спины близнецов Далей. Дон с Диланом переглянулись и расхохотались, к ним постепенно присоединились все остальные, Мирка последней. — Надо было сразу играть в вышибалы! — всхлипывая от смеха, сказал Дилан. — Надо было все-таки затащить его в команду на втором курсе! — отозвался Дон. — Хотя бы в запасной состав! Какой вратарь пропал! Теперь рассмеялся и я. Что бы Дон ни говорил, я и квиддич были совершенно несовместимы.