Здесь водятся драконы

*** — Теперь открывай! — услышал я у себя над ухом. Я послушно открыл глаза — и ахнул. Вся земля вокруг меня была укрыта лилово-розовой пеной. Цветы росли так плотно, что некуда было поставить ногу. Летом на северных пустошах цветет вереск. Красновато-лиловые бесконечные волны, пригибаясь под ветром, убегают за горизонт. Это зрелище запоминается навсегда, особенно если вам доведется постоять на вершине холма посреди безлюдного простора, чувствуя на лице этот ветер и вслушиваясь в тишину, а не просто проехать мимо на Хогвартс-экспрессе. Но тут было что-то совершенно другое — ярче, пышней и нежнее. Цвел курчавый кустарничек, которым поросла вся безлесая вершина горы. Он льнул так близко к земле, что казалось: это цветут сами камни. На его насыщенном фоне кое-где виднелись белые чашечки на тонких опушенных стеблях — другие цветы, похожие на анемоны. — Ты дышать-то не забывай! — засмеялся у меня за спиной Миркин отец. Это он перенес меня сюда, на гребень горы, которая замыкала нашу долину с запада. Ему нужен был помощник, а мне — знакомство с местностью не только по картам. Лагерь остался далеко внизу, за лесом. Я понял это, когда все-таки сумел оторваться от цветов, оглядеться и найти хорошо знакомое озеро. — На цветение крокусов ты, конечно, припозднился, но самого главного все-таки не пропустил. Повезло. Хорошо ведь, а? — спросил он тем временем. — Ничего не видел лучше! — искренне ответил я. — Что это? — Червона рута, — сказала за него Мирка. — Рододендроны. И белый сон, не знаю, как он будет по-вашему. Она стояла рядом со мной и тоже любовалась пейзажем. Вид у нее был ужасно гордый и счастливый, как будто вся эта красота была ее личной заслугой. Глядя на нее и мистера Стана, я в очередной раз задумался о том, до чего причудливой и непредсказуемой бывает рекомбинация родительских признаков у потомства. Мирка была очень похожа на мать — и светлыми волосами, и мягким овалом лица, и фигурой. От смуглого, черноволосого и худощавого отца у нее были, пожалуй, только упрямый острый подбородок, глаза цвета травяного чая и неуловимое сходство с птицей. Но если Мирка напоминала мне синицу — любопытную, доверчивую и немного суетливую, то ее отец был похож на пустельгу — быструю и хищную. Он единственный из старшего поколения приходил покидать с нами мячик, когда бывал свободен, и играть против него было непросто. Отец взрослой дочери, он не потерял юношеской легкости и гибкости и мог бы выглядеть ее старшим братом, если бы не седина, которую в темных волосах хорошо заметно. Я порывался обращаться к нему «мистер Стан», и он очень над этим смеялся. Для молодежи он был «дядя Тави». Тави Стан был талантливым магоинженером — специалистом по чарам долгого и сверхдолгого действия, так или иначе связанным с драконами. Кроме чар-маячков, которые носили на себе все члены экспедиции и практически все здешние драконы, его заслугой была, например, заговоренная каменная плита на берегу озера, не позволявшая драконам приближаться к лагерю. И, что было гораздо важнее, мистер Стан был официально назначенным смотрителем «Пальцев» — цепи стоячих камней, которая с незапамятных времен отмечала границу ареала обитания драконов в этих горах и не давала им выбраться за нее. В тот день я впервые увидел «Пальцы» вблизи. По еле заметной тропе среди рододендронов мы забирались все выше от одного менгира к другому. Мистер Стан останавливался рядом с каждым из них и, сосредоточенно хмурясь, с нашей помощью измерял углы их наклона к горизонту, а затем осторожно ощупывал нанесенную на камень резьбу, иногда пуская в ход нож, чтобы счистить с нее разросшийся лишайник. За время подъема к вершине я насчитал шесть «пальцев». Седьмой, расположенный в самой высокой точке, был особенно внушительным: в два человеческих роста и ощутимо шире остальных. Он дышал спокойствием и мощью, как дремлющий бык. — Ты не смотри, что это такая громадина, — мистер Стан фамильярно похлопал его по боку. — Где тонко, там и рвется. — Здесь самое что ни на есть тонкое место, — объяснил он позже, когда мы с Миркой ассистировали ему во время замеров. — На других вершинах, на той же Ровной или вот на Красной, получше, не так круто. Там удалось поставить по два-три камня почти на одной высоте, а здесь подъем уж больно резкий, поэтому всего один. Ну, он и вылетает частенько. Чуть подземный толчок посильней или снега побольше выпадет. — Простите, тут бывают землетрясения? — удивился я. — А ты не знал? Почти каждый год. Хорошо хоть по-настоящему сильные нечасто. Вот двадцать лет назад чуть не половина менгиров покосилась, а то и вовсе попадала. Умаялись мы тогда знатно, пока все по местам вернули. Я был чуть постарше тебя, еще в учениках у своего мастера ходил, так на всю жизнь запомнил. На северо-западе вообще пришлось переносить границу: несколько камней так и не смогли достать из пропасти, а на новые нам финансирование не выделили. Мы там спрямили контур, — мистер Стан сперва начертил пальцем в воздухе дугу, а потом энергично рассек ее ребром ладони. — Целая долина из системы выпала. К счастью, небольшая, мы даже маглоотвращающие чары двигать не стали. Просто оставили в этом месте широкий зазор между ними и «Пальцами» и все. Эх и пришлось же нам тогда по горам побегать за драконами, чтобы обратно загнать тех, кто выбрался! — Наверное, это было сложнее всего, — сказал я. — Перед каждым драконом ведь приходилось отключать барьер, а потом включать его заново? И чтобы при этом не разбежались снова те, кто внутри? — Да Мерлин с тобой! Нет, конечно! Он полупроницаемый, как раз на такой случай. Всех впускает — никого не выпускает. Я имею в виду... Мистер Стан вдруг осекся на полуслове и предупреждающе поднял руку. С минуту он напряженно вслушивался и вглядывался в небо, потом молча подхватил Мирку под локоть и затолкал ее в тень от стоячего камня. Я поторопился за ними, и мы все трое оказались по другую сторону противодраконьего барьера. В момент перехода я ощутил странный привкус на языке и неприятное покалывание на коже, но никакого сопротивления преодолевать, как будто, не пришлось. Я уже набрал воздуха в грудь, чтобы задать вопрос, но мистер Стан выразительно приложил палец к губам и взялся за волшебную палочку. Я впервые видел, чтобы маскировочные иллюзии ткали так быстро, и к тому же без произнесения формулы вслух. Закончив, мистер Стан показал мне быстро растущее пятно над горизонтом, в котором уже можно было угадать дракона. Вскоре изумрудный, как майская лужайка, румынский длиннорогий снизился совсем неподалеку от «Пальцев». Это был молодой самец, судя по очертаниям головы и темно-зеленому цвету спинного гребня. Он не опустился на землю, а начал кружить над лугом. На третьем или четвертом круге я обратил внимание на то, как невидимая сила мягко, но неумолимо отталкивает его от барьера, заставляя сменить траекторию движения. Один раз он зачем-то спикировал к самой земле и оказался так близко, что я разглядел его морду во всех деталях, вплоть до формы зрачков и стыков между пластинами на подбородке. Все очарование подробных, тщательно выписанных иллюстраций из книг о драконах, которые я так любил рассматривать, разом померкло рядом с этим сияющим зеленым чудом над розовыми цветами рододендронов. До предела натянутые перепонки его крыльев просвечивали, словно два гигантских кленовых листа, когда он закрывал ими солнце. Передние лапы дракон поджал и аккуратно собрал под бронированной грудью, а задние вытянул по обеим сторонам хвоста, длинного и узкого, как хлыст. Когти у него поблескивали золотом в тон великолепным рогам, изогнутым полукольцом, как у буйвола. — Он ищет нас? — шепотом спросил я, когда дракон, заложив очередной вираж, сместился подальше от нашего укрытия в сторону леса. — Нет, оленей, — так же шепотом ответил мистер Стан. — Если бы увидел нас, не спустился бы. Они людей побаиваются из-за браконьеров. Хотя этот мог: он молодой, любопытный. Это детеныш из первого выводка Джеммы. Дракон тем временем высмотрел добычу и прянул вниз, как сокол на охоте. В средневековых трактатах говорится, что румынские длиннорогие пронзают свою жертву рогами и затем убивают ее огненным дыханием. Но это, конечно же, полная чушь. Крайне нерациональный с точки зрения пищевой ценности добытого и, к тому же, очень травмоопасный, если промахнуться, способ. На самом деле они хватают оленей когтистыми лапами по-птичьи, причем задние играют здесь более важную роль, чем передние. А рога используют, в основном, для выяснения отношений с сородичами и защиты потомства. Нашему дракону не повезло: олень ускользнул от него за барьер. Он обиженно рыкнул вслед перехитрившей его добыче и улетел попытать счастья где-нибудь еще. — Как его зовут? — спросил я, когда мы выбрались из-под иллюзии и двинулись вниз по склону к следующему менгиру. — Пока никак, — ответил мистер Стан. — У детенышей до третьего года жизни имя матери и номер. Хочешь сам назови как-нибудь, у меня уже воображение отказывает. Только не используя слово «зеленый»! А то у нас уже этих зеленых да изумрудных… Мне эта проблема была до боли знакома: каждую весну мы с матерью ломали головы над именами для жеребят гиппогрифов. — Листик, — сказал я, вспомнив узор прожилок на крыльях. — Годится? Так я впервые в жизни дал имя дракону.