Здесь водятся драконы

С тех пор я увидел бесчисленное множество рождений, самых разных и самых необычных. Но вылупление птенцов украинского сталебрюха мне посчастливилось наблюдать один единственный раз в жизни. Притаившись в углу пещеры, я, как завороженный, следил за Бьянкой. Она ласково и осторожно дышала на гнездо широкой струей пламени. Огонь вырывался из ее пасти почти непрерывно, лишь изредка я успевал заметить, как она делает короткий вдох. Невозможно было поверить, что в этих гигантских закованных в броню лапах и тяжелой голове, увенчанной как короной костяными наростами и шипами, может быть столько нежности. Птенцы венгерских хвосторог разбивают скорлупу яйца хвостом. К моменту рождения шипы на нем уже достаточно хорошо сформированы. Птенцы Бьянки в противоположность им прокладывали себе дорогу в большой мир носом. Сквозь полупрозрачную от жара скорлупу мне были видны их силуэты, настойчиво тычущиеся мордочками в стенки. Минута-другая — и по самому ближнему ко мне яйцу веером разбежались трещины. В следующую секунду в проломе показалась крохотная изящная головка с парой удивленных ярко-рубиновых глаз, а следом за ней — цепкие передние лапки с уже отрастающими коготками и кончики сложенных крыльев, пока еще непропорционально маленьких. Почти тут же треснуло второе яйцо, за ним одновременно третье и четвертое и, наконец, последнее. Вскоре все пять птенцов — маленькие, мокрые, с длинными извивающимися хвостиками — закопошились между передними лапами родительницы. Сложно было представить, что эти забавные крохи размером с домашнюю кошку всего через пару лет вырастут в таких же великанов, как их мать. Они оказались неожиданно темными, гораздо темнее, чем взрослые особи, и были похожи на живые статуэтки из черненого серебра. Альбиносную окраску матери не унаследовал ни один из них. Бьянка нежно урчала и осторожно облизывала их длинным раздвоенным языком, точь в точь как собака щенков. Из ноздрей у нее иногда сыпались искры, но пламя она больше не выдыхала — видимо, израсходовала весь накопленный в горловом резервуаре горючий секрет. Я подбирался к ним все ближе и ближе и, в конце концов, осмелев, придвинулся совсем вплотную. Драконица была полностью поглощена детенышами, а меня надежно укрывали дезиллюминационные чары и нейтрализатор запахов. Однако о том, чтобы определить пол новорожденных прямо в тот момент, конечно же, не могло быть и речи: всякого, кто осмелится прикоснуться к ее сокровищу, Бьянка бы, без сомнения, обнаружила и уничтожила в мгновение ока даже без помощи огненного дыхания. В какой-то момент я спохватился и взглянул на хронометр. Он показывал, что прошло всего только три часа. Чувство времени, когда я чем-нибудь увлечен, мне, к сожалению, часто отказывает, поэтому я, успокоенный, спрятал его обратно в карман. Из своего укрытия я абсолютно не видел, что происходит снаружи, и потому не знал, что солнце уже висит низко над вершинами гор и вот-вот нырнет за них. То есть, что прошло значительно больше обещанных мистером Риджбитом шести часов, а стрелка хронометра остановилась. Боюсь, что в тот день я добавил своему шефу седых волос. Я должен был вернуться самое позднее на закате, но в лагере не сразу спохватились: те, кто лечил Джемму и других пострадавших, сами вернулись поздно и были так вымотаны, что моего отсутствия не заметили. Карта мистера Риджбита показывала, что я все еще сижу в пещере, и тревожного сигнала на ней не было, но это ни о чем не говорило: за ней некому было следить постоянно, и он мог уже погаснуть. В итоге группа спасателей пришла за мной — или тем, что от меня осталось — только к полуночи.