Сердце зла

      Шото даже не пришлось писать заявление. Об увольнении ему сказал сам отец. Энджи встретил его на пороге родительского дома, сказал, что разочаровался в своем творении, которое никак не желает исполнять заветную мечту отца и превосходить его. Теперь Шото один, сам по себе. Энджи не будет помогать ему ни деньгами, ни информацией, ни связями. Ничем. Теперь, Шото, ты можешь хоть месяцами сидеть в своей небольшой квартирке с увешанной бесполезной писаниной стеной. Половинчатый даже бровью на это не повел. Сказал только пару неласковых от глухой злости, заявил, что рад наконец обрести свободу от безумства отца, и, развернувшись на пятках, ушел гордой походкой прочь от дома отцовского.       Когда первая злость схлынула, пришло понимание, что нужно искать работу. Срочно. Шото сидит в своей комнате на татами уже неделю, скрестив ноги и уперев в колени руки, и смотрит на исписанные листочки, развешанные по стене. Рядом лежит еще не открытая упаковка бумаги и коробочка канцелярских кнопок. С того дня, как он купил их, они так и не пригодились. Дорога в офис отца ему теперь перекрыта, а значит вся информация из полиции и других геройских агентств ему недоступна, а новостей и газет было мало. Очень уж тихо и мирно вдруг стало в Японии, и в частности в Кюсю, а о мелких происшествиях нигде не пишут и не говорят. Был еще интернет, конечно, но на него нельзя было полагаться целиком и полностью, ибо то количество спама и фейков, которое водилось там, было не просто пугающим, а ужасающим.       Тодороки хмурится.Теперь, когда он подумал об этом, это кажется даже каким-то странным. В Японии действительно стало тихо. Слишком тихо. Подозрительно. Между крупными происшествиями были тоже большие паузы, но не настолько. Странно? Странно. Как будто все злодеи разом взяли отпуск и уехали куда-то в другие страны отдыхать. Тодороки, недолго думая, вскрывает пачку, вытаскивает чистый лист А4, размашистым, но аккуратным, почти каллиграфическим почерком пишет на нем одно слово и припечатывает лист парой разноцветных кнопок прямо посередине стены. Теперь меж сети листочков, ниток и кнопок красуется лист, на котором написано «ТИШИНА».       Шото думает, что этот лист как нельзя лучше описывает его квартиру, характер и всю его жизнь в целом.       Со следующего дня он начинает искать работу. Он смотрит объявления в интернете, обзванивает кое-какие фирмы и геройские агентства, и каждый раз получает лаконичные отказы. Шото понимает, он не осуждает, но все равно немного злится. Сын Старателя — бомба с часовым механизмом. Никто не знает, когда он взорвется, потеряет контроль над собой и причудой, которую использует лишь наполовину, и потому многие про-герои, которые в общих чертах знают о ситуации в семье Тодороки и о склонности к излишней жестокости младшего сына Старателя, не осмеливаются брать его к себе в агентство.       Шото получает очередной отказ, устало вздыхает и начинает искать другой вариант. Ему плевать на зарплату и прочие мелочи. Проблема даже не в деньгах. При необходимости у него все еще есть счет в банке, который отец оформил ему еще до поступления в среднюю школу и впоследствии забыл о нем абсолютно, и там наверняка скопилась внушительная сумма денег. Дело в информации. В полиции ему не скажут ничего. Они рассылают свои сводки и отчеты в подведомственные геройские агентства, а те в свою очередь ловят для них злодеев и отправляют отчеты патрулей и операций, и все эти документы вертятся только в этом круговороте «полиция-агентства». Тодороки к ним и на километр не подпустят.       Почти отчаявшись, он берет свежую газету и быстро пробегается глазами по напечатанным статьям. Ничего интересного. Очередной скандал между знаменитостями, новости политики, небольшое изменение в законодательстве, которое немного развяжет героям руки и позволит им действовать более свободно. Это уже интереснее. Шото отпивает немного чая из высокой чашки. И натыкается взглядом на объявление. Компания героя, выпустившегося из Юуэй на пару лет раньше, набирает к себе людей. Авель, герой со световой причудой, светился на экранах в первый год после выпуска, потом пропал на несколько лет, а теперь объявился снова и начал активную геройскую деятельность. Только за последний год он засветился в деле с заложниками во время теракта на любовании сакурой, спас заложников в средней школе Аоками и отразил нападение злодеев на популярный курорт на Окинаве. Шото не обратил бы на это никакого внимания, если бы не одна строчка из интервью новичка. Дословно двухцветный уже и не помнит, но звучало примерно так: «Я хочу не просто помогать людям. Я хочу спасать их от тех бед, которые еще не случились. Поэтому я создам такое агентство, в котором люди смогут предсказывать будущее».       Пафос, пафос и еще раз пафос, но Тодороки думает недолго. Набирает легко запоминающийся номер телефона, слышит какое-то время нудные гудки, а через минуту на том конце раздается приятный женский голос.       — Вы позвонили в агентство героя будущего Авеля! Чем могу вам помочь?       — Я по поводу работы, — коротко ответил Шото и тут же пожалел. На него посыпалась уйма вопросов. Имя, возраст, семья (Тодороки хотел уже послать ее куда подальше, но девушка отчего-то быстро перевела тему и задала другой вопрос), опыт работы, образование, попросила прислать по электронной почте скан лицензии и прочих документов. Вскользь девушка поинтересовалась о его увлечениях, желаниях, мечтах, семейном положении и личностных качествах. Шото пытался отвечать развернуто и конкретно, так, как учили, но девушку на том конце провода, казалось, это вообще не волновало. Она легко перепрыгивала с вопроса на вопрос, почти не слушая парня.       — Я сохраню ваш номер телефона и позвоню вам, когда по вашему делу будет принято решение. Обсуждение займет примерно два или три дня. Благодарю вас за то, что позвонили в агентство Авеля. Доброго дня!       Девушка положила трубку быстрее, чем Тодороки успел попрощаться. Он обескураженно взглянул на мобильник. Это было самым странным и самым бесполезным собеседованием в его жизни. Это ведь было собеседование, да? Вопросы были похожи на те, какие обычно есть в резюме. Шото запоздало вспоминает, что где-то в недрах компьютера валяется его печатное резюме. Черт, знал бы, просто скинул бы его на почту Авеля и не мучился бы.       Шото еще раз окинул взглядом широкую сеть нитей и листков, на которых были отображены события ближайшего года и его мысли о них, причем последних было явно больше, чем первых. Между всеми крупными происшествиями всегда была долгая пауза, где-то подольше, где-то не очень, а действующие лица были разными, как будто злодеи составили точный график, кто, когда и где должен навести шороху, причем отклоняться от этого графика категорически нельзя, не то… Не то что? Какое-то наказание? Все они связаны? Спелись, собрались в одну кучку, выбрали главного и теперь пляшут под его дудку? Похоже на это, очень похоже. И почему никто до этого не додумался до сих пор?       Тодороки берет еще один лист, рисует на нем большой вопросительный знак и обводит его пару раз желтым маркером, после чего вешает листочек чуть выше «ТИШИНЫ». Теперь казалось, будто бы все это переплетение нитей ведет прямо к центру, к этой личности, скрытой за маской инкогнито. Шото отходит к противоположной стене, садится на пол, откинувшись назад, и смотрит на картину, которую кропотливо составлял весь последний год. Теперь все выглядит донельзя правильно, этот простенький вопросительный знак вписался просто идеально, как будто там ему самое место. Тодороки облегченно вздыхает, он чувствует, как неподъемный груз догадок и сомнений медленно, но верно скатывается с его плеч и рассыпается в пыль. Ключевой элемент найден. Картина закончена.       Он сидит так еще несколько часов, утомленный неясным удовлетворением от своей собственной работы. Словно писатель, закончивший многолетний труд и рассматривающий день и ночь обложку свежеизданной книги с его именем на ней. За окном темнеет почему-то очень быстро, он почти не замечает, как предзакатное рыжеватое пушистое небо сменяется маревом из темно-синих и черных красок с россыпью далеких-далеких звезд на нем. Тодороки никогда еще не видел раньше такого неба. Только однажды, лежа избитым и подавленным после очередной тренировки с отцом во дворе их дома. Маленький и заплаканный Шото безуспешно пытался соединить мелкие белые точки в созвездия, о которых слышал по телевизору, пока не пришла его мама. Рей, тоже заплаканная, встревоженная, с покрасневшей и припухшей щекой, которую безуспешно прикрывала ладонью, начала показывать ему их, рассказывать о них истории, и это одно из тех воспоминаний, которыми Тодороки дорожит и по сей день.       К тому времени, когда он кажется смог рассмотреть Вегу (если это она вообще, а не какая-то другая звезда), мобильник тихо пиликнул где-то сбоку. Шото удивленно взглянул на часы. Половина одиннадцатого вечера. Что-то экстренное? Вряд ли. Он не работает, а друзей, которым могла бы понадобится его помощь, попросту нет. Реклама? Рассылки супермаркетов или каких-нибудь шарашек? Или сестра?       Тодороки берет одеревеневшими пальцами телефон и отупело смотрит на тусклый дисплей. Сообщение от неизвестного номера с лаконичным и конкретным содержанием. Вы приняты. Ждем Вас в 11:00 по адресу ХХХ, Мусутафу для инструктажа.       И… все? Все так просто? Даже для того, чтобы устроиться в агентстве собственного отца ему пришлось повозиться с анкетами и всякими бланками, а тут у него ничего особого и не спросили. Это хорошо? Возможно, в конце концов, это не имеет никакого значения. Инструктаж уже завтра, если повезет, то Шото уже через час после него сможет получить доступ к заветным данным. Сперва нужно будет проверить полицейские сводки, затем данные патрулей из других агентств и информацию по прошедшей неделе. По новостям ничего такого не было, но это отнюдь не доказывает того, что ничего за это время в Японии не произошло. Тодороки, не переодеваясь, улегся на футон и закрыл глаза. Завтра. Работа, мысли, тревоги, догадки. Завтра. Все это он оставит на завтра.       Сон был неспокойным и недолгим. Шото резко открыл глаза и вскочил на смятых простынях. Сна как не бывало. Он скинул с себя одеяло, отчаянно пытаясь поймать ускользающие сквозь пальцы призраки сновидений. Он никогда не видел снов. Все они как-то забывались в серости будней, во вспышках гнева и бесконечной ярости. Этот сон был первым, который он помнит хоть как-то, и от чего-то он казался слишком важным, он должен его вспомнить, он должен его помнить. Прикрыв лицо руками, он вспоминал, собирал сон по кусочкам мозаики, но никак не мог составить полную картину. Все измазано изумрудным и черным, вместо неба — черная дыра, в которой меркнут и исчезают навсегда звезды. Шото, кажется, просто стоял и смотрел на воронку в небесах. Ни страха, ни отчаяния, ни желания что-либо сделать. Изумруды на черном шелке, водоворот в темном небесном океане. Всполохи огня тонут и меркнут в нем, ледники рушатся, их осколки крошатся в пыль. Шото сглатывает вязкую слюну, смотрит на свои раскрытые ладони. Правая ладонь красная, потная, липкая, левая — бледная, сухая, одеревеневшая от холода.Футон безнадежно испорчен, подпален с одной стороны и промерз с другой.       Тодороки мотает головой, закрывая лицо руками, приводит температуру тела в норму и вскакивает с футона, отбрасывая одеяло в сторону. Потом все заменит. Сейчас у него совсем нет на это времени. Сейчас половина десятого утра и ему нужно срочно собираться и бежать на встречу к Авелю. Быстрый «завтрак чемпиона» из чая и магазинного сэндвича, долгие метания между геройским костюмом и обычной одеждой (в итоге он надел обычный, но костюм героя взял с собой в рюкзаке, ведь случаи, как известно, бывают разные). Секунда на проверку, все ли нужное он взял с собой, и Шото выбегает из дома, не забыв закрыть дверь на ключ.       Долгие полчаса блужданий, и вот он рядом с торговыми кварталами. Вспомнив адрес и прикинув примерное месторасположение здания, Шото вдруг понял, что, черррт, это ведь совсем недалеко от агентства Старателя. Подавив в себе раздраженный вздох, Тодороки устремился в нужном ему направлении. Искать нужное ему здание долго не пришлось. Небольшая, явно новая сверкающая двухэтажка с яркой вывеской над стеклянными дверями выделялась посреди серых зданий вокруг. Шото еще минут пять стоял у дверей, никак не решаясь войти, и лишь тогда, когда на циферблате часов мобильника большими цифрами вывело «10:55», он зашел внутрь.       Увиденное поразило его. В прочих агентствах если и были какие-то свои изюминки интерьера, все равно старались придерживаться нейтрального или официального стиля. Авель же решил не следовать этому правилу. Все убранство помещений можно было описать одним словом — фейерверк. Взрыв всех цветов радуги, милые яркие пуфики, стеклянная стойка с нарисованной радугой на ней, за которой сидит девушка с блондинистыми собранными в две неаккуратные кубышки волосами. Она игралась с чем-то блестящим, но, стрельнув в пришедшего влажными, как будто больными глазами, спрятала это что-то в длинном рукаве бежевого свитера и широко улыбнулась.       — Тодороки-сама, верно? — весело замахала она рукой, подзывая к себе замершего на пороге парня. — Авель ожидает вас! Пройдите по коридору прямо и направо!       Тодороки кивает и на деревянных ногах проходит по светлому разноцветному коридору, безошибочно находя нужную ему дверь. На ней в отличие от остальных изображено огромное смеющееся солнце на зеленом небе. Если это вообще небо. Он осторожно, но уверенно стучится, слышит в ответ громкое «Входи!» и заходит в кабинет. У Шото даже в глазах зарябило от обилия цветов, которыми был наполнен кабинет.       — Ты — Тодороки Шото, да? Улыбнись, Шо-чан, сегодня же прекрасный день!       Двухцветный морщится, но больше никак не выказывает своего недовольства, разве что уже придумывает, как будет отказываться от работы здесь. Авель был известен своей беспринципностью и вопиющей фамильярностью, которые так раздражали двухцветного. О нем всегда говорили, как о человеке крайне невоспитанном, даже встретившись с самим Богом, он не поклонится перед ним, а по-дружески похлопает его по плечу. Ко всем спокойно обращается по имени, коверкая их до неузнаваемости, улыбается так, будто выиграл в лотерее главный приз в десятый раз подряд. Шото честно не знает, как это придурок закончил Юуэй и смог основать свою конторку. Ему даже как-то обидно. Этот инфантильный идиот смог, а Тодороки, такой взрослый и серьезный, — нет.       Авель тряхнул черными волосами, широко улыбнулся, обнажив клыки, и закинул в рот розовую круглую конфету из стоящей на его столе большой стеклянной вазы с кучей таких же конфет. Его вообще не волновала открытая неприязнь Тодороки к нему, как и сам Тодороки в принципе.       — Я не очень люблю таких людей, как ты. Слишком угрюмый и злой, только людей своей рожей пугаешь, — ни с того ни с чего заговорил герой, чей образ никак не вязался с его кабинетом. Тодороки даже стало интересно. Авель весь черный: волосы, глаза, одежда густого черного оттенка. Даже кожа серовата. А вокруг сплошная радуга. Даже как-то противно от такого сочетания несочетаемого. — Но Изу-чан настаивал, а к его советам я предпочитаю прислушиваться. Сейчас он подойдет и объяснит тебе, что к чему, и мы с тобой, надеюсь, больше не увидимся. Решать, взять тебя или выкинуть отсюда, тебя тоже будет Изу-чан. Поэтому постарайся понравиться ему, если ты действительно хочешь эту работу.       Тодороки сжимает руки в кулаки в карманах куртки, но прикусывает щеку и молчит, неотрывно глядя на большие стопки каких-то бумаг и папок. Как откровенно. Хорошо, Авель, ты мне тоже не нравишься, и твои слова ни что иное, как сладкая конфета для меня. Такая же большая и розовая, как и те, что лежат в этой дебильной вазе и раздражают одним только своим видом. Шото почти высказывает это вслух, только в более короткой и грубой форме, как вдруг дверь за ним без всякого стука распахнулась, громко ударившись ручкой о стену.       — Изу-чан! — Авель вскинулся с места, восторженно глядя на пришедшего. — Я так по тебе соскучился!       — И тебе привет, А-ави, — задыхаясь, проговорил вошедший парень. Отдышавшись, он выпрямился и уставился на удивленного Шото. — Тодороки-сан! Вы пришли!       Это все чертов цирк. Все это было подозрительным с самого начала, ему не стоило сюда приходить ни под каким предлогом. Тодороки зло смотрит на Мидорию Изуку и проклинает все, на чем свет стоит. Он открывает рот, почти посылает их на всем известный адрес, но Мидория почему-то улыбается, несмотря на его перекошенное злобой лицо, бросает Авелю плитку шоколада и, бесцеремонно схватив двухцветного за руку мозолистыми уродливыми пальцами, уводит его из кабинета.       — Простите его за это. Авель — сложный человек, но с ним легко работать. Уверяю вас, он только кажется таким грубым.       Тодороки не выдерживает, вырывает руку и останавливается посреди радужного коридора, от которого уже тошнит. Еще немного, и он или будет блевать радугой или превратит это место в вечную мерзлоту. Мидория останавливается тоже и смотрит на него удивленно.       — Что тут происходит? — Тодороки почти рычит, он сейчас наверняка похож на своего отца, только огня на лице не хватает. Изуку, кажется, страшно. Он сглатывает, что видно по дернувшемуся кадыку, пытается улыбнуться, но улыбка выходит какая-то кривая, нервная.       — Вы же звонили вчера насчет работы, верно? Ответили на вопросы, прислали сканы документов. Авель не хотел принимать вас, но я уговорил его. Вы будете работать у нас под моей ответственностью. Вас что-то не устраивает? — его голос подрагивает, и это почему-то притупляет раздражение Шото, заставляет его задуматься и дать себе мысленно пощечину. Мидория смотрит на него немного испуганно, встревоженно. Он смотрит именно так, как все люди смотрят на Старателя, как сам Шото когда-то смотрел на него. Нет, уподобляться ему он не будет. Никогда. И только это заставляет его выдохнуть и смягчиться.       — Да, — отвечает он. Спокойствие, только спокойствие. Мидория кивает и ждет продолжения. Лицо его становится более сосредоточенным, напряженным. –Это здание — отвратительно. Его владелец — идиот. Ты — беспричудный. Меня не устраивает все это. Мидория сжимается, его плечи напряжены. Шото спокоен. Он выговорился хотя бы частично. Изуку ведет плечом, неуловимо, но все же заметно меняется в лице.       — Я понимаю ваши опасения, — говорит он зажато. — Идите за мной, пожалуйста. Я объясню вам все, что касается работы, а потом вы решите, хотите вы остаться или нет.       Тодороки молчит какое-то время, кивает и идет за парнем с темно-зелеными волосами. Его предложение вполне разумно. Глупо отказываться сейчас и бросать все из-за простых эмоций, когда он не знает даже своих обязанностей. Может ему вообще предложат работу вне этого идиотского здания и вдали от радужно-готичного придурка? Поднявшись на второй этаж по радужной лестнице, Мидория подходит к ярко изукрашенной в голубые облака двери и открывает ее, приглашая Шото зайти.       Второй этаж значительно отличался от первого. Вместо чертовой радуги — приятный персиковый оттенок стен, светло-серая мебель, белые двери. Тодороки делает глубокий вдох и выдох и чувствует такое облегчение, как будто все его горести земные вмиг испарились. Спокойный интерьер в нежных тонах не давит на глаза, не кружит голову, умиротворяет. Здесь даже приятнее, чем в отцовском доме. Мидория идет дальше, открывает третью по счету и последнюю дверь и заходит в огромное помещение, которое занимает почти весь этаж. По всему его периметру стоят столы и шкафы, сплошь заваленные папками и бумагами, посередине — большой стол с ноутбуком и принтером. Рядом со столом стоят два стула и стеклянная матовая доска с подставкой, на которой лежат черные и красные маркеры.       — Я — аналитик, — говорит Мидория и прислоняется задом к одному из ближайших столов, на котором аккуратными стопками лежат тетради. — В детстве я любил делать всякие заметки о героях, изучать их стиль боя, экипировку и прочее. Думал, что это пригодится мне, когда я стану героем.       Мидория сделал паузу, закашлялся, прикрывая рот кулаком и отведя взгляд. Зеленые глаза на миг показались Тодороки какими-то нездоровыми, слишком влажными. Впрочем, Изуку вскоре продолжил.       — Сейчас я собираю информацию не только о героях, но и злодеях, различных происшествиях и анализирую все это. Как стоило лучше поступить, как можно было избежать лишних жертв, слабые стороны злодеев, сильные — героев. В общем, я стараюсь продумать то, как герои могли бы делать свою работу легче и лучше, каких героев лучше задействовать в зависимости от особенностей причуд злодеев и так далее. Помимо меня этим занимаются еще несколько человек, но они работают на дому. В случае необходимости я скидываю информацию другим агентствам и полиции.       — Неплохо, — признается Шото. Это действительно впечатляет. Половинчатый берет в руки первую попавшуюся папку и раскрывает ее в случайном месте. На открывшейся странице нарисованный от руки эскиз человека с короткими волосами и маской чумного доктора. Далее детальное описание того самого случая в Хоккайдо. Степень разрушения здания, травмы героев, общая оценка ситуации. Чуть дальше — подробная характеристика того, кто это совершил. Кай Чисаки. Член организации «Восемь заветов смерти». Тодороки читает и не понимает. Картинные эксперты по телевизору все спорили и спорили о том, кем же был тот чудовищный человек, нет, не человек, монстр, который посмел сотворить такое, но личность злодея так и не была раскрыта. А тут о нем есть все, что только можно, от биографии до детального описания внешности.       Тодороки хватает другую папку. Убийство главы полиции Фукуоки. Обвиняемые — некто Даби и Курогири. Ограбление в Кюсю — Тога Химико. Террористический акт на станции Окинавы — Твайс. Шото перебирает папку за папкой. Он знает каждый из этих инцидентов, знает до мельчайших деталей — доказательство тому обвешанная листочками стена в его спальне. Он собирал ее по мельчайшим кусочкам, выуживал информацию из всех доступных источников, коих у Старателя было не просто много, а очень много. Так почему же они все еще не знают, например, что команда трех не таких уж и известных героев из Токио была убита человеком по имени Шигараки Томура, а в этих бумагах расписано о нем все чуть ли не до родословной?       Отвлекшись от характеристик злодеев Тодороки замечает папку поинтереснее. Информации в ней гораздо меньше, но от этого она не менее ценна. Эвакуировать всех людей из торгового центра ХХХ, Хоккайдо. Эвакуировать всех работников банка в Кюсю. Проследить за основным полицейским участком Фукуоки. Ограничить территорию станции на Окинаве. Обезопасить парк развлечений в Мусутафу. Организовать охрану музея в Токио. Шото не дочитывает. Он бросает папку на стол, быстро подходит к сидящему за ноутбуком парню, хватает его за грудки, поднимая с места. В нем бушует такая ярость, какую он чувствовал только по отношению к отцу.       — Ты знал? Ты знал обо всех действиях злодеев? Ты в сговоре с ними? — он не спрашивает даже, а констатирует, и Мидория начинает лихорадочно мотать головой.       — Нет! Нет, вы не так поняли! — он торопливо оправдывается, но Шото его почти не слышит из-за шума кипящей крови в ушах. Кофта Мидории немного опаляется, дымит и покрывается инеем. — Я же сказал, что просто собираю информацию! Мы стараемся предугадать их действия и снизить риск к минимуму!       Тодороки мгновенно осознает свои действия, поддается панике, разжимает руки, и Изуку падает обратно на стул, пока тот смотрит на свои ладони. Он разгневан и все меньше и меньше способен контролировать свои силы. Не хватало еще превратить этого придурка в ледяную статую или горстку пепла. Черт, он же всю свою жизнь с утра повторял себе, что ни разу не воспользуется силой отца, так что же он сейчас творит? Изуку испуганно смотрит на свою грудь, где кофта с безвкусным принтом уже безнадежно испорчена, встает с места и отходит на пару шагов назад на не гнущихся ногах.       — Авель хочет, чтобы мы научились понимать, что замышляют злодеи. Он верит, что таким образом мы сможем спасти больше людей, избежать ненужных жертв, — голос парня дрожит так же, как дрожат руки Тодо. — Я верю в его убеждения, хочу помочь ему. Поэтому я сижу здесь и работаю днем и ночью. То, что вы прочли… Это моя работа. А Авель и его помощники следовали моим указаниям. И я был прав! Торговый центр, банк, Окинава. Там могли погибнуть люди, но никто не пострадал!       — А Фукуока?       Мидория заткнулся, сжал губы в тонкую полоску.       — Это… Ави… Он не уследил. Не послушал меня. Сказал, что злодеи слишком трусливы, чтобы нападать на полицейских. Я не стал уговаривать. То, что мне повезло два раза подряд не значило, что повезет и в третий, но… Я все еще жалею, что не заставил его пойти туда. Если бы вы были вместо него, вы бы пошли даже если и не поверили бы.       — С чего ты так уверен? Ты что, ясновидящий? — ухмыляется Тодороки.       — Нет, — тот мотает головой в ответ. — Просто вы — герой, и вы хотите помогать людям в отличие от остальных.       Они стоят друг на против друга и молчат. Мидория смотрит куда-то в сторону, оттягивает рукой футболку, чтобы мокрая ткань не касалась кожи. Тодороки смотрит прямо на него, пытаясь понять, врет он или нет. Предсказать такое только на основе собранных данных, какими бы они не были, почти невозможно. Разве что…       — У вас есть кто-то, кто обладает причудой предвидения? — делает предположение Шото. Сейчас он немного успокоился, и в нем взыграл здравый ум. Этот офис — просто клад для него. Листочки с жалкими догадками в его спальне — ничто по сравнению со всем, что лежит здесь, на этих столах. Если все то, что он услышал только что, — чистая правда, то с такой группой аналитиков этого агентства он легко сможет подтвердить или опровергнуть свою теорию. Ради этого, ради собственного спокойствия можно ведь потерпеть, не правда ли?       — Нет, — Изуку снова мотает головой, а потом замирает, как будто только что вспомнил о чем-то. — Хотя… Есть один человек. У него причуда «гипердедукция».       Они снова молчат. Тодороки взвешивает все «за» и «против», старается задушить свое упрямство и внутренний голос, который умоляет его уйти отсюда, да подальше. Он смотрит на Мидорию. Тот взволнован, явно нервничает, все еще комкает в ладони испорченную ткань футболки и явно не знает, куда себя деть. Шото вздыхает. Приехали. Он чуть ли не навредил беспричудному беспомощному человеку лишь из-за своих дурацких подозрений. Еще и футболку ему почти сжег.       — Я… Извини. Я был зол, — извиняется он. Мидория поднимает на него изумленный взгляд, но тут же улыбается. Улыбка уже не нервная, не кривая, а очень даже приятная.       — Не стоит извиняться. Вы не сделали ничего такого. Думаю, любой неправильно понял бы все это. Я и сам не особо верил в себя, но… Как видите, что-то у меня все-таки получилось.       В итоге они начинают разговаривать спокойно. Между ними все еще стоит высокая стена из недоверия и подозрительности, но Изуку уверенно пытается пробить ее своей улыбкой и теплыми словами. Он подробно объясняет Шото все его обязанности, показывает, что где находится. Герой слушает внимательно, не пропускает ни единого слова.       Условия оказались вполне себе сносными, почти идеальными. Основная работа его заключалась в разведке местности и сборе необходимой информации. Все остальное время он будет сидеть тут, в офисе, заваленном папками и бумагами, помогая Изуку с его работой. Про патрули и вызовы он может благополучно забыть. Патрулируют здесь только Авель и его помощники, отчеты они присылают напрямую Мидории и никому больше, а в экстренных случаях Шото сам будет решать — вмешаться ему или нет.       — Так… Вас устраивает? — спрашивает Мидория и заглядывает в гетерохромные глаза как-то слишком внимательно. Шото спокойно выдерживает его, поддерживая контакт глаза в глаза и ничуть не меняясь в лице.       — Устраивает, — кивает Тодороки, прекрасно понимая, что лучшей альтернативы он пока не найдет, и на веснушчатом лице расцветает яркая до невозможности улыбка.       — Тогда, приступим к работе? — с неким задором спрашивает Мидория и с громким хлопком ставит на стол перед Шото громадную папку с приклеенным на него листком с надписью «Пятно». Тот смотрит на папку какое-то время, потом придвигает ее к себе и раскрывает на случайной странице, сдувая оттуда пыль. Это будет весело.