Очередной отчет патрулей из агентств Йокогамы. Тодороки незаметно вздыхает, подпирает подбородок рукой и перелистывает несколько почти пустых страниц вниз, а затем закрывает документ. Все спокойно. В Йокогаме тишина и покой, что, несомненно, радует. Впрочем, Мидория вскользь упоминал, что там сейчас наименьший риск возникновения каких-то чрезвычайных антропогенных ситуаций, в том числе и преступлений, поэтому Шото уже и не уверен, что ему вообще стоило просматривать их отчеты. Следующими и последними идут письма из Киото. На них герой даже не посмотрел, закрывая ноутбук и укладывая на него голову правой щекой. Шероховатая поверхность корпуса теплая, даже немного горячая, а в офисе душно, и Тодороки невольно делает температуру своего тела чуть пониже, выдыхая ртом небольшое морозное облачко.
— Тодороки-кун, если ты сломаешь ноутбук, то это будет огромной потерей, потому что я не успел вывести оттуда все, что нужно, — напоминает ему о хрупкости техники Изуку, который все это время стоял у матовой белой доски и что-то чертил на ней время от времени черными маркерами. Шото ничего не говорит в ответ, но все-таки поднимается и садится прямо. Корпус ноута покрылся еле заметной ледяной корочкой, и двухцветный быстренько растапливает ее и выпаривает лишнюю влагу, чтобы этого не заметил его нынешний напарник.
— Все данные в облаке, — вспоминает он после. — Ничего страшного, если он сломается.
— Ты прав, — кивает Мидория и выглядывает из-за доски. На его лице как всегда чуть ли не светится яркая улыбочка, из-за которой на веснушчатых щеках появляются милые ямочки. — Но это не значит, что мы можем халатно относиться к технике. Ави старается обеспечивать меня всем необходимым, но даже он не будет покупать мне новый ноутбук каждый месяц. И тем более, — его выражение лица меняется с радостного на картинно-возмущенное. — Ты хоть знаешь сколько они сейчас стоят?!
Тодороки не сдержался и хмыкнул. Циферблат электронных часов с принтом Всемогущего на пластмассовом корпусе показывали ровно восемь часов вечера, но они не собирались идти домой. Работы было не столь уж и много, но он обещал Изуку помочь ему рассортировать некоторые бумажки. Только увидев их половинчатый хотел уже спросить, столько же лет этим желтоватым с надорванными уголками листкам бумаги с текстом, но тактично смолчал.
Вообще, работа в агентстве Авеля оказалась не такой уж и несносной, какой казалась в первые дни. С самим владельцем офиса Тодороки больше не пересекался ни разу, чему был определенно рад. От радужности первого этажа и лестницы он тоже был спасен запасным выходом, который показал ему Мидория. Никаких патрулей, обязательных собраний и прочего дерьма, которое так отвлекало, но при этом полная осведомленность во всех делах почти всей Японии из-за широкой информаторской сети Мидории и сотрудничества со многими другими агентствами. Каково же было удивление Шото, когда он видел письма с информацией от таких топовых героев, как Топ Джинс, Ястреб, Рьюкью и остальных. Однажды он даже наткнулся на небольшой очерк о последних происшествиях от самого Старателя. В Тодороки моментально проснулось нездоровое злорадство. Надо же, папочка, смотри, даже не работая на тебя, я все равно знаю все, что мне нужно. И тут меня не заставляют делать то, чего я не хочу, и ни к чему не принуждают.
— Тодороки-кун, ты в порядке? — встревоженно спросил тогда Мидория, не отрывая больших глаз от искривленных в усмешке губ сына Старателя.
— Более чем, — ответил ему Шото и ни капли при этом не соврал.
Что касается самого Изуку, то тут двухцветный понял, что на первых порах относился к нему незаслуженно грубо. Сначала вся эта его доброта казалось какой-то слишком показушной и демонстративной, ибо не могут нормальные люди отвечать добром на откровенный посыл на три буквы. И они действительно не могут. Ошибка была в том, что Шото считал Изуку нормальным, каким тот явно не был.
Мидория
странный. Это начало бросаться в глаза через неделю после совместной работы. Он вечно околачивался у стола, заваленного старыми потрепанными тетрадями, бубнил что-то под нос, с головой уходя в раздумья. Иногда тетрадям он предпочитал матовую доску с маркерами, и тогда он мог простоять на месте пару часов, вырисовывая на ровной белой поверхности одному только ему понятную схему. Но этим интересы парня с забавными кудрявыми волосами не ограничивались.
— Что ты смотришь? — спросил Тодороки, когда Мидория не вставал из-за ноутбука уже три часа, и банальное любопытство после столь долгой борьбы победило над безразличием. Парень, что-то внимательно разглядывавший на экране ноута, отозвался не сразу.
— А, это… Это спортивный фестиваль в Юуэй. Хочешь посмотреть?
Третий этап фестиваля — традиционные бои один-на-один — они смотрят вместе, причем Изуку не стесняется теперь бубнить громче, что-то попутно отмечая в тетради. Тодороки не против. Это даже интересно, слушать, как парень рассуждает о способностях учеников знаменитой чуть ли не на весь мир геройской академии и делает прогнозы, кто победит, а кто проиграет. Прогнозы, кстати, получались весьма точными. Половинчатый, конечно, не эксперт в статистике, но они сбывались с точностью в 90 — 95 процентов. То же самое касалось и остального.
Тодороки не поверил своим глазам, когда через две недели работы Изуку подлетел к нему на всех парах и попросил срочно оправить письмо в агентство Старателя.
— Это очень важно, пожалуйста! И сообщи кое-что Ястребу! Кюсю в опасности!
Тодороки взглянул на него скептично, почти обозвал идиотом, но сдержался и выполнил поручение. Как выяснилось позже, не зря. На следующий день по всем экстренным новостям прошлась информация о том, что на Кюсю произошло нападение. Несколько непонятных тварей, далеко уже не людей, а мутантов с мозгами наружу, которые обладают сразу нескольким причудами, внезапно атаковали самый центр города, где по счастливой случайности оказались нынешние герои, занимающие первые две планки топ-чартов. Старатель и Ястреб не без травм и последствий защитили мирных жителей, изничтожив посмевших сотворить такой ужас тварей, и даже схватили одного для дальнейшего расследования.
Это не может быть правдой, это просто совпадение, верно? Шото быстро открывает электронку и прочитывает документы, которые не глядя переслал вчера Старателю и Ястребу по просьбе беспричудного. Наводка. Сообщение о возможном теракте или другой преступной деятельности в центре Кюсю и убедительная просьба проконтролировать ситуацию там. Половинчатый перечитывает документы несколько раз и обращает удивленный взгляд на Мидорию. Тот не отрывает глаз от экстренных новостей, закрыв рот руками. Крупным кадром показывают побитого и тяжело раненного огненного героя и Ястреба, крылья которого значительно поредели из-за рискованной идеи первого.
— Я просчитался, — шепчет Изуку, Шото даже готов поспорить, что его глаза сейчас подернуты влажной пленкой готовых сорваться слез. — Нужно было привлечь еще кого-то. Если он не выживет…
Мидория садится на корточки, его ноги дрожат. Он закрывает лицо руками. Раздается задушенный всхлип, и угловатые плечи заметно подрагивают.
— Тодороки-кун… Прости… Я облажался… Старатель…
Двухцветный не знает, как ему поступить сейчас. Как бы он не старался убедить себя в том, что ему не жаль отца, что так ему, подонку, и надо, глубоко в душе все равно что-то неприятно екнуло. Видеть залитое кровью лицо отца, его ужасные раны, ожоги от его собственного пламени
страшно. И в то же время он все еще не до конца верит в происходящее. Мидория только что спас Кюсю. Если бы не его наводка, если бы Шото не выполнил то, что ему поручили, то исход событий мог бы быть гораздо хуже. В Кюсю не так много агентств героев, там не так уж и много преступников. Если бы там не было сразу двух сильнейших героев, то кто знает, сколько бы еще могла продлиться эта бойня? Сколько бы жертв среди героев и простых людей она бы понесла за собой?
В итоге Шото не говорит ничего. Он даже не встает из-за стола, а Изуку продолжает тихо всхлипывать, сидя на корточках перед телевизором. Герой еще не настолько умел, чтобы пытаться успокаивать других. Его самого бы кто успокоил на самом-то деле. Телефон чуть ли не разрывается от звонков Фуюми и даже Нацуо, но он не осмеливается ответить. Лишь через несколько дней, когда становится известно о стабильном состоянии Старателя, он сам звонит сестре и говорит, что беспокоиться уже не о чем. Злодеи побеждены. Город спасен. Герои живы. Все так, как и должно быть. То же самое он говорит Изуку и кратко замечает, что это заслуга не только героев, но и самого веснушчатого парня. Мидория отпирается от его слов как может, нервно смеется и облегченно вздыхает, узнав о состоянии здоровья Старателя. Наверное, Изуку волновался о нем даже больше, чем его «совершенное творение».
После инцидента в Кюсю Тодороки стал относится к Изуку более мягко и внимательно хотя бы из уважения к его способностям. Парень не врал. Каким-то удивительным образом из мельчайших крупиц практически ненужной информации он мог составить удивительно точную картину настоящего и ближайшего будущего. Тодороки наблюдал за ним, старался уловить ход его мыслей, но все равно не мог постигнуть секретов его дедукции. Нестандартное мышление, удивительные способности анализа и мышления вызывали достойное уважение и восхищение. Вот уж кому было бы под силу решать сложнейшие задачи из особых геройских курсов Юуэй. Теперь слова Мидории о том, что он пытается предугадать действия преступников, казались не такой уж и сказочкой, а самой настоящей истиной, потому что вся эта «магия» происходила прямо на глазах у самого Шото.
— Прекрати, — засмеялся Изуку, стирая следы от красного маркера новой губкой. Он и сам стал общаться с ним в несколько иной манере, более свободной, более мягкой, как будто он разговаривает не с напарником по работе, а старым другом. — Ты во мне взглядом дыру прожжешь, Тодороки-кун.
— Что ты делаешь? — спрашивает в итоге гетерохром. Он уже два часа смотрит, как Мидория бубнит что-то изредка. прикрывая рот левой ладонью и с силой сжимая красный маркер в изломанных мозолистых пальцах правой. На доске какая-то примитивная схема, кажется, карта города, но Шото не узнает ее.
— Это… — Мидория не спешит с ответом, делает пару пометок красным, кладет маркер к остальным и поворачивается к напарнику. — Это карта Камино. Мне все время казалось странным, что в отчетах патрулей оттуда указывается, что в одном из районов часто проезжают грузовые машины с интервалом примерно раз в двое-трое суток, но этот маршрут крайне неудобен для грузовых автомобилей из-за плотности движения, да и никаких промышленных объектов там нет. Их много раз осматривали, но ничего подозрительного в них не было. А вчера объявился злодей, чья причуда была способностью насылать на окружающих иллюзии.
— То есть?
— В том же районе располагается база якудза «Восьми заветов смерти». Они уже много лет ничего не предпринимают, ибо после появления причуд подобные организации стали слабее, но мне все равно неспокойно, особенно теперь, — поясняет Мидория, и Шото сразу вспоминает некоторые досье из его папок. Кай Чисаки или Восстановитель, Хроностазис, Мимик и прочие звезды последних крупных трагедий Японии без сомнений причислялись к организации именно с таким названием. Совпадение? Нет. Это просто не может быть совпадением.
— Еще меня волнует то, что в подполье появились два новых вида наркотика — «Стиратель» и «Усилитель» причуд. Они стали появляться только после того, как люди заговорили о «Восьми заветах». Я… — Мидория скрестил руки на груди и поежился, будто бы в офисе подул холодный ветерок. — У меня плохое предчувствие насчет этого.
И не без основания, Мидория. Твои плохие предчувствия имеют свойство сбываться, и это одновременно и хорошо, и плохо. Тодороки откидывается на спинку мягкого офисного стула, прокручивая все это у себя в голове и уже прикидывая, кого можно будет привлечь к этому делу. Только сейчас он задумывается о том, что начинает думать в том же ключе, что и Изуку. А еще он, кажется, начинает слишком сильно доверять его предчувствиям.
— Что намереваешься делать? — спрашивает он в итоге после нескольких минут молчания.
— В том же городе находится агентство героя сэра Ночноглаза, — пожал плечами Изуку. –Нужно сообщить ему. Уверен, он разберется с этим гораздо лучше меня и предпримет необходимые действия.
— Почему не ты?
— Он — профи и герой, которого уважают, а еще обладает сильной причудой, — слабая, но горьковатая усмешка, сравнимая с не слащеным крепким кофе с молоком. — Это просто догадки, мне не поверят, а к нему прислушаются. Так будет лучше.
— Тогда посоветуй ему обратиться за помощью к учителям Юуэй, — предлагает Тодороки, а затем поясняет, заметив на себе удивленный взгляд зеленых глаз. — Учитывая информацию о том, кто может состоять в «Восьми заветах», героям понадобятся те, кто обладает способностями контроля, например, Полночь или Сотриголова.
— Отличная идея, Тодороки-кун!
Лучше не стало. И вот они снова смотрят экстренные новости. В ходе тайно разработанной совместной операции про-героев и некоторых стажирующихся учеников и учителей Юуэй была раскрыта и уничтожена база «Восьми заветов смерти» в Камино. Основные ее члены схвачены и заключены за решетку. Пленные и заложники освобождены и находятся под опекой врачей. Главарь — Кай Чисаки — смог скрыться, пусть и получил тяжелые травмы. Почти все герои получили травмы и ранения различной тяжести. Кто-то из учеников лишился причуды. Сэр Ночноглаз находится в реанимации, но шансов на выживание у него почти нет.
— О боже, нет… — на глаза Изуку снова наворачиваются слезы. Тодороки, которому надоело наблюдать за плачущим напарником, хочет обозвать его плаксой, ударить по лицу, привести в себя, засунув за шиворот кусочки льда, но вместо этого кладет холодную правую руку на подрагивающее плечо. Веснушчатый начинает извиняться и размазывать слезы по лицу, но Тодороки останавливает его и неуверенно говорит, что неприятности случаются, и герои тоже плачут. Иногда.
— Я — не герой, — вполне резонно отвечают ему, но Шото не согласен. Хватает одного брошенного в сторону заваленных документацией столов, чтобы он со всей искренностью сказал, что Мидория — герой. Непризнанный, слабый, беспричудный, но обладающий непрошибаемым желанием помогать и спасать. Была бы у него причуда, и он стал бы героем и героем гораздо лучшим чем те, что имеют наглость величать себя этим словом. Но он молчит, хоть и не убирает руки с чужого плеча.
Связь между ними незаметно для самого Тодороки крепнет все сильнее от одной чрезвычайной ситуации к другой. Раньше Тодороки не засиживался допоздна и уходил домой часов в восемь, и каждый раз Мидория оставался после него, что-то в своей манере бормоча под нос и орудуя маркерами на доске. Приходя на работу, герой сонно зевал и наблюдал ту же картину, что была и вчера вечером. Парень с вечной улыбкой работал день и ночь, у него не было никакого чувства меры, поэтому двухцветный стал немного переживать об этом. Уходил ли Мидория домой? Спал ли он? Успел ли поесть? Все эти вопросы стали невольно тревожить Шото, и потому он стал задерживаться попозже, чтобы проконтролировать это.
Часов в девять вечера он напоминал, что очередной рабочий день закончился, выключал всю технику и терпеливо ждал, пока Изуку не соберётся домой и не выйдет из здания. Он внимательно заглядывался на веснушчатое лицо, стараясь заметить любые признаки недосыпа или переутомления, и, замечая таковые, с укоризной смотрел на то, как Мидория пытается лихорадочно оправдаться и перевести его внимание с темных кругов под зелеными глазами на что-то другое. Во время обеда Шото стал отлучаться на пару минут в ближайший магазин, чтобы купить что-нибудь более или менее питательное и полезное для себя и своего напарника. Изуку всегда искренне благодарил его за заботу и стеснялся, покрываясь красными пятнами.
— Спасибо тебе, Тодороки-кун, — говорит он, сжимая в руках коробочку с каким-то блюдом и подкрепляя свои глаза фирменной улыбкой. — Тебе действительно не стоит так беспокоиться обо мне.
— Ты много работаешь на благо других людей, но не стоит забывать и о себе, — говорит заранее заготовленную про себя фразу Шото и открывает свой обед. Изуку смеется и садится напротив.
— Это должен был сказать я, — Мидория складывает руки перед собой в традиционном жесте и желает приятного аппетита. — Я все еще удивляюсь, почему ты согласился остаться здесь. Я имею в виду… Ох, это кацудон! Как ты угадал?
Тодороки никак не реагирует на это, но мысленно закрепляет в своем сознании, что Мидория, кажется, очень любит это блюдо.
— Я хотел сказать, — прожевав с мечтательным видом первый кусочек, продолжил Изуку. — Ты очень силен. Я видел спортивные фестивали Юуэй, в которых ты участвовал, не обижайся, ты знаешь о моей привычке. В общем, я собрал некоторые данные про тебя. Огонь и лед. Это очень мощная причуда, которой можно найти самое разное применение. Еще у тебя неплохие физические данные, хорошая реакция, чувство боя и оценка ситуации. Не отрицай, пожалуйста, все, что я сказал, является чистой правдой.
Шото и не хотел отрицать. За всю свою жизнь он слышал это не раз и от отца, и от учителей, но слышать это от Мидории почему-то приятнее, по крайней мере, его слова не хотелось пропускать мимо ушей. Хотя бы потому, что Мидория всегда все оценивал объективно и справедливо.
— Исходя из этого ты мог бы стать отличным героем в сфере расследования преступлений. Ты так же мог бы хорошо показать себя в спасении людей при различных стихийных бедствиях и прочих чрезвычайных ситуациях.
— Я бы не смог.
— Но почему? — искренне удивляется Мидория, даже отвлекшись от своего любимого блюда.
— Я все еще не могу принять это.
Изуку смотрит на него слишком внимательно и странно, поэтому Шото полностью отвлекается на еду. Глупо было предполагать, что этим все закончится, верно?
Мидория немного меняется. Он все еще старается каждую лишнюю минуту посвятить работе, но теперь он более внимательно относится и к своему здоровью. Они вместе уходят с работы ровно в восемь часов и приходят почти одновременно. Лицо у Изуку светлеет, на щеках появляется здоровый румянец, и глаза блестят энергией и радостью, пусть под ними все еще заметны темные тени недосыпа. Он приносит обед, который готовит самостоятельно и приносит нарочно много, чтобы поделиться с Шото. Самому себе он часто готовит свиные котлетки, а для напарника — холодную собу и зеленый чай в термосе.
— Если подумать, я заметил кое-что странное в тебе, — в очередной раз за обедом Мидория завел тему о Тодороки и его «проблеме» и продолжил несмотря на угрюмый взгляд последнего. Он становится все более и более свободным в отношении Шото, затрагивая все те деликатные темы, за которые любому другому тот разбил бы лицо. — Я пересматривал свои тетради и записи спортивных фестивалей Юуэй. И ты не использовал свою огненную причуду. Ты ее вообще ни разу не использовал.
— Тебя это не касается, — слишком резко для того, кто пытается сохранить хладнокровие, сказал Шото. Изуку на это было уже все равно — он уже успел потонуть в бесконечно потоке своих мыслей.
— Сначала я подумал, что ты владеешь только льдом, но это не так, ведь там, на первом фестивале, ты заморозил одного из противников и создал такую огромную ледяную глыбу, которая напугала даже зрителей, и потом сам же с легкостью растопил ее. Причем ты растопил ее левой рукой, а все атаки льдом начинал с правой руки или ноги, то есть твою причуду проще назвать «двумя половинами»: правая — лед, а левая — огонь. Если это так, что, наверное, существует определенная разница в силе причуд. Может быть, огонь настолько слаб, что ты способен им только создавать небольшое тепло, которым можешь, например, растапливать лед? Нет—нет, это глупо, тогда ты не мог бы отрегулировать температуру своего тела, она была бы ниже обычной из-за преобладания ледяной причуды над огненной. Или это не имеет значения? Но ты никогда не мерзнешь, и тебе никогда не жарко, значит, ты хорошо адаптируешься к любым температурам, и обе половины твоей причуды уравновешивают друг друга. Твоя ледяная причуда поражает, и ты мастерски пользуешься ею. Значит, и огненная должна быть примерно на том же уровне. Может ли быть…
— Мидория, — прорычал Шото, с громким стуком положив палочки на стол.
— Ты плохо контролируешь ее? — закончил излагать свои мысли Изуку, не обратив никакого внимания на раздражение напарника. Молчание продлилось какое-то время. Шото быстро доел собу и сделал пару глотков чая, пока веснушчатый не сводил с него вопросительного взгляда. Хочешь правды? Хорошо. Ты получишь правду. Шото даже интересно, что ты будешь с ней делать.
— Ты наверняка знаешь, что мой отец — Старатель. Он сделал себе громкое имя в качестве героя, но его всегда не устраивало место второго после Всемогущего. И поскольку он знал, что самому ему с ним не совладать, он придумал план.
— К чему ты ведешь?..
— Ты слышал о браках ради причуд? — Мидория выпрямился, сглотнул. — После появления причуд такие браки стали настоящей проблемой второго и третьего поколений. Люди выбирали партнера только для того, чтобы улучшить свою причуду и передать ее потомству. Многие подобные браки заключались насильно, отбрасывая этику в сторону. Мой отец… Этот подонок легко подкупил семью моей матери своим именем и деньгами и взял под свою власть ее причуду. Все, чего он хотел, так это получить ребенка, который стал бы сильнее Всемогущего.
— Тодороки… Это ужасно… Твой отец…
— В пекло его! — вспылил Шото, грубо прерывая несмелые слова Изуку. Давно он не чувствовал этого, даже успел немного позабыть, каково это, когда старые раны вскрываются, и он тонет с головой в горечи прошлого и злости. — Я никогда не буду танцевать под его дудку!
Он посмотрел на свою левую руку, сжал губы в тонкую полоску и несмело коснулся пальцами застарелого шрама. Изуку теперь даже и не пытался раскрыть рта. Шокированный, удивленный. На его лице легко было прочесть страх и вместе с тем беспокойство. Тодороки закрыл всю левую сторону лица рукой и опустил голову вниз. Его подбивало на откровения, ярость, в которой он варился всю свою жизнь, наконец-то нашла хоть какой-то выход.
— Сколько себя помню, мама все время плакала. «Твоя левая сторона уродлива», — сказала она, когда выплеснула на меня кипяток. Я всегда стремился победить остальных из собственных побуждений, не используя причуду своего отца…. Нет, не так… Я стремился стать первым без ее помощи и таким образом отречься от отца.
Мидория не меняется в лице, тогда как сам Шото, он уверен, выглядит устрашающе в своем гневе. Его глаза. Однажды кое-кто сказал ему, что его глаза точь-в-точь похожи на глаза его отца - они тоже полны ненависти к кому-то, кого он никак не может победить. Изуку промаргивается, тупит взгляд вниз. Он открывает рот, чтобы сказать что-то, но сильно сжимает губы, останавливаясь. Откладывает палочки в сторону, отодвигает от себя тарелку, жмурится и снова поднимает глаза. Теперь уже отчего-то уверенные.
— Мы словно из разных миров, — он пытается изобразить то ли усмешку, то ли улыбку, но выходит что-то среднее. — Я никогда не смог бы стать героем. Я им и не стал. Все, что я могу, это отдавать всего себя для того, чтобы пытаться помочь всем, и улыбаться, поддерживая остальных. И всего этого я достиг только благодаря людям, которые спасали меня. Тодороки-кун… Я не знаю всех твоих обстоятельств, и мои слова могут показаться тебе смешными, и все же… Да, причуды могут наследоваться от родителей к детям, но... Родственные связи не важны, важны только твои собственные мотивы и желания, поэтому я считаю, что это
твоя сила. Ты — не раб своей крови, Тодороки-кун.
Сердце пропускает удар, еще один, а после начинает биться часто, почти аритмично. Дыхание спирает в груди, оставляя внутри какое-то подобие вакуума.
Все в порядке, Шото
В голове, на самых задворках сознания всплывают давно убитые, зарытые под множеством слоев земли воспоминания. Он иногда видел их во снах, но всегда просыпался и прогонял их, словно это были кошмары. Почему же он забыл это? Почему он предпочел забыть это? Не важно. В конце концов, никто и никогда не смог бы убежать от собственной памяти. Не смог сбежать и он.
Ты же хочешь стать героем, верно?
Мягкая женская рука поглаживает ребенка по волосам, тихий нежный голос, спокойная улыбка. На фоне мигающий экран телевизора. Маленький мальчик во все глаза смотрит на сменяющие друг друга картинки и улыбается. Рядом с ним самый драгоценный, самый прекрасный человек на всем свете, который служил для него одним единственным лучиком света в темном мире. Это мама. Она легонько треплет его волосы и говорит что-то. Что же она говорила?
Если ты точно знаешь, чего хочешь добиться в будущем…
Слова, очень важные, но отчего-то забытые, раздаются в ушах оглушающим эхом. Тодороки сжимает свою кофту на груди, комкает в кулаке мягкую ткань. В груди все еще вакуум. Тяжело дышать.
Все хорошо, Шото.
На глаза наворачиваются непрошеные слезы, он делает судорожный вздох, но воздуха все еще не хватает.
Ты — не раб своей крови
Он не понимает, повторяет ли свои слова Изуку, или это в его голове продолжают раздаваться отголоски прошлого.
Ты сможешь стать тем, кем захочешь.
Он уже близок к тому, чтобы заплакать. Он не помнит, когда плакал в последний раз. Лет в пять, наверное, во время тренировок, когда его рвало от перенапряжения, и когда он, еще маленький, с повязкой на глазу, обвинял отца в том, что тот свел маму с ума. Как давно это было? Шото думал, что он разучился плакать, что его слезы высохли уже давно, но, кажется, он ошибался, потому что чувствует, как по щекам пробегаются редкие слезы. Как же он жалок сейчас, как уязвим...
— Тодороки-кун?! — Мидория вскакивает с места, он явно паникует. –Тебе плохо? Прости! Черт!.. Я помогу! Подо…
— Мидория, — Шото, сглотнув-таки вставший в горле ком и наполнив легкие воздухом, смог выдавив из себя слова и какое-то подобие усмешки. Его голос звучит странно, поэтому Изуку вмиг замирает. — Ты что, служба бесплатной психологической помощи?
Мидория не знает, что ответить на эту шутку (да и шутка ли это?), он все еще паникует, но пытается улыбнуться, лепечет что-то, вьется вокруг него, стараясь помочь, открывает окна, проветривая помещение. Тодороки ничего из этого не нужно. Он уже почти успокоился, но в голове все еще вспыхивают эти воспоминания. Зачем он пытался забыть это? Почему он так старательно пытался избавиться от той частички тепла, которую подарила ему мать? Он ведь знал это. То, что сказал ему Изуку, для него далеко не новость. Неужто глухая ненависть способна так сильно заглушить здравый разум?
— Мидория, — зовет он напарника. Уже вечер, а они так и не перекинулись ни словом с обеда. Шото мог бы ничего ему говорить, мог бы не благодарить за это, но пустое молчание становится слишком тяжелым, почти невыносимым, особенно когда в ушах все еще далеким эхом раздаются заветные слова. Изуку выглядывает из-за доски и неуверенно смотрит в разноцветные глаза. Он все еще не в себе, шокирован историей Тодороки, и потому наверняка боится сейчас оступиться, сказать что-то неправильно. Половинчатый тоже смотрит на него какое-то время и выдыхает тихое «спасибо».
Он мог бы ничего не говорить и не благодарить, имея полное на то право. Изуку не сказал ему ничего нового, в конце концов, а лишь напомнил то, что помнить не хотелось, открыл глаза на очевидное, согнал с глаз пелену гнева. И только поэтому он должен был сказать ему одно чертово слово.
Глаза Мидории распахиваются в удивлении, лицо его покрывается красными пятнами. Но почти в ту же секунду он мягко улыбается и кивает, принимая благодарность.
— Все хорошо, Тодороки-кун.
Нежный материнский голос в голове перемешивается с мягким тембром Изуку, и в унисон они вторят всего несколько теплых слов.
Все хорошо.
Все действительно будет хорошо. Если не в мире, то в этом просторном офисе точно. И не важно, что происходит там, на улице. Пускай там бушуют штормы и идут дожди. Главное, чтобы в этом огромном помещении, где пахнет бумагой и немного пылью, была ясная погода.
После всего этого связь между ними становится прочнее, они даже начинают не просто разговаривать, а именно общаться, понимая друг друга. Мидория смеется, улыбается теперь чаще и теплее, пытается вытащить все его проблемы наружу и непременно решить их своей неисправимой твердолобостью и проницательностью. Однажды он называет Шото своим другом и выжидающе смотрит потом на двухцветного, будто ждет его реакции. Герой никак не реагирует. Он уже считает Мидорию одним из тех людей, которые однозначно заслуживают его доверия, и это нечто гораздо большее, чем просто дружба. Это
вера в человека. В последний раз он верил только в свою мать и в самого себя.
Теперь он верит в Мидорию, и эта вера дает ему силы не поддаваться призракам прошлого. Шото временами забывает про отца, медленно, но верно забывает про свои прошлые страдания. Изуку говорит ему, что он справится, что нужно просто отпустить свои страдания, называет его красивым и даже привлекательным, говорит, что шрам его вовсе не уродует. Тодороки неуверенно касается своей левой стороны лица и прислушивается к собственным чувствам. Ничего. Ожог не является более каким-то сакральным клеймом, он не вызывает более ни гнева, ни злости, лишь немного жалости к самому себе. Все становится проще, светлее, добрее. С каждой улыбкой Изуку солнце становится теплее, а небо — ярче.
Проходит еще пара месяцев относительной тишины в стране, и Тодороки решается на отчаянный шаг. Он долго уговаривает себя на это, подгоняя себя отчаянием. Один он не справится. С начала его работы у Авеля сеть листочков и ниток в его спальне стала еще больше, и занимает теперь две смежные стены, но это все, на что он способен. Вопросительный знак, обведенный в желтый круг как будто насмехается над ним, человек, который скрывается за ним, смеется над его бесплодными потугами. Это раздражает, и в своей собственной спальне он более не чувствует покоя. Тодороки иногда спит в гостиной, чтобы не видеть увешанных исписанными листками стен. Он не справится с этим в одиночку, как бы не храбрился и не бил пяткой в грудь. На самом деле он и не стал бы просить помощи, если бы это был не веснушчатый парень по имени Мидория Изуку.
— Это… — парень замирает перед стеной, быстро пробегается глазами по листкам, соединенным красными нитями. — Это невероятно…
Тодороки волнуется, но внешне выглядит абсолютно спокойным. Впустить в свою квартиру кого-то постороннего, когда здесь ни разу не была даже сестрица Фуюми, было тяжело, очень тяжело, но его успокаивало то, что это хрупкий беспричудный, но по-своему удивительный парнишка с ослепительной улыбкой. Мидория внимательно рассматривает каждый листок, уделяя больше внимания подчеркнутым или обведенным записям, прослеживает связь между заметками с помощью нитей и изредка начинает что-то еле слышно бормотать.
— Удивительно, — в итоге после почти часа изучения трудов Шото выдает он. — Я знал, что у Старателя тоже широкая сеть информаторов и хорошие следователи. Хотя, это не удивительно, он же известен как герой, раскрывший самое большое количество преступлений. Не стоило недооценивать его…
— Это не Старатель, — опровергает его предположение Тодороки и видит удивленные зеленые глаза.
— Это… Это ты? — спрашивает Изуку с таким видом, будто не верит, а потом восхищенно улыбается. Зелень радужки чужих глаз вспыхивает на миг азартом. — Невероятно! Я уже упоминал, что ты очень умный и способный, но это… Это реально классно! Ты так легко связал одно с другим и пришел к удивительным выводам. В одиночку! Ты нереально крут, Тодороки-кун! Ты же не против, если я изучу все это поподробнее?
— А для чего, ты думаешь, я тебя сюда позвал? — говорит Шото, и аналитик тут же бросается распутывать эту сетку из красных нитей и внимательно прочитывать каждую его заметку. Так проходит несколько часов. Тодороки наблюдает, как Мидория снова блуждает в своих размышлениях, расставляя по полочкам всю собранную на этой стене информацию. Уже сонный и уставший, он почти не замечает странноватую усмешку на тонких губах, когда парень снимает со стены листочек с тем самым вопросительным знаком.
