Ночные

      Этот крошечный домишка, с маленькими окошками, плотно занавешенными старыми шторами цвета лососины, по сравнению с той дырой, где они провели последние недели — просто роскошь. Лайонел однажды пришёл со связкой ключей и сказал, что они переезжают. «Куда?» — спросил Брент. «На юг», — ухмыльнулся Лайонел. «Юг» означало смещение в Уайт-Сентер, в зону частной застройки. Как обычно, Брент не стал расспрашивать, откуда Лайонел берёт все эти ключи. И кто жил в домике до них.              Брент, накинув на голое тело махровый халат (серый, слегка заскорузлый — его явно носили годами) стоит перед зеркалом в ванной (свет — из коридора, через приоткрытую дверь), оттянув нижнее веко, рассматривает лопнувшие сосуды, когда Лайонел налетает сзади. Брент едва не падает, в последний момент успевает вцепиться руками в раковину.       — Ээй! Осторожнее! Что надо?       — Нас пригласили на вечеринку, Бренто! — Лайонел выглядит как ребёнок, которому родители организовали праздник в самом заветном кафе-мороженом.       — Что за вечеринка? — Брент начал осторожничать. Ему не нравится этот район. Он им не подходит. Их места — подвалы и крыши центра, а не это одноэтажное не пойми что. Брент снова оттягивает веко, словно пытается найти что-то новое в сетке красных прожилок.       — Вечеринка, вечеринка, Бренто! Настоящая вечеринка! Выпивка, наркотики, девочки…       Брент кривится. С девочками в последнее время не клеится совсем. Словно тумблер переключили. Отражение лица Лайонела в зеркале — как будто рябь скользнула по улыбке от уха до уха, погасив её свет.       — Ты что, не хочешь?       — Я хочу спать, — раздельно говорит Брент, ощущая прилив усталости. Зима была слишком длинной и трудной. И уже утро, в конце-то концов. Птицы за окном поют, как сумасшедшие — словно тонкие иголочки ввинчиваются в мозг. В этом районе гораздо дольше нужно идти, чтобы добраться до ближайшего магазина. Все при машинах. Кроме них.       В этом районе слишком много собак.       Лайонел не говорит ни слова. Только ощущение меняется — только что всё было хорошо и вдруг...       — Ладно. — Брент закрывает глаза. Чёртова слабость. Только бы не свалиться прямо здесь. — Где вечеринка?       И опять — смена ощущений, как будто облако промчалось и вновь выглянуло солнышко. Тепло. Язык Лайонела щекочет шею. А потом — в самое ухо, так, что мурашки по коже:       — Брейс-пойнт, Эндолин.       — Когда? — (Не раскрывая глаз.)       — Этой ночью...        Брент закусывает губу. Лайонел продолжает искушать:       — Бренто, когда ты охотился в последний раз? Тебе необходима эта вечеринка. Нам необходима…       Секундная заминка.       Битва проиграна.       — Ладно.       Руки Лайонела сжимают плечи. И вдруг — острая боль там, где шея переходит в плечо, прямо по незажившей, едва успевшей затянуться корочкой ране: Лайонел кусает.       — Бля, — выдыхает Брент. Тепло? Даже жарко.              Они придут позже всех и не останутся до конца. Стоя на обрыве с видом на залив — западное небо остаётся тёмным, но на востоке скоро покажутся первые лучи — Брент ждёт Лайонела. Только бы всё было хорошо. Только бы не облажаться… Он так и не смог заставить себя быть охотником сегодня. Всё с того чёртова дня и «Энни». Лайонел сказал ему как-то, что берёт только тех, к кому расположено его сердце. Что сердца должны входить в унисон, иначе… Брент садится и закуривает.       Его пугает то, что его собственное сердце не желает ни с кем больше входить в унисон.       За одним-единственным исключением.