Ночные

      Середина августа. Утреннее солнце жжёт глаза сквозь веки и тёмные очки, надо бы встать, но тело ощущается отдельными, связанными колючей проволокой, металлическими прутьями — слишком тяжёлое, неудобное, неподъёмное. Встанешь — не удержишь конструкцию, рассыпешься с грохотом и звоном. Голова гудит, она превратилась в перегнивший арбуз, ударь по корке — взорвётся коричневой мякотью. Как не помешало бы сейчас одно из анти-похмельных средств Лайонела!       Лайонел. Снова здесь, под хрупкими костями черепа, среди арбузной гнили. «Изыди», — шепчет Брент, жмурясь за очками.       Он ведь так и не нашёл тот чёртов нож. И не вернулся к Лайонелу. Почему он до сих пор в Сиэтле? Что держит его? Словно завязался узел, и пока не распутаешь — не уйдёшь. «Когда-нибудь...» — начинает Брент и никогда не доводит мысль до конца. Разве он не знал, как действует Лайонел? Но почему так страшно показалось — с тем стариком? Потому что он никогда раньше не видел, как Лайонел убивает. Тогда, на вечеринке, Брент был не в себе. А здесь... зачем душить, если можно было просто сломать ему шею, скинуть вниз — и всё... Брент мотает головой, ощущая очередной прилив жгучей мигрени, охает. Не надо было столько пить. Этой ночью. И предыдущей. И до неё. В кого он превратился? Вечно пьяная шлюха. Скальпель потерялся несколько недель назад, тогда ещё. Лайонел делает это руками... Хватит, Бренто, вставай. Тело не слушается. Вставай, засранец...       ...не открывая глаз, Брент ощущает, как рядом останавливается человек. Девушка, судя по запаху. Медлит, изучая его. Конечно. Ещё пальцем начни показывать. Злость заставляет открыть глаза — слёзы, горячие и едкие, как кислота, тут же наворачиваются, начинают течь по щекам: слишком много солнца. Задержись здесь ещё чуть-чуть — оно непременно убьёт тебя.       «Что встала?» — хочет рявкнуть Брент, но только стонет снова, а девушка в этот же момент произносит:       — Брент? — Немного нерешительно. Брент вздрагивает. Только этого не хватало.       — Рита? — Голос отвратный, севший от спиртного. Глаза болезненно фокусируются. Крошка Рита, младшая сестра Кары. Короткий сиреневый топ открывает смуглый подтянутый животик, волосы заплетены в множество тонких косичек. Похожа на сестру — и не похожа одновременно. Такая юная. Такая... (Брент принюхивается.) Да, всё ещё чистая.       — Тебе плохо?       — Мне... — Сейчас бы съязвить, но, кажется, не тот момент. Поэтому Брент признает:        — Очень. Очень плохо.       Рита присаживается рядом. От неё веет цветочными духами. Что-то внутри Брента ёкает, желудок сводит судорогой, когда ладошка девушки касается его руки. Как хорошо, что он уже успел проблеваться раньше. Нет, это не тошнота, запоздало осознаёт тело (не мозг), это сильнейший голод.       — Я знаю, ты любил её, — тихо говорит Рита. О ком она? О сестре? — Кара говорила... ты никогда не бил её...       — Это так.       — Ты спас меня тогда, в клубе. — Ах, тот случай с Лайонелом... — У меня шрам остался. — Рита показывает руку. В основании большого пальца — след от укуса. Чёртов Лайонел солгал... как обычно. Брент вздыхает. — Когда Кара... после её смерти я удрала из дома. От моего сраного отчима. Переехала сюда. — Сколько ей лет? Вроде бы, Кара упоминала что-то про грядущий день рождения весной... значит, уже пятнадцать... — Живу теперь сама.       — А мать?       Рита пожимает плечами:       — Она по крайней мере не будет больше беситься, что мистер слизняк на меня смотрит...       Брент закрывает глаза. Пульсирующие тёмно-красные пятна пляшут на обратной стороне век. И снова — что-то тянет внутри, когда Рита касается его руки:       — Брент? Тебе негде жить? — Ну вот. Дошёл до ручки. Бренту не хочется спорить.       — Да.       — Можешь пожить у меня... у нас. Я с парнем живу.       «А чего это ты такая добрая?» — накатившая злость испаряется, стоит открыть глаза и снова увидеть Риту. Девчонка пережила не самые лучшие времена. Она просто хочет помочь.       — Хорошо.              Полчаса сомнамбулической перестановки ног — шаг, ещё один, следующий — потом спасительно тёмный подъезд и лязгающий лифт — цветочный запах и теплота тела рядом, в полуметре о себя, сводят с ума — Рита нажимает кнопку звонка — глаза немного передохнули в полумраке, но всё равно, когда распахивается дверь, единственное, что видит Брент, и что заставляет его замереть на месте, а сердце — пропустить удар — это улыбка. Неповторимая солнечная улыбка.       Брент проваливается в черноту.