Ночные

      Лайонел в последнее время всё больше пропадает, появляется налётами, неожиданно возникает словно ниоткуда, живёт пару дней — и исчезает снова. Нет, никакой «жизни втроём», по крайней мере — здесь и сейчас.       Иногда Лайонел берёт с собой Леона.       Иногда Бренту кажется, что время начинает сыпаться, как песок сквозь пальцы, дни и ночи — всего лишь крупицы в бесконечном потоке всегда. Собственное существование представляется такой малостью, такой... бессмыслицей. Любовь? Брент не уверен, что он вкладывает правильный смысл в это слово. Что кто-либо вообще вкладывает правильный смысл в это слово...       Временами Брент чувствует следы присутствия Лайонела — возвращаясь после «работы» (хотя это, скорее, жизненная необходимость теперь) или долгих одиноких прогулок (в основном — по побережью, потому что если Брент гуляет в городе, ноги сами собой приводят его неизменно к собору Сент-Джеймс, и это Бренту не нравится) домой — и в этом нет ничего плохого, просто напоминание: «был тут». Принятое решение не охотиться больше создало между ним и Лайонелом словно бы невидимую преграду. Но теперь у Лайонела есть ещё и Леон. Есть ли Леон у Брента?              Огороженная площадка для любителей покататься на скейте. Поверхности, покрытые наслоениями граффити, остатки разбитых в щепки досок, пустые баллончики из-под краски, мятые алюминиевые банки с нечитаемыми названиями шипучих сладких напитков. В этот поздний час здесь уже никого нет, даже самые заядлые тусовщики разбрелись по другим местам. Не так давно какой-то придурок (среди местных ходит слух о наци-придурке) переколотил большинство фонарей, и лампы пока что не заменили. Но это — как и холодный ноябрьский ветер — не мешает фигурке в мешковатых джинсах и растянутой кофте, грохоча колёсами, упрямо кататься по выгнутым бетонным стенкам.       Брент, укрывшись в тени, наблюдает, как Леон выполняет олли, флипы, слайды и мэнуалы, задерживается, балансируя, на верхней грани и снова ныряет вниз.       О чём он думает? Или не думает вовсе, отдаваясь движению, скольжению, стараясь не потерять равновесие? Самый обычный подросток, фанат своего дела. Он ещё всё может изменить в своей жизни. Всё впереди для него. Брент смотрит, как Леон выполняет очередной флип-трюк: ноги отрываются от доски для того, чтобы приземлиться на неё секундой позже.       Не секундой. Леон зависает в воздухе чуть дольше, чем надо бы, и доска откатывается вне зоны досягаемости. Брент подаётся вперёд, готовый молниеносно прийти на помощь, но помощь и не требуется: Леон мягко опускается на бетон, голова опущена, длинные волосы скрывают лицо. А затем — неожиданно откидывает волосы назад, подставляет лицо тёмному небу, кричит:       — Ты видел это? А?.. Видел? — и смеётся.       Сердце Брента замирает, когда откуда-то сверху спускается Лайонел — так же плавно, как Леон только что — он обнимает Леона, а Леон утыкается лицом в распахнутую кожаную куртку, и Брент ощущает его дыхание, сбившееся от недавних упражнений, так, словно бы он — рядом.       Это невыносимо. Бренту хочется — туда, к ним, стоять втроём, обнявшись, чувствовать тепло тел. Знает ли Лайонел, что он здесь?       Брент напрягает слух.       — Если бы Брент видел, — шепчет Леон.       — Я видел, — отвечает Лайонел. — Это главное.              Брент ждёт, когда они уйдут с площадки — к счастью, это происходит довольно скоро — и только потом начинает бить расписанный граффити бетон кулаками, до крови на разбитых костяшках. «Я видел, — бормочет он, — я видел тоже».