Изгнание маршала Шатильона

"Вы ненавидите меня так страстно, в полшаге стоя от любви" (с) Бертран Авьери обет целомудрия не давал - в ордене иоаннитов это считалось лишней формальностью, ибо, как известно, именно в постели открываются все тайны, о которых сильные мира сего умалчивают на исповеди. Редко какая дама устоит перед искушением совратить святого отца! Но эр Бертран еще не нарушал заповеди о недопустимости прелюбодеяния. Убивать - приходилось, к тому даже судьба рода располагала, Авьери дали ордену святого Иоанна немало медиков, алхимиков и отравителей. А вот древнейшего в мире танца Бертран в свои девятнадцать лет еще не узнал. Не до того было - его жизнь проходила за книгами да пробирками. Подопечный Бертрана, наверно, эту неопытность чувствовал. Даже без магии - просто опытом прошедшего огонь и воду вояки, чутьем уверенного дамского угодника. О подвигах Рене де Шатильона, Бертран был наслышан. А письма, проходившие через его руки, подтверждали как минимум часть сплетен. В Рене был влюблен даже нынешний проэмперадор Халвлинга! Но рыжий прохвост не соблаговолил прочесть ни одно письмо. Бертран помнил факты: что Рене знал герцога Монтильядо давно, что эта полу-дружба, полу-любовь не раз спасала от гибели обоих. Что Шатильон так же горд и упрям, как предки, и попытку принимать за него решения не простит никому. Даже любимому. С упрямством - достойным, как говорил Рене, лучшего применения, - эр Авьери именно принятием решений и занимался, рискуя нажить себе врага. Никогда бы не подумал, что карие глаза такого светлого, теплого оттенка могут смотреть с такой ледяной отчужденностью, холодным безразличием и беспросветной тоской. Никогда бы не подумал, что это может так задевать. Какая же вы сволочь, эр Шатильон! Рене игнорировал все попытки вывести его из этого состояния полного равнодушия. Бертран злился - фамильный яд ехидных слов и двусмысленностей пропадал впустую. Что мертво, то умереть не может: должно быть, всё самое худшее Рене уже пережил, и теперь смирился с судьбой. Можно было бы принять это, как должное - в самом деле, что Бертрану до счастья подопечного? Лишь бы не сбежал и не покончил с собой. Пусть бы он наконец поставил точку в этой непонятной истории с проэмперадором. Бертран думал даже, не пригласить ли эра Монтильядо приехать. Пусть бы эти два упрямых барана поговорили наедине, без лишних свидетелей. Но что-то мешало. Втайне Бертран уже желал Рене - для себя.