Изгнание маршала Шатильона

Магические вестники один за другим подлетали к крыльцу, цеплялись лапками за кованую ограду. Бертран аккуратно забирал из клювов птиц письма и вполголоса комментировал: - Из ордена… и еще одно… из столицы… Рене, вам письмо с севера – кажется, у вас там служит брат? Стоя рядом, Рене без особого интереса разглядывал хмурое серое небо, серо-белые облака и синих с серебристым отливом волшебных птиц. - Да, на войне Этьен защищал крепость на севере. Значит, он до сих пор там? Бертран взглянул на конверт. - Письмо отправлено из Грандберга. Я просмотрю. - А я-то думал, мне удалось вас пленить настолько, чтобы вы забыли о своем долге перед орденом и обещании проэмперадору! – иронично усмехнулся Рене. - Высокого же вы мнения о своем обаянии. Ну уж нет, мой милый Рене, - вкрадчиво промурлыкал юноша. – Я очарован вами, не скрою…, но в ордене успел навсегда запомнить, что рисковать всем ради одной цели нельзя. Добиться чего-то – это ведь не главное… главное – всё завоеванное удержать в руках. Людей это касается не в меньшей мере, чем крепостей и городов. - Вам никогда не приходила в голову идея стать военным? – беззаботным тоном поинтересовался Рене. - Авьери никогда не выбирали армию. - И вы последовали одним из семейных путей, я так полагаю? А кто-то еще говорил мне, что я, как истинный Шатильон, следую проторенной дорогой и не представляю собой ничего интересного! - Удар засчитан, - Бертран слегка нахмурился, потянулся к еще одной птице и взял письма из ее клюва. – Хм, проэмперадор пишет только мне. Рене пожал плечами. - Вы ведь знаете, мы расстались окончательно. Я собираюсь прогуляться – составите мне компанию? - Конечно. Не позволю же я вам подолгу мерзнуть, прячась от мира в этой чаще, в которую превратился сад! Но сначала мы вернемся в дом, и я прочту хотя бы то письмо, что пришло от монсеньора Этьена. Не хочу мучить вас ожиданием. Вид у вас и так не слишком-то… Они снова зашли в гостиную. Укутавшись в теплую накидку, Рене сел на ковре, как предпочитал сидеть в своей комнате. Вопреки привычке устраиваться за столом или в кресле у камина, Бертран опустился рядом с мужчиной, прижавшись спиной к его спине. В тишине был слышен только тихий хруст сломанной печати и шелест бумаги. Пробежав взглядом первые несколько строк, Бертран сказал: - Я невольно ввел вас в заблуждение… это письмо не от монсеньора Этьена, а от некоего Акселя ван Рейна, по просьбе вашего брата. Рене обернулся. - Что же с Этьеном? Он ранен? Болен? - Если хандру и муки совести можно считать фамильным недугом семьи Шатильон, то скорее болен, - хмыкнул Бертран. - Вам нравится надо мной смеяться! - О, что вы… я просто констатирую факт. Лучше не мешайте и дайте мне дочитать. «Он не может не язвить!» - подумал Рене, снова отворачиваясь. Имя автора письма было ему незнакомо, разве что, он мог предположить, что это знатный дворянин родом из Ланнераана. Вероятно, изгнанник, если оказался в Халвлинге в такие нелегкие времена – иначе, что еще могло привести его сюда? Северные соседи последние лет семьдесят жили замкнуто и обособленно. Если арнеро, путешествуя в Халвлинг, бывало, возвращались с супругами-халфэ, и наоборот, то ланнеры предпочитали не смешивать кровь. Поэтому вряд ли у этого ван Рейна могла оказаться в Халвлинге родня. Но, впрочем, неважно, что это за человек и что привело его в Грандберг. Главное – что с Этьеном… Наконец Бертран протянул письмо Рене. …Таких вестей Рене не ждал. Ему всегда казалось, что он чересчур отличается от обоих братьев, что и старший, и младший одинаково осуждали его за легкомысленность, вольные шуточки и привычку менять пассий, как перчатки. Письмо ван Рейна кое в чем эту картину меняло. Оказалось, Этьен точно так же во время войны сражался до конца, из последних сил – и точно так же проиграл. Проэмперадор из уважения к его честности и благородному отношению к противникам оставил его в должности коменданта Грандберга… почетно, и, учитывая все обстоятельства, достойно. Но Карл, не желая делить домен с младшими братьями, представил всё так, как было выгодно ему самому. - Я знал, что Карл – расчетливая тварь, но не думал, что настолько… - прошипел Рене. Бертран усмехнулся. - О да, это был ловкий ход с его стороны, сказаться серьезно больным после победы и передать командование другому маршалу. Он остался на коне, предоставив вам разбираться со всеми последствиями поражения. - Отец и мать всегда больше любили Карла, - с горечью признал Рене. – Надежда семьи, самый талантливый из нас троих… о да, это самый главный талант – уметь избежать неприятностей и загрести побольше денег! Я восхищаюсь мужеством эра ван Рейна, остаться с Этьеном, помогать ему, быть на его стороне и связываться с клубком змей, который называется «благородная семья Шатильон»… - Уж вы-то не змея, Рене, - мягко напомнил Бертран. - Да уж… - Рене покачал головой. – Мои родные умеют казаться возвышенными и благородными на публику. Послушать их, так деньги нам не нужны, магию мы изучаем лишь из любви к высокому древнему искусству, а воюем потому, что это долг каждого дворянина перед государем! Вдобавок, настоящий Шатильон обязан писать на войне изящные сонеты… подозреваю, что Карл заказывал стишки, которые мне пересылала мать, какому-нибудь нищему писаке. Да-да, Бертран, наконец-то я вам исповедуюсь… надеюсь, вы сохраните в тайне то, что мой отец – безвольный идеалист, как многие в нашем роду, а мать… у этого бледного гиацинта стальной стержень! Если бы вы встретились с ней в светском салоне, вам показалось бы, что она питается ароматом цветов, медом и амброзией… а я видел, как горят у нее глаза, когда она видит, что поместье приносит прибыль. Карл сумел выйти сухим из воды, да еще и вернуться с деньгами, а это самое главное для нее… Бертран повернулся, обнял его со спины. - Шшш. Вы ведь взрослый мужчина, мой дорогой. Вы прошли такую войну – значит, вполне способны выжить, не оглядываясь на родителей и брата…