Самый лучший враг.

— Эй, эй, вставай, страна огромная, я знаю, что ты не спишь, а даже если и спишь, то всё равно вставай!       Утопленник лениво приоткрыл один глаз. Конечно, по голосу он уже понял, кто посмел нарушить покой его царский, однако слуху на старости лет доверять нельзя было. — Чего тебе, чудовище? — зевнув, спросил он. Войт, сидевшая около его кровати на корточках, каким позавидовал бы любой гопник, и продолжавшая тыкать в Бена пальцем, чуть не задохнулась от возмущения. — Ваше Охуительство, вы слишком охуели, — предъявила она, вставая, и, видимо, собираясь уйти. — Куда-а? — нахмурившись, протянул Утопленник, полноценно открывая оба глаза. — На Кудыкину гору, воровать помидоры, — ответила ему Геля заезженной фразой. — Или на Тудыкин холм пиздить огурцы. Ну или на Сюдыкин хутор за картошкой. Тогда Руська салат ебанёт. — Приготовит? — переспросил Утопленник, всё это время сомневавшийся в кулинарных способностях Нокс. На его памяти еду она только поглощала. — Не, — отмахнулась Войт, — сожрёт. Приготовит его, конечно, Танька. У неё одной это нормально получается. — Ну да, — хмыкнул Бен. — Но ты же явно припёрлась будить меня не за тем, чтобы посвятить, на какую гору и зачем пойдёшь? — Там ещё и холм, и хутор, не забывай, — напомнила Геля. — Я ведь прав? — проигнорировав её слова, спросил Утопленник тем тоном, на который верным ответом будет только согласие, пусть и в разных вариациях. Войт хотела проверить своё бессмертие и сказать «нет», но потом вспомнила, что матушка произвела её на свет не кошкой, запасы жизни которой явно превышали человеческий лимит, и, посокрушавшись над этим ноль целых одну миллионную секунду, сказала: — Ты не только прав, ты ещё и лев. — Не понял, — король приставок и рыцарь картриджей рывком сел, ещё больше нахмурившись. Казалось, что его брови вот-вот встретятся после долгой разлуки и сольются в страстном волосатом поцелуе. — Это ты меня сейчас обозвала огромной кошкой, срущей и жрущей в необъятных количествах, или обвинила в измене? — Да тише ты, роднуля, — испугалась Геля. — Никак я тебя не обзывала и ни в чём не обвиняла, дыши ровно согласно количеству дырочек в твоём носу. Я вообще по другому вопросу пришла.       Утопленник вздохнул, наконец осознав, что подремать, ровно как и просто насладиться тишиной, ему не дадут. Он оглядел свою ненаглядную. В принципе, она не совсем изменилась за месяц. Волосы чуть длиннее стали, хотя и не очень заметно. Может, стала немного выше, но Бена, в принципе, рост Войт устраивал. А так — нет, не изменилась. Такая же ебанутая. Красивая, но ебанутая. — Прошу, — он кивнул подбородком на свою кровать, приглашая таким образом Гелю сесть. Та заохала, заахала, сделала реверанс, потом поклонилась, пообещал рассказать о милости его великой чужим внукам и только после всех этих процедур плюхнулась на указанное место, тут же поджав ноги «по-турецки». Глядя на неё, Бен повторил её позу, и вот они оба сидели, как два турка. Казалось, что из задницы они вот-вот достанут кальяны и задымят, нахлобучив себе на головы турецкие шапочки, причём Утопленник нахлобучил бы её на колпак. — Итак, — менторским тоном начала Геля, выпрямившись. Бен, подперев рукой подбородок, ждал, пока из уст сей дамы вылетят хоть какие-то важные слова. Или выползут. Недолинк не знал, каким образом буквы и звуки покидают рот его избранницы. — Ты скажешь хоть что-то умное, кроме твоего многоповторяемого «итак» с разными интонациями? — после десятиминутного итакивания со стороны Войт наконец не выдержал Бен. — Я, конечно, тебя люблю, но не забывай, что ты меня бесишь. — Ну ладно, — закатила глаза Геля. — Даже поитакать не даёшь, падла. — Я тебя сейчас нежно шарахну твоей не очень умной головой о стену. Если сделаю это со всей любовью, то на пюре, получившееся из твоей черепушки, прибежит Безглазый. Или Смайл.       Войт покосилась на Утопленника, подумав, не страдает ли её благоверный и верноблагий каннибально-садистскими наклонностями с уклоном в кулинарию, а потом вспомнила, что он является очень добрым существом с тонкой душевной организацией, короче именуемым «убийцей», и успокоилась. Затем она запаниковала, что находится с маньяком в одной комнате, и уж тут её здравый смысл, вернее, то, что от него осталось, миролюбиво ебанул Гелю кувалдой по извилине, намекая, что девушка совсем оебанутилась и что живёт она в окружении таких милых людей уже довольно долго. — Вот только угрожать мне не нужно, челодой моловек. — предупредила она, поведя плечом. — Ладно, ближе к телу. Делу, да, я же не вампир… — ВОЙТ! — Бен долбанул кулаком в стену. В ответ ему соседи азбукой Морзе предложили двинуться в трёх самых известных направлениях, являющихся частью человеческого тела. — Да что «Войт»? Я знаю, какая у меня фамилия, спасибо, что напомнил, — огрызнулась Геля. — Теперь точно не забуду. КОРОЧЕ, — тут же быстро проговорила она, видя, что Утопленник ищет, чем бы в неё швырнуть. — Я пришла по делу. По важному. Очень важному. Важнецки важному делу наиважнейшей важности. — Ну давай, удиви меня, наконец, — великодушно разрешил ей Бен, положив перед собой подушку как снаряд для метания. — Короче, мы вчера гуляли с Каге… — геройски начала Геля. — Только не говори мне, что по уши влюбилась в него, — тут же перебил её Утопленник. — Остальное я как-нибудь перетерплю.       Войт поперхнулась. — Я и не собиралась такого говорить, — горячо сказала она, — и вообще — не перебивай меня! Вчера мы с Каге гуляли по лесу… — Ты уже второй раз произнесла его имя. И что-то слишком часто ты с ним где-либо шляешься, как я заметил. — УТОПЛЕННИК! Я ЖЕ СКАЗАЛА — НЕ ПЕРЕБИВАЙ! — Я не перебиваю. Я констатирую факты. И ревную, да. — Ну так не констатируй. И не ревнуй. И, что самое главное, НЕ ПЕРЕБИВАЙ, БЛЯТЬ. В общем, гуляли мы с ним вчера по лесу нашему прекрасному, и проходили мимо одного места.       Тут Войт замолчала, вспоминая, какое именно событие последовало дальше, ибо склероз её подшаливал. Бен сидел, подложив подушку под подбородок, и не отрывал от девушки взгляда. Казалось, что он даже не моргал. А может, и не казалось. — Ну? — когда пауза стала затягиваться, нетерпеливо протянул Утопленник. — А? — Геля встрепетнулась. — А… — она вспомнила, что что-то говорила. — А! — её осенило, что рассказ нужно продолжить. — Где я там остановилась? — В пизде, блять, на верхней полке, — прорычал Бен. — Проходили вы с КагеКао мимо одного места. Дальше что? Он сделал тебе предложение ноги и печени? Вы поцеловались? Тебе на голову ворона насрала? Жопу упавшим деревом придавило? — А, ну прошли мы это место, — не обратив внимания на подсказки парня, продолжила Войт. — Но оно показалось мне знакомым. И когда мы уже пришли в особняк, я вспомнила, что это за место. — Да ладно? — недолинк иронично вскинул бровь. — И что же это за место такое?       Тут Геля подалась вперёд, сблизив своё лицо с лицом Утопленника до считанных сантиметров (а может, и несчитанных, их никто не удосужился посчитать). — На том месте, — тихо, будто рассказывала страшилку, заговорила она, — ты, роднуля, месяц назад приобрёл на меня компромат, после приобретения которого я должна была служить тебе верой, а также Любой, Надей… Кхм, прислуживать месяц. И вот — этот месяц прошёл. Так что меня сейчас интересует один вопрос: где камера?       Утопленник сперва не въехал, что от него требует эта особь женского пола, так как при её таком близком нахождении у него возникло рефлекторное желание притянуть её к себе, ну а дальше как хуй встанет получится, а потом до него медленно дошёл смысл сказанного, как обычно в потёмках пьяный Джефф доходит до туалета. С опозданием. — А-а, — с интонацией, из-за которой Бена ну очень хотелось принять за слабоумного, протянул он. — Камера… Так ты что, хочешь заполучить её, а потом свалить? Учти: я тогда убью того, к кому ты уйдёшь. А тебя просто закатаю. В цемент.       Геля закатила глаза. Потом благоразумно выкатила их обратно. — И что же ты потом будешь делать с моей цементной статуей? — полюбопытствовала она. — Попробуешь смыть в унитаз? Или оставишь, как сувенир? Станешь вечерами дрочить и плакать? — Мужики не плачут, — хмыкнул Бен. Хмыкнул весьма напряжённо. Мысленно уже прикидывал, сколько цемента потребуется на Войт. И решал, куда поставит статую. — Святые пельмени, — проскулила Геля, сделав «рукалицо». — Боги, Утопленник, такого бреда я от тебя не рассчитывала услышать! Да если бы я захотела — я бы выудила у тебя камеру ещё раньше! — Так бы я тебе и дал. — Да ты-то мне дашь, главное — чтобы я дала…       По похотливой усмешке Бена, кривой линией исказившую его губы, Войт поняла, что по привычке начала мыслить не в том направлении. Потому что, если Утопленник захочет, то… — Так ты не уйдёшь? — нарушая эту весьма новую паузу, задал главный вопрос недолинк, недоверчиво прищурившись. Их лица все ещё находились близко. — Не уйду, боже, успокойся, — пообещала Геля. — Мне просто интересно, что с этой камерой. Где она. И какое видео получилось.       И тут на губах Утопленника появилась улыбка. Не ухмылка, не усмешка, не оскал, а именно улыбка. От этого природного явления Войт знатненько так подахуела и плюхнулась назад, на пятую точку. — Ты…чего лыбу давишь? — с запинкой спросила она. — Видишь ли, дорогуша… — осторожно начал Бен. — Тут вот в чём дело: камера изначально нужна была мне для того, чтобы ты, мать твою, наконец поняла, чего же я от тебя требую. Не смотри на меня такими огромными глазами, на аниме-тян ты всё равно не похожа. Да, я спланировал это заранее, правда, не ожидал, что события примут такой оборот, — тут он явно имел в виду появление Сэма и все втекающие, а также вытекающие и затекающие последствия. — Но суть не в этом. Мой план сработал? Да. До твоей извилины дошло, что я чувствовал? Дошло. Поэтому камера уже была не нужна… — Ты выбросил её? — как-то тихо спросила Геля. — Камеру? Нет, — улыбка Утопленника стала ещё шире. — Она лежит у меня в тумбочке, можешь взять, понюхать, обсосать, если хочешь, хотя нет, сосать не надо, этим ты займешься позже… Кхм. Дело в том, что мне не нужно было видео, мне нужна была твоя вера в то, что оно есть, и всё. Ты попалась на крючок, даже не увидев ни одного фрагмента из видеозаписи, и я смог тебя заполучить. Так что… Тогда я ничего не снимал.       Войт ошалело смотрела на своего прЫнца, а потом с воинственным визгом принялась душить его ухахатывающуюся тушу подушкой.