31.

Быть отцом сложно. Быть отцом-одиночкой — сложно вдвойне. В одиночку воспитывать пятилетнюю гиперактивную дочь, которая вечно норовит угробить либо себя, либо несчастного родителя, — сложно настолько, что сравнимо только со службой в спецназе (Кенпачи знал, Кенпачи испытал и то, и другое). Поднять, умыть, одеть, накормить, отвести в садик — и все это под нытье: «Кен-чан, я не хочу идти, там манная каша с комочками!», либо, что еще хуже, под восторженные вопли: «Кен-чан, а спорим, та лужа глубиной мне до колена…» Бр-р-р, уж лучше все-таки в спецназ. Матери у Ячиру не было: девочку подкинула на порог одна из бывших пассий, указав в приложенной записке только имя, без обратного адреса или хотя бы телефона, так что несчастному «Кен-чану» приходилось справляться самому. Поначалу весьма привлекательной идеей казалось нанять няню, а лучше — двоих нянь, но идея провалилась моментально. Ни одна няня не задерживалась в этом доме больше нескольких дней. В более раннем возрасте Ячиру изводила их непрекращающимися воплями и швыряла им в лицо «полезную и здоровую» пищу, которой они ее пытались пичкать, в более позднем — подкладывала кнопки на стул и заливала клей в ботинки. И все заканчивалось одинаково: очередная возмущенная женщина уходила, хлопнув дверью и выпутывая куски овощей из безнадежно испорченной прически, а на прощание бросала что-то вроде: «Ребенок неуправляем. Я бы, на Вашем месте, сдала ее в специальный интернат». А Зараки оставалось только устало выдохнуть, усадить любимую дочь к себе на колени и, вздохнув, в который раз пообещать, что они что-нибудь обязательно придумают. Садик стал пусть и относительным, но все же спасением для обоих. Ячиру проводила там примерно половину дня, и этого времени уставшему отцу еле-еле хватало на то, чтобы сходить на работу и хотя бы немного привести в порядок дом. Зараки каждый день благодарил все известные высшие силы за то, что рабочее место находилось недалеко от дома, а работал он фитнесс-тренером — не самая престижная вакансия, но им двоим заработанных денег вполне хватало. Еще один плюс — достаточно гибкий график, в большинстве случаев можно было договориться с клиентами и, к примеру, взять выходной. В общем, в этом плане Зараки Кенпачи все устраивало. Но вот что касалось плана бытового… Как он сам говорил всем кандидаткам в няньки: «Ячиру — ребенок непростой и очень шумный». Сказать, что он преуменьшал, — значит, ничего не сказать. В моменты, когда ее что-то не устраивало, Ячиру могла верещать не тише взлетающего Боинга, а еще в такие моменты страдало все, что было вокруг. Стены, пол, игрушки, сам Зараки. И хорошо, если дело обходилось всего лишь безобразными пятнами, отмывать которые приходилось с хлоркой. Детский психолог, к которому Зараки рискнул один раз сунуться, сказал, что девочке не хватает родительского внимания и материнской руки. И Зараки обещал что-то с этим сделать, обещал кого-то поискать, даже зарегистрировался с этой целью в популярном приложении для знакомств, но первая претендентка оказалась старше его на добрых двадцать лет, вторая моментально скривила личико при упоминании, что у Зараки есть маленькая дочь, и сказала, что она лучше умрет, чем будет возиться с личинкой, а после третьей, которая сбежала после того, как узнала о размере зарплаты собеседника, и счет в кафе пришлось оплачивать одному — приложение торжественно перекочевало в мусорную корзину. Поиски мамы не задались. Но Ячиру, как девочка самостоятельная, нашла маму сама. В один из совершенно обычных дней она вернулась из садика задумчивой и полностью погруженной в свои мысли, на осторожные расспросы «что случилось?» поначалу отмалчивалась (что уже было на нее совершенно не похоже), а после вдруг максимально серьезным тоном заявила: — Тебе срочно нужно жениться, Кен-чан. Кенпачи еле успел подхватить нижнюю челюсть. Жениться? Ему? Да какая нормальная женщина вообще польстится на холостяка с маленькой дочерью, который с трудом сводит концы с концами? Да, Кенпачи не пил, не курил, о близких людях заботился со всей возможной отдачей, в дочери вообще души не чаял, но вариантом для замужества все еще оставался таким себе. Да и, в конце концов, почему сейчас? И почему срочно? А самый главный вопрос… — Ячиру, солнышко, ну на ком?! — А я уже все продумала! — мигом расплылась в улыбке девочка. — Ты женишься на Ре-чан! Она милая, добрая, хорошая и меня любит! Второй раз подхватить челюсть Кенпачи не успел. «Ре-чан» оказалась новой воспитательницей в детском саду, и Ячиру, кажется, была от нее в полнейшем восторге. Взахлеб рассказывала, какая та улыбчивая и нежная, а еще «брокколи есть не заставляет» и «перед сном целует», а еще «волшебные слова знает, от них ничего-ничего не болит», и вообще, «лучше жены не найти!» Ячиру в доказательство своих слов даже рисунок притащила, мол, чтобы Кен-чан знал, на ком жениться придется, правда, в соединенных между собой четырех палках и овале, обрамленном длинными черными штрихами, с трудом угадывалось что-то женственное, но пришлось похвалить и сказать, что очень красиво, — обидится же. А страшнее обиженной Ячиру только пять ураганов, три торнадо и одно маленькое землетрясение на закуску. Тогда разговор удалось быстренько перевести и замять, отвлечь Ячиру было довольно просто: достаточно ей было подкинуть очередную головоломку, которые она обожала; в последующие дни Кенпачи вообще был предельно осторожен в выборе тем — никаких женщин, свадеб и воспитательниц, и он уже наивно начал полагать, что тема забыта и закрыта, но не тут-то было. Ячиру не забывала ничего. И через какое-то время в разгар рабочего дня на экране телефона высветился незнакомый номер, и испуганный и незнакомый женский голос сообщил Зараки, что Ячиру устроила истерику в детском саду, никого к себе не подпускает, ревет, и ему нужно срочно приехать. Разумеется, обеспокоенный Кенпачи сорвался с места, даже не дослушав чужие слова. Ячиру никогда не истерила. Никогда. Ее вообще сложно было заставить плакать, в последний раз она плакала в двухлетнем возрасте из-за того, что отобрали любимую соску, с чего вдруг сейчас?! Ее вопли разносились на всю округу, и Зараки уже был готов вызывать скорую с успокоительным ей, себе и всем работникам садика, но когда он ворвался внутрь с телефонной трубкой наперевес, до того сидящая на полу и ревущая девочка мигом замолкла, вытерла рукавом слезы, широко улыбнулась и, подойдя к Зараки и взяв его за руку, подвела к стоящей в углу испуганной женщине. — Вот, познакомься, это Ре-чан! Зараки никогда в жизни не думал, что умеет так сильно краснеть. «Ре-чан» по-настоящему звали Унохана Рецу — она представилась, пока отпаивала несчастного отца чаем пополам с корвалолом, и она была… удивительной, Ячиру не соврала ни капли. Невысокая, статная, с заплетенными в толстую косу волосами цвета вороного крыла и очаровательной улыбкой, она была похожа на по ошибке спустившееся на землю божество. Она больше рассказывала о себе, чем расспрашивала, и Зараки упивался каждым моментом, даже не вникая в смысл слов, а просто слушая ее голос. Она, как выяснилось, раньше работала хирургом в городской больнице, но пришлось уйти из-за проблем со спиной, а любовь к детям привела ее сюда. И за ее рассказом время текло незаметно и легко, и Зараки был искренне расстроен, когда Рецу, поднявшись из-за стола, с мягкой улыбкой сказала, что ей пора и что «очень приятно было пообщаться, Кенпачи-сан». И от одной только улыбки суровый тридцатидвухлетний мужчина поплыл, как мороженое под июльским солнцем. Ругать Ячиру не оставалось ни сил, ни желания, разве что слегка пожурить, но и на это Зараки не хватило после того, как она все тем же безапелляционным тоном заявила: «Теперь ты будешь забирать меня на час раньше, а то не успеешь до ухода Ре-чан». Остаток вечера прошел в бесплодных попытках убедить дочь, что это невозможно, неудобно, и вообще, он уже взрослый человек и не будет таким глупым образом искать встречи с женщиной, но все эти убеждения рассыпались в прах о ее твердое: «Если не будешь приходить раньше — буду плакать каждый день, и тебе снова будут звонить». А допустить такого Кенпачи никак не мог. Пришлось скрепя сердце звонить на работу, менять график — хозяин клуба страшно ругался и в итоге поставил ему три занятия на субботу, а довольная Ячиру бегала рядом и хлопала в ладоши. И ее хотелось то ли стукнуть, то ли расцеловать. В общем, во второй раз Зараки пришел ее забирать в приличном костюме. В третий — с коробкой конфет (из которых Рецу съела только одну, а остальные раздала мигом облепившим ее воспитанникам, но зато она в те моменты выглядела очень счастливой). В пятый — с букетом цветов (полчаса торчал в магазине, в итоге с помощью метода научного тыка выбрал лилии, и оказалось — ее любимые). В девятый женщина предложила выпить вместе кофе в ближайшем ресторанчике и обсудить «кое-какие вопросы воспитания Ячиру» (в итоге они пили красное вино и делились историями из жизни: Зараки — военными, Рецу — медицинскими). А после двадцатого домой он возвращался уже не один и не только с Ячиру, и это, пожалуй, было одним из лучших ощущений в этом мире. Правда, через какое-то время Ячиру заявила, что хочет братика или сестренку, но это была уже совсем другая история.