Корень зла

В отличии от скудного освещения коридоров в «подземелье» Орочимару, на третьем этаже, было светло, несмотря на позднее время. Лампы исправно светили, стены, окрашенные в бледно-розовый цвет, сверкали чистотой. Да и атмосфера была не такой гнетущей. Для пациентов, которых вели врачи этого отделения, травмирующих впечатлений было меньше. Дверь в кабинет Какузу была приоткрыта, но Итачи все равно постучал о косяк, чтобы соблюсти приличия, и вошел в кабинет.  — Здравствуйте. Есть кто? Я с документами, от Кабуто, — ответом послужила тишина. Итачи пару раз моргнул, чтобы глаза привыкли после ярких ламп коридора. В кабинете царил полумрак, а единственным источником света была настольная лампа. Он замер у дверей, осматриваясь. Большой кабинет визуально делился на две части, отделяемые друг от друга медицинской ширмой. Как только ты входил, то попадал в «кабинет», пространство которого, почти полностью, занимал огромный стол. На стене, над ним, белели четыре маски, может людей, может животных. Черт их разберет, тем более свет на них почти не падал. Рядом со столом стояло кресло, размером с маленький диванчик. Остальная часть была видимо «рабочей». Занимала она две трети всего пространства. Вдоль стен тянулись застекленные стеллажи, с них поблескивали, наполненные формалином, баночки всевозможных форм и размеров. У ширмы разместилась кушетка, напротив нее стул, а рядом с ним металлический столик под инструменты. Стоять на проходе Итачи показалось глупым, и он решил все-таки пройти в глубь кабинета. Какузу явно не было на месте, но не закрытая дверь означала, что вышел он ненадолго и скоро должен вернуться. Правда, он вряд ли будет рад, что в его кабинет зашли в его отсутствие. Но у Учихи мелькнула мысль, что дожидаться Какузу ему необязательно, можно ведь просто положить папку с документами ему на стол и незаметно уйти. Но, попытавшись реализовать задуманное, Итачи столкнулся с трудностью. По всей поверхности рабочего стола хаотично лежали бумаги. Не было ни миллиметра свободного пространства. Класть папку на этот ворох казалось не самой лучшей идеей. Итачи хотел уже положить документы на кресло, но тут его внимание привлек раскрытый ежедневник, лежащий прямо под настольной лампой. Учиха сам не знал, почему этот ежедневник привлек его внимание, но справиться с любопытством не получилось. Он подошел ближе, с интересом заглядывая в раскрытые страницы. На плотной желтой бумаге, мелкими цифрами был прописан телефонный номер, после него стояли инициалы. Несколько раз было обведено слово «cor meum».  — А ну отпустили, ебанные куски мяса! Джашин-сама покарает вас и ваших сраных отпрысков! — раздалось с коридора. Знакомый голос заставил Итачи вздрогнуть. Сердце забилось чаще и он судорожно начал искать решение. С какой стороны не посмотри, а входить в кабинет было не самым мудрым решением. Можно, конечно, включить дурачка. Мол, только вошел, ничего не видел и не знаю. Но что-то внутри вопило о том, что это неправильное решение. Атмосфера этого санатория, рассказы о призраках, растениях-людоедах и темные делишки, что явно проворачивались здесь, уже сделали свое дело. Попадаться на преступлении, пусть даже незначительном, не хотелось. Как и привлекать к себе лишнее внимание. Итачи еще раз осмотрел кабинет. Угол между столом и креслом не просматривался. Если сейчас спрятаться там, то чуть позже можно незаметно выбраться к двери. Главное чуточку везения. Стоило ему воплотить задуманное, как дверь распахнулась и санитары втащили замотанного, в смирительную рубашку, Хидана. Он бросался проклятиями, вырывался и выглядел совсем безумным. Следом, в распахнутом белом халате, зашел высокий мужчина, который видимо и был Какузу. Не обращая ни на что внимания, он углубился в процедурную часть и, отперев один из стеллажей, вынул шприцы и ампулы. Мутная жидкость перекочевала в шприц и игла вошла в плечо Хидана. Тот, подергавшись еще секунд десять, обмяк, продолжая что-то невнятно бормотать. Санитары бросили парня на кушетку и посмеиваясь вышли из кабинета, хлопнув дверью. Теперь, в полумраке, они остались втроем. Итачи мысленно выругался. Какого черта он вообще натворил? Даже Учиха может наделать глупостей. И он только что это доказал. В процедурной части кабинета включили свет. Итачи немного выглянул, обзор закрывала ширма, но он хорошо видел силуэт ходящего от стеллажа к стеллажу Какузу. Театр теней в сумасшедшем доме, охренеть просто.  — Ну что, Хидан, где же жертвы, что ты должен приносить на мой алтарь? — голос у врача был на удивление приятным, хотя он и немного картавил.  — Джашин —сама. Джашин — сама, — Хидан продолжал твердить только это имя, обращаюсь то ли к Какузу, то ли в пустоту. Итачи посмотрел на дверь, прикидывая на сколько удачным будет его отступление. Пройти, все-таки врач там чем-то занят, незамеченным можно. А вот беззвучно открыть и закрыть дверь может быть проблематично. Пока Учиха разрабатывал план побега, за ширмой начался второй акт. Итачи вздрогнул, в тишине кабинета звук пощечины показался оглушительным. Кукузу, намотав волосы Хидана на кулак, кажется впихивал в него таблетки. Наверное, про гуманность в этой больнице не слышали. Сплошное насилие. Какузу перевернул на кушетке Хидана и стянул с него штаны. Звякнула бляшка ремня. Итачи, завороженно смотрел на тени, гуляющие по ширме. Какого тут происходит? Доктор, достал то ли флакон, то ли колбу и вылил ее содержимое на свой эрегированный член. По воздуху разлетелся сладковатый запах эфирного масла. Какузу несколькими движениями размазал масло по стволу и одним резким движением вошел в Хидана. Такого громкого крика Итачи до этого не слышал. Парень попытался отползти, цепляясь за простыню на кушетке, но мужчина с легкостью удержал его за бедра. Он, не обращая внимания на вялое сопротивление и крики боли, продолжал трахать парня. Сладковатый запах сменился на металлический запах крови. Итачи спустился за кресло, поглубже забиваясь в угол. Зажал рот ладонью, стараясь дышать как можно тише. Сердце бешено колотилось, отдаваясь гулким стуком в висках. Все происходящее казалось сюрреалистичным, одним из тех кошмаров, после которого еще пару минут не можешь понять, что было на самом деле, а что просто привиделось. Но прокусанная губа саднила, а звуки шлепков, приглушенных криков и тяжелого дыхания не смолкали. Итачи принялся считать, обычно это помогало ему отвлечься, во время очередной лекции отца или на корпоративном собрании. Не помогло. Хотелось встать, уйти, закричать, остановить этот кошмар. Но что-то, возможно чувство самосохранения, а может банальный страх, не давало пошевелиться. Отсчитывая минуты, длиной в вечность, Итачи хотелось одного — чтобы все закончилось. И оно прекратилось. С хриплым рыком Какузу кончил. Специфический запах спермы смешался с металлическим запахом крови и Итачи сильнее зажал рот руками, пытаясь подавить приступ тошноты. Судя по звукам, Какузу надевал брюки. Учиха вжался в стену, стараясь стать более незаметным. Быть накаченным наркотиками, а по другому назвать эти препараты было сложно, не хотелось. Еще меньше хотелось оказаться на месте Хидана. Доктор, словно и не было ничего, вышел из-за ширмы. Такой же как и до этого, одетый с иголочки и в медицинской маске, скрывающей нижнюю часть лица. Он, поправляя халат, вышел из кабинета, хлопнув дверью. Итачи же, упав на четвереньки, попытался отдышаться. Он глубоко вдыхал и выдыхал воздух, надеясь, что тошнота пройдет. Оставлять здесь следы своего присутствия было нельзя, а выйти сейчас из кабинета — чревато столкнуться с Какузу. Учиха закрыл глаза, ведя счет вдохам и выдохам.  — Не советую опустошать желудок именно здесь. Итачи вздрогнул и поднял глаза. Над ним возвышался незнакомый рыжий парень, с интересом рассматривая, стоящего на четвереньках, Учиху. Когда незнакомец успел войти в кабинет? И почему это произошло бесшумно? Итачи открыл было рот, но вставший в горле ком не давал говорить с новой силой просясь наружу.  — Наверное тебе интересно, кто я и сдам ли я тебя Какузу? Да, Учиху действительно это интересовало. На парне была больничная роба, а значит он пациент. Но вопрос был в другом, кем он является для Какузу? Если пациентом, то какую выгоду он может получить с доктора, если сдаст Итачи? А если не сдаст, то что затребует за свое молчание с самого Учихи?  — Не накручивай, я за Хиданом пришел. До тебя мне нет дела, так что расслабься. Кстати, тут я известен как Пейн. У Итачи, наконец, получилось подняться. Но его все равно слегка шатало. Пейн смерил его сочувствующим взглядом и ухмыльнулся:  — Выглядишь паршиво. Иди в коридор, здесь я разберусь сам. И не уходи, надо поговорить. Дважды просить не было необходимости. Забив на гордо поднятую голову и Учиховскую осанку, Итачи быстро вышел за дверь. В коридоре он, наконец-то, вдохнул полной грудью. Пару вдохов чистого воздуха и тошнота отступила. Он облокотился на стену и закрыл глаза. Какого черта это сейчас было? Он сполз по стене и скрипнул зубами. Хотелось закурить, но здесь ему вряд ли дадут это сделать. Да и он вроде как бросил, еще год назад. Отец не одобрял пагубных привычек. Итачи не был нежным цветком, выращенным в оранжерее. В его жизни хватало пиздеца, как любил выражаться Саске. Но не настолько лютого. Наблюдать за насилием оказалось чертовски сложно, особенно если оно происходит буквально в двух шагах. На сколько часто у Хидана бывает такое «лечение»? И как оно влияет на его, и так нарушенную, психику? Теперь понятно, почему пациенты тут не становятся здоровее. Итачи осмотрел пустой коридор. Санитаров поблизости не наблюдалось. То ли они на этом этаже не дежурят, то ли нет необходимости охранять по вечерам процедурные кабинеты. В конце коридора виднелся пожарный выход, замурованный решеткой. Наверное в ней есть дверь, но что-то ее совсем не видно. Между прутьями было довольно большое пространство. Интересно, получится ли у него через них пролезть? Правда, дверь наверняка закрыта на ключ, но все же. Подойдя к пожарному выходу, Итачи утвердился в своих предположениях. Через прутья у него действительно получилось бы пролезть, но сама дверь была заперта на ключ. Этого следовало ожидать. Чтобы никто не подумал, что он пытается сбежать, Итачи поспешно отошел к окну, которое тоже было перекрыто решеткой. На улице уже было темно. Территория санатория освещалась фонарями, белый свет которых заставлял окружающие объекты отбрасывать жуткие и неестественные тени. Итачи вздрогнул и поспешно отвернулся от неприятного пейзажа. Взгляд случайно упал на пожарную лестницу. Освещение на ней отсутствовало, но того света, что попадал через коридор, хватало, чтобы разглядеть идущие вверх и вниз металлические ступени. На самом верху, Итачи заметил темную фигуру. Казалось, что на ступеньках кто-то сидит. Учиха прищурился, пытаясь разглядеть неизвестного. Кто это? Санитар? Нет, слишком маленькая фигура, возможно даже детская. Сзади скрипнула дверь. Итачи на секунду отвел взгляд от окна, а когда снова посмотрел на ступеньки, фигура уже исчезла. Словно ее и не было. Что там Зецу говорил про призраков детей, бродящих по коридорам больницы?  — Прекращай мечтать, помоги лучше. Итачи повернулся на голос. Из кабинета вышел Пейн, волоча за собой бессознательного Хидана. Учиха быстро подошел, и взял парня с другой стороны, перекидывая болтавшуюся руку через плечо.  — И куда его нести? — Итачи прикинул, где тут может быть медпункт для подвергнувшихся лечебному насилию.  — В палату, — поймав вопросительный взгляд, Пейн усмехнулся. — Думаю, я сейчас убью очередную пони из твоего радужного мира, но помощи тут ждать не от кого. Копай могилу Учиха, пока скотинка не завоняла. И они молча пошли. Хидан оказался куда тяжелее чем выглядел и когда они, наконец, дошли до нужной палаты и сгрузили парня на койку, Итачи еле дышал. Лестницы — это всеобщее зло.  — Идем, скоро должны двери блокировать. Итачи не сдвинулся с места. Хидан не был ему другом, но бросать просто так парня было не правильным. Особенно после всего увиденного. Пейн недовольно закатил глаза: — С ним все будет в порядке. К утру оклемается. Он тут уже пол года как в любимчиках Какузу ходит. Уже привык. Итачи захотелось ему врезать. Вины за Пейном не было, но вот это спокойствие в голосе — злило. А еще Учиху бесило его собственное равнодушие, беспомощность и, что греха таить, облегчение.  — Итачи, ты тут ничем не поможешь, а вот занять его место — без проблем. Нам надо идти, — Пейн выразительно посмотрел на Учиху и вышел из палаты. Мозг Итачи мгновенно подкинул облик облизывающегося Орочимару. Что-то подсказывало парню, что его лечащий врач будет совсем не против назначить ему такое же лечение. Лучше действительно его лишний раз не провоцировать. Поэтому, еще раз посмотрев на уснувшего Хидана, Итачи последовал за Пейном. Рыжий прав, сейчас он ничем не сможет помочь. И черт возьми, откуда Пейн знает его имя и фамилию?  — // — // — // — Пейн толкнул одну из неприметных дверей многочисленных процедурных кабинетов и сделал пригласительный жест рукой. Итачи с подозрением взглянул на нового знакомого и молча прошел в кабинет. Быстро оглядевшись, он пришел к выводу, что это помещение используют как кладовку. Здесь стояла всякая медицинская утварь, много коробок и единственный стул. Итачи сел, положив ногу на ногу, и внимательно посмотрел на Пейна. Его все еще мучил вопрос, что мужчина попросит за свое молчание? Интересно, что пользуется спросом в психбольницах? Деньги? Наркотики? Фантики? Пейн непринужденно встал у стены, немного облокотившись на нее, и тоже начал внимательно рассматривать Итачи. Причем, разглядывал с интересом. Молчание начало затягиваться и Учиха решил разъяснить волнующие его вопросы.  — И часто тут случаются изнасилования? — голос не подвел, вопрос прозвучал уверенным и спокойным тоном.  — Безнаказанность порождает вседозволенность, — мужчина развел руками, опираясь на стену. — Тут нечему удивляться.  — Ты хотел поговорить. Ответь перед этим на пару вопросов. Откуда ты знал, что я в кабинете? И что ты хочешь за молчание? — Итачи не спускал глаз с лица собеседника. Мимика у Пейна была минимальной,  — Видел как ты зашел. С папкой в обнимку. Итачи мысленно выругался. Внешне он держал лицо, показать постороннему свое волнение нельзя. Папку он оставил у кресла. — Что касается цены за молчание, то мне нужна помощь для побега. Побег? Заманчивое предложение. За эти дни, проведенные в стенах сей заведения, он согласен был бежать в любую точку мира. Вот только отец этого не одобрит. А идти наперекор решению главы семьи, будучи его преемником, не стоило. Да и надолго, Фугаку его в таком месте не оставит. Надо просто немного потерпеть. Тем более, вряд ли Данзо допустит, чтобы ему серьезно навредили. Орочимару, конечно, явно опасен, но вряд перейдет за грань. Итачи все-таки не псих, и не убийца, как Хидан. Неджи вон не выглядит, как жертва насилия. Да, он говорил, что местный персонал может доставить неудобства, но вряд ли он имел в виду изнасилование. Если следовать правилам и вести себя тихо, то и проблем быть не должно. А вот участие в побеге проблемы создаст, и весьма крупные. Но и отказывать Пейну опасно.  — И чем я могу помочь?  — О, у меня для каждого отведена своя роль, — Пейн неожиданно замолчал. — Но здесь говорить опасно. Я расскажу все детали в более подходящей обстановке. Нас сейчас поймают за нарушение комендантского часа. Словно ожидая этих слов, дверь открылась и на пороге замерла медсестра. Однако девушка не выглядела удивленной. Она лишь выразительно посмотрела на Пейна и равнодушно спросила: — Ты опять нарушаешь правила? Знаешь же, что это недопустимо. Пейн ничего не ответил, лишь немного подвинулся, пропуская девушку к одному из стеллажей. Медсестра положила на полку небольшую коробку и повернулась к Итачи: — Кто ты? С какого корпуса и блока? — Итачи Учиха. Корпус "А", блок "G". — Хорошо, — девушка выглянула за дверь. — Терай, подойди пожалуйста. К ней подошел санитар, чье лицо закрывала медицинская маска, и они тихо о чем-то переговорили. — Итачи, Терай отведет тебя в твою палату. Я сообщу о случившемся твоему лечащему врачу. Впредь не нарушай правила. Доброй ночи. Итачи поднялся и пошел следом за санитаром. Кажется, проблем становится больше.  — // — // — // — Хидан разлепил глаза и сел. К горлу подступила тошнота и он, свесившись с кровати, блеванул. Рвало его желчью и лекарствами, что было неудивительно. Его вызвали к Какузу с очередного обязательного бредового тренинга, так что ужин он пропустил. Впрочем, на обед он сегодня тоже не попал, так как обязательные утренние процедуры затянулись. А на завтраке он в принципе не бывал. Так что все было крайне хреново. Желудок недовольно урчал и отзывался тупой болью. Но не это было основной проблемой. Отходняк от таблеток накрыл его привычной волной, отозвавшейся звоном в ушах, головной болью и судорогами. Экспериментальные препараты, на постоянной основе, из их блока, принимал только он. Докторишка твердил, что это норма и ему это поможет. Пиздел, однако. Впрочем, здесь весь персонал пиздит. Шатаясь, Хидан поднялся с кровати, наступил в лужу рвоты и, выругавшись сквозь зубы, побрел к окну. Форточка была приоткрыта, и он с жадностью вдохнул прохладный ночной воздух, вцепившись пальцами в оконную решетку. Тело болело. Джашин-сама требовал свои жертвы, захватывая его разум и истязая его тело, напоминая о его предназначении. Впервые это случилось именно в стенах этой больницы, гори она адским пламенем. Раньше такого не было. О, все это из-за невозможности приносить дары его божеству. Ублюдки, они не понимали, что гнев Джашин-самы однажды обрушиться на них, тех, кто мешают Хидану. И они пожалеют. Все они. Но пока Джашин-сама терпит, дает шанс одуматься. Пока его голод может утолить боль Хидана, но это не будет продолжаться вечно. С улицы раздался какой-то шум. Хидан вплотную прижался к решетке, вглядываясь в происходящее на улице.  — Ну, пиздец, цирк подъехал, — в черноте ночи, белоснежным пятном, выплыла, укутанная в смирительную рубашку, фигура. Ее, под обе руки вели зверолюди. О, эти существа, со звериной мордой на месте человеческого лица. Никто не верит, но они здесь живут. В стенах. Подвалах. Везде. Они всегда приходят, когда чья-то жизнь должна оборваться. Хидан запрокинул голову и хрипло засмеялся. Жатва началась. И пусть эта жертва не для его почтеннейшего Джашин-самы, но главное, что она есть. Этой ночью снова прольется кровь, а стены подвалов будут дрожать от криков жертв. Но их никто не услышит, кроме зверолюдей. Они будут пить эти крики, словно сладкий нектар, а кровью жертвы будут рисовать на стенах еретические знаки. Один из нелюдей замер и, обернувшись, посмотрел на окно. Кабанье рыло оскалилось в подобии улыбки.  — Хули пялишься, сволочь? — Хидан показал фак и давясь собственным смехом, сполз на пол. Боль усиливалась и этим надо было воспользоваться. Джашин-сама и так уже ждет слишком долго. Уткнувшись лицом в символ своего бога, который он нарисовал собственной кровью на стене палаты, и который санитарам было просто лень смывать, Хидан начал шептать молитвы. Он упивался собственной болью, желая, чтобы она утолила жажду его бога. Он просил, чтобы Джашин-сама смиловался и помог ему освободиться, чтобы залить кровью и болью проклятый санаторий. Чтобы он смог принести в жертву тех, кто смотрит на его бога свысока. О, да, Джашин-сама будет рад страданиям этих еретиков. Боль медленно поглощала разум и Хидан чувствовал, что скоро потеряет сознание. Но молитву надо закончить, чтобы бог был доволен. Чтобы, когда это проклятое место потонет в крови принесенных жертв, гнев Джашин-самы обошел стороной тех, кто был дорог Хидану. Ведь в этом богомерзком месте, он впервые в жизни встретил тех, кого смог назвать друзьями.