Scene of the Crime

Приходить в себя во второй раз гадко, но намного приятнее, нежели в первый. Чуя долго лежит, дрейфуя в состоянии осознанного нигде, в которое постепенно и неохотно приходят ощущения. Первым делом — ну кто бы сомневался — вместе с мыслями приходит боль. Как там говорил Декарт? «Мыслю, следовательно, существую»? Для Накахары это изречение верно несколько в ином виде: «Мыслю, следовательно, болю». И вот в этом многозначительном и ироническом «болю» — сосредоточение всего состояния рыжего юноши на данный момент. Все тело переполнено болезненными ощущениями, но смазанными и неясными, будто кто-то выкрутил значение на минимум, убавив их громкость. Обезболивающие? После приходит чувство мягкости и свежести: пахнет порошком и странной чистотой, которая обычно бывает в больницах. И ощущение, словно Накахара лежит в постели, а его руку обнимают то ли провода, то ли трубки. Чуя по понятным причинам не верит собственным тактильным впечатлениям, а потому пытается установить с окружающем миром еще и зрительную связь в дополнение. Ой-ей. Глаза открываются с относительным успехом, но неидентифицированное светлое помещение перед глазами размазывается и плывет, словно парень словил «вертолет» с перепоя. Изнутри тут же подступает характерная липкая тошнота, и Накахара жалеет о своем необдуманном решении поскорее вернуться в реальность. В реальности ему откровенно херово, но, что удивительно, он все еще жив. Ну, то есть, еще недавно (интересно, насколько действительно «недавно»?) он успел со своей жизнью распрощаться. Но на деле сейчас мало того, что живет, так и еще испытывает все сопутствующие страдания. И, кажется, действительно находится в больнице. Были бы силы и возможность, Накахара бы непременно подскочил на постели и начал лихорадочно докапываться до окружающего пространства и себя в попытках выяснить, что в итоге произошло. Но ни сил, ни возможности нет, поэтому юноша просто пытается повернуть тяжелую, словно свинцом налитую голову на бок и осмотреться. Почему он жив? Почему он в больнице? Разве тот забинтованный тип не собирался его прикончить? Кажется, после выстрела в ногу Накахара отрубился самостоятельно и без посторонней помощи. Его не добили? Лечат? А, может, его каким-то чудом нашли люди Мори и вытащили? Но тогда бы его точно никто не потащил в обычную больницу — по какой-то причине Огай предпочитает самостоятельно курировать лечение людей, которыми он распоряжается напрямую. Собственно, как он много раз и делал с Чуей. Это место не похоже на привычный ему лазарет. Вот уж где Накахара провел много времени с многочисленными переломами и травмами, которые умудрялся наживать себе с удивительной регулярностью. Там он все знает наизусть. А здесь все стерильное и незнакомое. Значит, Мори его не нашел. Значит, он здесь потому, что его пока решили не убивать. Зачем? Для чего? Вопросов неприлично много, и каждый из них порождает тревожный всплеск внутри. Теперь откуда-то появились силы тревожиться и нервничать. Ну да, когда лежишь пластом и, как показал осмотр, под капельницей, как раз появляется лишняя энергия, которую можно потратить на бессмысленные метания. Подспудно Накахара предполагает еще энное количество времени валяться и считать ворон без единой весточки, касательно его нынешнего положения. К его счастью, у доктора Йосано удивительное чутье на состояние своих пациентов. В клинике даже пошучивали, что это ее сверхъестественная способность — мистически ощущать, когда пациент пришел в себя или ему срочно требуется помощь. Впрочем, врач не спешит, допивая свой положенный черт-знает-какой-по-счету-за-день кофе, даже когда решает проведать притащенного Дазаем юношу. Куда бы ему в таком состоянии деться. Премило улыбается новенькому медбрату, встреченному по пути, и открывает двери в одноместную палату ключ-картой. Характерное пиканье со стороны двери заставляет Накахару резко обернуться в ее сторону и слабо, жалобно застонать от колыхнувшейся в черепной коробке боли. Будто его голову наполнили битым стеклом и пару раз хорошенько наподдали по ней битой. Согласитесь, мало приятного в ощущениях подобного толка. Занятый своим внутренним дисбалансом, Чуя не сразу рассматривает вошедшую женщину. А когда ему все же удается сфокусировать на ней взгляд, почему-то интуитивно расслабляется: внутренне он ожидал увидеть кого-то менее приятного на вид, еще хуже — бинтованного типа или его молчаливого шестерку, чьего лица он даже не запомнил. Задумчивое лицо доктора, которая оказалась к тому же очень красивой, преображается, когда она видит пришедшего в себя Накахару. Хотя, кажется, она не удивлена. — С пробуждением. Она подходит к кровати, беря планшет с одним единственным листом бумаги, установленный у изголовья. По всей видимости на нем должна быть информация о пациенте. Юноша цепляется взглядом за украшение-бабочку в ее темных волосах. Из-за нее весь ее вид отдает чем-то не слишком врачебным. А может дело в небрежно распахнутом белом халате? Прямо как Мори-сан, который тоже никогда его не застегивал. Но на Мори эта женщина не похожа. Скорее на сестрицу Кое. Создает такое же впечатление властной и умной женщины. — Накахара Чуя, верно? Чуе все еще ужасно хочется пить, настолько, что он не представляет, как заговорить в голос. Он ограничивается едва заметным кивком, не отводя взгляда от врача. Ох, даже кивнуть — тот еще в его состоянии, оказывается, подвиг. — Мое имя Йосано Акико, я — твой лечащий врач. Представляется, а затем резко интересуется, без всякого перехода. — Воды? На такую проницательность Накахаре хочется воскликнуть, что да, однозначно да, воды, да побольше. Ему кажется, что его внутренней Сахаре недостаточно будет даже цистерны с водой, чтобы хоть немного утолить эту кошмарную жажду. Так или иначе, голос его все еще не слушается, и ему еще раз приходится заставить себя кивнуть. Йосано отходит к незамеченному Чуей столику в углу палаты, беря с него чистый стакан и бутылку с водой. Только сейчас Накахара замечает, что в комнате есть еще одна дверь, помимо той, через которую вошла врач. Но на ней, в отличие от первой, нет устройства для считывания ключ-карты. Получается, он в одноместной палате с отдельным санузлом? Интересно, сколько стоит день пребывания в стационаре с такими условиями? И что, черт возьми, он здесь забыл? Пока пациент задается множественными вопросами и путается в змеином клубке своих мыслей, Акико возвращается со стаканом воды, помогает Чуе приподняться, поддерживая его под спину (несмотря на ее аккуратность, тот все равно страдает) и напиться. Что может быть прекраснее в этом мире, чем банальная пресная вода? В данную секунду Накахара искренне верит, что решительно ничего. Врач смотрит на жадно пьющего Чую и не может понять, как такой юнец мог перейти дорогу Дазаю. И, главное, каким образом? На вид самый обыкновенный подросток. Разве что непривычно рыжий и порядком побитый, но такой уж народ эти подростки, что в любом случае частенько бывают в ссадинах и синяках. Накахаре на удивление хватает всего одного стакана, а не маленького озерца, чтобы напиться, и он отстраняется, неудачно облившись. Ой, да какая разница. Питье, оказывается, очень энергозатратное занятие. Улегшись обратно на подушку, парень понимает, как утомило его одно это действие. Следствие его травм или действие медикаментов? Как будто его это действительно заботит. — Спасибо. Возможность говорить возвращается лишь отчасти, да и то, не по-человечески говорить, а скорее натужно скрипеть, как вышедший из работы механизм. Акико принимает благодарность, коротко кивая. — Как твое самочувствие? Терпимо? Накахаре даже приходится задуматься над таким на первый взгляд банальным вопросом. Однозначно, в какой бы заднице он ни продолжал находиться, то, что он жив, его однозначно радует. Курсирующая по всему организму боль, которую, кажется, кровь с кислородом разносит решительно по каждой клеточке, несколько омрачает существование, но к ней Чуя уже даже привык. Разве что к этой мерзостной тошноте привыкнуть никак не может, и грудь что-то сдавливает. Наверное, дело в ребрах. Покончив с беглым сканированием своего тела, Чуя через минуту задумчивого молчания отвечает-таки. — Тошнит. Но жить можно. Йосано сдержанно улыбается. — Славно, потому что не в моих принципах позволить своему пациенту умереть. Что-нибудь еще? Чуя тормозит и подвисает, словно глючащее программное обеспечение, каждый раз подолгу обрабатывающее каждый новый запрос. — Почему я здесь? Как я здесь оказался? — Накахара наконец-то переходит к самому животрепещущему. Может хоть его врач в курсе, кому и что теперь нужно от Чуи. Но ответ его разочаровывает. — Понятия не имею. Тебя привез мой старый знакомый и попросил лично тобой заняться, а я согласилась. Это все, что я могу тебе рассказать. Старый знакомый? Это случайно не тот, кто некачественную мумию из саркофага напоминает? — А оплата лечения? — Не менее важный вопрос. Потому что на лечение в таких условиях у самого Накахары явно не хватит. Мори-сан, конечно, не позволит влезть в долги перед больницей, но зато Чуя влезет в долги перед самим Мори-саном, а учитывая его недавний проступок, все вместе это явно превысит лимит доверия начальства, которым по умолчанию располагает Накахара. Ну, точнее, самому Чуе кажется, что это превысит лимит. На деле все может оказаться иначе, но сознание юноши не допускает даже такой возможности. Он ослушался и оступился. Подставил своих товарищей и попался. Идиот, что попытался прыгнуть выше головы. Интересно, если бы время обернулось вспять, смог бы тогда Чуя устоять перед собственным стихийным желанием? Он не уверен. Даже зная, чем ему придется расплатиться за свое вольнодумие в будущем, едва ли упертый Накахара согласился отступить от своей цели. Тем более такой! Угон и гонки — две главные страсти в его жизни. Йосано вздыхает, словно она Атлант, на чьих плечах покоится небо, и всякие проходящие мимо людишки пристают к ней с глупыми вопросами. — Все возможные затраты компенсированы заранее, насчет этого можешь не переживать. Звучит хорошо, но от этого «хорошо» юношу не покидает стойкое чувство наеба. Хочется оказаться как можно дальше от этого места и непонятных мотивов окружающих, покаяться перед Мори во всех грехах и просто вернуться к старой жизни. Отсутствие ясности и стабильности раздражает и нервирует, Накахара не из тех людей, кто предпочитает неопределенность — ему всегда нужна твердая земля под ногами. Акико быстро поглядывает на наручные часы, вспоминая о том, что помимо просвещения Накахары у нее есть остальной список обязанностей, и спешит покинуть палату. — Я буду заходить время от времени и проверять твое состояние. Пожалуйста, принимай все лекарства и исполняй все предписания медперсонала. Знаю, ты можешь чувствовать себя потерянно, но поверь, у меня единственная цель — поставить тебя на ноги. Помоги мне с этим. Йосано не без причины думает, что Накахара станет упрямиться и мешать лечению, отказываясь пить лекарства, о назначении которых он ничего не знает. Но, боже, у каждого врача и медсестры в этой клинике есть спектр обязанностей, и ни в один не входит детальное разъяснения курса лечения для особо нервных и недоверчивых пациентов. Даже если эти пациенты предварительно близко познакомились с Дазаем. Боже, почему проблемы Дазая не могут оставаться только его проблемами? Акико, все же, не Атлант, но Осаму так и тянет извечно что-нибудь прибавить к и без того немаленькой тяжести на ее плечах. Чуя понимает, что хочет ему сказать врач. Никто здесь не заинтересован в том, чтобы причинить ему вред. Допустим. Но заинтересованные в этом лица могут появиться здесь в любой момент и, судя по всему, это будет вполне ожидаемым явлением. Что-то этому невнятному типу от Накахары точно нужно, раз он не оставил Накахару подыхать в том подвале, словно шавку под забором. Женщина достает из кармана карту, активируя панель: дверь с тихим писком открывается и вновь закрывается, на сей раз оставляя Чую в одиночестве. О, похоже он заперт в этой палате. Сказочно! Никакого плана нет и быть не может. Накахара плывет по течению, так как это единственно возможный вариант из всех. У него нет сил даже руку поднять с кровати, не то, что встать и сбежать из запертой палаты и из больницы в целом. Где он вообще находится? Это все еще Йокогама? Черт возьми, ему бы хоть крохотный шанс связаться с кем-нибудь из своих. Чуя валяется пластом около суток, послушно принимая таблетки, которые скармливает ему медперсонал. Йосано за все прошедшее время заходила пару раз, интересовалась самочувствием и хвалила за примерное поведение. Ну конечно, как будто у Накахары есть альтернатива, кроме как быть хорошим мальчиком и не мешать окружающим себя лечить. И если двигаться кое-как и даже садиться в кровати без посторонней помощи парню удается, то ходить самостоятельно — нет. Ему повезло, выстрелом повреждены исключительно мягкие ткани, которые быстро и бесследно заживут. Шрам останется, но косметические последствия Чую мало волнуют. Ладонь левой руки так же обещает полностью восстановиться, но болит в процессе сильнее, чем простреленное бедро, а двигать ее пальцами в принципе невозможно без высокоградусных мучений. В целом дела довольно неплохи, но будущее туманно и неясно. Чуя пытался в уме прикидывать кое-какие перспективы, но быстро отказался от этого занятия. Воображать что-то кроме наихудших исходов у него не получается, но пользы от того, что он сейчас себя накрутит, решительно никакой. Лучше на это и не тратиться в таком случае. Когда за окном второй раз темнеет, а в его палату кто-то в очередной раз заходит, воспользовавшись ключ-картой, блуждающий в собственных ленивых мыслях на грани сна и яви Накахара никак не реагирует, даже глаз не открывает. Может это очередная медсестра с проверкой: не исчез ли ее подопечный из запертой палаты на четвертом этаже (Чуя старательно выглядывал в окно, пытаясь понять, где находится). Слышит, как к его кровати подходят, но не вслушивается. — Эй, спящая красавица, подъем! Кто-то обращается к нему вполголоса и не слишком нежно трясет за плечо, от чего все тело неприятно ноет. Голос и его выражение такое до боли знакомое, такое… Мичизу?! Чуя разлепляет тяжелые веки и пытается сфокусироваться на лице Тачихары. И ведь действительно он! Рыж, лохмат и со своим дурацким пластырем на носу. Глумиться пришел? — Ты откуда здесь? Видеть своего напарника в белом докторском халате чертовски непривычно, но зато его хмурая физиономия такое извечное дополнение к будничной рутине Чуи, что жить без нее до этого момента становилось дискомфортнее с каждой минутой. — Да вот, пришел одно безмозглое тело забрать, босс попросил. Он хмыкает и отрывает от кожи медицинский пластырь, который придерживал иглу от капельницы в вене. Потом и иголку следом выдергивает, давая в полной мере ощутить, как же устало от нее его предплечье. — Ну кто ж так капельницы без разбору выдирает? А если я теперь умру? По всей видимости, в данную минуту происходит спасательная операция, но Накахара просто не может отказать себе от вагона дружеских подъебов. Да и кем он будет, если откажет? — Да завали. И зачем Мори-сану понадобилась твоя бесполезная тушка? Валяешься здесь, так и валялся бы дальше. — Ой, только не говори, что не плакал ему о том, как по мне соскучился. — Плакал, чтобы он одумался и не забирал тебя назад. Ведь, подумать только, на какое-то время ты стал не нашей проблемой! — Эй, а вот это было обидно! Осматривающий и ощупывающий тело болезного Накахары Мичизу от удивления даже замирает на пару секунд. — Ну ничего себе. А то, что ты у нас безмозглое тело, тебя, значит, не задело никак? Чуя закатывает глаза. — Ну, это звание, допустим, я заработал. Тачихара присвистывает. — Самокритику себе отращиваешь? Уважаю. — И тут же интересуется, оставшись неудовлетворенным результатами беглого осмотра. — Сдается мне, на своих двоих ты отсюда не выберешься. Накахара улыбается так довольно, будто он сам не заинтересован в том, чтобы поскорее слинять. — Да-а. Вообще никак самостоятельно передвигаться не могу. Бесить Мичизу — его священная миссия в этом мире, не иначе. Но на сей раз напарник оказывается предусмотрительнее. — Так я и думал. Тогда придется дождаться Хироцу, я послал его найти инвалидное кресло. Ты, конечно, — он мельком смотрит на потрепанного жизнью друга, — инвалид у нас исключительно на голову, но об этом тут еще никто не знает. Ой зара-аза. Когда действующих лиц этой пьесы становится больше, Накахару аккуратно (на самом деле не очень) загружают в кресло, стараясь не добить в процессе окончательно. Перед тем, как покинуть палату, Тачихара напутствует по-быстрому сочинить какую-нибудь молитву, чтобы по пути им не попался никто из персонала, кто присматривает за Чуей. В их планах нет кинематографичной погони, перестрелки или игр в шпионов. Тут не Голливуд и на зрелищность никто не претендует, дайте только этого болезного обратно к рукам прибрать. — Откуда у вас вообще ключ от этой палаты? — шепотом интересуется Чуя, когда они заходят в лифт. На кой черт шепотом, если они тут одни — не ясно. Наверное, так действует на него общая атмосфера. Сбегать из больницы в инвалидном кресле и больничных шмотках ему еще не доводилось. Новые впечатления! — Ключ от всех дверей, а не только от твоей палаты. Это новая поделка Акутагавы. Точнее, обоих из них. Смастерили за ночь. И что тут скажешь? Только уважительно присвистнешь и сделаешь себе заметку на память, что неплохо было бы Гин и Рюноске подогнать по бутылке какого-нибудь элитного алкоголя. Ведь нетрудно догадаться, ради кого они так старались, чтобы уложиться в одну ночь. Ах да. — А как вы узнали, что я здесь? Лифт останавливается на нужном этаже, Мичизу только цыкает на разговорчивого напарника. — Любопытной Варваре на базаре нос оторвали. Ага, а еще прострелили ногу и пырнули ножом в ладошку. Знаем мы эти ваши истории. Чуя разрывается между двумя противоположными желаниями, когда они развеселой компанией пересекают главный больничный холл. С одной стороны, славно, чтобы им не попалось ни одного человека из персонала, которому было бы знакомо лицо Накахары. Совсем нехорошо сталось бы, попадись им на пути сама Йосано-сенсей. С другой стороны, внутри юноши так и зудит дурацкое желание узнать, что будет, если их тактическое отступление будет обнаружено вражескими силами. В конечном счете это не Чуя сбегает, это Тачихара с Хироцу пришли и украли его! Да-да, именно украли! И Накахара к собственному похищению никак не причастен: его вообще не спрашивали. Так что с него, как с болеющего и не решающего собственную судьбу, спросу нет. — Ну и как тебе ощущение, Мичизу? — Ехидно тянет юноша, когда они проходят (точнее, проходят его товарищи, а он торжественно проезжает) автоматические двери главного входа. — Какое ощущение? — Напарник несколько издерганно поглядывает по сторонам. Вот ведь идиот — приглядись к ним кто повнимательнее, и его метания точно спалят всю контору. Как же славно, что большинству людей нет дела до окружающих. Чуя, можно сказать, за счет этого и живет. Где проще всего совершить преступление? У всех на виду. Никто на это внимания не обратит, а если и обратит, то не придаст значения. Диффузия ответственности, эффект свидетеля и все такое. Но ладно, в данном случае он тут ни при чем. — Как тебе понравилось ограбить больницу? — Накахара оборачивается на друга, ехидно на него поглядывая. Ой-ей, ребра. — Ограбить больницу? — Он издевательски смеется, гаденыш. — Да я ей услугу оказываю. Избавляю ее от страданий: ей больше не придется наблюдать тебя в своих стенах. На это Чуя только цыкает, закатывая глаза и возвращаясь в нормальную позу, в которой его тело хоть немного умолкало. Жалобные стенания собственного организма несколько мешают, когда ты пытаешься упражняться в остроумии. А проигрывать в ехидных подколках Тачихаре очень неприятно. Лучше уж вообще не начинать. — Мори-доно был очень обеспокоен твоей пропажей. Хироцу подает голос внезапно, до этого всего лишь молча наблюдая за перепалкой со стороны. Накахару в целом поражает его способность оставаться спокойным в любой ситуации. Как-то раз старик забирал Чую и Мичизу из полиции, когда они напились пива и на ноте алкогольного опьянения решили подраться на улице у всех на виду. Это было достаточно давно, но Чуя до сих пор помнит, как в тот раз было стыдно и обидно. Стыдно перед Рюро и Огаем, а обидно, что Тачихара успел хорошенько ему втащить, прежде чем их разняли, а Накахара ответить ему не успел. Да, крепкая дружба выглядит как-то так. На сей раз Чуя испытывает новый укол стыда, и поэтому не отвечает, зарываясь в собственные виноватые мысли. Стыдно не за угон, дайте Накахаре еще один шанс — он снова угонит эту машину. Стыдно за собственную беспечность и за то, что его в итоге поймали. Стыдно за то, что поставил всех на уши и не смог самостоятельно разобраться с собственными проблемами. Мори не раз говорил, что не столь страшен проступок, сколько неготовность брать ответственность за свои действия. Они останавливаются у тонированного минивэна, и юноша его узнает. Пришло время выгружаться. Мичизу открывает дверь на заднее сиденье, пока Хироцу усаживается на место водителя и заводит машину. О да, старик терпеть не может стиль вождения юного поколения. Сам Рюро по молодости тоже занимался угонами, но быструю беспечную езду на дух не переносит. Неужто он и на угнанных машинах уезжал по всем правилам дорожного движения, несмотря на бушующий в организме адреналин? Ой, да Чуя ни за что не поверит. Тачихара строит скорбное лицо и пытается как можно аккуратнее поднять своего напарника на руки, чтобы пересадить его в машину, попутно еще больше не покалечив. — Уххх, принцесса, ну и горазды вы жрать. — Натужно кряхтит парень, заталкивая свою ношу в салон. — Это не я тяжелый, а ты слабый. — Накахара презрительно игнорирует «принцессу». — Мори-сан говорил, что у меня просто кости крепкие и мышечный корсет развит. Ты знаешь, что мышцы весят больше жира? — Да-да, конечно, утешай себя этим, толстяк. Мичизу заканчивает с перемещением ругающегося тела и показательно отряхивает руки. Накахара злобно ворчит, что на прошлом медосмотре ему сказали лучше питаться, и вообще он задолбался искать по магазинам одежду, которая не была бы ему великовата. Тачихара сам вечно причитает, что Накахара ничерта не ест и такими темпами скоро трансформируется в палку. А стоило поднять Чую на руки разок — вон как сразу запел! Вся их деятельность проходит на диво незаметно, и минивэн спокойно себе выезжает с больничной парковки. Интересно, будут ли Накахару потом искать? Скорее всего будут. Но раз в дело вступил Мори, то Чуе нечего опасаться. Кроме самого Мори, но бояться босса у Чуи никогда не получалось. Уважать и желать оправдать ожидания — да. И сейчас внутри скребет именно это чувство неоправданных ожиданий. Так или иначе, а объясниться с Огаем придется. Чуя компактно укладывается на заднее сиденье, наплевав на ремни безопасности. Сложиться в машине так, чтобы ничего не болело — задача непосильная. Сам себе парень напоминает переломанную куклу, которой мешает собственное тело. Хороший ему урок. Тех, кто стоит на вершине пищевой цепочки стоит если не опасаться, то всегда ждать от них подвоха. И выкладываться на все сто, раз уж решаешь перейти им дорогу. Так, чтобы тебя потом ни за что не нашли. Поимка унизительна. Накахара поглядывает в окно на проносящиеся мимо дома и машины. Йокогама неизменна, похожа то ли на муравейник, то ли жужжащий улей, то ли вовсе на странный био-механизм, у каждой детали которого есть свое назначение. Если из строя выйдет элемент, подобный Чуе, его быстро заменят, неполадку устранят так скоро и качественно, что никто и не заметит. А если сломается деталь кого-то вроде Дазая Осаму? На такое событие уже не закроешь глаза, поломку в два счета не починишь. Вот почему такому как он все сходит с рук. Пристрели он Накахару — ничто в этом городе не дрогнуло бы. И от этого осознания в районе солнечного сплетения возится что-то ершистое, что-то колкое и неприятное. Обидное. Нечестно.