Scene of the Crime

Чуя непривычно много молчит последние четыре дня, наверное, уже сотню раз отправив пачку стенаний Мичизу в сообщениях, жалуясь то на слишком холодную воду, то на слишком горячий чай, то на совершенную невозможность поесть, из-за которой парень ходит последнее время злющий, как сам сатана. А все потому, что Накахара держит за правило исполнять свои угрозы (почти все) и дурные идеи (все). Да, он проколол язык. Нет, он не сожалеет (а очень хочется), но страдает. Дернул же черт полистать фотографии пирсинга в интернете, и пробить себе язык не в одном месте, как планировалось изначально, а сразу в двух, аккурат друг за другом, что, в общем, не слишком отличается от традиционного пирсинга, только разве что первая штанга располагается ближе к кончику языка, а вторая — ближе к корню. Симпатично, но болезненно. После проколов Чуя упорно смаргивал слезы, стараясь не показывать собственной слабости. В него, блин, стреляли, а он тут из-за пирсинга сырость развел. Зато теперь у него на языке красуются два аккуратных шарика из медицинского металла, которыми парень очень доволен. А еще язык болит, как последняя падла, что в свою очередь не вызывает никакого довольства. Но на что не пойдешь, когда ты юный и дурной. Даже если рамок в твоей вселенной не существует, ты ищешь любой намек на условности и границы, чтобы за них выйти. Просто так, из чистого наслаждения своим иногда маленьким (а иногда не очень) бунтом. Как бы рано ни пришлось взрослеть, возраст неизбежно возьмет свое, выдув ветром из головы всю логику и здравый смысл. Хорошо, не всю, но достаточное ее количество для таких вот приключений. Было бы славно, если бы языком все и ограничилось. Но нет, ухо Накахары тоже пострадало за компанию, когда парень решил обзавестись индастриалом, насмотревшись на примеры работ мастеров салона. Вот так и вышло, что сейчас ему из всего и осталось только что полоскаться в хлоргексидине и есть исключительно в крайних случаях. К исходу третьего дня, правда, это стало уже не настолько невыносимым занятием, но все еще причиняло ощутимый дискомфорт. Спасибо хоть преподаватели, нанятые Озаки, снисходительно отнеслись к бунтарским жестам, разрешив временно молчать на занятиях, изъясняясь короткими записями или отвечая на вопросы в тестовом порядке. Единственное, что его как следует обругала тренер, которой следовало в кратчайшие сроки слепить из Накахары полноценную боевую единицу. Ну как будешь с таким работать, если он даже не может толком соблюдать режим питания, необходимый для правильного метаболизма и восстановления мышц после тяжелых тренировок? Вот то-то и оно. Подводя итоги, у Чуи совершенно не было сил и «оперативной памяти» жить, и вынужденно перейдя в режим выживания, он начисто потерял счет времени. Дни смазались и смешались, погода большими уверенными шагами направилась к мокрой слякоти и зябкому похолоданию, заставляя кутаться в дорогое подаренное боссом пальто. Встречи с друзьями оказались настолько вытесненными на задворки жизни, что с Тачихарой довелось последний раз увидеться где-то с полмесяца назад, растекшись по его дивану рыжей очень усталой кляксой непонятного ворчливого вещества. Впрочем, соскучившийся Мичизу был рад и такому агрегатному состоянию внезапно очень занятого друга. Переписываться-то они переписывались стабильно каждый день, но разве ж это то же самое, что позалипать вместе на стрим или устроить марафон кино? Да ни разу. К чему это все? Ну, сегодня, когда Кое объявила, что в свой законный выходной Накахара никуда не идет, а остается у нее ждать своего нового (еще одного в обширную коллекцию, видать) преподавателя, Чуя промолчал. Очень неодобрительно, нахмурившись, словно предгрозовое небо, но промолчал. Банально решил не добавлять еще больше дискомфорта дню, мгновенно ставшему каким-то поганеньким. Он и так, блин, шесть дней в неделю впахивает словно ломовая лошадь. И чего ради? Чтобы и на седьмой мариноваться в поместье Озаки? Нечестно! Но довольно просто смирился со своим заключением, непременно пострадав на этот счет в личку всем своим товарищам. Вообще, стоило ему покинуть труппу мастеров на все руки, как они здорово сблизились с сиблингами Акутагава. Стоит задуматься о том, что без непосредственного присутствия Накахары его готовы любить куда больше, чем при нем во плоти, да вот только юноша не настолько мнительный. Тем более, что и Рюноске, и Гин не слишком разговорчивы в жизни. А вот в интернете — пожалуйста. Новенькая в команде угонщиков, звавшаяся Хигучи, поначалу никому особенно не угодила, но постепенно ребята свыклись с заменой. И нельзя сказать, что Чуя совсем не ревновал, но довольно быстро принял мысль, что в его привычной гоп-компании теперь другой ведущий. Девочка, судя по отзывам, работала быстро, словно играючи, и Накахара даже подписался на нее в соцсетях. В твиттере ее не было, но достаточно оказалось и постов от четы Акутагава, ведущих один аккаунт на двоих. Они на свое мнение не скупились. Кажется, Хигучи они оба очень понравились. Ну конечно, как с этих очаровательных сычей не словить бисексуальную панику? Даже Чуе неведомо. Жизнь не стоит на месте и не устает преподносить сюрпризы. Парень провалялся в кровати до самого вечера и, выползая из комнаты к обещанному учителю, не потрудился выглядеть прилично. Пижамные штаны тривиального цвета хаки да мятая футболка с надписью biohazard и рисунком биологической угрозы — вот и весь его облик. Вползает в гостиную сестрицы и столбенеет. Снова это лицо и приметные бинты, снова этот оценивающий взгляд с искорками веселья и превосходства. Чертов Дазай, блядский Осаму. Что, ради всего святого, этот мудак забыл здесь?! Накахара переводит пылающий праведным негодованием взор на чинно сидящую на диванчике Озаки. — Кое? — Чуя звучит внятно, но каких трудов это ему стоит. Пирсинг, бля, как же не вовремя. От этого гнев подступает лишь еще сильнее. — Если тебе от этого станет легче, это не мое решение. Легче. Ага, как же. — Какой-то неподобающий вид для знакомства с человеком, который теперь будет тебя обучать, не находишь, Чуя? Как же мерзко он растягивает гласные в его имени. Накахара бережет свои речевые способности, пока они на вес золота, молча выходя из комнаты, не заботясь о том, как это будет выглядеть. И не слышит короткой спокойной реплики Озаки. — Видимо, нам придется подождать еще какое-то время. А Чуя тем временем быстро набирает выученный наизусть номер босса. — Мори, где я успел накосячить настолько, чтобы заслужить э т о? Он начинает резко и отрывисто, без приветствия и любых иных формальностей. Да, Огай действительно его разбаловал, но все еще не видит в этом ничего плохого, позволяя иные вольности. — Вот поэтому он и будет тебя учить. Тебе необходимо научиться сдерживать свои эмоции и следить за собственными словами. Уметь держать лицо. — Босс поясняет мягко, словно ребенку, но одним тоном дает понять, что всякие пререкания с ним решительно бессмысленны. — Что-то я упустил момент, когда он стал вашим… — Чуя с трудом подбирает правильную формулировку, — Вассалом. Огай веселится. — Ах, если бы! Вот бы Накахаре его расположение духа. — Он сам предложил, цитирую, оказать посильную помощь подрастающему поколению. — Ну и стервец эта селедка двухметровая. — Я прекрасно понимаю, что он решил всеми средствами добраться до тебя, но это будет прекрасным боевым крещением. Ага, значит, то, что уже свершилось, было так себе боевым крещением? Волшебно. Накахара не знает, кого хочет задушить больше: своего многоуважаемого босса или этого так называемого «учителя». И прекрасно понимает, что задушить может на досуге только подушку, ее же и поколотив, потому что выпускать пар на окружающих ему не положено. А жаль. Еще один пункт из разряда «понять, простить, принять». Ситуацию. Не эту мумию. Нет. Ни за что. Чуя его ненавидит. Возвращается назад, установив шаткое душевное равновесие, чтобы задать один терзающий его вопрос. — Ну и какого хуя? Кое сдержанно улыбается в чашку чая, едва поднесенную к губам. Все как она и предполагала. Чуя не станет дебоширить, но на его лице крупными буквами написано все, что он думает о подобного рода учителях. А думает он много, и выражения все сплошь непечатные. Осаму тоже в свою очередь ожидал чего-то подобного, и, стоит отдать парню должное, Накахара повел себя много сдержаннее, чем мог бы, исходя из своего темперамента стихийного бедствия. Дазай планировал разобрать личность Чуи по кирпичикам, стремясь найти то, что его так зацепило в малолетнем угонщике. Его страсть? Его непокорность? Его непоколебимость и самоубийственная уверенность в себе? А может все вместе, ведь по одному эти качества Осаму ни разу не интересовали. Страсть? Безрассудная и слепая. Порою к страсти мастеров своего дела Дазай испытывал прохладное уважение, но не больше. Непокорность? Юношеская глупость, которая порою может стоить головы. Лучше проиграть бой, но выиграть войну, изобразив послушание. Осаму не гнушается ничем, пока цель для него оправдывает средства. Самоуверенность? Ну с этим все ясно, такое Дазай попросту презирает. Расчет и трезвая оценка своих сил и сил противника, по-другому не выжить, по-другому ты труп или проигравший, оставшийся позади. — И тебе здравствуй, Чуя. — Губы самопроизвольно растягиваются в приторную улыбку, стоит увидеть это рыжее чудовище. — Меня глубоко ранит, что ты мне ни капельки не рад. «Был бы у меня нож для разделки рыбы, — думает про себя Накахара, — И я бы обрадовался тебе намного больше». Но вслух ничего не говорит, вау. Смотрит исподлобья с нехорошим прищуром, но молчит, сдерживаясь ну хотя бы ради того, чтобы не позориться своим буйным нравом перед Озаки. Она вроде как принимает Дазая у себя, хозяйка поместья и все такое. И разве хорошо, если гостю при хозяйке навешают люлей? Кажется, это будет не слишком вежливо и, наверное, все-таки негостеприимно. — Чему меня может научить кто-то вроде тебя? Как не промазать по человеку с расстояния шага? Количеству яда у Чуи обзавидуется любая гадюка. — Или как проебать единственную во всей Японии машину? Парень делает шаг вперед, будто наступая, но Осаму не испытывает даже желания отступить. Он встречался с настоящим моральным давлением, а Чуя сейчас не страшнее тявкающего щенка, ощерившегося на незваного гостя. Интересно, а он признает своим хозяином только Мори, или Кое тоже входит в этот узкий круг? — Как минимум, я могу показать тебе, как производить куда более гнетущее впечатление, оставаясь спокойным. — О да, рекламировать себя Дазай умеет, и как славно, что подвернулась подходящая возможность. Чуя презрительно кривится, но застывает, не сводя с Осаму горящего взора. А тот и не против. Ах, этот темперамент. Разве не очаровательно? — В мои планы входит научить тебя добиваться того, чего ты хочешь, словами, а не кулаками. Думается мне, Чуя, у Мори и без тебя предостаточно пустоголовых головорезов. А тебе необходимо уметь выигрывать гораздо большим, нежели грубой силой. Иначе долго не протянешь. И выглядит так, словно сказал совершенно невинную вещь. Так или иначе, к огромному сожалению, он сказал вещь верную. Да, Чуе это нужно. Но ему, кажется, уже только тумбочка не напомнила о необходимости холодного контроля за эмоциями. Лучше уж тумбочка, честное слово, ее хотя бы можно спокойно выставить из комнаты. А эту каланчу перебинтованную — черта с два. Еще жди, пока сам уйти не соблаговолит. Отсто-ой. В любом случае Накахара уже заранее на все согласился. Согласился учить злоебучую алгебру, согласился ходить в синяках после тренировок с непрерывно ноющими мышцами, согласился кипеть мозгами над ебанным этикетом и неприличным количеством вилок и ложек за столом. Зачем ему все это знать? Неведомо. Тем не менее. На Осаму он, к сожалению, получается, тоже согласился. Жизнь выворачивается наизнанку, и тот, кому хотелось открутить голову, словно перегоревшую лампочку из плафона, теперь будет обучать его выживанию в агрессивной среде. Иронично, но с какой-то точки зрения достаточно действенно, чтобы смириться с таким положением дел. — Ну и? У меня все равно нету выбора. — Чуя вздыхает, силясь отпустить нервное напряжение. Будем считать это продолжением его наказания за ослушание. Потому что Дазая Осаму намного проще воспринимать, как наказание, карму и просто влияние ретроградного меркурия, нежели что-то, что может принести некую гипотетическую выгоду. — Тогда собирайся, у меня помимо тебя еще есть планы на сегодня. — Собираться? Чуя беспомощно смотрит на Кое, никак не ожидая такой подставы. Значит, он тут рвется, как хомячок под амфетамином всю неделю, а в его единственный выходной в график внезапно впихивают самого мерзкого типа в этой вселенной? Это нечестно! — Не бойся, я не украду тебя надолго, устрою, так сказать, небольшой пролог к своей воспитательной работе. Интересно, что в него будет входить? А то предисловие что-то Накахаре совсем не понравилось. Плохой из Дазая романист, просто ужасный. — Хуевая нянька какая-то, — фыркает Чуя и подчиняется. Но не словам Осаму, а скорее своему долгу перед боссом быть хорошим подчиненным. Кто бы знал, что творится в голове Накахары, когда он удаляется, чтобы вернуть себе вид, отдаленно похожий на человеческий, превратившись из растрепанного чудища из-под кровати в симпатичного молодого человека. Озаки, вполне довольная тем, что буря ее не затронула и, давайте признаем честно, в принципе не случилась, отставляет фарфоровую чашку на блюдце. — Вы ему совсем не нравитесь, но упорства вам не занимать. — В ее голосе проскальзывает насмешка, придающая фразе едва уловимый глумливый оттенок. Ей новый учитель Чуи тоже ничуть не пришелся по душе. Непонятно, какую игру он ведет, и что последует дальше. Это Мори здесь любитель высоких ставок, Озаки же предпочитает отдавать на кон наименьшее из того, что необходимо, отделываясь туманными обещаниями и ноткой женской загадочности. — Исключительно промах нашего первого знакомства. Стоявший до того Осаму вольготно располагается в кресле, так и не притронувшись к своей чашке. Его здесь, конечно, никто не отравит, но под взглядом такой женщины немудрено и поперхнуться насмерть. А Накахара тем временем в своей комнате укрощает непослушные волосы, попутно выбирая, каким образом одеться. Сыграть ли в духе «на зло маме отморожу уши» и вырядиться как можно более неформально? Ну да, ну да, чтобы выглядеть еще младше своего возраста. Не подходит. Тогда выбор падает на винного цвета рубашку и черные джинсы, которые по невнимательности возможно вполне принять за строгие брюки. Но не может отказать себе в соблазне нацепить кожаный чокер и портупею, прикрыв получившееся безобразие строгим пиджаком. Эдакое сочетание несочетаемого, органично совмещенное в одном образе. Чтобы потом, дождавшийся через полчаса Осаму получил короткое замыкание, едва не подав виду. Потому что это преступно — так одеваться. «Так нельзя», — Думает про себя Дазай. Но тут же понимает, что и в этом, точнее, тем более в этом для Накахары существует исключительно «льзя». Вот уж точно, для кого придуманы правила, тот явно не Чуя. И в его понимании мира, доводить своим внешним видом спутников до сердечного приступа — вполне приемлемая деятельность. И не то чтобы он рассчитывал на подобный результат. И не то чтобы он в принципе рассчитывал на результат со стороны Дазая. И не то чтобы он заметил хоть что-то с его стороны. А в «списке дел» Осаму случается пополнение: ему теперь просто жизненно необходимо затащить Накахару в постель, а потом уже и поковыряться в его сути. Ну или все сразу. Но постель — обязательный пункт. Потому что… ну вы его видели?! У особняка припаркована та самая машина и Чуя, стоит ему только увидеть «свою красавицу», которая на деле ни разу не его, как он начинает едва ощутимо нервничать. Ему нестерпимо хочется еще разок протянуть свои загребущие ручонки к этому сокровищу. — Дай поведу. — Нет. Быстрый вопрос — быстрый ответ. И Накахара, будто реакция Дазая оказалась для него новостью, со смесью недовольства и удивления смотрит на него, мол: «Охуел мне отказывать». К счастью, он не из тех, кто будет долго и нудно канючить, напирая на своем. Хер Дазаю, а не бесплатное шоу. — Ну и мудак. Содержательно, дружелюбно, вежливо. В этом весь Чуя, мастер коммуникации. Заваливается на пассажирское сиденье как к себе домой с кислой миной смотря на то, как самый гадский гад в его жизни занимает место водителя. Досадно, но ладно. Свой гештальт Накахара закрыл, а его нынешние чувства к этому автомобилю — чистой воды лирика. — И что? Куда ты собрался меня тащить и чему учить? Спрашивает с максимально пренебрежительной интонацией, чтобы всем своим видом показать, как ему не нравится происходящее, но как ему одновременно с этим похуй на человека, которого, по законам жанра, ему теперь положено опасаться. Но фантомные боли ранений рядом с Осаму исключительно бесили, а не внушали священный трепет. А ноющий от количества общения язык и подавно. Самое время молчать с угрюмыми щами. Дазай мягко посмеивается, почти умилившись театрально-искреннему поведению парня. Выглядит он сейчас старше, чем обычно, но ведет себя все еще диким подростком. Ничего, дрессировка всегда была сильной стороной Осаму. И его не так уж сильно беспокоит, сколько раз ему предстоит быть укушенным за свою самоуверенность. — Ничего такого, свожу тебя поужинать и посмотрю, как ты можешь себя вести в общественном месте. Но тебе предстоит поддерживать со мной вежливую, — мужчина делает ударение на последнее слово, — Беседу. Чуя окончательно скис, превратившись в грозовую тучу. В очень привлекательную тучу, и это звучит как-то нездорово. — Ну-ну, не стоит так переживать, я же не заставляю тебя делать вид, что мое общество тебе приятно. Это уже следующая ступень сложности. Как же Накахаре хочется его ударить. Руки чешутся. — Не думаю, что во мне скрыт настолько редкостный актерский талант. Чуя не удерживается от реплики, и его язык этим очень недоволен. А Накахара всем своим организмом в свою очередь очень недоволен своим собеседником и тем фактом, что так просто от него не отделаться. Но его, какая жалость, никто не спрашивает. Дазай вздыхает с показушным разочарованием, но парень отворачивается к окну, упорно впериваясь туда взглядом, словно за прозрачным стеклом укрылся смысл его существования. — Ну и пожалуйста, ну и не нужно. — Бурчит Осаму, строя из себя инфантильность, но довольно просто смиряется. Хорошо, по крайней мере Чуя уже относительно спокойно сидит рядом и не похоже, что вот-вот полезет драться, как это выглядело в их прошлые встречи. Хотя это неправда. Он не выглядел, будто бы вот-вот набросится на него с кулаками. Он выглядел как дикое животное, готовое сию секунду кинуться и неметафорично вцепиться ему в горло. Ох, такая сторона Накахары не на шутку будоражит нездоровый интерес Дазая. Он хочет обладать этим животным, подчинить эту дикую часть личности парня себе. Вообще-то все получилось довольно диковинно, да настолько, что сразу чудится какой-нибудь чертовски хитрый план со стороны всевидящего Мори. Чего он добивается? Пользуется неприкрытым интересом Осаму или строит более сложные схемы? Чуе в жизни не разобраться в хитросплетениях мыслей этого человека. Да и не хочется, если честно. Он уверен в своей преданности, и это все, что ему нужно на этом этапе жизни, чтобы твердо стоять на ногах. Достаточно ли этого Огаю? Кто знает. Дазай в свою очередь знает, что всеми уступками, на которые ему пришлось пойти, Мори воспользуется во время бури, чье неясное ощущение маячит на горизонте. Кажущиеся обыденными проблемы с поставками и сбытом, недоверие старых и привычных союзников, напряженная атмосфера между фракциями. Все это складывается в мозаику единой картины, которую пока невозможно даже предсказать: слишком мало имеющихся фрагментов. Но опытные игроки чувствуют, что что-то грядет. Не изнутри, так снаружи. Будто в городе завелись крысы. Кто ими является на самом деле? Какую власть они собираются получить? Какие цели преследуют? Дазай собирается сыграть, но Накахаре о том невдомек, его больше интересуют собственные эмоции и ощущения. Пока ему не сказано и не указано его место, при том, что его указать может лишь один человек (ну ладно, Кое тоже), Чуя останется в стороне. Тем более в стороне от бури, которую он пока не чувствует: у него нет ни видения картины, ни кусочков мозаики, ничего. У него курсы молодого бойца и планы Огая, возложенные на его плечи. Все. Они останавливаются у небольшого кафе, которое, выглядя достаточно уютно, тем не менее оказалось дорогим даже на вид. Поразительно, что в таких заведениях денег за воздух не берут. Осаму чувствует себя в таких местах, как рыба в воде (селедка перебинтованная), а Чуе же не слишком уютно. Будто в воздухе витает не запах женского парфюма, а запах праздной безопасной жизни, которую Накахара презирает, но в тайне завидует. Ему с самого детства ничего такого не доставалось, и теперь смотреть на жизнь, будто выставленную за стеклянной витриной, оказалось неприятно. Даже когда он сам может позволить себе ни от кого не зависеть, самостоятельно зарабатывая на жизнь и существуя так, как ему самому нравится. В дорогие места он не суется. Приятную атмосферу и хорошее вино, знаете ли, можно найти и не в таких вычурных местах. Но сейчас не то чтобы у него был особенный выбор. Поэтому он молча следует за Осаму, намеренно отдавая пиджак на входе. В кафе достаточно тепло, чтобы дополнительный слой одежды терял всякий смысл. Тем более, Чуя всерьез вознамерился быть крайне раздражающим элементом. Откуда ему знать, что вызывает своим демонстративным поведением не глухое раздражение, но несколько иные переживания? Усаживаются за столик у большого панорамного окна, и в голову Чуи снова приходят мысли о витрине. Кто бы мог подумать, что однажды он сам окажется по ту, другую сторону стекла? И что другие люди будут течь мимо, занятые исключительно собственными переживаниями и вопросом бытового выживания. Как забавно. — Ты молчишь, это немного не то, о чем я говорил. — Осаму открывает меню, окидывая мало заинтересованным взглядом предложенные блюда. — Хотя и не проявляешь открытой агрессии, за это тебе можно прибавить балл. Накахаре хочется сразу обратиться к членовредительству. — Знаешь, куда ты можешь засунуть себе свои баллы? — Просвети меня. Чуя тихо чертыхается себе под нос и пытается успокоиться, утыкаясь взглядом в собственное меню. Но все равно сидит словно на иголках, принципиально не смотря на своего визави. Бесит, как же ужасно бесит. Дазай где-то с минуту иронично созерцает парня, делающего вид, что ужасно увлечен изучением одной и той же страницы. Но потом сдается, признавая, что сейчас Чуя не настроен на милую беседу. А жаль! Кафе, в которое притащили Накахару (словно в расстрельную комнату) было чем-то вроде вычурной кофейни с дополнениями. Основную часть меню занимал кофе и разного рода сладости, и только на паре последних страниц откуда-то завелось несколько полноценных блюд вроде пасты или стейка. Чуя был на все тысячу процентов уверен, что за него заплатят, а если и нет, то это будет проблемами того, кто не заплатил: сам Накахара решительно не выложит из своего кармана ни йены. Тем не менее, в компании бинтованной селедки есть не очень-то хотелось. Можно было бы ограничиться кофе, но Чуя что-то не очень готов разбираться с последствиями вроде нервозности и гиперактивности. Кофеин довольно причудливо действует на маленьких людей, и раз на раз не приходится. Иногда парень напротив начинает жутко хотеть спать. Вот уж действительно, аденозиновые рецепторы — загадочные и непостижимые. — Вина? — Хитро интересуется Осаму, старательно накопавший информации о предпочтениях Накахары. Удивительно, как сильно постарался Мори, чтобы скрыть подноготную какого-то мелкого угонщика. С чего бы это, интересно знать? Он видит в нем настолько большие перспективы? Или?.. — Нет. Чуя хмурится, думая о том, что вино, которое ему придется пить в подобной компании, потеряет для него свой вкус. Не хочется пачкать любимые вещи ассоциациями подобного рода. — Мне хватит чая. Парень разворачивает свое меню к Дазаю, тыкая в изображение стеклянного чайничка. Кофе — небезопасно, вино — жалко. Чай со специями — еще куда ни шло. Быстренько приговорить свою порцию и свалить из нервирующей компании на ночь к Акутагавам, например. И проспать завтра все на свете, забив на утренние занятия. Потому что нехуй. Потому что, Кое, ну что за подстава? — Так просто? Ты меня расстраиваешь, Чуя. — Ну вот и славно. Парень, сам того не заметив, сбавил обороты своей агрессии, но все еще продолжал злобно ершиться. Он не из тех, кто может долго поддерживать боевой запал вне экстремальной ситуации. Легко воспламеняется, но с той же легкостью остывает. Энергосберегающие технологии, все продумано (не всегда). Дазай, в отличие от своего спутника, сегодня с самого утра не ел, и неплохо было бы хоть что-то подкинуть организму, чтобы тот не стал причинять ощутимые неудобства. Когда доходит до заботы о себе, если она не касается напрямую имиджа, Осаму имел вредную привычку на нее забивать до некоторого предела. Поэтому он делает полноценный заказ и коварно берет себе бутылку лучшего вина, надеясь, что Накахара сломается и присоединится к нему. Эта игра в кошки-мышки такая увлекательная. Только вот кое-кто со своей ролью не согласен. Чуя слышит заказ и думает, что Дазай сказочный мудак. Сколько раз он уже обозвал его конкретно этим словом, не считая остальные? Накахара не считает, он просто искренне выражает свою точку зрения. Что тут поделаешь, если у него не слишком обширный спектр слов, которые могли бы в точности передать его отношение к конкретной персоне? В итоге принесенный чай он отхлебывает резко и недовольно, тут же поплатившись за это. Язык, заебавшийся от того, что им говорят, очень отрицательно отреагировал на щедрую порцию специй. Черт, это вышло максимально тупо. Чуя прикрывает рукой рот, едва не застонав от боли. Дазай смотрит на него удивленно, не представляя, что могло произойти. Тут всегда подают чай идеальной температуры — статус места обязывает. Так в чем дело? — Что с тобой? От него грубо отмахиваются. — Отвали. — Накахара выговаривает это с трудом, незаметно смахивая выступившую от глубины «приятных впечатлений» слезу. — Чуя, в чем дело? — Дазай становится настойчивее, но на Чую это не действует. — Ты от меня сегодня отстанешь, бля? И снова это шипение недовольной змеюки. Эй, Чуя, определись уже, с кем ты ассоциируешься? А то получается какая-то гневная химера. — Объяснись, что с тобой, и я, так и быть, отпущу тебя на сегодня. И вот это обещание заставляет Накахару заметно оживиться, задвинув мысли о боли куда подальше. — Язык болит. И на вопросительный взгляд просто демонстрирует два аккуратных прокола, которые, несмотря на ощущения, уже выглядели полностью зажившими. Дазая снова замыкает. Накахара снова этого не видит, подрываясь с места. Все, на сегодня с него хватит. Он свободен, и плевать, что этот двинутый не сводит с него взгляда. Пусть думает себе там, что хочет. Чуя уходит.