Scene of the Crime

Все не слава богу. Кажется, это новый девиз жизни Накахары, ибо иначе он никак не сможет объяснить, такое количество ебанутейшего пиздеца, перманентно сваливающегося к нему на голову. Потому что на сей раз беды действительно не предвещало ничего, наличие адской селедки — не в счет. Оная, к слову, действовала на нервы Чуе, самолично притащившись в кабинет Куникиды с ноутбуком, и работала, сидя на его месте. Тот унесся по делам, и на наличие Осаму на своем законном месте ему было глубокого фиолетово. — Неудивительно, что кабинет Куникиды находится так далеко от твоего — ему тебя и без того по горло хватает. Чуя некоторое время пытался вникнуть в какие-то тонкости в распечатках, которые оставил ему Доппо перед побегом. Но размеренный перестук клавиш по соседству неустанно напоминал ему о наличии нежелательного соседа, а потому парень сдается, выливая свое плохое настроение на его, как он думает, виновника. — Сейчас-то что не так? — Дазай кажется слишком погруженным в работу, и поэтому на чужое возмущение отзывается заторможено. Не до того. Накахара это понимает, и, удивительно, только сильнее от того злится. Он тут сосредоточиться не может из-за вот этого вот рядом, а Осаму все ок: сидит себе, сосредоточенно работает, да так, что ничего вокруг себя не замечает. У Чуи так не получается, и поэтому он злобное и кусачее чудовище. — Твое существование. — Ну уж извини. Немая сцена. Вот уж на что Чуя никак не рассчитывал. А Дазай хмурится, смотря в монитор: ему что-то очень сильно не нравится, но Накахаре не известно что. Чувство собственной неуместности звенит по тонким стрункам нервов, парень не находится, что ответить. Казалось бы, перед этим ли человеком ему тушеваться в своей злости? С его точки любая негативная реакция на него более, чем оправдана. Но. Но все-таки. Ай, блядь, как сложно-то. Чего им стоило больше никогда не встречаться? Тогда бы Накахара просто остался кутаться в собственную ненависть и злость, а не теряться в линиях поведения и глитчах вшитой в подкорку эмпатии. Неудобную паузу рвет невообразимый грохот и мощный импульс, прошедшийся по всем поверхностям, прошивший тело. Никогда не испытанный раньше, его ни с чем не перепутаешь. Взрыв. Где-то очень близко, буквально на этаже. Секундное оглушение. И воздух взрезает отчаянный женский крик, вопли сигнализации и невыносимый человеческий гул, следующий за ним. Голоса, оклики, хлопанье дверей. Едва придя в себя, оглушенный адреналином, Накахара бросается к двери, но его за руку ловит куда более собранный и подготовленный к чрезвычайным ситуациям Осаму. — Ну и куда ты? Говорит так спокойно, что в обстановке паники его слова действуют, словно ушат ледяной воды на голову. Куда? Что-нибудь сделать, еще неясно что. — Какого хуя ты такой спокойный, что-то блядь взорвалось только что! — Чуя говорит громко и эмоционально, едва не срываясь на крик. Взрыв. Прогремел ебанный взрыв. Это что-то нереальное, больше похожее на беспокойный сон. Все взаправду? — Не удивлюсь, если мой кабинет, — ни капли не впечатлённо отзывается Осаму, — Успокойся, нам нужно уходить отсюда, паника превратит это место в ад. Парня ведет от ощущения дереализации, и он не отдергивает руки, когда его тянут вон из кабинета. Его собственные пальцы мелко подрагивают, когда сомкнутые вокруг запястья пальцы Осаму ни разу не дрогнули. Чувство, что для него не произошло ничего из ряда вон, обычные рабочие неурядицы. Накахара нервно хихикает, широкими глазами оглядываясь на спешащих к лестнице людей. Укрыться, сбежать из опасного места — основной инстинкт выживания захлестывает разум и мешает мыслить, видеть окружение. Люди толкаются, но Дазай ведет против потока, вцепившись в Чую, словно клещами. Чуя не чувствует и не знает, что после такой хватки впору остаться синякам. — А как же Куникида? А другие? Почему мы идем не в ту сторону? Разве выход там? Вся злость осталась где-то на грани, в экстремальной ситуации Дазай превратился в единственного человека, который знает, что делать. И Накахара выбирает способ общения чисто интуитивно, подстраиваясь под ситуацию. Это не индульгенция и не пересмотр приоритетов: парень ошалел и несколько не в себе, цепляется за то, за что можно зацепиться. — У меня есть карточка от служебной лестницы, спустимся бизнес-классом, — а вот Осаму находится даже ехидничать в такое время. Его сознание работает, высчитывая варианты. Куникида? Наверняка в порядке. Остальные его подчиненные из разряда «ценных» тоже не должны были пострадать. Не будь здесь Чуи — пострадал бы сам Осаму. Он никак не ожидал удара. Не сейчас. Не здесь. Не таким образом. Кто бы ни устроил взрыв — он затеял большую игру. Дверь на пустую служебную лестницу открывается автоматически, снизу слышен топот: видимо кто-то, у кого тоже была карточка, спешит покинуть ставшее опасным здание. — Да отцепись ты, — к Чуе возвращается толика разума, и он начинает выкручиваться из чужой хватки, — За сломанную руку я не сдержусь и придушу тебя на месте. Страшно-то как. — Успокойся, сейчас не до этого, нужно просто уходить. — Так отпусти меня, и я сам по-быстрому свалю отсюда! Парень в итоге выкручивается, злобная пустынная гюрза, и летит вниз, перепрыгивая через две ступеньки. И даже Осаму со своими длинными ногами (ходулями, сказал бы Чуя) за ним едва поспевает. Ну хоть так. Разок парня даже приходится ловить за шиворот, чтобы тот не встретился носом с полом, но тот даже не благодарит: что-то ворчит, снова возвращаясь к прежнему темпу. Кошмарно травмоопасный тип, как для себя, так и для окружающих. Куникида ждет их внизу у парковки, ругаясь на кого-то по телефону. — А вы службой безопасности в шутку называетесь или как? За что вам деньги платят?! Доппо в своей роли Немезиды дубль два. — Отвлекись, — Дазай небрежно хлопает помощника по плечу. — Бери Чую и уводи его отсюда. Мне не до него. Накахара даже оскорбляется. Непонятно на что: на пренебрежение или на то, что ему необходимо по мнению дурацкой селедки из ада находиться вечно под конвоем. — А может, у меня есть свои ноги, и я сам спокойно могу отсюда эвакуироваться, а? — У меня нет времени нянчиться с тобой сейчас, поэтому будь хорошим мальчиком: не указывай мне, что делать. Куникида, бери его и уходи. Так. Та-ак. Терпение Чуи — вещь хрупкая. И только что Дазай ее сломал. Парень сам плохо отдает себе отчет в своих действиях поэтапно: есть чистое намерение и вот оно исполняется автоматически. Чуя берет Осаму за ворот, тянет на себя и от души заезжает кулаком ему по лицу. Пауза и молчание, что громче давешнего взрыва. На сей раз до Накахары доходит быстрее всех, он ошалело смотрит на кровь, капающую у Дазая из носа на пол и его дорогой светлый костюм. И теперь пришло время для короткого замыкания в голове Чуи: ему ужасно нравится, как сейчас выглядит лицо Осаму. Ему ужасно идет кровь и разбитая губа. Настолько, что это почти…сексуально? Мысль щелкает в голове, и вот уже парень отвис, отпрянув от Дазая. Глаза у того нехорошо потемнели, не предвещая ничего хорошего. Но без разницы, что обещает этот взгляд: Накахара молниеносно разворачивается на сто восемьдесят градусов и профессионально дает стрекача, оставив двоих недоумевающих людей позади. Он сам доберется до Кое. И уже там спокойно обдумает, ч т о только что произошло. И выбросит весь мусор из своей черепной коробки: нельзя, чтобы хоть что-либо в Дазае ассоциировалось с, упасите боги, сексуальностью. Даже его кровь и ссадины. Это уже вообще какие-то нездоровые садистские наклонности. Никаких наклонностей в сторону этого типа! Хочешь ненавидеть — ненавидь, но без…посторонних примесей. Иначе это уже что-то немыслимое получается. Что — не понятно. Но Чуе и не хочется понимать. Ему просто хочется, чтобы картинка алых капель на светлой ткани стерлась из его сознания, а потемневший взгляд не вызывал такого ликования и восторга внутри. Нет в этом ничего красивого. Нет в этом ничего будоражащего. Нет. Не-ет. Н е т. Блять. Пиздец, Чуя. Парень пробирается сквозь толпу, опрометью пролетает пару остановок, заскакивая в первый попавшийся автобус, движущийся примерно в нужную сторону. И вымирает внутри, пряча лицо в ладони. Костяшки правой руки еще горят. А ведь Накахара раздумывал о том, что дать по лицу Дазаю будет приятно. Но ведь не в таком контексте! В голове растревоженный рой мыслей, слишком много всего в один момент: что этот взрыв, что эти наклонности дурацкие. Кто? Как? Зачем? Почему Дазай так легко предположил, что эпицентром взрыва был именно его кабинет? Почему он был так спокоен, говоря это? И, что самое идиотское, какого черта только что случилось на парковке? С ума сойти можно. Кадры сменяются в бешеном ритме, парень просто не успевает за скоростью этой киноленты: смысл ускользает от него, вместе с эмоциональными силами. Поработал, называется, денек в офисе. Вник в дела. Ха-ха. Занятные такие дела! Телефон настойчиво завибрировал в кармане. Неопределяемый номер — босс. — Да, Мори? И уже знает, о чем пойдет разговор. — Это было импульсивно, Чуя. Надеюсь, ты понимаешь, что не должен был так поступать. Ты под ответственностью Дазая, и пока ты с ним — слушайся его. Ох, ну вот, еще и на нравоучения нарвался. Блеск. Но нравоучения от Огая не так страшны, как собственная неразбериха в голове. По крайней мере на сей раз не было чувства тотального проеба перед боссом. — Да ладно, мы оба понимали, что я однажды не выдержу. Вы дали слишком сложное задание для первого раза, босс. Да и не так уж сильно я ему по лицу дал, синяк может быть даже не получится, если обработать быстро. — Ты…дал ему по лицу? Упс. Кажется, Чуя немного заговорился? — А вы…разве не поэтому звоните? — Парень хмурится, сбитый с толку, и поджимает недовольно губы. — Я звоню потому, что ты импульсивно сбежал от Дазая во время экстренной ситуации. Это недопустимо. А, оказывается, я ко всему прочему еще и не знаю некоторых интересных подробностей. Ай-яй-яй, как нехорошо-то вышло! — А он вам не нажаловался? Поразительно. Я думал в первую очередь о своей подпорченной физиономии плакаться побежит. — Чуя. — Ну что? Я честно старался! По ту сторону связи слышится тяжелый усталый вздох. — Возвращайся к Кое. Я придумаю, как ты можешь возместить причиненный вред. — Что? Какой вред? Кому возместить? Этому, что ли? — Нет, мне и моей нервной системе. Найду тебе работу на благо родины. — И еще смеется там, хотя мгновение назад искренне так горестно вздыхал. — Ну это еще куда ни шло. Сделаю в лучшем виде во имя вас и ваших хрупких нервов. — Чуя нахально хмыкает. — Посмотрим. Вот и весь вам разговор. А как же поинтересоваться самочувствием своего подчиненного? Совсем у этого вашего Мори Огая сердца нету. Чуя сверяется с картой маршрутов общественного транспорта на стене автобуса и понимает: ему нужно сделать пересадку, чтобы добраться до Кое, а вот до своего собственного дома можно добраться и без пересадок. Но, блин, если он решит остаться сегодня у себя, то завтра…а что завтра? Завтра у него вся первая половина дня свободна — уступка за то, что теперь его выходной отдан в лапы дурацкого Дазая. Поэтому отоспаться ему никто не помешает. А события сегодняшнего дня стоит переварить в одиночестве. Вспомнишь…солнышко — вот и лучик. Звонит. — Ну и куда ты сбежал? — Голос в трубке звучит так мягко, что его обладателю сразу хочется причинить что-нибудь не очень хорошее. Как хочется — так и расхочется. А то Чуя не переживет, если раскроется еще какая-нибудь интересная черта собственного характера или нечто новенькое из сомнительных пристрастий. Боги, вот попадалово-то. — Подальше от угрозы быть подорванным в твоей компании. — Накахара ерничает. — А ты так расстроился, что тут же побежал к Мори жаловаться? Дазай раздражающе посмеивается. — И да, и нет. Куникида настоял, чтобы я по-быстрому умыл руки, если с тобой что-либо случится, пока ты находишься под моей ответственностью. — Вы посмотрите, он еще и вину на свою «секретаршу» перекладывает. — Накахара пропускает остановку, на которой надо было сойти и сделать пересадку, если бы он собирался вернуться к Кое. Но нет. Домой, ужасно хочется домой, да так, что сил нет никаких. — Да-да, какой ужас, — Дазай притворно признает свое поражение, — Возвращайся, Чуя, я тебя не отпускал, рабочий день не закончен. — Нихуя себе, у тебя пол здания снесли, а ты еще что-то про рабочий день мне тут затираешь? Парень даже изумляется такому самодурству, неконтролируемо повышая голос. Но старушка из соседнего ряда смотрит с неодобрением, и Накахаре снова приходится притихнуть на полтона. — Ты же вроде там занят был, нет времени нянчиться, все дела. Я правильно помню? Так вот, я вам там больше не мешаюсь, работайте свою работу. — Чуя на секунду задумывается о том, что сейчас главной работой должен стать подсчет раненных и погибших, но насильно заставляет себя перестать думать о таких вещах. — Ты обиделся! — Вот еще, — Он его там реально за ребенка держит? — Но твое отношение ко мне уже в печенках сидит. Почему бы тебе просто не отъебаться от меня? — Я отношусь к тебе так, как ты себя проявляешь, ни больше, ни меньше. — Зараза тупо игнорирует последнее конструктивное предложение Накахары. — А я хочу, чтобы ты отвалил, ясно? — Ты не добьешься лучшего к себе отношения, пока ведешь себя как злобная малолетка. Чувство, будто они говорят на разных языках. Накахара матерится у себя в голове, сбрасывая вызов. «Пошел нахуй. Пошел нахуй. Пошел нахуй. Это из-за тебя вся моя жизнь превратилась в пиздец. Пошел нахуй.» В общем, у Чуи достаточно вещей, над которыми стоило бы поразмыслить наедине с собой. Одиночество — ресурс, которого в последнее время у парня почти не водилось. Он постоянно был рядом с кем-то, общаясь или обучаясь — не важно. И в итоге тет-а-тет оставался только со своей постелью по ночам, падая в объятия подушки и одеяла без сил. Но на этом все. Ни секунды на перезагрузку. Сегодняшний день начался чертовски непримечательно и, Чуя уныло провожает проплывающие мимо вывески, чертовски непримечательно закончится. Он отдохнет, восстановится, наберется сил и постарается не думать о том, что сегодня происходило. Не смотреть новости, не читать газет. Накахара не хочет знать, есть ли жертвы, и уж тем более — их число. Он не хочет вспоминать собственное смятение и неспособность принимать самостоятельные решения: когда захлестывает адреналин хочется бежать, да хоть на стены лезть, но все неизвестно — куда и зачем. У Накахары никакого самообладания и способности адаптироваться к таким вот ситуациям. У Дазая все это есть, но какая разница? В этот раз Чуе повезло (или нет, ведь не будь рядом Дазая, не было бы и взрыва), а в следующий раз как? А ведь Мори, коли уж сам позволил ему себя топить, утянет до самого дна. Сложно. Слишком много всего разом на уставшего от череды насыщенных дней Накахару. — Ну нахер. Выскочив из автобуса, парень первым пинает попавшуюся под ногу жестяную банку, по-прежнему ни капельки не беспокоясь об экологической обстановке в Йокогаме и мире в целом. Все эти глупости оставьте кому-нибудь, у кого на это хватит оперативной памяти. А Чуе бы каждый новый день пережить без массовой гибели нервных клеток во имя непонятно чего. Был бы у него путь — можно было бы сказать, что сегодня парень с него сбился. А нет, ведь он не сам идет — его ведут. Словно овцу на заклание. Мало ли, чего он там хочет: чувство, будто его просто подталкивают в нужном направлении. В нужном не ему направлении. Где там ctrl+z? — Не жизнь, а триллер. — Снова сам себе под нос бурчит парень, закуривая сигарету. Под ребрами скребется настойчивое желание чего-то, что сам Накахара осознать не может. Угнать машину по старой памяти? Проведать гонки? Все не то, словно таблетка обезболивающего на четыре часа. Ну или сколько там продлится эффект спонтанного сумасбродства, чтобы прекратить невнятное жжение и тоску внутри по чему-то ускользающему. День? Два? А может быть и не секунды: у Чуи всегда было плохо с самообманом. Можно прибегнуть к старому способу, который может сработать и на сей раз. Они только что говорили друг с другом, но это не то. Правильный звонок должен и начинаться по-особенному. Когда-то Чую таким образом вытащили с самого дна. «Вот тебе мой номер. Если что-то необходимо — звони в любое время». Это «любое время» приключалось с Накахарой всего пару раз за все время работы на босса, но эта пара раз и сделала его, пожалуй, одним из самых верных его людей. Поэтому Чуя перезванивает. — Мори, поговори со мной, мне плохо. Так или иначе, но в раздрае находился не один Чуя. Каждый большой игрок в Йокогаме в эту минуту чувствовал себя так, словно вместе с прогремевшим взрывом было объявлено начало той самой смуты, накрывшей город непроницаемым полотном. Сегодня же несколько старых союзников за пределами Йокогамы отказались вести с Огаем дела. Что до остальных фигур на доске — в стане каждого начались волнения. Осаму же осталось разбираться с причинами взрыва и выяснять его источник. — И почему только я делаю за тебя твою работу? Сидящий напротив Анго устало потирает переносицу, непрерывно что-то печатая на планшете: должно быть, снова отправляет бесконечное число писем по электронной почте. Перед ним стакан с медовым джек дэниелс, на лице самая кислая мина из возможных. — Наверное потому, что я иногда помогаю тебе с твоей? — почти игриво мурлычет Осаму, но его старого друга таким видом не обманешь. Перед Дазаем аналогичный стакан, только уже второй, и тот наполовину пустой. — Было бы это еще настолько же часто, насколько ты меня эксплуатируешь. — Сакагучи страдальчески вздыхает, отключая экран планшета и откладывая его в сторону. — Создается впечатление, что я успел стать главой благотворительной организации, миссия которой — не дать тебе, бедному, перетрудиться. — А что! Хорошая мысль! — Осаму тут же оживляется, перетекая из лежачего на столешнице состояние в сидячее. — Ну тебя к черту. Анго и без того достаточно сверхурочной работы, за которую ему не платят — алкоголь, который Сакагучи почти не пьет, не в счет. — В общем, как я понимаю, источник взрыва ровно под твоим кабинетом — там подсобное помещение. Что и кто был в этом подсобном помещении — не ясно, все видеозаписи качественно подтерты. А в бизнес-центре, тем временем, бывает с тысячу гостей в день, поэтому выявить, кто принес взрывное устройство, тоже не представляется возможным. Куда не сунься, везде уткнешься в тупик. — Да-а, — Осаму капризно хнычет, никак не похожий на тот кошмар и ужас, каким его мнит теневая сторона Йокогамы. И это очень обманчивое впечатление, уж Анго-то знает. — И ты предлагаешь мне заниматься твоими проблемами, вместо того, чтобы уделить внимание своей работе, я правильно понимаю? — Именно. — Нет. — Ну Анго! А что, если бы я сидел не у Куникиды, а у себя? Ты бы потерял такого хорошего друга! — Я бы потерял причину своей перманентной мигрени. — Ну и это тоже. Ты бы все потерял, все, что делает тебя тобой! Он невыносим. Заранее ясно, кто тут победит. У Сакагучи еще не разу не получилось отказать. Чтобы не сгущать краски, стоит упомянуть, что Осаму на самом деле не так уж и часто являлся с дополнительной нагрузкой по душу своего друга, время от времени действительно помогая взамен ресурсов, ранее потраченных на него Анго. То есть, это скорее симбиоз, чем паразитизм. Но как же он сейчас не кстати! И Дазай понимает, что ведомство Анго сейчас и само занято свалившимися на них многочисленными проблемами. Как будто кто-то нажал на спусковой крючок, нанеся урон по всем основным столпам, на которых держится равновесие в Йокогаме. Понимает, но не отстает. — И вот почему ты не эксплуатируешь, например, Оду? Сакагучи сдается и снова берется за планшет, чтобы внести новые правки в свое и без того перегруженное расписание. Уже через десять минут ему нужно срываться отсюда на очередную встречу. Говоря откровенно, посиделок с Осаму сегодня в принципе не должно было случаться, но, несмотря на всю титаническую стойкость Анго, Дазай приставуч, что банный лист до задницы. И черта с два ты так просто от него отделаешься. — Одасаку нельзя эксплуатировать. — Тц. А меня, значит, можно? Осаму молчит, но всем все ясно. Бесстыжий засранец. — Следи за тем, куда ступаешь, — тем временем выдает оный, опрокинув в себя остатки алкоголя. — Я пока не знаю, что за дрянь завелась в Йокогаме, но она действует разом во все стороны. И тихо, сразу и не заметишь, что что-то не так. Сакагучи и сам все понимает, но коротко благодарит за предупреждение. — За себя поволнуйся. Ты сегодня должен был стать самым громким жестом со стороны, как ты выразился, этой дряни. То есть, ты должен был вообще…не стать. — Слова отдаются колкой нервозностью в солнечном сплетении, но Анго привычно давит в себе это ощущение. — Хорошо, ма-ам. Дазай выглядит донельзя беззаботно, едва раскрасневшийся из-за алкоголя, на вид опьяневший — на деле ясно соображающий, просто сделавшийся чуть мягче и приятнее обычного. Немного меньше игры, чуть больше живого, хоть на первый взгляд не отличить. Близкие, коих немного, отличают. Вечер крадется осторожно, словно мелкий зверек на территории крупного хищника. Так же и крысы, снующие по улицам города, в подворотнях, тихо, день за днем, отвоевывают себе место под солнцем. За морем — невиданный доселе враг. В городе — невидимый. В центре событий — люди, каждый со своими мыслями, желаниями, противоречиями внутри. Анго, вопреки предложениям Дазая, заплативший за себя самостоятельно, убегает по собственным делам. А Осаму остается один на один сам с собой, пытаясь вытеснить из грудной клетки вязкий и докучливый саспенс, пробирающийся в голову скользкими щупальцами. Заказывает еще один стакан виски. Ему тоже вот-вот срываться по делам, не давать спокойно жить еще горстке людей, включая своего драгоценного Куникиду. Ну и что с того? Это же просто очередная игра по чужим правилам, которую только и всего, что нужно выиграть. Кошки-мышки.