Scene of the Crime

Чтобы приготовиться к новым гадостям и вывертам судьбы у Чуи была целая неделя, в течение которой он всячески избегал мыслей о Дазае. Никогда такого не было, и вот опять чертов Осаму переворачивает все с ног на голову. Оттого Накахара со злостным рвением вгрызается в учебу и тренировки, заполнив ими все свое время: чтобы ни единая лишняя мысль не смогла проскочить в переполненную и без того оперативную память. Снов ему больше не снилось: мертвые обычно спят без сновидений, а с трудом добирающийся до кровати Накахара стабильно оказывался чуть больше мертв, чем жив. Его подбородок успел успешно зажить, но зато множество новых синяков на теле не заставили себя ждать. Плохой блок, неверно выгаданный момент для удара, внезапная встреча со стеной, нерасторопность — тяжелые тренировки оставили на парне не один след, а целую россыпь. Но что тут поделаешь, когда у каждого навыка своя цена? Каждый день недели превратился в игру под названием «сдохни или умри», в которой Чуя умудрялся оставаться в более ли менее жизнеспособном состоянии. Но далеко не мыслеспособном. Поэтому выходные обрушиваются на голову Накахары со всей своей внезапностью. И начинаются они, конечно же, с сообщения ублюдского Дазая о том, какой он бедный, несчастный и уставший (пусть он расскажет это не кому-нибудь, кто без пяти минут зомби). И что с того? А то, что этот самый трудяга сегодня решил остаться и поработать на дому, и Чуе тоже придется мариноваться у него. Ну пиздец. Ему не хочется по вполне понятной причине: хоть за адскую недельку яркие воспоминания о сне успели поблекнуть, а их образы — стать смазанными и не такими яркими, общее впечатление осталось прежним. Оттого так и подмывало страдальчески возвести очи горе и со вселенской скорбью в голосе спросить у неба «за что?». Жаль только, что Накахара во всякие метафизические штуки не верит, и такой цирк никакого успокоения ему не принесет. Даже мнимого. Наутро, когда настало время тащить свои бренные мощи к Дазаю, Чуя особенно мрачен. Накахара до сих пор помнит этот злополучный адрес, настолько тщательно он готовился к угону своей лучшей девочки (ах, как давно это было). А оно вон как все обернулось. Он курит прямо на кухне и не в форточку, просто распахнув окна настежь. Заваривает крепкий чай, черный как само его естество (ему приятно так думать) и мрачно оный прихлебывает, собираясь словно на каторгу. Выбирает самую удобную одежду, памятуя о том, что ему сегодня не в офисе сидеть: натягивает на себя голубые джинсы, оголяющие лодыжки, и долго выбирает по такому случаю носки, которые сегодня будет демонстрировать миру. Останавливается на принте с кучей глаз, надеясь, что Осаму они будут нервировать, пялясь прямо в его несуществующую душу. Наверх — свободную футболку со знаком биологической опасности. Чуя тот еще оборотень, способный играться со впечатлением, производимым на окружающих. Он стягивает волосы в хвост на затылке, решив не запариваться сегодня с укладкой. Ну разве что совсем чуть-чуть, чтобы его прическа не выглядела похожей на взбесившийся серпентарий медузы горгоны. Попутно задумывается о том, чего бы захватить с собой к Осаму. В итоге берет ноутбук и пару пачек чипсов, намереваясь мерзко и громко ими хрустеть, ломая к чертям всю рабочую обстановку. И может быть, даже где-нибудь злонамеренно ими насорить. Нисколько не стыдится собственного ребячества, довольно потирая лапки. Должно же ему хоть что-то окупиться за его вымотанные нервы. О том, что нервы мотает ему преимущественно он сам, Чуя не задумывается. Да, может быть и Дазай и похож на репейник, но кто первым полез в кусты, полные этого самого репья? Вот то-то же и оно. В конце концов Чуя смиряется со всем и сразу. А особенно — с самим собой. Дазай же красивый? Красивый. Неудивительно, что его облик смог в чем-то зацепить Накахару при всем при том, что поначалу парень готов был рвать и метать. Наверное, играет что-то вроде интереса, перемешанного с азартом: в первый раз все получилось очень плохо, но насколько далеко в своих попытках превзойти границы дозволенного может зайти Чуя, прежде чем нарвется на последствия? Смешно было бы еще раз угнать у Дазая его машину. Хотя, наверное, тут он испытает на прочность уже не только Осаму, но и босса, а его злить не очень хочется. Тот, кажется, действительно гордится Накахарой. И кем будет Чуя, если добровольно обратит эту гордость в прах? Не стоит кусаться, пока греешься под чьим-то крылом. Когда Чуя подъезжает к пафосным многоэтажкам, в одной из которых обитает Дазай, то его без проблем пропускают на парковку по уже оформленному пропуску. И вроде как хорошо, что не приходится напрягаться по мелочам, но с другой как же бесит, что Осаму без конца выступает в роли мистера-я-все-продумал. Какое-то время назад, подбираясь к вожделенной цели, Накахара рассматривал эти многоэтажки, пытаясь представить, что за люди здесь обитают, как течет их жизнь и какими мыслями наполнено их сознание. Тогда он окрестил их всех сибаритами, а сейчас, глядите-ка, получает возможность действительно прикоснуться к недоступному когда-то миру. Люди как люди? Но ведь человек человеку рознь. Здешним не нужно бороться за выживание, встречая каждый новый день в полной готовности к войне. Порт для них — не более, чем нагромождение доков, а не значительная часть жизни. Их существование замкнуто на более сложных, но менее значимых вещах. Накахара из холодного и продрогшего прошлого порою пытался вообразить себе жизнь, цель которой не выживание, а стремление жить лучше, чем просто хорошо. Сейчас он может рассказать обо всем этом. Может объяснить, каково это, когда тебя за плечи обнимает былое, а мысль рвется вперед, вверх по крутой лестнице. Может поведать, что чувствуешь, в прошлом оставшись один на один с несчастьем, чтобы сегодня быть поддерживаемым множеством рук. Тачихара, Акутагавы, босс и сестрица с Кекой. Они не дадут упасть. Кто Дазай? Один из тех, кто так или иначе заставляет карабкаться вверх, стирая пальцы в кровь? Или тот, кто поджидает момента, чтобы столкнуть в бездну? Да ну. Просто прохожий. Куда ему до какой-то значимой роли. Разве что в качестве подкроватного монстра и источника тех еще воспоминаний. Стоит о нем задуматься — вот и он. Открывает двери, мгновенно отозвавшись на звонок. Выглядит помято, в домашней одежде и с синяками под глазами: видно, что не один Накахара сегодня мучился. Вот и повод позлорадствовать. Но не злорадствуется. И вообще больше не становится зло при виде Осаму. Что это? Чуя стареет и теряет хватку? — А вот и ты. — Мужчина прячет зевок в ладони. — А вот и я. — Согласно кивает Накахара, криво усмехаясь. — А ты у нас сегодня спящая красавица, как я погляжу. — Ой, только появился, а уже комплиментами засыпал, негодник. — Кривляется в ответ Дазай, пропуская гостя в просторный коридор. — Это был не комплимент, придурок. Осаму не нервирует и куда-то уползает в сонном состоянии, едва ли проснувшись намного раньше появления Чуи. Накахара снимает с себя верхнюю толстовку, вешая ее на крючок и игнорируя существование такого артефакта как вешалка. Прямо из коридора видна просторная гостиная, в пространстве которой наверняка уместилась бы вся квартира Чуи. Выползая, парень оглядывается, прикидывая, куда бы забросить свой рюкзак. На большом разложенном диване уже лежит раскрытый ноутбук — по всей видимости здесь рабочее место Дазая. Чуя примеривается к дивану поменьше напротив, расположившемуся в компании двух кресел. Зачем вообще такие огромные пространства человеку, живущему в одиночку? Оглядывается и находит арку без дверей, ведущую в кухню. Там сонное чудовище в бинтах гремит чашками в шкафу, видимо, выбирая кружку для Чуи. Это понятно по тому, что себе кофе Дазай уже приготовил, да и вкупе с этим он так мерзенько хихикает в процессе, что все сразу становится ясно. — Смотри какая кружечка для принцесски. — Осаму смеется, невесть откуда выуживая маленькую фарфоровую чашечку, стилизованную под цветок. Накахара молча забирает кружку с уже приготовленным капучино. Не совсем то, что он любит, но сойдет. Кто же знал, что Дазай у нас любитель молочной пены. — Рад, что ты определился со своей ролью в обществе. — Чуя компактно усаживается на один из стульев, сложив ноги по-турецки. Такой цапле, как Осаму, такой трюк запросто не провернуть. — Я тут для него, а он…- Дазай позволяет себя обокрасть, прекратив наконец греметь посудой и оставив себе ту самую чашечку-цветочек, только в дополнение к ней находит блюдце, чтобы выглядеть совсем как настоящая юная леди. Как и положено настоящему мажору, у Осаму имеется кофе-машина, и, само собой, навык ее использования. Сейчас в домашних шмотках со всклоченными волосами Дазай никак не напоминает себя настоящего, походя скорее на молодого бариста из какой-нибудь маленькой несетевой кофейни. Чуе кажется, что у такого Осаму не грех было бы и номерок стрельнуть вместе со стаканчиком кофе на вынос. Но это про какую-нибудь параллельную вселенную, потому что в этой Дазай ни разу не очаровательный бариста. Да и вообще эпитет «очаровательный» к нему не отнести. Нельзя очаровываться человеком подобного кроя, если не хочешь потом несовместимых с жизнью разочарований. Как славно, что Накахара изначально не был подвержен никаким иллюзиям. Но такое чувство, будто его сознание в последнее время решило исправить это недоразумение. Не ясно, каких масштабов теперь нужно возвести воздушные замки, чтобы Чуя действительно смог обмануться и посчитать Осаму лучше, чем он есть. Несмотря на любые сны, наяву Дазай все еще чертов опасный и жестокий тип. Даже если Накахара только что смог безнаказанно отжать у него утренний кофе. Даже если у Дазая дома невесть откуда взялась чашечка с блюдцем в виде цветочка. — Ты завтракал? — Как ни в чем не бывало интересуется мужчина, отпивая свою детскую порцию кофе. — А ты собираешься как заботливая домохозяйка меня еще и покормить? — Чуя не собирается перестать походить на рыжий кактус. — Я не хочу работать. Я устал. — Осаму строит такую страдальческую физиономию, что впору поверить в его искренность. — Что угодно, только не та гора заданий, которую прислал Куникида. Что ж. Его почти жаль. Пусть даже это совершенно справедливое воздаяние. — А ты умеешь готовить? — С сомнением интересуется Чуя, смерив Дазая недоверчивым взглядом. — Ну… — тот задумывается, — не очень. Но в гугле меня еще не забанили. Завтрак в логове врага едой этим же самым врагом и приготовленной. Звучит как смертельный номер, но, черт побери, это интересно. Накахара не верит, что у Дазая получится что-то приличное, но внезапно проснувшийся внутри экспериментатор так и подначивает: давай, мышьяк с солью не перепутает — и ладно. Остается только согласиться с внутренними неугомонными демонами. — Ну хорошо. Твоя взяла. Если я отравлюсь и погибну смертью храбрых, то как минимум испорчу этим тебе жизнь. — Если ты отравишься, то как минимум разобьешь мне сердце! — Меня все устраивает. В итоге рецепт ищут коллективно. Чуя решает поиздеваться, поэтому решительно отказывается от омлета, заявив, что это слишком просто. Да, все еще просто, даже если Дазай засунет туда грибы со шпинатом. Гранола отменяется в связи с отсутствием необходимых ингредиентов. Панкейки… а пусть будут панкейки. — Может с бананами? Или с овсянкой? — Осаму листает ленту с разными вариантами. — Или вот, с яблоками и корицей! — Куда тебе. — Фыркает Накахара, следя за его муками выбора. — Сначала классические готовить научись, а потом пытайся разобраться в модификациях. — Ну во-от. Нету в тебе духа исследователя! — Дазай злонамеренно противно канючит, и Чуе очень хочется его за это побить. — Достаточно и того, что я вообще согласился на это сомнительное предприятие. Накахара за собой не замечает, но зато это прекрасно видно Осаму, и он торжествует внутри: привычная агрессия Чуи заметно спала — сейчас парень скорее вредничает, чем открыто злится. Дазай может с гордостью вручить себе медаль дрессировщика диких и особо кусачих созданий. Главное самому «дикому и особо кусачему» об этом не сообщать, иначе можно сию секунду очень пожалеть о собственной болтливости. Все действительно протекает намного более мирно, чем стоило бы ожидать от их отношений: Накахара язвительно комментирует рассыпанную муку, спокойно попивая уворованный кофе. Выглядит вполне себе довольным жизнью и чужим обществом («а вот это уже неправда!»), а еще более — устроенным шоу. Дазай во имя собственного эго презирает кухонный комбайн, берясь перемешивать тесто вручную венчиком, и конечно оставляет кучу комочков. Суровый контролер Чуя не может спустить такого халатного отношения, и поэтому берется доделывать самостоятельно. — Знаешь, а ведь многие богатые люди подбирают себе хобби по интересам. И многим нравится учиться самостоятельно готовить всякие пафосные блюда. А ты? Только людям по подвалам угрожать и умеешь. — Смотря в миску и доблестно сражаясь с комочками, ворчит парень. — Каким уж уродился. — Только и вздыхают ему в ответ. Пока Осаму разогревает плиту, впору молиться, чтобы кухня осталась целой и невредимой и чтобы на ней не учинился пожар. Что же в итоге? Этот товарищ выбирает самый сильный огонь, и его первые панкейки ожидаемо получаются сгоревшими снаружи и сырыми внутри. Чуя ругается и толкает Дазая бедром от плиты, занимая его место. Регулирует температуру и жарит блинчики сам, пока Осаму достает из холодильника ягоды и варенье, а потом, словно фокусник из шляпы, достает откуда-то у себя кленовый сироп. Реально же мажор. — Руки себе из правильного места отрасти. — Мрачно советует парень, понимая, что на него просто спихнули большую часть готовки. — Как хорошо, что у меня есть Чуя! — У тебя есть право захлопнуть варежку. — Накахара недовольно кривится, оставшись недовольным фривольной формулировкой. Нету у тебя никакого Чуи, придурок. Те панкейки, которые доготовил Чуя, получаются на диво хорошо. Хоть фотографируй, да в инстаграм выкладывай. Только не ведет он никакого инстаграма, не желая тратить время на такие глупости, как бесконечные фотографии. Ну задокументировал ты кусочек своей жизни, что дальше? Кому она кроме тебя самого действительно нужна? А выставлять ее напоказ, лишь бы вызвать у окружающих зависть — глупо. — Признайся, что собрался готовить только ради того, чтобы подольше отлынивать от работы. — Накахара ставит перед Осаму отдельную тарелку, перекладывая на нее горячие панкейки. — Ты меня раскусил. — Не скрывает тот, насмешливо наблюдая за тем, как Чуя оставляет себе большую часть. Тут ненужно быть семи пядей во лбу, но все равно ребячество Дазая забавляет. Ну и кто из них двоих несовершеннолетний, а кто состоявшийся взрослый мужчина? Ну ладно, не совсем уж такой «взрослый»: по сравнению с тем же Мори сам Осаму кажется желторотым птенцом. Конечно это мнение обманчиво, но суть в самом складывающемся впечатлении. Чуя щедро насыпает себе в тарелку голубики и поливает все безобразие кленовым сиропом, размышляя, как он до такого вообще докатился. Привык. Осмелел. Что ты тут еще скажешь в свое оправдание? Сонное криворукое чучело напротив больше не кажется выходцем из кошмаров, сколь бы настойчиво Накахара не пытался возродить воспоминания в своей голове. Да, было, да, не понравилось. И что дальше? Желание отгрызть лицо упущено — поминай как звали. Разговор за завтраком не клеится, у каждого голова занята своим. Но оно и нестрашно, в любом случае Дазай остается доволен сложившейся атмосферой. Смотрит в потолок, прикидывая, сколько ему за сегодня нужно успеть, и понимает — Куникида будет злиться. Как минимум потому, что к концу дня по меньшей мере тридцать процентов работы останутся невыполненными. Надо же еще и Чую чем-то занять… Ах да! Как же славно, что вчера Осаму додумался попросить у Доппо что-нибудь для своего обожаемого «ученика», ведь надо же чем-то мотивировать необходимость его присутствия рядом с Дазаем. Потому что последнему банально не хотелось торчать весь день в компании себя и себя, если он мог провести это время с Чуей. Довольно ожидаемый порыв придержать что-то живое и активное под боком, чтобы разбавить уже набившую оскомину атмосферу полнейшего аврала на работе. Для него настали тяжелые времена после того самого взрыва. Мало того, что нужно возместить нанесенный ущерб, так еще ко всему прочему ранее приведенные в относительный порядок дела сейчас превратились в черти что: невидимый враг профессионально партизанил не только непосредственно в убыток своей цели, но и в стане ее партнеров. Самое противное, что эту самую мерзкую крысу никак не удавалось поймать за хвост. Мелкие вредители в порту — частое явление, но настолько зловредный попался впервые за долгое время. Чуя наотрез отказывается помогать с посудой и улетает в гостиную, сходу окапываясь на диване с ноутбуком. Дазай какое-то время одиноко гремит на кухне посудой, убирая ее в посудомойку, а потом присоединяется к Накахаре, разваливаясь на разобранном диване. — Тебе привет от Куникиды и куча документов. — Через некоторое время подает голос Осаму, открывая один из непрочитанных е-мейлов. — Передай ему мою горячую благодарность и перешли мне его задания. — Давай са-ам. — Дазай разваливается на кровати словно здоровенный ленивый котяра, отодвигая от себя ноутбук. — Э, мы так не договаривались, — Чуя отрывает взгляд от переписки с Мичизу, — А ну-ка напрягись. — Не хочу, не буду. Ну и как с таким вести разговоры? Капризничает как трехлетка, хитро посматривая в сторону Накахары. Опять нервы на прочность испытывает? У парня очень низкое содержание доброжелательности в организме, и она имеет все шансы вот-вот иссякнуть. Что будет потом — лучше не экспериментировать. Приходится отложить смартфон в сторону и, проникшись атмосферой лености, неохотно склониться над ноутбуком Дазая. Тот, оказавшись в непосредственной близости с рукой Накахары, замечает на ней синяки: те, что посветлее — старые, и совсем свежие. Их большая часть оказывается скрыта рукавом футболки, но со своего угла зрения Осаму их замечает. Курсы молодого бойца не проходят бесследно, да? Дазай отодвигает компьютер в сторонку, игнорируя негодование Чуи с его «эй, какого хрена?». И, пользуясь эффектом неожиданности, тянет парня вниз. Накахара не успевает сгруппироваться, обескураженный подлым предательством, поэтому его довольно просто подмять под себя и оседлать его бедра так же, как когда-то делал он сам (Осаму до сих пор будоражат эти воспоминания). Спасибо, что нападение прошло просто, и маленькая шалость не обернулась борьбой рестлеров. Чуя мгновенно вспыхивает огнем праведного негодования, но, дав бой собственным непонятным наклонностям, пытается сдержаться и не отвесить Дазаю заслуженного леща. Пытается оставаться дипломатичным, даже если нынешняя позиция ему о-очень не понравилась. — Слезь с меня и объяснись, пока я не свернул тебе шею. — Он глубоко вздыхает, пытаясь внушить себе чувство спокойствия. Выходит хуевенько, особенно когда на тебе восседает эдакая каланча, вновь презревшая всякое понимание личного пространства. — Всего лишь удовлетворяю собственный интерес. — Мурлычет Дазай и без предупреждения задирает футболку Накахары, уставившись на его живот и ребра. Как есть — весь в синяках. — О, пятнистый какой. Чуя испытывает иррациональный стыд и наконец-то пытается драться, но без энтузиазма. Выпустив футболку из рук, Осаму пытается защититься, но из-за пробравшего его смеха (видели бы вы лицо Чуи!), не удерживает своих позиций и ссыпается на пол. Откуда уже со смехом стонет. — Все-все-все, я осознал! Только не бей меня. — И продолжает, главное, ржать. — Убью нахуй. — Накахара свешивается с дивана и пытается дать тумака, но Дазай укатывается подальше. И это так. Восхитительно. Тупо. После этого Осаму ожидаемо впадает в немилость, и Чуя во избежание членовредительства игнорирует его существование, устроившись в кресле напротив. Теряется в канцелярских формулировках, постоянно прибегая к помощи оставленных Куникидой заметок. Когда Доппо умудрился выкроить времени и на Чую, а главное — чего это ему стоило, парень предпочитает не задумываться. Иначе у него может внезапно завестись совесть и начать его грызть. Дазай так уходит в дела, что приходит в себя только к обеду. Привычка регулярно питаться — не его привычка. Но сегодня такой день, что любой повод отвлечься похож на спасательный круг, за который Осаму непременно уцепится. Он же причина примирить Чую со своим существованием. — Чу-уя. Накахара не отзывается, делая вид, что очень увлечен событиями на экране своего ноутбука. При этом от такого количества букв у него грозила вот-вот разболеться голова, но это все еще лучше вот этого типа напротив. — Ну Чу-у-уя. Полный игнор. — Давай пиццу закажем. А вот это уже интересно. Парень отрывается от монитора, оценивающе поглядывая на Дазая. Нашел, чем подмазаться, подлец. Чуя потрясающе киношным жестом вопросительно выгибает бровь. — Я куплю тебе любую-ю, только прекрати меня игнорирова-ать. — Тянет так противно, что всякое желание идти с ним на мировую тут же вянет. Но пицца есть пицца. — Две. — Да хоть три. — Смотри, тебя за язык никто не тянул. Подозрительно поглядывая на Дазая, Накахара переползает на его диван, и они вместе выбирают пиццерию. — Ты со мной делиться собираешься? — Ехидно интересуется Осаму. — Похоже на то, что в меня поместится сразу три пиццы? — С сомнением интересуется Накахара. — В этой ситуации ты меня переоцениваешь. — Кто тебя знает, может у тебя там внутри черная дыра или маленький атомный реактор? — Идиот, если бы у меня внутри был атомный реактор, то зачем бы мне нужна была еда при таком количестве энергии? Дазай снова может похвалиться своими навыками дрессировщика. Накахара вполне мирно листает меню на смартфоне, отправляя в корзину пиццу с ананасами. Ну и извращенец. — Не думай, что теперь я выпишу тебе индульгенцию. — А разве ты еще не? Чуя позволяет себе мелкое членовредительство и от всей души двигает локтем Осаму по ребрам. Тот валится на кровать и стонет, что его убили. Поделом. В любом случае Дазаю удается добиться еще нескольких баллов в копилке положительного отношения Накахары. Еще чуть-чуть и ему, возможно, удастся выйти из минусовой зоны по шкале симпатии. Пока что можно отметить и то, что уплетающий пиццу Чуя никуда не уходит, когда ему предлагают саботаж и просмотр фильма вместо работы. Накахаре удается кое-как сладить со своим внутренним напряжением и вообще выбросить свои глупые сны из головы. Дазай своими идиотскими выходками сегодня всколыхнул мутный осадок памяти, заставив вспомнить некоторые детали, но за время археологических раскопкок в тоннах канцелярского текста в поисках смысла, Чуя успел познать дзен. Поэтому спокойно сидит рядом с Осаму, не пытаясь схорониться в соседнем углу, шипя и кусаясь. Он не чувствует себя игрушечным человечком, упакованным в красивую пластиковую упаковку дорогой многоэтажки. Дом Осаму оказался совсем не той обезличенной картинкой из рекламы, какой поначалу представлялся Накахаре. Да, большая квартира, но вполне себе человеческая. Чуя бы даже мог сказать, что она намного уютнее, чем ему думалось, если бы не ее обитатель. Уют и Дазай лично для Накахары — понятия несовместимые. Наверное. День за окном постепенно угасает, сумерки проливаются на город. Так и проходит время — отчасти польза, а отчасти бессовестное отлынивание. И по завершении одного фильма Осаму не предлагает продолжить работу, строя из себя святую невинность. — Ну что, посмотрим еще что-нибудь? Кто между каторгой и кино выберет первое? Накахара без раздумий соглашается продолжить просмотр, долго и придирчиво выбирая на сей раз сериал. Нет, ну, а что? Тем меньше вероятность, что захваченный сюжетом Дазай опомнится и призовет к порядку. Хотя, подобные рассуждения явно не про Осаму — он никак не похож на человека, рвущегося работать работу. Только если его Куникида нигде не покусал. А это вряд ли — Доппо не станет тянуть в рот всякую пакость. Дазай думает о том, что половина работы от требуемого — его сегодняшний потолок, и нечего себе нервы мотать. Рядом сидит увлеченный Чуя, внимательно следящий за событиями на экране, и Осаму впервые за долгое время по-настоящему отдыхает. Что там происходит на улицах вне его досягаемости, пока что не важно. Пока что время играть по чужим правилам, ухватывая лишь концы ниточек, ведущих к главному кукловоду. Пока что. Механизм не замирает ни на секунду, даже если ты перестаешь на какое-то время пристально за ним наблюдать. Множество людей, связанных с Дазаем, сейчас ищут информацию, наводят справки, расставляют мышеловки для крыс и капканы для зверя покрупнее. Несколько серий спустя, Чуя сонно зевает и трет глаза, понимая, что день, проведенный в окопах на войне со злоебучей документацией, дико выматывает. Управленческая работа — ужасная муть, кто вообще добровольно согласиться ею заниматься? У Накахары такого уровня многозадачности не было и никогда не будет. Осаму внутренне умиляется, думая, что это почти как завести себе домашнее животное. Ну или не совсем животное, ладно. Иначе его порывы в сторону Чуи будут казаться совсем уж больноублюдскими. Время в его компании пролетело со сверхзвуковой скоростью, оставив о прошедшем дне лишь тающее воспоминание. — Не хочешь остаться у меня? — Игриво интересуется Дазай, прекрасно понимая, насколько ничтожные у него шансы. — Нет. — Мгновенно. — А как насчет того, что я должен буду тебе желание? Накахара смотрит на него с подозрением, пытаясь игнорировать обуявшую его сонливость и лень. — Любое? — Почти. — Осаму охотно кивает, уцепившись за предоставленный ему шанс. — Но учти, исчезать из твоей жизни я отказываюсь. В ответ ему Чуя кривится, на самом деле и не собираясь загадывать что-то подобное. Странно, что это не было первой мыслью, пришедшей к нему в голову, и он чутка подвисает на внезапном осознании. Да и черт с ним. — По рукам.