Ударь меня нежно

– Ты обещал рассказать о Джинни. Запряженные фестралами кареты одна за другой отъезжали от станции к Хогвартсу, а Джинни как раз, эффектно тряхнув рыжей гривой, остановилась у крайней и обернулась к ним: – Гарри, Гермиона, не отставайте! Казалось бы, место и время ещё более неподходящее, чем в Косом переулке, но Гермиона хотела знать. Знать правду. Учитывая, что Молли с её присмотром осталась в «Норе», самое время. Хорошо, что Рон подхватил сестру под руку и буквально втащил в карету. Их друг, похоже, прекрасно понял, что происходит, и занял их сторону. Откровенно говоря, Гермиона сильно подозревала, что подоплёкой тому стала мысль: «Лучше Гарри, чем я». Всё же Рон явно тяготился привычкой подруги поучать, напоминать об уроках и экзаменах и вообще её излишней правильностью. Что ж, всё к лучшему – хорошо, что он не стал ревновать и строить из себя преданного и покинутого третьего лишнего, и остаётся только надеяться, что в этом году и у него появится девушка. Чтобы уж точно исключить возможность обид и зависти. А Джинни – Джинни могла стать проблемой, и закрывать на эту проблему глаза Гермиона не собиралась. – Сейчас догоним! – крикнул Гарри. И объяснил негромко: – Знаешь, она действует, будто выучила наизусть какие-нибудь «Десять советов, как завоевать мальчика» из журнала для школьниц. Я такого много за лето перечитал. Что она всё ещё собирается за меня замуж – это, конечно, напрягает. Но вообще очень забавно распознавать все эти приёмы. – Главное, чтобы они не сработали. – Гарри посмотрел на неё удивлённо и радостно, и Гермиона призналась: – Да, я ревную. Ты мой парень! Вот странно, во всяких таких советах из журналов – Гермиона тоже читала их немало – обычно говорили, что парни не терпят контроля, и советовали давать им иллюзию того, что на их свободу никто не покушается. Но Гарри от её «ты мой» чуть ли не засветился от счастья. Повезло ей с парнем. До кареты они всё-таки дошли, не вызвав подозрений, и даже смогли не держаться за руки в дороге и в Большом зале. И не потянуться друг к другу посреди гостиной с поцелуем после «спокойной ночи». Но, честно говоря, засыпая в свою первую ночь шестого курса Хогвартса, Гермиона Грейнджер думала, что вряд ли они с Гарри сумеют не раскрыться хотя бы до Рождества. Да ладно, хотя бы до Хэллоуина! Когда началась учёба, всё стало совсем странно. Гермионе казалось, что она спит и никак не может проснуться. Шестой курс – это же так важно! Это начало подготовки к ТРИТОН, переход на новый уровень практически по всем предметам. Каждый из профессоров напомнил об этом на первом же занятии. Не говоря уж о том, что где-то там, за безопасными границами Хогвартса, набирает силы Волдеморт. А у неё в голове одни поцелуи с Гарри! А самое обидное, что она и не хочет просыпаться. Умом понимает, что так нельзя, но ум проигрывает по всем фронтам – эмоциям, надеждам и ожиданиям, даже дурацким бабочкам в животе, которые начинают порхать каждый раз, когда Гарри обнимает её за талию! Если именно так проявляются подростковые гормоны, то нет ничего опаснее этого пресловутого гормонального взрыва. Мозг, вернись! – О чём думаешь? – знакомые руки обвили талию, на этот раз со спины, губы Гарри мимолётно коснулись края уха, и сразу же до Гермионы донёсся глубокий, довольный вздох. – Как ты приятно пахнешь! Гермиона огляделась в лёгкой панике: она точно не готова обжиматься на глазах всего Хогвартса! Но Гарри, при всей его мальчишеской безалаберности, берёг их общую тайну: оказалось, что они далеко отстали от других и были сейчас одни в идущем от кабинета зельеварения коридоре. И всё же Гермиона ответила резко: – О том, что коридор – не лучшее место для того, чем ты сейчас занимаешься! – Чем мы занимаемся, – поправил Гарри, но выпустил её и пошёл рядом. Спросил уже обычным своим тоном: – Как тебе Слагхорн? Жаль, что он не был у нас с самого начала, правда? Самый крутой урок по зельям на моей памяти. – О, мистер Поттер, Гарри, – бархатный голос профессора Слагхорна заставил подпрыгнуть от неожиданности. – Спасибо за столь высокую оценку, тем более от столь талантливого ученика. – Мне просто повезло, сэр, – быстро ответил Гарри. – Если честно, я совсем не блистал на зельях все эти годы. Думаю, по-честному ваш приз должна была выиграть Гермиона. – Нет-нет-нет, Гарри, позвольте вам не поверить! То есть, разумеется, я не умаляю безусловный талант вашей подруги, но вы – истинный сын Лили Эванс, а она была одной из лучших моих учениц. Полагаю, мисс Грейнджер сейчас подтвердит, что вас всего лишь обуял приступ скромности? – К сожалению, профессор, я соглашусь с Гарри, – Гермиона почувствовала, как жар приливает к щекам: получается, она сама себя хвалит? Но на самом деле ей хотелось заступиться за друга, по-настоящему заступиться, а не кивнуть, соглашаясь, в ответ на явную и незаслуженную лесть. – Это из-за профессора Снейпа. Он просто… просто третировал Гарри! Все эти годы, начиная с самого первого урока! Он ужасно несправедлив, сэр. На самом деле ко всем, кроме своего факультета, но к Гарри – особенно. Если бы меня так часто называли полной бездарью, самоуверенным ни к чему не способным болваном и прочим в том же духе, я бы, наверное, вообще боялась подойти к котлу. – Характер Северуса ничуть не улучшился за эти годы? – хмыкнул Слагхорн. – Что ж… Гарри, я надеюсь, на моих уроках вы полностью раскроете свой потенциал. Кстати, хочу заметить — ваша мама была желанной гостьей в моём клубе, в отличие от юного мистера Снейпа. Однако что это я, задерживаю вас разговорами, а между тем вот-вот начнётся урок. – Да, нам пора, – кивнула Гермиона. – Спасибо, профессор Слагхорн. Ваш урок действительно был чудесным. На самом деле они могли особенно не торопиться: дальше в расписании стояло «окно» для самостоятельных занятий. Но Гарри схватил её за руку и понёсся так, будто на пятки наступали Хагридовы соплохвосты, и ничего не оставалось, кроме как бежать следом и спрашивать себя, куда он, вообще, намылился. Не в библиотеку, это понятно — хотя стоило бы! Оказалось, в пустой класс – один из тех пыльных и заброшенных, куда даже домовики с уборкой не заглядывают. И – «коллопортус» на дверь. – Гарри, это… – «банально»? «Пошло»? «Не вовремя»? Пока Гермиона подбирала нужное слово, момент для возражений оказался безнадёжно упущен: Гарри уже целовал её, бессовестно заткнув поцелуем рот. И совершенно не хотелось вырываться и прекращать это! Хотя, может, и стоило объяснить, что он ведёт себя безответственно… Ладно, стоило для начала не врать себе и признать, что она тоже сдалась под натиском безответственности. Что в её списке приоритетов поцелуи с Гарри совершенно непостижимым образом оказались, ну ладно, наверное, не выше трансфигурации, но уж точно выше истории магии. Даже совесть не шевельнулась, когда вчера вместо лекции Биннса они заперлись в пустом классе, таком же, как этот, и целовались все два часа, прерываясь лишь на то, чтобы отдышаться и поправить сбившиеся мантии – очень тщательно поправить, даже, можно сказать, вдумчиво. Так, что в итоге Гермиона оказалась вовсе без мантии и в наполовину расстёгнутой блузке, а её рука – опасно близко к ширинке Гарри. О да, куда уж против такого гоблинским восстаниям! И сейчас Гарри явно настроен на продолжение – а она и рада! – Это прекрасно, – сказал Гарри, отрываясь от её губ. – Честное слово, Гермиона, я мало что могу представить лучше этого. «Мало что», вот как? Почему, хотелось бы узнать, не «ничего»? – И что же ты можешь представить ещё лучше? – кажется, она прошипела это почти на парселтанге. Вот только Гарри ничуть не испугался, только снова её поцеловал. Но пусть не думает, что ради поцелуев Гермиона Грейнджер забудет о собственном вопросе! Оторвавшись от её губ, Гарри глубоко вздохнул и легко, каким-то уже почти привычным движением стряхнул с плеч Гермионы мантию. Кончики пальцев скользнули по её щекам, по шее, а потом… потом Гарри начал расстёгивать пуговицы на её блузке. Одну за другой. Медленно и неловко, потому что смотрел при этом вовсе не туда, на пуговички и спрятанную под легкой белой тканью грудь, а Гермионе в глаза. – Вот это – лучше. Хочу видеть тебя всю и целовать тебя всю. Ну… можно не всю сразу, наверное, к этому надо привыкнуть, да? И, конечно, если ты тоже хочешь. – Наглый тип, – собственный голос показался Гермионе каким-то деревянным, а слова – глупыми. Ну да, наглый. И что? Это не «да» и не «нет». Хотя, если подумать, это явное «да», потому что иначе она не стояла бы столбом, верно? – Очень наглый, знаю. Но, Гермиона! Мы ведь уже… ну, достаточно взрослые, разве нет? И ты ужасно красивая, и очень мне нравишься, очень сильно нравишься, и я… Пуговички кончились, и Гарри замолчал. Вытянул расстёгнутую блузку из-под пояса форменной юбки, развёл полы в стороны – Гермиону бросило в жар – и, наклонившись, легко-легко поцеловал грудь над чашкой бюстгалтера. Сначала левую, потом правую. А потом Гермиона отмерла, отпрыгнула, неловко запахиваясь, и замерла, дрожа и всхлипывая. Потому что это слишком! Снова – слишком! Слишком нежно и любовно, и возбуждающе – о да, впервые она по-настоящему поняла значение этого слова! – и стыдно. – Я люблю тебя, Гермиона. – Хочешь? – скорей из чувства противоречия возразила она. – Это разное… – Хочу, – легко согласился Гарри. – И люблю. Это разное, но почему оно не может быть вместе? Я умру ради тебя, если придётся. И я мечтаю о том, как сниму с тебя трусики. – Не смей, даже думать не смей, – Гермиона замотала головой, стирая слёзы тыльной стороной ладони. – О чём, о трусиках? – он ещё улыбается, идиот! – Дурак! О том, чтобы умирать! – она заорала, совсем забыв о заглушающих чарах и о том, что «коллопортус», вообще-то, легко снимается, и, загляни кто сюда сейчас, слухи обеспечены просто аховые. А если этот «кто-то» будет из преподавателей, то из минуса Гриффиндор не выберется, наверное, до Рождества. – Лучше я, чем ты, хотя лучше, конечно, никто. – Гарри шагнул к ней и обнял, на этот раз скорее по-дружески, успокаивающе. – Прости. Зря я это сказал. – Дурак, дурак, дурак! – Гермиона рыдала, уткнувшись в его мантию, и никак не могла остановиться. Дурацкий финал для поцелуев. Глупые гормоны. Чёртов Волдеморт. – Я слишком привык рисковать собой. Если подумать, каждый год с первого курса – и не по одному разу. Но я не должен привыкнуть рисковать друзьями. Это неправильно. Тебя чуть не убили в Отделе Тайн, а если бы не «чуть»? Как я жил бы дальше? – Собой – тоже неправильно! – она наконец-то смогла прекратить рыдать и подняла голову, встретив встревоженный взгляд Гарри. – Конечно, иногда ничего другого не остаётся. Но ты сначала рискуешь, а уже потом думаешь, было ли это необходимым. Или вообще не думаешь. Вспомни сам. Знаешь, кажется, ты просто не веришь, что кому-то нужен. Что кто-то о тебе заплачет, если… – Гермиона запнулась, прочитав согласие в его глазах. И это после пяти лет дружбы? После стольких опасных приключений, через которые они прошли вместе? – Ты нужен мне, Гарри Поттер, и только посмей об этом забыть! Думаешь, я смогла бы спокойно жить дальше, если бы погиб ты?! – Прости, прости. Всё было так прекрасно, а потом я довёл тебя до слёз. – Гарри отвёл в сторону упавшую на лицо прядь и нежно, самыми кончиками пальцев, стёр слёзы с её глаз, а потом начал целовать мокрые щёки, словно убирая слёзинки поцелуями. Это ощущалось странно: ласка, но без обещания непременного продолжения, нежность без молчаливой просьбы ответной нежности. Но, по правде сказать, отлично успокаивало. Совсем скоро Гермиона смогла глубоко вздохнуть и задышать ровно. И подумать, что не Гарри виноват в собственном небрежном отношении к риску и возможной смерти. Его научил этому Хогвартс. И, если она не хочет однажды потерять своего парня навсегда, ей нужно это исправить. Срочно. Пока не стало поздно.