Ударь меня нежно

«Бзик спасения, переходящий в синдром жертвы» – так назвала это Гермиона. Оговорившись, что определение дилетантское и основано только на её личном мнении, потому что нужных книг в Хогвартсе не найдёшь. Да и не знает она, в каких книгах об этом надо читать. Они сидели за крохотным столиком на кухне, и, к большому облегчению Гарри, озадаченная нелёгким разговором Гермиона обращала мало внимания на суетящихся домовиков. В Хогвартсе полно укромных мест, но не так-то просто обеспечить своей девушке уверенность в том, что секретный разговор не перейдёт в поцелуи и обжимания. Да и самому удержаться… Но сейчас им действительно нужно просто поговорить. Обсудить вдвоём проблемы, с которыми Гарри не мог разобраться один. – Я бы спросила у родителей, но слишком многое придётся объяснять. Боюсь, что им очень не понравится. Они и так, по-моему, не раз пожалели, что отпустили меня в Хогвартс, – Гермиона всё переживала, что не может прямо сейчас поискать ответы в книгах. Гарри знал человека, с которым можно обсудить этот вопрос на профессиональном уровне. Но не раньше каникул, причём летних каникул: Рождество он, как и прежде, собирался встречать в школе. Отношения с Дурслями вроде бы стали немного получше, но вряд ли выдержат его внезапное появление посреди учебного года. – Сексология, – неловко пошутил он. – Что-нибудь насчёт мазохизма. Похоже ведь, да? Подруга шутку не оценила. – Хочешь, чтобы я тебя отшлёпала? Конечно, лучше я, чем Дамблдор. Если бы Гарри не проглотил только что последний кусок пирожного, он точно бы сейчас подавился и умер без всякого Волдеморта! – Но, если честно… – Гермиона замолчала. Покраснела, замотала головой: – Нет, кажется, я не готова к таким экспериментам! – Твоё «кажется» очень обнадёживает, – а что ещё он мог сказать? Разве что предложить прищемить себе уши печной дверцей, но это точно была бы дурацкая шутка. – Знаешь, я подумала… Хогвартс, конечно, школа магии, но очень плохо, что здесь совсем нет маггловской литературы. Ни учебников, ни энциклопедий… – Ни приключений, космических боевиков и фэнтези, – кивнул Гарри. – Чистокровным было бы полезно почитать, как думаешь? – Драко Малфой и «Властелин Колец», – хихикнула Гермиона. Гарри тайком перевёл дух. Всё хорошо. Отвлеки подругу разговорами о книгах, и её настроение сразу поползёт вверх. Но Гермиона, пожалуй, права. Этот её «бзик спасения» очень даже перекликался с обнаруженной летом ответственностью за всех и каждого — которая вообще ненормальна для школьника, а потому заслуживает торжественного выноса в мусорное ведро. С занесением на первую страницу ежедневника очень простой «напоминалки»: «Хогвартс – ответственность директора и преподавателей. Магическая Британия – ответственность Министерства. Волдеморт – ответственность аврората». Туда же можно было бы записать «Хогвартс-экспресс – ответственность машиниста», но перехватывать управление школьным поездом Гарри и так в голову не приходило. Наверное, потому что машинист, в отличие от министра, достаточно компетентен. А «синдром жертвы» – это, похоже, его желание оправдать ожидания общества от «Мальчика, Который Выжил и Теперь Всех Спасёт». Один раз уже спас, вообще-то. Даже не один, просто остальные случаи остались неизвестны широкой общественности. В общем, не пора ли и обществу что-то сделать? В конце концов, бороться с террористами – задача не для школьников, верно? После Отдела Тайн Гарри очень ясно осознавал разницу между собой и Волдемортом – не просто разницу, а настоящую пропасть. Надеяться победить его в бою – чистое самоубийство. Пафосно умереть – это да, запросто. Но кому это поможет? Разве что пророчество уж точно исполнится: один из них погибнет от руки другого. Нет, Гарри вовсе не собирался становиться законченным эгоистом, плюющим на всех, но круг своей ответственности он точно должен сузить. Сильно. Оставив в нём по-настоящему близких и дорогих людей. И, Гермиона снова права, он должен поверить и запомнить, что есть люди, которых его смерть по-настоящему огорчит. Огорчать Гермиону? Ни за что. Тем более так, м-м-м, радикально. Озадачить её проблемой – намного лучше, тем более что проблема как раз появилась. Как следует поломать мозги над сложной задачкой – разве не это нужно подруге для полного счастья? Дамблдор. Дамблдор и воспоминания о Гонтах. О Меропе. Само по себе осознание того, что у Волдеморта была мать, почему-то выбило из колеи – хотя, спрашивается, а почему нет? Как ещё он мог появиться на свет? Но зачем директору понадобилось показывать Меропу Гонт и Риддла-маггла Гарри Поттеру? Как это связано с пророчеством? Хотя, конечно, сам факт, что лидер чистокровных фанатиков – полукровка похуже самого Гарри… Лили Эванс всё-таки была волшебницей, пусть и магглорождённой, и лучшей на курсе, как и Джеймс Поттер. А Волдеморт, полюбуйтесь – сын маггла и почти сквибки, которая и в Хогвартсе не училась! Но что это даёт, кроме понятного злорадства? Или Волдеморт сам убьётся о ближайшую стену, стоит рассказать всем о его родителях? Ага, ждите! Наконец-то пересказав и воспоминание, и разговор с директором, и все свои мысли по этому поводу, Гарри выжидательно уставился на подругу. Её молчание могло быть очень разным – уютным и тревожащим, сердитым и умиротворённым, сосредоточенным или рассеянным. Сейчас оно напоминало предгрозовую тучу – пока тихо, но вот-вот грянет гром, и мало никому не покажется. – Мне это не нравится, – решительно сказала Гермиона. – Что именно? – Я думаю, то есть я вообще-то уверена, что профессор Дамблдор считает, что воевать с Волдемортом должен ты. – Да мы ведь и так с ним воюем. Вряд ли это изменится! Разве что этот псих вдруг объявит, что был неправ и раскаивается, и уедет куда-нибудь в Тибет в монастырь. Реально, как считаешь? – Не «мы», Гарри. Ты. Это же очевидно — Дамблдор хочет, чтобы сражался именно ты! Тот, у кого хватит силы победить Тёмного Лорда, и кто не будет жить спокойно… ну, понятно, да? Странно, – она нахмурилась, – я помню пророчество до каждого слова, но повторить его вслух… Гермиона помолчала, собираясь с мыслями — совсем как в те моменты, когда объясняла какой-нибудь особенно сложный материал из трансфигурации. Гарри нравилось, когда она такая – очень серьёзная, не терпящая, если вдруг начнут перебивать ерундой, и при этом азартная, с глазами, горящими от жажды поделиться знаниями. Залюбуешься! Ему всегда казалось, что в такие моменты мозг подруги разгоняется, как болид на трассе «Формулы-1», и способен сокрушить любые препятствия. Пришлось, спрятавшись за чашкой, больно прикусить губу, чтобы перестать любоваться и сосредоточиться на словах. – Уже и не знаю теперь, шарлатанка Трелони или нет? Но, в любом случае, всё это как-то неправильно. Вообще неправильно! Как будто тебя… науськивают, вот! Как… – Как бульдога, – в памяти возник несущийся на него Злыдень – яростно рычащий, с оскаленной слюнявой пастью, до того натуральный, что Гарри вздрогнул. Гермиона кивнула: – Да, точно. Сначала натаскивают. А потом науськивают. А ведь она права, натаскивали его – их всех вообще-то! – все предыдущие пять курсов. – Но кто-то же должен… – Гарри осёкся. Это как раз то, о чём он думал и с чем работал летом! Одна из воображаемых фраз на первом листе его воображаемого дневника: Волдеморт – ответственность авроров. Если авроры не справляются, если не справляется Орден Феникса и даже Дамблдор, почему все думают, что не самый лучший шестикурсник окажется сильнее? Из-за пророчества чокнутой алкоголички, которая на каждом уроке предсказывает ему смерть? Правда, одно настоящее пророчество он от Трелони всё же слышал. Дамблдор тогда сказал, что «это уже второе». Но… – Но в том пророчестве вовсе не сказано, что я точно окажусь победителем. Способен победить, и всё. И один падёт от руки другого. – А ещё мне интересно, почему, если в пророчестве сказано, что у тебя есть на это силы, они думают, что ни у кого другого их нет? Это логически неправильно! Как будто, если апельсин – фрукт, то яблоки – уже не фрукты. – Ну да, верно. Может, сначала Волдеморт убьёт меня, закроет пророчество, а потом другие прихлопнут его? Гермиона замерла. Со стуком поставила свою чашку и резко выдохнула: – А вот это мне совсем не нравится. Абсолютно и категорически. – Гермиона, я ляпнул глупость, – Гарри отодвинул чашки и взял подругу за руку. – Прости. Ясно же, что это ерунда. Если бы кто-то мог, разве бы они ждали столько? Тоже, конечно, плохо, но… – Нет. Гарри. Ты не понимаешь! Ты поймал самое важное! – Гермиона заговорила отрывисто и очень отчётливо, как будто каждым словом давила готовые прорваться слёзы. – Смотри. Грядёт тот, у кого хватит сил победить Тёмного Лорда. Хватит сил победить. Не сказано, что непременно победишь. Не сказано, что сил хватит только у тебя. Но. Один из них. Должен. Умереть от руки другого. Это замкнуто. Или он тебя. Или ты его. Никаких третьих. Никого больше. Если ещё у кого-то есть силы, у него всё равно ничего не выйдет. Потому что Волдеморт должен погибнуть от твоей руки. Или ты от его. Когда развяжется этот узел — только тогда откроются пути для других вариантов. Не раньше. – Я думал, ты не веришь в прорицания, – только и сумел пробормотать Гарри. Сам он вспомнил эту тему только теперь, когда её озвучила подруга: он-то учебник проглядывал наискось, лишь ради того, чтобы напридумывать очередных ужасов для очередного домашнего задания. – Учебник писала не Трелони, – коротко ответила подруга. Наверняка взяла его для лёгкого чтения. Из любопытства, так же как маггловедение на третьем курсе. Гарри придвинулся к подруге и обнял её. Просто так обнял, то ли утешая, то ли извиняясь – сам не мог бы сказать. Гермиона дрожала, как под ледяным дождём на ветру, разве что зубы не стучали. Но в его руках потихоньку затихла, а у самого Гарри тем временем хоть немного уложились в голове мысли. Гермиона могла сколько угодно не любить прорицания и не верить в них, но пророчество она разложила просто по полочкам. Теперь Гарри не понимал, почему он сам не увидел настолько очевидного. Ответ был один – он и не пытался. Выслушал Дамблдора. Пришёл в ужас. И… и всё. Принял к сведению и очень постарался выкинуть из головы. И, если хорошо подумать… если очень хорошо подумать… пожалуй, он принял всерьёз только вот это «хватит сил». Поверил, что победит. Переживал ещё, что может стать убийцей, идиот! Убеждал себя, что Волдеморт – давно не человек, и убить его – всё равно что бешеную собаку пристрелить. Можно подумать, он когда-нибудь стрелял бешеных собак. Не факт, что смог бы, на самом деле… А «один от руки другого» вроде и слышал, но как мимо мозгов прошло! А ведь очевидно. Просто, как люмос. – Учитывая, насколько я слабее… – И насколько всем на это плевать! – мысли Гермионы явно шли в том же направлении. Ну да, плевать. Разве его учили хоть чему-то, что поможет победить? Разве ему хотя бы объяснили… хоть что-то? Предупредили о том, что его ждёт? Рассказал бы вообще Дамблдор о пророчестве, если бы не смерть Сириуса? Если бы не горе Гарри и не его… ну да, банальная истерика. Директорский кабинет он тогда разнёс в хлам. А если бы не рассказал тогда, то – когда? Да нет, это уж слишком! Как он мог не рассказать, учитывая, что все они только что вернулись как раз из зала Пророчеств? Просто… просто, если подумать, не поздно ли? Что он говорил? Гарри потёр лоб, пытаясь вспомнить: тот разговор осел в памяти обрывками, зачастую даже не связанными между собой. Там точно было о Кричере, с которым Сириусу следовало быть ласковее. Он, Гарри, сказал тогда Дамблдору: «Люди не любят, когда их запирают». А что говорил Дамблдор? О детстве Гарри. О тёте Петунье. О том, что знал о прекращении уроков окклюменции и должен был учить Гарри сам, раз со Снейпом не сложилось. Но что он говорил о пророчестве? Гарри не помнил. Запомнилась укутанная в шали фигурка Трелони, которая медленно вращалась в серебристом тумане Омута Памяти. Замогильный голос. Рассказ Дамблдора о «Кабаньей голове»… да, ещё о Невилле, что тот мог бы стать Избранным вместо Гарри. Нет. Дамблдор объяснял ему, точно объяснял. Про «отметил как равного себе». Про «силу, которую он не знает». Гарри как наяву услышал голос директора: «Имя этой спасительной силы – любовь». Одно воспоминание потянуло за собой следующие. «А конец пророчества? Ни один не может жить спокойно… как там дальше?» Дамблдор закончил тогда: «Пока жив другой». Гарри как будто даже не вспомнил, а заново ощутил охватившее его тогда отчаяние. Но свои слова вспомнил точно: «И это значит… это значит, что в конце концов один из нас будет вынужден… убить другого?» Дамблдор ответил ему коротким «да». После чего они долго молчали. А потом? Что же потом? О, точно! Потом было объяснение директора, почему Гарри не сделали старостой. Как будто это ещё имело значение. – Меня подставляют, чтобы… – Гарри не смог договорить. Звучало дико. Дамблдор, «великий человек» и великий светлый волшебник… глава Ордена Феникса… просто-напросто подстраивает случаи, чтобы Волдеморт наконец-то убил застрявшего на этом свете Гарри Поттера и развязал этим руки по-настоящему сильным бойцам?! – Я не верю, – он замотал головой, – не верю! – Я тоже, – потухшим голосом отозвалась Гермиона. – В такое невозможно поверить, правда? Но для того и придумали логику. Чтобы опираться не на слепую веру, а на однозначную цепочку логических доказательств. – Может, мы ошиблись? В цепочке? Гермиона не ответила, да Гарри и не нужен был ответ. Может, он и не силён в логике, но Гермиона… А у него вместо логики всегда работала интуиция, и сейчас эта самая интуиция вопила дурным голосом. Они заговорили одновременно: – Что делать? – Ты не должен… И снова замолчали. Гарри не знал, что чувствует сейчас Гермиона, но вряд ли ей легче, чем ему. А он… Его мир рушился. Все летние осознания казались теперь ничего не значащими. Он должен умереть? Потому что, если он не умрёт, то не умрёт и Волдеморт? Ведь у самого Гарри не хватит сил его победить, а другие – не смогут, пока не исполнилось пророчество. И этот псих придёт к власти… Гермиона чуть слышно всхлипнула, и этот тихий звук хлестнул Гарри наотмашь. Всё можно отложить на потом. Хотя бы до ночи. Наложить заглушающее на полог и поорать, побить подушку, сбросить пар. А пока… – Дамблдор сказал, что сила, которую не знает и никогда не узнает Волдеморт – любовь. Не знаю, на самом деле, как это поможет победить, но… Гермиона, я люблю тебя. Я не сдамся. Хотя бы потому, что тебя это расстроит, а я не хочу тебя огорчать. Веришь мне? Он встретил растерянный взгляд тёплых карих глаз, надеясь, что сам выглядит хоть немного более уверенным. Он парень. Не он должен опираться на Гермиону, а она – на него. – Конечно, Гарри… верю. – Я люблю тебя, – повторил он. – Ты – моя сила, Гермиона. Вместе мы что-нибудь придумаем, обязательно. Всегда придумывали, скажешь, нет? – он постарался улыбнуться, и, кажется, у него даже получилось.