Ударь меня нежно

Гермионе решительно и категорически не нравилось происходящее. Мало им Дамблдора и пророчества, так теперь ещё Ромильда с приворотным (точности ради – предположительно приворотным, но… да ладно, что ещё там может быть?!) и Гринграсс с непонятными слизеринскими интригами! Но от Дамблдора умнее попросту держаться подальше, да и с сёстрами Гринграсс без понятного всем повода не разберёшься. А вот Ромильда… Пусть только подойдёт к Гарри ближе чем на пять шагов – тут же узнает, что Грейнджер лучше не злить! Честное слово, после нескольких дней, когда Гермиона ловила вполне понятные (и весьма красноречивые!) взгляды, которыми чёртова Вейн оглаживала Гарри, она готова была повторить вслед за Снейпом на их третьем курсе: «Только дай мне повод!» Что ж, Ромильда не разочаровала: повод во всей красе предстал перед Гермионой, когда они с Гарри, собравшись прогуляться от ужина до отбоя (а может, и подольше), забыли Карту Мародёров. Обнаружилось это уже в коридоре, и Полная Дама весьма неодобрительно отреагировала на желание едва покинувших гостиную студентов тут же вернуться обратно. А тут ещё следом увязались братья Криви и насели на Гарри в своей навязчивой манере – вот уж фанаты, и когда успокоятся?! — Давай я схожу, — предложила Гермиона, понимая, что Гарри, как всегда, постесняется послать надоедливых поклонников прямым текстом. — Сходи, — обрадовался тот. — Она или в сундуке, или под подушкой – не помню точно. Спальня мальчиков была пуста. В сундуке Карты не оказалось, и Гермиона, отчего-то смутившись, откинула полог кровати. Здесь спит Гарри… ого, а это что?! На подушке лежала украшенная нарядной ленточкой коробка шоколадных конфет. Первым делом Гермиона проверила сюрприз на вредоносные чары – чисто. Что ж, если неведомый даритель не собирался проклясть Гарри, значит… ясно, что это значит! А вот что делать? Жаль, на зелья не проверишь так же просто – придётся просить доступ в лабораторию, да и не знает она всех нужных реакций, а профессор Слагхорн наверняка не захочет возиться. Отнести к мадам Помфри? От ленточки тонко пахло духами — свежий, лёгкий цветочный аромат. Ландыши? Точно – Вейн! Открыв коробку, Гермиона повертела в руках конфету. Принюхалась. Запах кружил голову – запах вовсе не шоколада, а свежескошенной травы, и нового пергамента, и… О-о-о… — Ох, ну ты и дура, Вейн! — не выдержала Гермиона. Так спалиться! Единственное любовное зелье, которое легко опознать по запаху! Хлопнула дверь – в спальню ввалились Рон с Дином. — Ты чего здесь? — Гарри просил принести кое-что, — Гермиона быстро взяла из-под подушки Карту. — А это у тебя что? — Кто-то оставил у Гарри на подушке, — откуда взялась идея, Гермиона и сама себе не сумела бы объяснить, но… почему бы нет? — По-моему, он такие не любит. Будете? — О, давай! — обрадовался Рон и сгрёб сразу три. Ещё одну закинул в рот Дин, промычал довольно: — Вкуснотища! — Угощу ребят в гостиной, — беспечно улыбнулась Гермиона, закрывая коробку. — «Надеюсь, у Рона не будет передозировки… кажется, амортенция довольно безопасна в этом плане». В гостиной стоял шум и гвалт — как всегда по вечерам, когда спать ещё рано, а учиться уже лениво. — Эй, все! Мальчики, девочки! — повысила голос Гермиона. — Угощайтесь! Гарри угостили, а он такие не любит. Коробка опустела моментально. Конфеты размели вернувшиеся с тренировки квиддичисты – и парни, и девушки. Успели ухватить по одной Джинни, Парвати с Лавандой, Невилл и вечный нытик Джеффри Хупер. Последней Гермиона угостила семикурсницу Викки Хоуп, в любви предпочитавшую девушек; после чего вручила пустую коробку онемевшей от шока Ромильде и сказала единственное слово: — Наслаждайся. Правда, у неё хватило совести предложить Гарри прогуляться к мадам Помфри и рассказать о проблеме: всё же скоро потребуется много, очень много антидота к амортенции! Но как же приятно оказалось наблюдать его изумлённое лицо! — Да ты опасна, — заметил он, едва покинув владения целительницы. — Примерная девочка Гермиона! И они дружно расхохотались. Но, отсмеявшись, Гарри с удивившей её серьёзностью сказал: — Спасибо. — За что? — не поняла Гермиона. — За то, что я ревнивая и поставила на место конкурентку за твоё внимание? Так ведь это в моих интересах. Гарри покачал головой. — У тебя нет конкуренток. Нет и не будет – ты одна такая. Но я ненавижу, когда меня пытаются контролировать. Сыт этим по горло. В его голосе звучала настоящая, искренняя злость, и Гермиона не сдержала судорожного вздоха. — А я? Я ведь… ну, с первого курса только и делаю, что… — она запнулась, не зная, как продолжить. Говоря откровенно, необходимость работать паровозом и контролёром для двух мальчишек порой здорово утомляла – но ни разу за все годы их дружбы у Гермионы и мысли не возникло отказаться от этой добровольной повинности. И ни разу она не поинтересовалась, как воспринимают её навязчивый контроль Гарри и Рон. Ну… они ведь не жаловались, верно? Ладно, разве что иногда… Гарри тоже вздохнул, обнял её за талию и повёл куда-то – Гермиона не смотрела, куда они идут, захваченная внезапным осознанием и, чего таить, страхом. Она не считала, что поступает неправильно – ведь без её помощи мальчишкам было бы труднее и учиться, и готовиться к экзаменам, и уцелеть в некоторых приключениях. Но глупо врать самой себе – она действительно любит держать всё под контролем. Не просто любит – это какая-то глубокая внутренняя потребность; ей так спокойнее. Начиная от расписания повторения материала перед экзаменами и заканчивая… да хотя бы Армией Дамблдора! Кому, кроме неё, пришла бы в голову мысль заколдовать список участников? И ведь пригодилось! — Гермиона? — Она подняла голову и обнаружила себя в коридоре перед Выручай-комнатой. — Построже или поуютней? — Как хочешь… Через минуту они с Гарри сидели перед камином — вдвоём в одном кресле, мягком и широком. Гарри обнял её за плечи, бережно привлёк к себе – так, что пришлось положить голову ему на плечо. Не то чтобы Гермиона возражала – сидеть так оказалось очень уютно. — Ты меня удивила, — начал Гарри. — Такой, знаешь ли, внезапный приступ самокритики – не в твоём характере. Ты ведь никогда не сделаешь того, что считаешь неправильным. — Иногда — сделаю, — возразила Гермиона. — Например, ограбишь Снейпа? Нарушишь кучу школьных правил ради очередной опасной глупости? Пойдёшь со мной в ловушку, зная, что это ловушка? Нет, милая, ты всегда поступаешь именно так, как считаешь правильным. А то, что твоё «правильно» не всегда совпадает с «законно»… ну, за это, в том числе, я тебя и уважаю. — Но ты сам сказал… — Гермиона попыталась заглянуть Гарри в глаза, не меняя такой уютной позы. Не вышло — тот смотрел не на неё, а на огонь в камине. — Послушай, я знаю, что иногда могу перегнуть. Ты хочешь, чтобы я изменилась? Честно – вряд ли получится. Ненавижу пускать всё на самотёк! Сразу чувствую себя так неуверенно… — Может, ты и права. Я вот всю жизнь, как ты говоришь, пускал всё на самотёк – и что в итоге? Мной вертит, как хочет, Дамблдор. Меня дёргает за ниточки, как чёртову куклу, Волдеморт. А теперь ещё и Вейн туда же?! Да нахрен! А ты, — он развернулся, и их взгляды наконец-то встретились, — знаешь, чем от них отличаешься? От нас с Роном требуешь столько же, сколько от себя. Не дёргаешь за ниточки, не хитришь, а честно помогаешь. Так, как считаешь правильным. Ну да, нам не всегда нравится – ну так и ты не всегда нами довольна. Что ж теперь? Мы ведь друзья. — Он вдруг усмехнулся и добавил: — К тому же в этом году я, кажется, немного поколебал твою страсть к учёбе? Выходит, часть своего контроля над всем-всем-всем ты отдала мне – так? — Значит, ты… — она сама не знала толком, о чём хочет спросить. «Ты не сердишься?» Или: «Не считаешь меня похожей на эту наглую дуру Вейн?» Или даже: «Не будешь возражать, если я продолжу планировать за двоих и после нашей свадьбы?» К счастью, Гарри помешал договорить тем самым методом, что повадился вовсю использовать в этом году: попросту заткнул её поцелуем! Но как же… как же всё-таки у него получается быть таким… таким… — Ошеломляюще нахальным, — вслух пробормотала она, когда – через целую вечность! — поцелуй прервался. Оставив её с бешено колотящимся сердцем, полыхающую от смущения и ужасно сердитую на тот простой факт, что ждать до лета – до дня рождения Гарри – будет, кажется, абсолютно невыносимо. Не говоря уж о том, что мама с папой наверняка не поймут идею свадьбы аж за год до окончания Хогвартса. Интересно, как организовывали семейную жизнь студентов в прежние времена? Почему, интересно, в «Истории Хогвартса» ничего об этом нет? Сейчас, кажется, все ждут ТРИТОНов и выпускного бала… ну, или не афишируют, если по каким-то причинам заключают брак раньше. По крайней мере, Гермиона нигде не встречала даже упоминаний о таких случаях… не считая Билла Уизли, который родился в год выпуска Молли. Но раньше-то незамужние девушки её возраста уже считались старыми девами! Вспомнить хоть бессмертное: «В твои года я матерью твоей давно была»… — О чём можно думать с таким лицом? — Об «Истории Хогвартса», — машинально ответила Гермиона. — И о Шекспире. А… с каким лицом? Гарри Поттер! Что смешного я сказала?! Но Гарри хохотал, уткнувшись лицом в её макушку, и она невольно тоже начала хихикать. Конечно, наверняка прозвучало смешно – после во всех отношениях потрясающего поцелуя заявить, что думает об «Истории Хогвартса». Хорошо, Гарри не обиделся – всё-таки он её понимает. — Боже, Гермиона! Умоляю, не меняйся! Ты прекрасна, и я люблю тебя такой, какая ты есть. Вместе с твоей страстью меня воспитывать, и да, с «Историей Хогвартса» тоже, — поддразнил он. Гермиона явственно ощутила, как с души свалился камень размером с Эверест. Не слишком-то хотелось признаваться, что до сих пор не понимает, почему Гарри выбрал её. Хорошо хоть, больше она не боится, что любимый передумает… хотя всяких вроде Вейн, Гринграсс и Джинни Уизли всё равно очень постарается держать от него подальше! — Тогда поцелуй меня ещё, — раз уж они так отлично устроились, надо пользоваться случаем. Тем более в гостиную Гриффиндора пока лучше не возвращаться… Хотя здорово было бы посмотреть, что там сейчас происходит! — Только поцеловать? — попытался спровоцировать на большее Гарри. — Боюсь, что да, — Гермиона вздохнула. — Я какая-то взвинченная, а твои поцелуи… в общем, после них уже обо всяких идиотках напрочь забываешь. Даже если пять минут назад твёрдо знала, что главная идиотка – ты сама. — И ничуть ты не идиотка, — пальцы Гарри словно невзначай обводили её лицо, прослеживали линию губ, а потом скользнули в волосы и начали перебирать пряди. — Ты умница. И умная тоже – разницу понимаешь же, да? И храбрая. И коварная, как оказалось, — он вдруг щёлкнул её по кончику носа, и Гермиона вскрикнула от неожиданности. — Эй! Нахал, вот! С кем поведёшься… — Вот именно, — крайне довольным тоном подтвердил Гарри. — Вот я с тобой ещё на первом курсе повёлся – и вырос нахал и вообще невоспитанный тип. Но всё-таки у меня не хватило бы воображения, — он легко поцеловал всё тот же кончик носа, — коварства, — и снова поцеловал, — мозгов, — а вот теперь Гермиона сумела поймать момент и вместо носа подставить губы, и поцелуй получился не дурацким, а настоящим, долгим-долгим. И разорвала его Гермиона – ну а что, он будет тут шутить над ней, а она?! — Продолжай, — упёрлась пальцем ему в грудь и состроила строгое лицо – ну то есть она надеялась, что получилось строго, хотя на самом деле с трудом сдерживала улыбку. — Ты остановился на том, что у тебя не хватило бы мозгов. На что, разреши поинтересоваться? — Да на то, чтобы угостить амортенцией всю гостиную на глазах у той, кто её подкинул. Нет, милая, мне у тебя ещё учиться и учиться! Похоже, я водился с тобой слишком мало и не перенял самое лучшее. Придётся навёрстывать упущенное. И знаешь что? — Что? — Такая шикарная идея заслуживает награды. Что ты желаешь получить в награду, о королева розыгрышей, перед величием которой меркнут Дред и Фордж? — Я подумаю, — с напускной важностью ответила Гермиона. — Будешь должен. — И тут же невольно поёжилась: — Может, тебе ещё придётся меня спасать от невинных жертв розыгрыша. — Не придётся, — с непонятной уверенностью возразил Гарри. — Народ оценит. Серьёзно, близнецы и не к такому приучили. Хочешь, вернёмся прямо сейчас, и убедишься? А то ведь так и будешь дёргаться… — Ты прав, — признала Гермиона. — К тому же мне совсем не нравится, когда я собираюсь провести вечер с тобой и только с тобой, а в мыслях чёртова Вейн, вся квиддичная команда и ещё пять… нет, шесть человек. Никакого удовольствия! — Рад услышать, что ты не соблазнишься на оргию, — прошептал Гарри на ушко, заодно прикусив мочку. — Не хочу ни с кем тебя делить. Тем более с квиддичной командой. — Прекрати, — хихикнув, Гермиона ткнула его кулачком в бок. — Пойдём, узнаем, чем закончилась моя ужасная шутка. И, так и быть, буду тебе должна вечер поцелуев. Самое странное, что Гарри оказался прав – ужасной шутку Гермионы считала только она сама и, разумеется, Ромильда. Остальные… достаточно сказать, что этот вечер вошёл в факультетские легенды – и вовсе не потому, что МакКошка сняла с безупречной старосты сразу полсотни баллов (и ещё полсотни с Вейн, но это на фоне прочего прошло почти незамеченным). В конце концов, лучшие розыгрыши близнецов Уизли обходились, бывало, ещё дороже. А все — кроме Вейн, конечно! — сошлись на том, что Грейнджер – подумать только, заучка и зануда Грейнджер! — пошутила в лучших традициях Дреда и Форджа. А Вейн – что Вейн? Впредь пускай думает, у кого парней отбивать. Если ей вообще будет до парней — с месяцем-то отработок у Филча и с Викки Хоуп, которая даже после антидота не оставила Ромильду в покое. Только усмехалась: «Да у меня глаза открылись – такая огонь-девчонка рядом! Не успокоюсь, пока не станет моей!» А ещё – совершенно неожиданно! — эта история сблизила Рона и Лаванду. Рону всё-таки оказалось много трёх конфет с «особой начинкой», и Помфри оставила его на ночь в больничном крыле. А у Лаванды тоже случилась передозировка – успокаивающих зелий. Как выяснилось, она совершенно не воспринимает идею влечения девушки к девушке, если рассматривать такое не в качестве сплетен, а в приложении к себе. Были рыдания, потом умиротворяющий бальзам и зелье Сна-без-Снов, а потом, утром, когда Лав в полном расстройстве выслушивала от больничного зеркала: «Причешись, растрёпа! Хотя с такими красными глазами всё равно на кролика похожа», — позади неё вдруг возник Рон, сунул к зеркальной глади кулак и буркнул: — Всё эта стекляшка врёт! Ты красивая, Браун. Ты даже с красными глазами и растрёпанная в сто раз красивее некоторых… всяких. И Лаванда тут же передумала обижаться на Гермиону.