Теперь ты сам по себе, В холоде одиночества, как прежде. Неужели ты хотел именно этого? Вини во всём меня, Пусть твоя совесть будет чиста. Тебя мне уже ничто не вернёт. Теперь, когда ты ушёл, Я снова стала собой. Я оплакиваю непоправимые ошибки и хочу, чтобы… Ты винил во всём меня, Пусть твоя совесть будет чиста. Evanescence — «Lacrymosa»*
У музыки есть цвет. Сейчас он тёмно-зелёный, глубокий и спокойный, проваливающийся с каждой минутой в черноту. Люди ассоциируют ад с красным цветом. Кровь — это же страдания, боль и муки. Она же красная. И пламя тоже алое, пекущее. В Пандемониуме* есть все цвета спектра без исключений. Ад ничем не отличается от бренного мира, только там все цвета глубже и воспринимаются они лучше, чем здесь, потому что им не мешает это жгучее солнце. Люцифер жмурится. Солнечные лучи бьют прямо в глаза. — Ваше Величество, — полукровка склоняется перед ним, — великий князь Астарот** всё приготовил к вашему визиту. Он кивает и перемещается к Астароту. На мгновение зажмурившись, Люцифер оказывается прямо перед своим вассалом, разлёгшемся на ковре в своей вилле в Дубае и раскуривающим кальян. Он смотрит неясным взглядом на тёмную фигуру Владыки. — Я не видел тебя больше полувека, брат, — медленно проговаривает Астарот, тяжело поднимаясь на ноги. Формальностей между ними нет. Люцифер обнимает его сразу же, стискивая в крепких объятиях: — Полвека здесь и сотни столетий в Преисподней, брат. В воздухе витает сладкий и пряный запах опиума, тихая музыка разливается по комнате, опутывая разум и тело, будто патока. — Ты хочешь отдохнуть, — голос у Астарота бархатистый. Он тянет Люцифера за собой на разбросанные подушки, проводит по его плечам руками, и Владыка облачается в лёгкую и удобную одежду. — Этой ночью я… Астарот прикладывает к губам Люцифера пальцы и качает головой. — Мне знать не нужно. Люцифер кивает. — Моя Махаллат*** здесь? — он смотрит на Астарота из-под полуопущенных ресниц. — Я её чувствую. — Твоя дочь спит на втором этаже. Люцифер втягивает в лёгкие дым, смыкая пухлые губы на мундштуке. — А где Гнесиус? — Твой внук на Великой Охоте последние несколько столетий, — Астарот замечает, как взгляд Люцифера становится резким и наполняется злостью. Он медленно выдыхает дым и уже было начинает говорить, но Астарот смеётся, заглушая его слова. — Это выбор моего сына. Не твой и не мой. — Он ещё ребёнок, — голос Люцифера ледяной. — Ему шесть сотен лет, брат! Дверь скрипит. Астарот замечает жену, вошедшую в комнату. Махаллат идёт к ним тихой поступью. Её ног касается полупрозрачное одеяние, расшитое золотыми нитями. Кудрявые чёрные волосы с замысловатыми заколками в виде листьев плюща касаются пят и укрывают почти обнажённое тело. Она встаёт перед Люцифером, опускается на колени и нагибается, касаясь лбом пола, не смея двинуться с места. — Дочь моя, — дьявол опускает на её макушку руку и гладит по волосам. — Жена… — совсем тихо добавляет он, — поднимайся. Я думал, ты спишь. — Я почувствовала ваше присутствие и… — демоница глубоко вдыхает воздух, — запах. Она поднимает взор и на четвереньках подползает ближе, опускает голову и руки на грудь Люцифера, плотно зажмуриваясь. — Подумала, что сон, но он оказался явью. Я скучала по вам. Когда же вы заберёте меня домой? — Твой дом, Махаллат, рядом с Астаротом, — холодно говорит Люцифер, но не прогоняет от себя, а гладит по волосам, касается пальцами плеч, ласкает её подбородок. Махаллат смотрит на него глазами глубокого темно-зеленого цвета, от которых невозможно сбежать. Она похожа на него почти во всём, кроме глаз и сложения тела: губами, тонкими, словно вытесанными умелым резчиком, чертами лица; волосами, что струились, укрывая их обоих покрывалом; характером и манерой держаться — такая же стойкая и упрямая, если невозможно пронять, нужно брать силой; голосом, в котором угадывались его обманчиво мягкие нотки, не дающие ни шанса ослушаться. — Уходи, — говорит она Астароту, — ты здесь лишний. Тот не мешкает, исчезает сразу же, а Люцифер резко опускается на ковёр и подушки. Махаллат садится сверху, с силой сжимая его бёдра, и стискивает в пальцах шёлковые одеяния. — Я ваша жена. Я мать вашего сына, — с нажимом говорит она, наклоняясь перед ним. — Я не только ваша дочь, — она отрывает правую руку и сжимает его шею. — Не моя вина, что наш сын сейчас на дне Красного моря. Не моя вина! — Знаю, — тихо произносит Люцифер, легко отнимает руку Махаллат от своей шеи и подносит к губам, — я всё знаю, но… — его голос холоден, — не могу простить себя. Её слёзы капают на его лицо и стекают по коже.***
Гермиона заходит в свою комнату осторожно, задерживая на мгновение дыхание, но выдыхает с облегчением, когда видит, что её кровать на месте. — Ты сдержал обещание, Том. Она выпускает его подарки из рук, бежит к кровати, плюхается на неё и обнимает подушку. Гермиона растирает слёзы по лицу. Ей впервые так больно.***
Астарот стоит по правую руку от Люцифера, за их спиной покорно распластался ругару****. — Антонин, — обращается к нему повелитель, — обратись в щенка и отправляйся по этому адресу. Охраняй дитя. — Как пожелаете, Ваше Величество. — Я взвалил это на твои плечи только потому, что ты бывший человек. Неплохой человек. — Моё тело, моя душа принадлежат вам, — Долохов сжимает руки в кулаки, всё ещё находясь в человеческом обличье. Кровь пачкает асфальт, когда он врезается когтями в кожу ладоней, запуская обращение. — Я так благодарен вам за всё, что вы сделали для меня, — говорит он громко и уверенно, поднимая голову и глядя на тёмную фигуру в паре метров от себя. — За то, что отомстили за мою семью. — И рычит: — Я ваш. Я полностью ваш. Его кости ломаются, суставы выкручиваются. Из-за боли он почти не может дышать. — Именно, Антонин, ты мой. Никогда не забывай об этом. Люцифер подходит к нему и склоняется над корчащимся в агонии телом. Он поднимает руку и, касаясь его лба, произносит пару слов на латыни, и Долохов превращается в юношу, затем в подростка, пока не становится ребёнком. Он уменьшается, его скелет изменяется, черты лица стираются. Медленно и мучительно становится собакой. Округу разрезает мальчишеский надрывный крик, который превращается в протяжный вой. Обессиленный щенок лежит какое-то время на асфальте и наблюдает за тем, как две тёмные фигуры идут к небольшой английской деревне.***
В предрассветные часы Люцифер особенно силён. Его подпитывает вся боль душ, покинувших этот мир, вся ненависть душ, страдающих здесь каждое мгновение. Он чувствует, как нити из их боли и разрушенных надежд устилают путь к дому Поттеров. Защита дома не срабатывает, никто не ощущает его присутствия. Астарот остаётся во дворе, защищая своего Повелителя. Шаги Люцифера беззвучны. Он открывает дверь, заходит в дом, поднимается на второй этаж. Он знает точно, в какой комнате спит мальчишка. Распахивает дверь спальни Поттеров. На кровати лежат трое: Джеймс, один из тысяч членов Алого Ордена, Лили, его жена, с такой же отметиной на предплечье, и их маленький сын Гарри. На правой руке ребёнка пламенеет алая звезда. Люциферу нужно только изменить её цвет. Джеймс просыпается первым, но спустя несколько мгновений демон вырывает из грудной клетки его сердце. Поттер не успевает даже прохрипеть. Он падает на постель с широко распахнутыми остекленевшими глазами. Люцифер чувствует, как душа Джеймса покидает тело и исчезает из этого мира. Проснувшись, Лили будит сына, закрывая собой мальчишку. Кричит ему, чтобы он убегал, хотя знает, что это бесполезно. Люцифер сожалеет, что мальчику приходится видеть, как он отнимает жизнь его матери. Сердце Лили падает на пол и катится в угол, туда же, где лежит ещё горячее сердце мужа. Мальчик не двигается с места. Гарри смотрит на него, не смея отвести взгляда. — Руку, — приказывает Люцифер, Гарри послушно протягивает правую руку, и демон берёт её в свою, опаляет огнём. Испепеляющим. Алая звезда полыхает, а в глазах ребёнка стоят слёзы. — Изыди, — кричит мальчик. Тьма ненависти, боли и отчаянья поглощает свет, живущий в нём. Он желает ему отомстить. Уничтожить. Прямо сейчас. Но проблема в том, что демоны, в отличие от людей, бессмертны. Чем больше ран на теле Гарри от языков адского пламени, тем чернее душа ребёнка, тем темнее становится звезда, уходя от алого к багровому, а следом и к черному. Любой цвет можно поглотить чёрным. Люцифер об этом очень хорошо знает, ведь раньше… раньше его сила была белее всего, что было сотворено Им. Обессиленный Мальчик падает с кровати прямо на пол, ударяется сначала плечом, потом головой. Его глаза плотно закрыты, а из носа и рта вытекают струйки крови. Люцифер поднимает ребёнка с пола, спускается с ним на первый этаж, укладывает на диван и укрывает пледом. Его поступок по-настоящему жесток, но в его взгляде нет сожаления. Жизнь и смерть — две стороны одного целого. Смерть всего лишь переход в мир, где правит он и никто, кроме него. Дух Лили стоит рядом с сыном. Люцифер совершенно равнодушно обращается к ней: — Иди домой, дитя. Тебя там ждут. Если ты останешься с ним, вскоре потеряешь не только воспоминания, но и человечность, — озвучивает он ту самую правду, которую не говорят смертным. Лили осторожно касается тёмных прядей сына. Пальцы опускаются ниже и стирают следы крови на его бледном личике. Неслышный шорох — и душа покидает этот мир. Кровь на руках Люцифера запекается и стягивает кожу. Он выходит из дома Поттеров и закрывает за собой дверь. Астарот не удивляется виду хозяина, но его поражает то, что мальчик ещё жив. Он считал, что Люцифер захотел устранить сильных отпрысков экзорцистов, но молча склоняет голову и следует за повелителем. — Эта ночь такая звёздная, — говорит Люцифер, снимая испачканный кровью галстук и бросая его на клумбу. — Теперь к Лонгоботтомам.***
На её руке не было рисунка. Она была чиста, как и раньше. Когда Гермиона с мамой вернулись от профессора Дамблдора, девочка пошла в свою комнату и увидела, что в ней было много подарков в красивой упаковке, кровать стояла на месте, а в распахнутом шкафу что-то шебуршало. Гермиона осторожно подошла к шкафу и заглянула внутрь. Небольшой щенок, на котором был застёгнут чёрный ошейник, острыми зубками разрывал в клочья упаковочную бумагу. — Мама! — Гермиона села на пол и стала наблюдать за тем, как щенок притихает и со страхом смотрит на неё в ответ. Дверь скрипнула и в комнату зашла миссис Грейнджер. — Щенок, — девочка указала на пушистый комок шерсти руками. — И, правда, щенок. Тебе папа его подарил? Почему же он не посоветовался со мной? — Гермиона молча пожала плечами в ответ. — Ладно, щенка нужно покормить и напоить. Гермиона, милая, отойди, я его возьму на руки. Щенок забился в самый угол и оскалился. — Всё хорошо, малыш. Я тебя не обижу… Девочка уверенно кивнула. Щенок всё равно ощетинился и не давался на руки несколько минут, а когда миссис Грейнджер опустила руки и посмотрела на Гермиону, которая ела шоколадные конфеты до обеда, желая было сказать, чтобы дочь перестала перебивать себе аппетит сладким, как щенок выбежал из шкафа и направился прямиком к девочке. Он запрыгнул к ней на колени, развернулся и начал тявкать на мать Гермионы. — Хороший, — Гермиона опустила ладонь на его холку и стала медленно гладить. — Гермиона, осторожнее… — Моя мама тоже хорошая. Не бойся, тебе не сделают больно, — когда щенок замолчал, Гермиона его обняла, прижав к груди. — Ты такой мягонький…***
Драко следует за отцом. — Мы приютим Гарри? — переспрашивает он в тысячный раз. — Да, — в тысячный раз отвечает ему Люциус. — А ты не хочешь, чтобы он жил с нами? — Да, — говорит Драко прямо. — Он мне никогда не нравился. Поттер — зазнайка. Люциус гладит сына по голове. — Он изменился. Будь терпелив и сдержан. Я рассчитываю на тебя, сын, — Малфой-старший берёт мальчика за руку, открывает большую дверь, ведущую в кабинет магистра, и заходит туда вместе с ним. На самом деле, Драко не любил Поттера во всех смыслах и считал его главным соперником, потому что только Поттер мог сравниться с ним по силе уже сейчас. И как сказал ему сам Поттер, да ещё и показал наглядно, он, Гарри, первый начал осваивать силу, и его пламя было невероятным. Драко даже немного завидовал. В конце концов, Поттер был не таким уж и сильным… Его умения были эффектными немного, но на этом всё. На диване в самом углу сидел Гарри, глядя прямо перед собой. Он не реагировал на происходящее в комнате и будто не слышал собственного имени. — Эй, Поттер! — Драко плюхнулся на диван и стал смотреть за тем, как отец заполняет документы, сидя за своим столом. — Ты чего молчишь? — Ты это мне? — взгляд мальчишки будто пустой. — Ну ты же Поттер, а не я, — Драко качает головой и хлопает Гарри по плечу. — К кому же ещё я могу так обращаться? — Прости, но я не помню своего имени, поэтому ещё не привык к этому. Малфой моргает, потом ещё несколько раз моргает и недоуменно смотрит на Гарри в полном молчании. Слышно, как тикают напольные часы, чирикают птицы в саду за окном и даже тихое дыхание Поттера очень хорошо слышно. — Да ты, видно, издеваешься, — приходит к выводу Драко. — Совсем за дурака меня держишь? А ну-ка, кто тебя научил врать? Кто этот подлец? Может, тебе кто беса подсунул? Проклял? Выкладывай, Поттер! — Драко, Гарри говорит правду, — спокойно разъясняет Люциус. — Более того, теперь он стал обычным человеком. Драко замер. Он смотрит на Гарри сверху вниз, всё ещё держа его за плечи. Ему кажется, что это всё какая-то чушь, но отцу не верить Драко, конечно же, не смеет. — Ясно, — он тяжело вздыхает и убирает волосы со лба. — Меня зовут Драко и теперь я буду твоим братом. Старшим братом, — Драко вздёргивает нос, — поэтому всегда слушай меня. — Хорошо, — равнодушно соглашается Гарри. — Идём за мороженным. У меня есть деньги, а ларёк с самым вкусным мороженным отсюда недалеко. — Идём. Люциус прикрывает рот ладонью и тихо посмеивается, наблюдая за сыном. Он любит его безмерно, всё больше видя в нём собственное отражение. — Сегодня нельзя, Драко. Мама через несколько минут заберёт вас, — Люциус выходит из-за стола и встаёт напротив мальчиков. — Сегодня я уйду. — Снова? — глаза сына начинают блестеть от слёз. — Да, Драко. — А куда вы уходите, мистер Малфой? — голос Гарри звучит спокойно, но Люциус видит, как легонько дрожат его губы. — Знаю, что первым человеком, которого ты увидел, был я. Пока твой крёстный в отъезде, ты поживёшь в моём доме. Ничего страшного не случится… — Но куда?.. — тихо спрашивает Гарри, качая головой. — В Ад, — так же тихо отвечает Драко. — Папа всегда уходит туда. — А можно попасть в Ад живым? — Гарри смотрит то на Драко, то на Люциуса. — Можно, — Люциус кивает. — Ад может быть и на земле.***
Махаллат разливает чай в гостиной их квартиры в Лондоне. В мире смертных сейчас её зовут Беллатрикс. Из высокой причёски специально выпущена аккуратная прядь, падающая прямо на лицо. Астарот протягивает руку, желая её убрать, но она не позволяет ему это сделать, разворачиваясь к Люциферу. Астарот, впрочем, тоже имеет весьма занятное имя, Рудольф, от которого её тошнит. — А ваше имя, отец? — спрашивает она. — Какое оно? Он юн, безбожно прекрасен и одновременно страшен до дрожи в коленях. — Том, — на его губах играет полуулыбка. Он выдыхает аромат зелёного чая с жасмином, поднося тонкую фарфоровую чашку к губам, и отпивает немного чая. Солнечный свет падает прямо на него и эту чашку, а Белла видит, сколько в ней осталось чая. И она желает стать этой самой чашкой в его руках и чаем, который он пьёт, прикрыв веки из-за слепящего солнца. — Какое простое имя, брат, — Астарот усмехается, и Махаллат хочется ударить его по лицу. — Оно очень красивое. Том, — дьяволица произносит его здешнее имя с придыханием. — Я бы очень хотела сегодняшнюю ночь провести с вами. — Этой ночью я возвращаюсь обратно.***
Из всех подарков Гермиона радуется только двум: щенку, который оказался безумно милым, и коробке, в которую упаковали много разной всячины для рисования. Весь день она провозилась в своей комнате: рисовала, играла со щенком, боролась со сном, постоянно зевая. Солнечный день постепенно становится пасмурным и к вечеру всё небо закрывают тяжёлые тучи. Гермиона держит спящего щенка на коленях, всё ещё решая, какое же имя ему дать. Ветер протяжно воет, всё сильнее усиливаясь. Грядёт буря. Отца всё ещё нет дома. Из кухни пахнет очень аппетитно. Мама смотрит кулинарную передачу по телевизору, пока запекается мясо в духовке. Гермиона смотрит в окно, замерев в ожидании.***
— Знаешь ли, я надеялся полюбоваться закатом, — Люцифер поднимает голову и обращается к свинцовому небу. — Почему Ты вечно всё портишь? Руки сжаты в кулаки. При его невообразимом возрасте, Люциферу никак не дашь больше семнадцати. Обиженный подросток срывается на родителя — иллюстрация самой обычной семьи. В ответ ему в лицо бьёт поток воздуха. Он в одиночестве, в лесу, далеко от Лондона. И даже здесь, казалось бы, в самом тихом месте, которое ему, конечно же, больше всего нравилось, такая отвратительная погода. И он знает, что такая погода по всей Британии. — «Ты плохой сын». Ты это хочешь мне сказать? Я услышал. Зачем повторять это бесконечное число раз, Отец? Порыв ветра гнёт дерево. В идиллию вмешивается третья сторона. Люцифер осознаёт это быстрее, чем экзорцист встречается с ним. Казалось бы, у тебя есть огромное преимущество — исчезни, пока тебя не успели изгнать, но Люцифер остаётся стоять на месте. — Прекрасно. Своего лучшего пса на меня натравить решил. Молодой мужчина, на вид не больше двадцати пяти лет, приближается к нему не спеша. В его руках серебряный меч, а белые одежды не защищают тело. В серых глазах непоколебимая решимость избавить мир смертных от дьявола. Он обращается к Нему за помощью и получает её с завидной для Люцифера быстротой — сразу же. — Это не твой мир, Падший, — цедит экзорцист, рассекая воздух священным мечом. Невидимый, но ощутимый удар пронзает его грудь. Люциус даже на десять метров к нему не приблизился, но Люцифер чувствует в нём не простую силу, которая есть у экзорцистов. Шрамы на его спине от срубленных крыльев начинают гореть, напоминая о себе. В нём, в этом экзорцисте течёт кровь одного из… Люцифер хватается за горло, когда невидимая воздушная плеть стягивает шею. Нет, это его не убьёт. Его невозможно убить. И этот мальчишка не причинит ему вреда. Вот только… — Кто ты? — хрипит Люцифер. — Я чувствую наше родство. «Но этого быть не может», — мысленно продолжает демон. Белоснежная звезда с серебряным переливом сверкает на спине экзорциста. Он замечает её, как только Люциус на мгновение поворачивается боком, чтобы нанести сильный удар мечом. Белый цвет был его цветом, пока Люцифера не скинули в Преисподнюю, лишив крыльев, чина и места в Раю. Но цвет не могли отдать… Его было некому отдать. Это невозможно. Он не знал. Сын? Внук? Правнук? Люциус пронзает его тело, и дьявольская кровь, точно такая же, как и человеческая, стекает по лезвию на землю. Крупные капли срываются с неба. Люцифер жмурится. Сентиментальность Отца всегда его поражала, но в этот раз — нет. — Я могу так истекать всю оставшуюся бесконечность, — хрипит дьявол и кашляет, отхаркивая кровь, — а ты нет. Люциус читает текст, который позволит ему на мгновение открыть врата в Ад, чтобы вытолкнуть Люцифера туда, но дьявол ему не сопротивляется. — Знаешь, мне казалось, что я закончил все свои дела здесь, — его зубы покрыты собственной кровью, — но я, кажется, ошибся, — с этими словами Люцифер открывает врата и затягивает вместе с собой в Ад и Люциуса. Малфой не успевает моргнуть, как стена захлопывается. Люцифер достаёт из себя меч. В нём дыра, но ему всё равно. Он чувствует, как рана постепенно заживает. От неё не останется и рубца. — Время здесь идёт по-другому для живых смертных. Один день здесь — один месяц за стеной, — Люцифер улыбается. — Так кто же ты? — Человек, — отвечает Люциус.***
Капли дождя бьют в стекло и стекают струйками вниз. Гермиона ощущает, как нить обрывается, а вместе с каплями уходят воспоминания о Томе. Они исчезают так быстро и стремительно, что девочка хватает карандаш и пытается нарисовать хотя бы его лицо. Но она же не умеет. На бумаге нестройные линии. Руки дрожат, а карандаш падает на пол. — Тебя зовут Том, — щенок навостряет ушки в ответ. — Мама, я придумала имя. Его зовут Том! — Как кота из мультика? — миссис Грейнджер заходит в комнату дочери. — Да, как кота. — А почему не Джек? — мама удивлена, а Гермиона уже не может ответить почему же. — Он очень милый для Джека. — О, Миона, овчарки не такие уж и милые… — Нет, милые. Он милый, — Гермиона сжимает кулачки, а на её глазах появляются слёзы. — Хорошо-хорошо, я не против. Только не плачь.***
Холодно. Гермиона поднимает веки. Её тело неподвижно, а вокруг падает снег. Нефилим стоит рядом, ожидая её пробуждения. Она не знает, сколько времени прошло, но ей кажется, что целая вечность. Гермиона чувствует, что беззвучно плачет. Она видела маму, папу. Видела… Люцифера и маленького Драко. И его отца. И Гарри. И его умерших родителей. Она видела так много, что… ей не верится. Чувства и мысли — такие страшные, что нельзя их просто игнорировать — заполняют всё нутро. Она не знает, что делать дальше со всем этим багажом и осознаёт всю сложность ситуации, в которой оказалась. — Чего ты боишься? — вопрос очень простой, но Гермиона не может сразу дать ответ. Нефилим ожидает, а время бежит вперёд. Так много в её голове чувств и мыслей, так много страхов, что озвучить все нельзя. Но она всегда боялась только одного из них — потери и одиночества. Теперь Гермиона понимает, почему же этот страх настолько силён в ней. Том… то есть Люцифер стал первым, кого она потеряла, да ещё и так рано, так страшно, оставшись в полном одиночестве, в беспамятстве, наедине с отчаянной тоской и, как оказалось потом, бессмысленной кучкой подарков. — Я боюсь… — она замолкает, потом пробует глубоко вздохнуть, но ей кажется, что лёгкие не раскрываются, а она начинает медленно проваливаться под лёд, на котором всё ещё лежит. — У меня из всех родных осталась только бабушка. Если и её потеряю, а это когда-нибудь точно наступит, потому что по-другому не бывает, думаю, что самый страшный кошмар… он случится наяву. Он её обманул. Так бессовестно, так рано. Он обманул её и сейчас снова. Почему назвался тем именем? Почему находился рядом так долго? Почему притворялся другом? Почему… Она впустила его. Она открыла ему дверь и… он убил родителей Гарри. Он убил родителей Невилла. Он точно убил отца Драко. И как теперь ей смотреть им в глаза? Как теперь ей?.. — Но разве люди не находят близких людей? Не встречают любимых? — нефилим опускает ладонь на её лопатку. От его руки исходит тепло, которое разливается по озябшему телу Гермионы. — По-моему, есть только одни нерушимые узы — кровные. Их нельзя заменить встреченными людьми. Гермиона понимает, что ей всё вовсе не кажется, её ноги, правда, проваливаются под лёд и тянут непослушное тело за собой камнем. Медленно, но неизбежно. Она не может пошевелиться, не может трезво мыслить и даже дышать от паники, которая накрывает её с головой. — Ты ошибаешься, потому что до сих пор остаёшься ребёнком. Но даже если опустить эту ошибку и взять твои слова за истину, разве жизнь человека закончится, когда умрут его родственники и оборвутся все кровные узы? — Нет, — отвечает Гермиона. — Человек будет жить дальше, но что это будет за жизнь? Она будет полна горя, отчаянья и тоски. — Разве? А как же люди, которые окружают тебя? Разве они не дарят радость? Твои друзья не улыбаются тебе, а ты им? — Улыбки бывают фальшивыми. — Какой же ты плохой друг, Гермиона, раз лживо улыбаешься любящим тебя людям. — Но я… Нефилим сжимает её руку, и тут же кисть пронзает острая боль. Она начинает гореть, как будто на кожу выливают кислоту. Ей холодно, безумно холодно, но рука горит так, что хочется вырвать ее из больших шершавых ладоней, опустить под воду, спасая от ожога невидимой кислоты. Гермиона кричит от боли и страха. — Возвращайся. Лёд проламывается под ней и Гермиона вновь оказывается на дне жертвенного бассейна. В реальности. Тупой, настоящей, где она без секунды в могиле. Воздуха в лёгких нет. Нет даже сил поднять руку. Она оказалась будто подвешенной на чёрных нитях. Нитях её судьбы. Когда-то давно, ещё в школе, Гермиона читала про Грайи, старух, живших в царстве Аида. Они сидели с прялками, а когда наступало время смерти человека — обрывали его жизнь, разрезая нить. В эту самую минуту её затуманенное сознание решило нарисовать Гермионе, как её тонкие нити, держащие в воде тело, обрывают. Рвётся одна — правая нога освободилась и безвольно повисла. Вторая — левая нога лишилась поддержки. Гермиону теперь держали только три нити, а её тело… тело повисло на руках. Внизу тусклый свет, сверху дно. Наверное, упасть вниз — это и есть спасение. Но Гермиона верила, что это смерть. Третья нить — она повисла на левой руке. Четвёртая. Теперь её держала за пояс только самая прочная нить. Сердце замедляло ход. И без того тусклый свет мерк перед глазами. Мерк стремительно. А боль, что так и не отпускала до последнего, перестала распространяться по руке. Последняя нить медленно обрывается, и Гермиона падает вниз. Быстро, слишком быстро. Она не замечает преграду, пока не сталкивается с ней. Лёд разбивается от удара, её выбрасывает из источника и яркий дневной свет бьёт в глаза. Гермиона летит, но через несколько мгновений замирает и уже падает обратно. Прямо на спину. Тело встречается со льдом за считанные секунды и кубарем отлетает в сторону, останавливаясь на ступеньках. Алый след тянется за Гермионой по всему льду. Она хотела бы у него спросить — почему же Люцифер был с ней так долго и защищал её с рождения? — но уже не может. Да, сердце бьётся и раны покрывают её тело. Боль окутывает пеленой и вряд ли она выживет. И, скорее всего, это даже к лучшему, потому что с таким проклятьем жить она не хочет. К ней подбегает Драко, когда Гермиона чувствует, как медленно вытекают остатки жизни из её изломанного тела. Он поднимает её на руки, и Гермиона сжимает рукав его рубашки из последних сил. — Прости, — хрипит она и замолкает. Серое-серое небо и тёмно-зелёные кроны деревьев — последнее, что она видит.