Жертвы и мольбы Тебе, Господи, С хвалою возносим. Прими их ради душ тех, О ком мы сегодня вспоминаем: Позволь им, Господи, От смерти перейти к жизни, Которую Ты некогда Аврааму обещал И потомству его.
Семейство Малфой было благородным во всех отношениях. О них шептались, ими восхищались, а многие девушки из не менее благородных семейств желали стать одному из членов семейства законной супругой. О них ходила слава вечно молодых, часто пропадающих на годы даже не экзорцистов — полубогов. Глава семьи Малфой, Абраксас, родился в тридцатых годах первой половины двадцатого века, но, глядя на него сейчас, сложно было сказать, что мужчине скоро перевалит за девятый десяток. Высокий, статный, на вид не больше тридцати пяти. Его жена давно умерла. Сын недавно погиб. Остался лишь внук, которому было девятнадцать. И сколько лет ему будет девятнадцать — ещё неизвестно. По крайней мере, если не попадёт в Ад, как однажды Люциус, то очень скоро. Заключение браков в экзорцистких семьях — процесс деликатный. О любви здесь не говорят вовсе. Брак — это, в первую очередь, будущее всего рода. Сильный потомок, который сохранит и даже приумножит славу рода, при этом не потеряв белоснежной звёзды, — цель первостепенная для главы семьи. Брак должен быть выгоден политически и экономически. Супруги не должны быть кровными родственниками. Так много критериев, по которым нужно выбирать будущую леди Малфой, что Абраксас каждый раз тяжело вздыхал, глядя на внука. Ему было бы легче ещё несколько дней провести за защитой Врат, чем разбирать такое большое количество претенденток. Вот Люциус… Люциус таким, как Драко, не был. И Нарциссу нашёл сам. И счастлив был. И прислушивался к отцу, впрочем, Драко тоже возражать ему не станет. Абраксас был в этом уверен. Римские улочки захватила жара. Абраксас поправил мантию, разгребая завал из писем. Ему было не до них, но не отвечать неделями совесть не позволяла. Драко через три месяца исполнится двадцать, и, если, опять же, ничего не случится или Абраксас не сможет найти ему наречённую, то за дело возьмётся церковь, чего Малфою не хотелось. Найдут ещё какую-нибудь рыжую дуру, и его правнук уродится с таким же дурным характером, как и мамаша. Абраксас с мучительным стоном вспомнил Молли Уизли. — Да не дай Бог! И сразу в нём появилось терпение, которое так быстро испарялось под лучами жаркого римского солнца. Он закурил сигарету и глядел в потолок, расслабляя плечи. Как было бы хорошо, если бы его жена была жива. Как было бы хорошо, если бы он вдохнул запах её волос и сжал плечи, поцеловал шею, стянул платье. Любил, любил, любил. Как жаль, что она умерла так рано, а следом за ней ушёл и Люциус. Как жаль, что он уже не может рисковать жизнью, потому что на его плечах лежит слишком большая ответственность за свой род. Его тоска по любимым выливалась в часы, когда он мог сидеть в кресле и не шевелить даже пальцем, предаваясь воспоминаниям. Умиротворение, смешанное с некоторой долей лености, разрушилось за несколько мгновений. Юный монах вбежал в его апартаменты с криком: «Чёрная звезда появилась на небосклоне». Но сначала Малфой не понял, что имел ввиду юноша. — Снова, — задыхаясь, выговорил монах. — Это вновь произошло. Родился экзорцист с чёрной звездой. — Что ж, — Абраксас сложил пальцы в замок и покрутился на своём стуле несколько раз, — меня это не касается, я полагаю? Мальчишка покачал головой, от чего старшему Малфою легче не стало. — В Англии, — и его слова упали тяжким грузом на плечи Абраксаса. — О, пресвятые угодники, — Малфой-старший поднял глаза на потолок, желая, чтобы время отмоталось назад, эдак на пару-тройку десятков лет назад. Вот тогда были тихие, спокойные времена без случайностей и опасностей. — Ну пусть Альбус… Да, Альбус Дамблдор великий человек, который с лёгкостью со всем разберётся, ведь он делает это не в первый раз. В любом случае, от Абраксаса толку мало — будет ему лишь под ногами мешаться, да и как он эту звёздочку будет обучать, м?.. Да и чему? — Вы же… глава ордена, — обрывает его мысли монах, смиренно склоняя голову. Твою ж мать. Ну да, он — глава. Да, это его обязанности, которые Абраксас не выполнял. Он взял на себя другие, не менее важные и трудные. Молли Уизли не захотела ехать в Рим, да и детей у неё много. Поэтому, войдя в её положение, но и потакая своему желанию вольной жизни вдали от родины и сражений, что вечно происходят на грешной земле, Абраксас принял на себя обязанности представителя их экзорцисткого ордена у священных Врат в Риме. Ну да, занятие не из приятных, днями-неделями в другом мире на страже Врат, месяцами среди кардиналов и лизоблюдов у Папского престола. Но что поделаешь? — Англия? Ну за что?.. Здесь так хорошо, Антонио, — он умоляюще посмотрел на монаха. — Тепло, солнечно, какие девушки ходят по улицам, ты только посмотри, — Абраксас ухватил за руки монаха и потащил его к окну. — Не хочу я туда и не поеду. Пусть Альбус со всем разбирается. В конце концов, это его обязанность. Англия Абраксасу не то чтобы не нравилась, просто вызывала у него лёгкую дурноту. Вычурность и строгие нравы никак не сходились с его лёгкой и достаточно непринуждённой натурой. Он любил и хорошо пошутить, и покружиться в танце с милой дамой, и выпить вина во славу Папы. В общем, был весьма контрастен каменным минам своих, так скажем, друзей. Если бы не его сила, Абраксас никогда и ни за что не возглавил бы Орден. К сожалению, путь его был предопределён с самого появления на свет, но страной, как ему иногда кажется, Отец ошибся. — Но ваш внук… Малфой сразу же посерьёзнел. Он даже не удивляется, лишь расправляет плечи. — Что мой внук? — в его голосе появились холодные нотки. — Ваш внук в данный момент находится вместе с этой звездой, если верить Его Святейшеству, — монах опустил взгляд, перебирая в руках чётки. Быстро. Слишком быстро. Абраксас подметил его нервозность. Видит Бог, его внук та ещё заноза в заднице дедули, раз решил поставить крест на своей жизни, отдавшись полностью службе и прокрастинации в её перерывах. — Собери мои вещи. Купи билет, — Абраксас поправил свою одежду, провел по светлым волосам ладонью, приглаживая их. И вышел, чтобы сообщить в Палату, что уезжает в Англию, а заместитель скоро заменит его. В длинных коридорах царила сутолока. В воздухе ощущалась нервозность. — Будь проклят тот день, когда я стал главой семьи, — в сердцах произнес Абраксас, пытаясь пробраться сквозь толпу. Все были взволнованы ожиданием чуда.***
Гермиона просыпается и видит перед собой тёмные очертания стен и предметов. Уже ночь или раннее утро? Но задать этот вопрос некому. Она вытягивает руку из-под одеяла, ощущая прохладу в спальне, и тут же возвращает её обратно. Гермиона не смотрит по сторонам, только прямо перед собой на серый потолок. Как долго она спала? — Не хотел тебе мешать, — Люцифер нависает над её лицом совсем близко, кончики их носов почти соприкасаются, — но меня раздирает любопытство. Хорошо, что ты уже проснулась, иначе я бы тебя разбудил. И как прошло? Мальчишка отрубился вместе с тобой, поэтому я ещё ничего не знаю. Он взбудоражен и даже перевозбуждён. Но Гермиона с каждым его новым словом всё мрачнеет. — И ты, сволочь, у меня ещё спрашиваешь, как всё прошло?! — она не выдерживает, протягивает руки и хватает его за шиворот. — Какого чёрта ты у меня это спрашиваешь и выглядишь таким счастливым при этом? — девушка задыхается, и её голос сильно хрипит. — А ты как думаешь? Я выгляжу счастливой? — Ну… — он касается своих губ пальцем и задумывается. — Ты сейчас похожа на разгневанную Лилит. Один в один, честное слово, — он даже смеётся, из-за чего Гермиона тянет его на себя, ухватывая ладонью за шею. — Почему ты не рассказал всего? Нам было бы гораздо проще. Нет, почему ты не сказал, что меня хотят убить? Даже не так: какого, мать твою, ты меня впутал в эту авантюру? Люцифер подмигивает ей: — Он тебя поцеловал, — воркует он, расплываясь в довольной улыбке. — Не так ли?.. — Я… тебя… убью. — Забыла? Я же бессмертен, — демон ухмыляется и ловко исчезает из её рук, рассеиваясь в воздухе и возникая у окна. — Так Драко тебя поцеловал, — Люцифер поправляет свои волосы и отворачивается от Гермионы. — А ты его в ответ тоже поцеловала? — Заткнись! — Гермиона резко хватает подушку и бросает её в него. — Задушить, утопить, перерезать горло, линчевать, сжечь, сварить, содрать кожу с тебя… Почему, скажи на милость, это не вызывает у меня отвращения, а наоборот — непомерно огромное желание сделать всё это с тобой? — Наверное, считаешь меня своим врагом или кем-то вроде того. Гермиона вздрагивает всем телом от его фразы. — Знаешь, — тихо начинает она, — я не считаю тебя врагом. Я слишком ничтожна, чтобы быть чьим-либо врагом, тем более твоим. Нет, я осознаю, что уже перестала быть нормальным человеком, — опускает взгляд на свою правую руку и наблюдает за мерцанием чёрной звезды. — Я прекрасно всё понимаю, но я считаю тебя ответственным за всё, что недавно со мной произошло. Если бы ты только не присосался ко мне, паразит… Люцифер поворачивается к ней лицом и опирается спиной о стену, скрещивая руки на груди. — То что? Ты бы не узнала, кем являешься на самом деле? И, кстати, ты не думаешь, что как-то невежливо называть правителя другого мира — паразитом? — Думаю, счастье в незнании того, кем сам являешься. По крайней мере, в моём случае точно так и есть. Но ты, правда, паразит, — Гермиона качает головой, — существуешь здесь за счёт моего тела. Демон заливисто смеётся над её словами, а она отчаянно не понимает, что смешного он нашёл в них. — Ты думаешь, что счастье в безрезультатном поиске себя? — Люцифер не отводит от неё своего взгляда. — Однако разве не это называют праздностью и ленью? В чём смысл бега от себя и поисков там, где ты точно ничего не найдёшь? Если тебе повезло с даром — развивай его, если у тебя его нет — разберись в своих желаниях и пойми, кем ты хочешь быть, а потом усердно развивай себя в этом. В чём толк от человека, который делает всё абы как, ничего не доводя до конца? Неужели ты считаешь, что твои увлечения, скрашивающие досуг в детстве, — это твоё призвание? Что же, если так, разве ты гениальная художница? Или, может быть, ты станешь профессором, сделавшим великое открытие в области генной инженерии? Тоже вряд ли, хотя не попробуешь — не узнаешь. Но для гения ты должна показывать результаты, которые превзошли бы простое «отлично», понимаешь? Гений не заучка, ты же всего добиваешься зубрёжкой, порождённой твоей тягой к знаниям. — Постой-постой, — Гермиона подняла ладонь, как бы останавливая его, — сейчас ты клонишь к тому, что я бездарность во всём, кроме моего «неповторимого» дара? — Ловишь на лету! — он улыбается. — Я не преуменьшаю твои стремления и заслуги — ты весьма талантлива, конечно же. Но не думай, что девочку с чёрной экзорцисткой звездой эти мерзопакостные святоши оставят в покое, как только я исчезну. Прости, но твои способности слишком хороши, чтобы ими не пользоваться. Ты понимаешь, что ты человек, живущий в двух мирах одновременно? С одной стороны, ты — человек, причём полностью, с другой, — сильный полудемон, способный перемещать что и кого угодно из Преисподней в бренный мир и обратно, — Люцифер активно жестикулирует руками. — Между прочим, ты пока что одна такая и вряд ли будут ещё. Не бойся, — демон смягчается, — своевольно твоими способностями воспользоваться не получится, даже ты, не желая этого искренне, не сможешь переместить кого-либо куда-либо. Я уже проверял. Если ты сомневаешься, не доверяешь или тобой хотят воспользоваться — ничего не выходит, — последнюю фразу он произносит с облегчением, в котором есть небольшая капелька разочарования. Гермиона обдумывает услышанное. — Значит… ты хотел воспользоваться моими способностями? — Нет, зачем они мне? — Люцифер качает головой. — Допустим, ты впустишь меня сюда, но меня изгонят быстрее, чем я доберусь до места, которое мне необходимо. — Тогда что тебе от меня нужно? — Гермиона похожа на строгого следователя во время допроса преступника. — Я же уже говорил, — он обращает взгляд к потолку. — Мне нужны мальчик и девочка. Девочка завоёвывает мальчика, мальчик влюбляется в девочку, они живут долго и счастливо и умирают в один день. — Хочешь моей смерти? — Нет-нет, это я образно. Мне нужен юный Малфой, точнее мне необходимо его тело, как временное вместилище, Гермиона, — Люцифер подходит к её кровати и нависает над ней. — Понимаешь? — Не понимаю, для чего тогда ты, — Гермиона говорит с нажимом, — впутал во всё это меня? — Я пробовал его совратить, честно, — полные губы искривляются в соблазнительной улыбке, — всё тщетно. Он не пробиваем. Понятия не имею, как его воспитывал папаша и каким образом они вообще род продлевают с таким тугодумием. Ну, а ты… — Люцифер потирает свой подбородок. — Пришлось мне тебя охранять, чтобы эти чистенькие богоуслужники тобой не стали помыкать в своих интересах. Была бы ещё одна головная боль. Да и убивать тебя мне не хочется, потом что я тебе скажу? «Прости» явно не поможет. Поэтому говорю тебе правду, моя цель — тело Малфоя младшего. Быстро его соблазнить не получится, но он тебя уже поцеловал, — Люцифер хохотнул и теперь потирал в предвкушении руки. — Теперь полюбите друг друга, детки. — Ась? — Детей заделайте мне. — Я с этим сумасшедшим… — Гермиона отворачивается. — Да никогда! Люцифер касается её лица своими ладонями и поворачивает к себе. — А что это у нас так щёчки заалели, м?.. — он наклоняет голову на бок. Если бы Гермиона была в другом положении, она точно (точно-точно-точно-точно, бесконечное-число-раз-точно) ударила бы его по лицу. — У тебя нет выбора, если не одолжишь мне его тело — умрёшь, потому что пока что твои способности к регенерации тебя спасают, но это, — он дёргает за какую-то невидимую нить, соединяющую их тела, — не навсегда. — И сколько у меня времени? — Полгода, милочка, если не будешь подвергать себя смертельной опасности, — Люцифер укладывается на кровать рядом с Гермионой и смотрит на потолок. — А если буду? — Что ж, — он поднимает свои ладони вверх, — представь, что это расстояние между руками — полгода, а теперь ты встряла в передрягу, — он хлопает ладонями. — Но это если я тебя не защищу. — А ты можешь? — Не в полной мере, — Люцифер встречается со взглядом Гермионы, — но смогу. Гермиона неуверенно кивает, задумывается. Люцифер ведёт себя как-то неправильно. Она не понимает, почему ей так кажется, но отчётливо это осознаёт. И ещё его слова оседают в ней осадком, таким шероховатым, мелким, как опавшие листья на дне небольшого ручья. Будто Люцифер говорит с ней, ничего не скрывая, искренне, но это не так. Не до конца. — Кто мой отец? — вопрос Гермиона задаёт еле слышно, но настойчиво. — Кто угодно, — Том смотрит ей в лицо, не меняясь в лице. — Не зли меня ещё больше, — предупреждение. — Ой, боюсь-боюсь! — он расстёгивает ремень и начинает вытягивать его из своих брюк. — Ты что творишь? — Гермиона взвизгивает, слишком резко поднимаясь с кровати, от чего у неё тут же кружится голова. — Решил переодеться перед сном?.. — Чего? — протягивает Гермиона и прикрывает глаза руками и ёмко, хлёстко и достаточно неприлично выражается по-японски, называя его синим индюком*. Наступает тишина. Раскрасневшаяся Гермиона еле выходит из своей комнаты, держась за стену. Наверное, ничего не проходит бесследно, поэтому боль во всём теле вполне естественна. И то, что голова кружится — тоже. И она вообще удивляется, почему с Томом ей было как-то легче физически и морально, чем за дверью. За дверью она стала полуживой или, скорее, медленно оживающей. Гермиона не знает, что точнее. Соседняя дверь приветливо приоткрыта. Она заходит, половицы скрипят, выдавая её с потрохами. Малфой лежит на спине, его руки сложены у него на груди, почти как у покойника, и она сначала пугается, но потом замечает, что он дышит. Отлично, Гермиона нашла себе место для ночёвки. С Томом спать она не желала от слова совсем. То есть… перспектива спать с голым мужиком… ну не самое лучшее, если честно. Если она выбирает с кем спать, значит, всё не так уж и плохо. Гермиона откидывает край одеяла и забирается на кровать. Простыня холодная, Драко тоже еле тёплый. У него серое лицо и обескровленные губы. И если посмотреть на них со стороны, то будет казаться, что это он был почти мёртв, а не Гермиона. — Ладно уж, — девушка поворачивает на бок и смотрит на дверь. — Он хотя бы невинный мальчик. Выбирать и правда не приходилось: до спальни Пэнси далеко, другие комнаты заперты. — Ничего личного, такая у нас судьба, Драко, — шепчет Гермиона, закрывая глаза.***
Драко просыпается первым. Солнечный луч слепит глаза. Он переворачивается на бок и видит спящую Гермиону. Она лежит на боку, прикусывая во сне большой палец. Драко удивляется. Он выглядит сбитым с толку, когда встаёт с кровати и бредёт по комнате в сторону к двери. Слабость ощущается в теле, будто над ним хорошенько надругались. Впрочем, это было недалеко от правды. Он взял часть боли от ран Гермионы на себя, слившись с ней. В итоге… его тело сходит с ума, страдая от фантомных ранений. Но Драко вовсе не сожалеет. Во рту он ощущает сухость, словно по языку прошлись наждачной бумагой. Живот крутит. Его шатает. Боль, кажется, везде, а ещё он чувствует на себе колкий взгляд демона. — Слабенький ты, —замечает нерадостно Люцифер, когда Малфой идёт, держась за стену в коридоре. Драко тут же опускает руку и выпрямляет спину. Натягивает улыбку. — И дурак. Действительно, он непозволительно расклеился, ослаб рядом с врагом. Драко не мог себе этого позволить, слишком высока цена. — Похвально, но по-детски, — демон заносит руку, будто собираясь его ударить по лицу, но замирает, а потом опускает ладонь. — Ладно, так уж и быть, прощу. Малфой криво усмехается, одаривая его фирменным ледяным взглядом. — Простишь? Не стоит. А главное — за что? — Ты её не уберёг, — у Люцифера темнеют глаза. — Я спас Гермиону. — Не смеши. Спас её я, мальчик, — в его голосе чувствуется разочарование, а в словах издёвка. — Кстати, — Люцифер касается своей нижней губы подушечкой указательного пальца, — как тебе её вкус? Во взгляде Драко сверкает опасный огонёк гнева, который тухнет лишь благодаря усилию. Он бы его убил, будь они на равных. — Прочь с моей дороги, — выпаливает Драко, разгоняя образ Люцифера руками. Демон слишком слаб, потому что Гермиона тоже слаба, думает Драко. Если бы Малфой быстро вернул себе силы, то изгнать Люцифера было бы сейчас куда легче, но… Его дико трясёт и ломает. Драко добирается до ванной и туалета, оттуда он выходит нескоро. Горячая вода быстро расслабляет его мышцы и озноб проходит, лишь дышать ему становится тяжелее. Всё-таки вода здесь из тех же источников и обладает целебной силой. Этого ему вполне хватает, чтобы крепко стоять на ногах. Он постоянно думает о целях, которые, возможно, преследует Сатана. Драко ни ему, ни одержимой не верит. Это глупо — верить человеку, который одержим правителем Ада. Отец рассказывал, когда вернулся, что Люцифер был не так уж и плох, частично благодаря ему Люциус выбрался из Ада раньше, чем умер. Но затащил-то его туда он! И всё-таки зачем ему это? Никто не знал, а отец больше с ним об этом никогда не говорил. Что ему нужно? Чёрная звезда? А что эта девочка может? Драко лишь мог догадываться. Ходила легенда, что чёрная звезда — сильнейшая из всех, что она неподвластна ни Богу, ни Дьяволу, и стоит ей появиться, равновесие нарушается и никто не знает, в какую сторону весы накренятся в этот раз. Дьявол сейчас к ней ближе, чем все остальные вместе взятые. Драко сильно сомневался, что это всё сложится в пользу людей. На Небеса ему было глубоко плевать после смерти отца у Врат, хоть Драко этого до конца не осознавал, пытался бороться со своим страшным желанием, но всё же, всё же… Он знал, что бренный мир — лишь шахматная доска, люди в этой игре даже не пешки, а клеточки, по которым ходят фигуры. Драко знал, что он больше марионетка, чем человек, и уж тем более кто-то значимый. Драко не был значимым. Ни для кого. Он лишь часть силы, плод совокупления ангела и человека, не бессмертный, но и не живой. Нечто среднее, тот, кого создали, чтобы он выполнял лишь то, что ему говорят, не более. Но Драко не понимал. Были экзорцисты сильнее, опытнее. Были люди, куда более способные, чем он. Почему Гермиону поручили ему? Драко был нестабилен, грешен в своих действиях и желаниях, непослушен, зол. Неужели они надеялись, что он её убьёт, не сдержавшись? Тогда почему не убили раньше, когда девчонка была слаба и без тяжкого груза в виде Дьявола за спиной? Они могли, уж он-то знал точно. Драко не понимал, а его дедушка ему никогда ничего не рассказывал, пусть и владел информацией больше, чем кто-либо из всех, кого Драко знал. У его дедушки была примечательная способность — предвидение. Настолько сильная, что в бою его никто не мог победить. Драко назвал бы это подлым трюком, но не смог. Способность дана от рождения, поэтому не использовать её было сродни преступлению. Правда, дедушка использовал предвидение только в бою. Если бы он только знал, что отец умрёт. Драко сжимает кулаки, садясь на край кровати рядом со спящей Гермионой. И что ему делать? Убить её? Нет, нет. Это неправильно. Тогда надо было бездействовать как Пэнси, и всё само бы разрешилось. Но бездействие — это тоже способ убийства. Сложно признать правоту демона, но Драко, правда, её не спас. Разве это спасение? Драко оставил её один на один с демоном и силой, что ей неподвластна. Она видит нечисть и… Драко тяжело вздыхает. К ней самой будут относиться не просто предвзято, скорее ещё хуже. Если её не убил он, значит, пока Гермиона слаба, убьёт кто-то другой. Или он ошибается и всё не так. Лучше бы Драко ошибался. Он наливает в стакан святую воду, читает тихо молитву и опускает ладонь на щёку Гермионы. — Просыпайся, — он говорит тихо и спокойно, кожу его ладоней обжигает её щека. Почему-то в голове сразу же всплывают воспоминания о поцелуях и ему становится жарко, его губы покалывают и капельки пота появляются на лбу. — Одержимая? Г-Гермиона? Её ресницы дрожат, девушка отнимает палец от своих губ и открывает глаза. — Ох… — Выпей, — он сжимает стакан крепче, когда Гермиона опирается на локтях и поднимает голову. — Не пей, — Люцифер появляется за спиной Малфоя. — Не лезь, — холодно бросает Драко. — Пей, — он подносит стакан к её губам, но в одно мгновение тот трескается, и святая вода разливается на постель, а осколки режут ладонь Малфоя. — Ах ты гад. — Не позволю, — демон садится на подоконник. — Она не принесёт ей пользы, лишь вред. — Неправда, — Драко хмурится. — Она человек, поэтому… Люцифер криво усмехается. — …ей ничего не будет? А человек ли она вообще? — демон смотрит в окно. — Считаю, что вас обоих мучает этот вопрос. Драко хочет сказать ему, что нет, всё не так, но это будет ложью. Да, Малфой думает об этом уже некоторое время, возможно, даже с самого начала этой заварушки у источников. Экзорцисткая звезда у человека, что не имеет родственных связей с экзорцистами и другими сущностями. Может, она не знает всё о своей семье? Может, среди её предков были экзорцисты, но потом что-то произошло, способности исчезли, и никто из них не знал, кем они были на самом деле, пока не родилась девочка со способностями? И такое могло быть. О чёрной звезде ходило много слухов, и один из них был о том, что дитя будет ребёнком Падшего. Того самого, о котором не говорят, который сейчас сидит на подоконнике и вырисовывает пальцем витиеватые узоры на стекле, словно ребёнок. Об этом думать не хочется, но приходится. Гермиона вытягивает его из раздумий, потому что перетягивает его ладонь бумажным полотенцем, что лежало рядом с графином на прикроватном столике. — Не надо было. — Нужно промыть рану и забинтовать, — она качает головой и поднимает на него взгляд. Он поверить в это не может. Ребёнок Сатаны? Нет-нет, это неправда. Да, у неё вспыльчивый характер, она гордая, да и не доверяет с лёгкостью и каждому, но, чтобы так… Его дочь? Нет, нет, нет. А что, если да? Драко наливает в другой стакан воду из кувшина и отдаёт его Гермионе. Она делает глотки, но с Гермионой ничего не происходит, а вот Люциферу явно нехорошо. Он замирает, его передёргивает, и демон заходится кашлем. Драко не видит, но знает: демон сплёвывает кровь в ладонь. — Я бессмертен, — говорит он громко и уверенно. — Это лишь неприятность, как и ты, упрямый ублюдок. — Гермионе будет легче, а тебе хуже. — Уверен? — Люцифер оборачивается, и усмешка не сходит с его лица. Кроваво-красная дорожка спускается с правого уголка губ до ворота рубашки. — Ты настолько наивен? После этих слов разбивается ещё один стакан. Он падает из рук Гермионы и разлетается на осколки. Девушка хватается за живот и её выворачивает прямо на пол: кровь вперемешку со святой водой. — Что бы тебе не пришло в голову — это не поможет. Дитя уйдёт со мной. Она со мной связана теснее, чем ты можешь представить, малыш.***
Гермиона не может поверить, что это правда. Она не человек, но всё так и есть. Люцифер снисходительно добр, Драко чертовски испуган или зол. Что вернее — неизвестно. В спальне напряжённая обстановка и блевать кровью у неё начинает входить в привычку. — Прости, — кто говорит, Гермиона не знает, но чувствует, как он убирает её волосы от лица, чтобы она их не запачкала. Но ей всё равно. Сначала святая вода хорошо утолила жажду и ничего не было, по крайней мере, Гермиона ничего особого не почувствовала, но потом внутри стало всё полыхать. Полыхало, пока блевал демон, полыхало, когда эти двое препирались друг с другом, а потом резко её насквозь прошибла боль. Буквально. Казалось, что ей сломали хребет, выдернули внутренности или что-то очень близкое. Тело и так ныло после всего, но сейчас стало ещё хуже. Резко хуже, настолько, что она не удержала стакан и согнулась в три погибели. Гермиона смачно выругалась, и её вывернуло наизнанку. Снова. Этого стоило ожидать. Нужно было слушать Люцифера. Сколько это длилось, Гермиона не знает. Реальность проникает вспышками, а потом растворяется в далеко не самых приятных ощущениях. — Вот это её скрутило, — демонический голос звучит злорадно. — Что это за дрянь? Из Иерусалима, что ли, привёз? Малфой кряхтит нечто нечленораздельное. — На тебе лица нет. Выдохни, — хлопок по спине ощущается весьма увесистым. — Это всего лишь водичка. Сейчас пройдёт. Ему легко говорить. Он, может, в бесконечный раз на себе это испробовал, но Гермиона только в первый. И если начистоту, ей это не нравилось. Совсем. Эта «водичка» — сущая гадость, которую свет только видел. Она же разъедает, будто кислота какая-нибудь фосфорная. Это же нельзя пить.***
Всё, что произошло недавно, привело каждого к неутешительным выводам: во-первых, Гермиона — одержимая демоном полудемоница, что звучит одновременно как-то и безумно, и смешно; во-вторых, святую воду пить ей нельзя, и это аксиома; в-третьих, её способности пробудились почти сразу, а это уже проблема. Экзорцист довёл её полчаса назад до ванной, внутрь не зашёл, как и Тома не впустил. Пэнси они не нашли, поэтому Гермиона сейчас здесь одна, вроде купается, но скорее — отмокает и не понимает, что за фигня происходит. Да, её вывернуло наизнанку, но прошло уже достаточно времени, и чувствовала себя Гермиона гораздо лучше, по крайней мере, физически. Оказалось, что быть экзорцистом — не так уж и плохо, ведь её тело нужно ещё постараться убить, хотя в том, что его убить можно, Гермиона не сомневалась ни капельки. Но вот к перемещению в какую-то странную ванную, что была набрана чем-то несоизмеримо воняющим, жизнь, экзорцист и извращенец её не подготовили. Как только Гермиона почувствовала, что отмокла достаточно, чтобы вылезти, начинался мини день сурка (боже, какая прелесть!), и её вновь окунали в «сточные воды», тухлые, воняющие сероводородом. Самая печаль, что выбраться она из ванной не успевала, поэтому ей снова и снова, через несколько секунд, приходилось смывать себя всю эту гадость, откисать в пенной ванне, натирать избитую кожу до скрипа, а потом вылезать, чтобы снова упасть в это маленькое замшелое болотце, как Гермиона подозревает, находящееся в Аду. — Да что б Том икал, не переставая! — кричит Гермиона во весь голос, что за стеной аж что-то падает от неожиданности на пол. — Почему опять я? — за стеной вопрошают с непередаваемым возмущением. — Потому что ты во всём виноват. Я знаю, что ты! — Какой отвратительный запах, — слышится голос Пэнси за дверью. — Гермиона, мне войти и помочь тебе? — Я так рада, что ты вернулась! — Гермиона счастливо улыбается и торопливо натирает руки мочалкой. — Входи, пожалуйста. Пэнси входит, прикрывая за собой дверь. Она помогает Гермионе, почти ничего не говоря. — Держи меня за руку, — Пэнси подаёт ей ладонь. Гермиона сжимает её, пытаясь опереться и встать, но вновь падает, попадая в иной мир уже вместе с Паркинсон. — Снова. Гермиона раздосадованно бьёт ладонью по измазанному грязью кафелю. — Я предполагала, что это могло случиться. Нам с Роном говорили о твоей способности. Послушай, Гермиона. Выдохни, успокойся. Это не конец света. Ты слишком эмоционально на всё реагируешь, вот и… — Понимаю, к чему ты клонишь. Но почему мы не возвращаемся обратно? — она встревоженно смотрит на Пэнси. — Это странно, раньше я возвращалась быстрее. — Видимо, потому что я с тобой, — Паркинсон наклоняет голову и заправляет за уши несколько локонов. Это место будто выдрали из иллюстраций книги ужасов: мрачное и воняющее отражение ванной, в которой они были до этого. Здесь из крана льётся грязная сточная вода, на полу разбросаны осколки зеркала, в раковине лежат локоны длинных волос. Гермиона всё же поднимается на ноги, закрывает кран и становится совсем уж зловеще тихо. Окно выбито. Дует ветер, а ещё за окном сплошная мгла. Пэнси выглядит невозмутимой, но её пальцы слегка подрагивают. Гермиона это замечает, но вида не подаёт. Ей и самой страшно, а главное — она совсем голая в грязной воде и не может пройти по битому стеклу, всё-таки она не какой-нибудь герой из мифов и осознанно на боль пока что идти не готова. — Жутко, да? — Есть немного. Пэнси снимает с себя свитшот и отдаёт его дрожащей от холода Гермионе. — Накинь на себя. Неизвестно, когда мы вернёмся. — Спасибо. Паркинсон отбрасывает ногой в угол осколки зеркала, снимает с крючков явно грязные полотенца и застилает ими кафельный пол. — Выбирайся, — она снова даёт ей свою руку и Гермиона крепко-крепко её сжимает. — Держись за меня и не отпускай, ладно? В ответ Грейнджер кивает. Дверь в коридор Пэнси открывает без проблем. Они выходят, идут по коридору. Гермиона замечает следы борьбы на полу: разорванную одежду, засохшие пятна крови, лежащий в самом углу нож. — А в нашем доме разве кого-то убивали? Пэнси пожимает плечами: — Насколько мне известно — нет. На кухне их встречает женщина. Она не шевелится и похожа на куклу. У неё короткая, неровная стрижка. Она сидит вполоборота к окну, скорее всего, смотрит во мглу, если незнакомка, конечно, жива. Гермиона замирает и нервно сжимает руку Пэнси в своей. — П-простите? — голос Грейнджер предательски дрожит. В голове сразу всплывает страшное воспоминание из детства, как она лежала на кровати, а гниющий мужчина пытался прикоснуться к её ноге своей рукой, как Том приходил к ней на помощь. Ладонь Пэнси ощущается влажной и неожиданно похолодевшей. Женщина поворачивается к ним. Левая половина её лица покрыта струпьями и волдырями, будто обожжённое кипятком. Пэнси сдавленно выдыхает, Гермиона чувствует её сильную дрожь. Сама же, на удивление, воспринимает увиденное спокойнее. — Энн, кто это с тобой? — голос женщины скрипуч. — Твоя подруга? Она медленно встаёт со стула и идёт к ним. Пэнси так же медленно отступает, ведя за собой Гермиону, пока не упирается в стену. — Почему ты молчишь, Энн? Моя маленькая сестричка, не бойся меня. Из кухонного ящика женщина достаёт большой нож. — Я тебе помогу, дорогая Энн.***
На плите стоит кастрюля. Драко варит овсяную кашу, помешивая ложкой. Он вымыл и нарезал клубнику, налил апельсиновый сок в графин и отворил яйца. На кухне поёт Фрэнк Синатра, и Драко подпевает ему. Демон сидит на подоконнике и читает книгу Гермионы, что вытащил из её сумки. Он ест шоколад, который лежал вместе с книжкой и тоже иногда подпевает Фрэнку. Драко старается этого не замечать. И всё-таки как же долго Гермиона и Пэнси возятся в ванной. Он выключает овсянку, раскладывает её по тарелкам и сервирует стол. — Завтрак готов! Они ему даже не отвечают, не то что не являются. Драко выходит в коридор и видит, как по паркету течёт вода. Из ванной не доносится ни звука. — Девчонки, вы что там творите, а? В ответ тишина. Драко дёргает за ручку, но дверь заперта. Он недолго раздумывает, прежде чем выломать дверь. В ванной никого нет. Совсем. Малфой чертыхается, закрывая кран и спуская воду. Затем выходит, чтобы найти половую тряпку в кладовой. Драко зло затирает воду и выжимает тряпку в ведро. — Что ж это за шутки-то такие злые? Люцифер показывается из-за угла. — А это не шутки, малыш. Гермиона и та девчонка в лимбе. — Чего? — Ах, да, ты же у нас… Хм… — демон открывает книгу и выискивает что-то взглядом. — «Альтернативно одарённый», — Драко бледнеет на глазах, а Люцифер заразительно смеётся. — Да не волнуйся ты так, сейчас они вернутся. Дом этот с историей, ты разве не знал?***
— Бежим! — рявкает Пэнси, уворачиваясь от удара ножа и ударяя женщину в лопатку локтем. — Куда? — Гермиона ощущает себя балластом, который Паркинсон за собой тянет. — За мной. Они выбегают в прихожую, и Пэнси пытается открыть дверь, но ничего не выходит. — Энн, ключи у меня. Ты же не думала, что я оставлю дверь открытой? Правда? Незнакомка страшно смеётся, а способность Гермионы всё никак не срабатывает. Пэнси снимает мужской плащ с вешалки и бросает его в лицо женщины. Она читает молитвы, но они бессильны, пока Гермиона пытается разбить окно, что у неё не выходит от слова совсем. — Гермиона, соберись уже. Представь, как сильно ты хочешь домой и забери нас отсюда. — Сестрица, ты уже уходишь? Как же так, Энн? Ведь мы же ещё не доиграли. Табуретка отлетает от стекла, и в этот момент Гермиона видит, как легко дрожит пространство от удара. Рябь искажает все предметы. — Это лимб, — говорит Гермиона. — Нам не выбраться. Только создатель лимба может его уничтожить. Грейнджер поворачивается к Пэнси, которую уже схватила незнакомка. Она кряхтит, пытаясь выбить нож из рук убийцы. Гермиона бьёт женщину табуреткой по голове, и та, обессилев, падает на пол. — Знаешь, — Пэнси тяжело дышит, — это отвратительная перспектива пробыть здесь остаток жизни. — У меня есть идея, — Гермиона говорит серьёзно. — Когда мы с Люцифером были внутри его лимба, он меня сильно разозлил и, в общем, что-то пошло не так, поэтому он попросил меня остановиться и успокоиться. Я не знаю, как это повторить, поэтому ударь меня. — Ударить? — Да, вот так, — Гермиона замахивается и бьёт ладонью по щеке Пэнси. От этого оглушительно звенит в ушах. — А ты сильная, — Пэнси смеётся. — Мне не надо бить тебя, я могу тебя разозлить и так. Гермиона, я Драко Малфой. Девушка гадко усмехается, а Гермиона подчиняется её словам и видит перед собой уже не Пэнси. Малфой стоит прямо перед ней, протягивает руки, хватает её бескомпромиссно и сжимает грудь в своих ладонях. — Одержимая, — его голос такой мерзкий, что Гермиону аж передёргивает, — ты такая грязная потаскуха. Грейнджер краснеет, он разводит её ноги своими, крепко придавливая всем телом к двери. — На тебе нет трусиков, — Малфой гортанно смеётся ей на ухо, его пальцы прикасаются к её половым губам. — Ещё и влажная. Ах ты похотливая сука! Гермиона почти не дышит. Тёмный дым исходит из её рта, заволакивая пространство. Драко лапает её, кусает шею, мнёт грудь. Она слышит, как он расстёгивает ширинку, и чувствует, как экзорцист сжимает её волосы в своих руках. Это длится, кажется, вечность. Она ощущает его вставший член своей ладонью. — Трогай меня, тварь. Глаза Гермионы темнеют и лимб разбивается на куски.***
— Ты-ы-ы, — слышится разъярённый голос Гермионы из прихожей. Шум от грузного падения, стоны и смачная брань. Грейнджер материться, как сапожник, пытаясь выбраться из рук Пэнси. Драко подскакивает к ним и пытается разнять двух девушек, но слышит отчётливое: — Малфой, какой же ты извращенец! Убить тебя мало! — За что? — он краснеет, потрясённо и в глубине души оскорблённо взирая на Гермиону, что бьётся на полу, будто в припадке. И тут взгляд Гермионы фокусируется не только на Пэнси, что вцепилась ей в плечи руками, но и на экзорцисте. Её глаза становятся больше, щёки — пунцовыми, а ртом она хватает воздух, словно, задыхаясь от праведного гнева. — Вас двое, — ойкает одержимая, — но это ты, ты, ты… Гермиона беспорядочно бьёт Пэнси по рукам, которая улыбается очень поганенько. Драко знает, что его подруга любит очень жестоко пошутить, иногда даже переходит грань между шуткой и издевательством. Когда они были детьми, Пэнси такие вещи с ним проворачивала, что однажды он отказался выходить на улицу, лишь бы не встретить там Паркинсон. Как-то они ездили семьями к морю, и Пэнси влезла ему в голову перед сном, заставив поверить, что его кровать находится на вершине большой корабельной ели. Утром, когда Драко проснулся, он не просто боялся выбраться из кровати, даже сидеть на постели ему было страшно. Казалось, она раскачивалась на ветвях от каждого дуновения ветра. Да, Пэнси могла влиять на эмоции, контролировать людей, но ещё ей удавалось внушать им невообразимые вещи. А фантазия у Пэнси была поразительная… — Дурдом, — Люцифер стоит с тарелкой овсянки напротив двоих недоэкзорцистов и одержимой. — Нет, богодельня больше подходит. — Я настоящий Драко, — Малфой примерно представляет, что Пэнси притворилась им, но не знает, что она сделала такого в его образе. — Что случилось? — Мы попали в лимб. Ну и я, кхм… — Пэнси кашляет, скрывая смешок, — вспомнила о твоих греховных мыслях, мелкий. Драко, конечно, должен помнить, всегда помнить, что Пэнси в данный момент приставлена к нему. — Знаешь, это уже перебор… — Весело же! Через полчаса пройдёт. Зато она такая мягонькая и беззащитная, — Пэнси усмехается, сжимая Гермиону под грудью, из-за чего та краснеет, как помидор. Драко замечает, что Гермиона совсем без белья. Он впервые видит, как устроено женское тело между ног, и целомудренно отводит взгляд в сторону. Как раз вовремя, потому что нечисть появляется в этот момент в паре сантиметров от него, сжимая рукоять ножа в разлагающихся руках. Ещё бы чуть-чуть и Драко представился. — Господи! — Вы с собой и эту тварь притащили?! — Что поделаешь, если я не боевой экзорцист, — Пэнси пожимает плечами, удерживая дрожащую Гермиону — то ли от страха, то ли от гнева, то ли от холода — в своих руках. — Живность никогда не помешает, — Люцифер ухмыляется. — Знаешь, как эти души ловко отваживают Свидетелей Седьмого дня и разных «иеговистов» от дома? Драко слова демона игнорирует. Он протягивает вперёд правую руку и рассекает воздух крестом, читая молитву, отпускающую все грехи. Женщина почти касается его руки лезвием ножа, но невидимая сила её останавливает, не позволяя причинить вред. Драко пропускает сквозь себя её жизнь. Этот дом построил её отец незадолго до своей смерти. Ей уже было двадцать, и она заканчивала колледж. Девушка вышла замуж за состоятельного мужчину, который помог им решить семейные проблемы. Сначала он был добрым и любящим, но потом начал меняться. Медленно, но неотвратимо. Драко ощущал, как раны, которые были нанесены её душе, разъедали изнутри ее душу. Муж склонил к близости её младшую сестру — Энн. Ей было одиннадцать. Когда женщина узнала, он избил её в первый раз и запер в этом доме. Женщина забеременела. У неё родился сын. Но это не смягчило мужа. Они жили здесь в отдалении, у них не было соседей. Никто не знал о том, что происходило в этом доме. «Спасите меня, — кричала её душа, — умоляю». Её рассудок был в пелене страха и отчаянья. Однажды муж приехал поздно ночью и отстался недоволен тем, как она убрала дом. Он удерживал её лицо над горящей конфоркой, насилуя стоя, застав в момент, когда она готовила ужин. Она потеряла сознание от боли, а когда пришла в себя, её было уже не спасти. Первым она убила своего годовалого сына: набрав ванную, бросила его в воду, удерживая руками у самого дна, пока он не перестал дёргаться. Вторым — мужа, кухонным ножом вспоров его горло, пока он спал. Сестру же… Забитую, лежащую с её мужем в постели, с кляпом во рту, она убивала медленно, нанося раны сначала в руки, потом в ноги, медленно вынимая нож. Она говорила ей: «Если бы не ты, всё было бы хорошо. Только если бы не ты, не ты, он бы любил меня, как прежде». Она вспорола ей живот и оставила умирать, истекать кровью. А затем утром повесилась на кухне, поставив любимую пластинку отца. Дальние родственники продали дом первому, кто осмелился его купить. Им оказался какой-то церковник, не сильно вдававшийся в подробности. А душа женщины жила в лимбе, изо дня в день на протяжении десяти лет чувствуя лишь одно желание. — Я дарую тебе покой.***
Драко больше всего ненавидел ощущение, когда на него пялятся. — Ты был крут, — произносит Пэнси, уплетая кашу. Гермиона же вяло водит ложкой по овсянке и старательно отводит от него взгляд. — Ты так быстро избавил её от мучений! — подруга хлопает в ладоши, но никто её в этом не поддерживает, а Драко лишь отворачивается к окну, встречаясь с хмурым взглядом демона. И тут же отворачивается, в открытую пялясь на Гермиону. — Я всегда гордилась тобой, но сегодня — особенно. Ты потрясающий. — Наверное, я должен сказать тебе спасибо, — Малфой ощущает жжение под лопаткой. — Но это правда, вовсе не лесть, — Пэнси обиженно надувает губы. — Тренировки начнутся с завтрашнего дня, одержимая, — Малфой говорит грубо, громко и отчётливо. Гермиона вздрагивает. — Л-ладно. Он бросает салфетку на стол и уходит. В столовой же все молчат. — Переволновался, — спустя минуту говорит Паркинсон, — пройдёт. Гермиона кивает. — Я посуду вымою, хорошо? — Тогда я вытру её, — Пэнси оживляется, поднимаясь со своего места, уминая кусочек кекса. — Драко хорошо готовит, правда? — Есть можно, — тянет Люцифер, становясь за спиной Гермионы. — Да, хорошо. — Ты же не против, если я побуду с тобой, верно? — его голос нежен, а прикосновение к плечам вызывают мелкую дрожь по всему телу. Гермиона отрицательно качает головой. — Что ж, пойду тогда доводить до белого каления экзорциста. — Делай, что хочешь. — Уговорила. Остаюсь, малышка.***
Гермиона проводит время вместе с Пэнси. Сегодня Драко почти не выходил из своей комнаты. Она не понимала, что случилось, но ей совершенно не хотелось в этом разбираться. Пэнси заплела волосы Гермионы в тугие косы, и они играли в старую игру на приставке. Паркинсон заразительно смеялась и была не настолько жуткой, как Драко. В её комнате не было непонятных религиозных атрибутов, она не читала молитвы на ночь и вела себя более свободно. Как самая нормальная девушка. Но, честно говоря, её способности Гермиону напугали ни на шутку. Когда Грейнджер всё объяснили, ей стало легче. В том смысле, что она всё равно думала о Драко, но не могла назвать Малфоя извращенцем и мразью, ведь это был не он. Лишь Пэнси. Девушка была интересной, красивой и умной, но её способности были ужасающими. — Я это сделала, потому что ты попросила тебя разозлить. Понимаешь, я контролирую Малфоя, поэтому иногда у него всплывают подобные мысли, но в более мягкой и невинной форме. А ещё Пэнси любила сериалы. Они некоторое время обсуждали «Аббатство Даунтон». Пэнси говорила, что это прекрасный сериал. А ещё она любила «Секретные материалы» и экранизацию «Десяти негритят» Агаты Кристи. — Меня не впечатляют лёгкие истории. Хотя я всё равно иногда мечтаю о любви, большой и настоящей, которая обязательно закончится драматически. Но кто сможет ужиться с моими способностями? Я же буду всё знать. Гермиона её за подругу не считала, но сочувствовала. Да, видимо, никто, кроме чистой и наивной души, как у Малфоя, например. Хотя Драко, наверное, пошлый. Хотя нет, Драко ведь с ней этого не вытворял. — Скажи, а ты думаешь о Драко теперь по-другому? — Твоими стараниями. — Ну, до моего вмешательства. Ты же спала в его комнате. Дважды. — Не знаю. У меня смешанные чувства. Конечно, то, как он её поцеловал тогда, в её замке, было незабываемо. До сих пор было ощущение, что он всё ещё где-то внутри неё. И его губы, его чувства, его слова. Всё это было так трогательно и невинно, так трепетно и нежно, что по коже мурашки танцевали польку, даже от воспоминаний. Он целовал её. Целовал. Украл её первый поцелуй. И Гермиона каждый раз касалась своих губ подушечками пальцев, думая об этом. А ещё с ним, на удивление, было в равной степени спокойно, как и тревожно. Она знала, что рядом с ним ей ничего не грозит извне, но вот между ними… Хотя это из-за Пэнси. Всё-таки из-за Пэнси. И ещё из-за слов Тома. Он был рад, очень рад, когда понял, что они поцеловались. Больше рад, чем она сама. Гермиону этот факт злил. Да, её отношение к Малфою поменялось. Она ему благодарна и всё в этом духе. Она ощущала его пальцы на своей коже, его объятья, тепло от его тела. Ей было хорошо от этих ощущений, но всё-таки… всё-таки… Гермиону не оставляла мысль, что это всё навязанное кем-то. Где же истина? Если разбирать всё по полочкам: она правда благодарна, смущена и зла. Но зла скорее на Пэнси, чем на Драко. На Драко не зла, да. И на Тома тоже зла, но по другим причинам. Ещё она ему сочувствует. Она его понимает в чём-то. Понимает его боль хотя бы отчасти. Они оба потеряли родителей так рано, это их сближает. В остальном он всё так же её бесит, да. И поцелуй бесит, хоть она и благодарна за то, что Драко вытащил её оттуда, спас, рискуя своей жизнью. Но бесит. И, может, дело даже не в нём, но Гермиона об этом думать не хотела. Сегодня они приготовили обед и ужин. И Том ел еду, что удивило Гермиону. Оказывается, он может есть. Драко не разговаривал даже, лишь тихо поблагодарил, вставая из-за стола, почти не коснувшись еды. Когда Гермиона смотрела на него, она думала обо всём этом, мысли не давали ей покоя, а воспоминания посылали ток по телу. Его профиль, уставший взгляд, грустное выражение лица. Он думал о чём-то своём, но замечал, когда Гермиона смотрела на него долго. И его щёки розовели, в нём появлялась жизнь на короткое мгновение. Но собственное смущение не давало Гермионе продержаться чуть дольше, чтобы заговорить с ним. Ей было интересно, как та женщина исчезла, испарилась, оставив после себя лишь небольшую горку пепла, которую Драко собрал в холщовый мешочек и закопал под деревом. Ей было интересно, но никто ей ничего не говорил, а она не задавала вопросы, считая их глупыми. Этой ночью Гермиона спала в комнате Пэнси, а Том остался в комнате Гермионы. И пусть он возмущался тем, что Гермиона его игнорирует и у них, как бы, не может быть никого интима, потому что демон он бесплотный, да и она его не привлекает в этом смысле, она всё-таки решила, что с Пэнси будет безопаснее, а вот к Драко лучше не идти и вообще его не трогать.***
Вчера Люцифер нашёл коробку комиксов на чердаке и притащил её в комнату. Сегодня утром он читает комиксы, сидя на веранде и иногда посматривая поверх страниц в сторону своих деток. — Попробуй ударить меня, — Драко стоит прямо перед Гермионой, никак не реагируя на её попытки нанести ему хоть какой-нибудь урон. Скорее удары Гермионы приносят ей же боль, чем Драко. — Бей с силой и куда хочется. Он ухмыляется, когда Гермиона целится коленом в пах. Драко блокирует удар ногой, отталкивая её в сторону. — Конечно, мысль хорошая, но позволить не могу такую откровенную попытку, прости. Чтобы ударить мужчину в пах, сначала нужно отвлечь его внимание. Это самая защищённая зона у мужчины, чтобы ты понимала. — Я… я не хотела бить тебя туда, честное слово! Ты… ты ошибся. Драко лишь усмехается в ответ, глядя на то, как девочка заикается. — Если хочешь меня ударить в пах, нужно сначала наступить мне на ногу с силой, потом нанести удар в глаза или нос, следом в кадык, и только потом ударить коленом между ног. Запомнила? — Слишком сложно. — Ещё очень больно, когда женщина в туфлях на каблуке бьёт стопой по берцовой кости. Здесь почти нет мышц, поэтому боль от удара ощущается гораздо сильнее, — Драко указал на свою ногу. — Попробуй ударить, одержимая. — Я н-не уверена, что х-хочу т-тебя б-бить. — Представь, что это не я, а насильник в подворотне. Напористее: — Ну-у… Громче: — Сильнее! — Да не могу я! — голос Гермионы срывается на крик. — Бегать ты не можешь, правильно? — Малфой говорит убийственно тихо. — Если тебя поймают, а тебя даже ребёнок поймает пятилетний, ты выбраться не сможешь. Так? — Люцифер переворачивает страницу, отворачиваясь от солнечных лучей, бьющих в глаза. — А раз ты за себя постоять не можешь, спасти себя не сможешь, то ты, одержимая, кто? — Кто? — спрашивает она сквозь всхлипы. — Дура, ты мёртвой груз. Мой. Мёртвый. Груз. Люцифер тяжело вздыхает. — Эти твои штуки с перемещением в лимб и в Ад, если ты можешь, конечно, туда исхитриться попасть, совсем некстати, понимаешь? Ты не только мёртвый груз, ты ещё и опасный груз. Тебе ясно, Гермиона? Ты осознаёшь всю плачевность своего положения? — Н-нет, то есть д-да. Если честно-о, т-ты меня п-пугаешь. — Та тварь тебя смогла бы убить быстрее, чем ты бы ойкнула, Грейнджер. — Но я же её ударила. — Так и меня ударь, одержимая! Люцифер закрывает комикс про Халка, встаёт со своего места с таким выражением лица, будто его сейчас очень сильно разозлили, и идёт в сторону Драко и Гермионы. — Господа, нам всем сейчас нелегко, — Люцифер взмахивает рукой, отгоняя тыльной стороной ладони комара. — Давайте вы будете немного потише, ладно? — А ты вообще молчи! — оба рявкают почти одновременно, синхронно оборачиваясь на демона.***
— Пей. — Что это? — Гермиона морщит носик, глядя на подставленный стакан со странным содержимым, которое напоминает клейстер из крахмала. — Белковый коктейль, — Драко криво усмехается, наблюдая за явным выражением отвращения на лице Гермионы. — Вода, белковая смесь. — И я это должна есть? На кухне кроме них никого, поэтому Малфой подходит почти вплотную к девчонке, хватает в предплечьях и поднимает рывком её руки вверх, больно сжимая. — У тебя мышцы атрофированны. Они мягкие, дряблые и ты не можешь поднять и удерживать даже собственный вес. Понимаешь, это минимум, который должен каждый здоровый человек делать. Ты на него не способна. — Поэтому ты меня будешь пичкать этим? — Гермиона фыркает. — Нет, чтобы мышцы выросли, им мало тренировок. Нужен белок, неужели не знаешь? — Я не хочу быть мужеподобной девушкой, — она пытается освободиться из его захвата, но Драко ей не позволяет. — Послушай, я себе нравлюсь такая, какая есть. Я не толстая, не мускулистая, не спортивная, но мне это и не нужно. — Окей, — парень разжимает пальцы, — теперь не вмешиваюсь. Гермиона откалывает от шоколадки кусочек и кладёт его в рот, блаженно опуская веки. Она откалывает ещё один и подходит к устроившемуся возле окна Малфою. — Скажи: «А-а». — Грейнджер, я не… — она ловко отправляет в его рот кусочек молочного шоколада. — Это вкусно, не то что та гадость. — Ты даже не… попробовала. — С набитым ртом не разговаривают, — Гермиона смеётся и уходит, оставляя Драко в одиночестве.***
Первые несколько дней прошли в постоянной борьбе и криках. — Почему мы делаем эту зарядку? — Что? Зачем мне поднимать такие тяжёлые вещи? — Нет-нет, я не буду бегать по лесу. Там же комары, грязь и жуки. Ой, Драко, паук, паук! Паук, Драко! А-а! Нет-нет, опусти палку. Пожалуйста, опусти эту палку. На ней же паук, Драко. Не беги за мной, Драко. Чёёёёёёрт! Твою мать, Мааааалфооооооой! Спасииииитееееее! Тренировки были три раза в день. Растяжка, бег, работа с весом. Гермиона хныкала и требовала, чтобы он перестал. Драко делал вид, что глухой. Гермиона не совсем человек, поэтому её тело нужно не так трепетно тренировать. Она недавно была почти мертва, но на ней не осталась даже малейшего следа от этого. У неё часто кружилась голова, её тошнило и воздуха в лёгких не хватало. Она едва отталкивала от груди десять килограммов. И, да, Драко должен был признать, что Гермиона безнадёжна. Но он уверен, что каждый сможет сделать, если захочет. Главное найти правильный стимул. Они хорошо повеселились за эту неделю, да и Гермиона стала хотя бы на несколько метров дольше пробегать, не падая наземь, будто мешок с трухой. Демон их почти не трогал, хоть и неусыпно бдел Гермиону. А ещё он любил сладкое, поэтому, Драко заметил, рядом с ним всегда были корзинки со сладостями, которые, как считал экзорцист, он приманивал своей силой. Гермиона на них неустанно соблазнялась и объедалась шоколадом, мажа губы и щёки иной раз чуть ли не до ушей. — Как вкусно, — Гермиона бросала в Драко жевательный зефир и хохотала, когда он уворачивался вместо того, чтобы его ловить. — Это обжорство, — Малфой непременно хмыкал на такие выходки и грозно смотрел в её сторону, прежде чем начать поднимать зефир в траве. К ним приходил Хагрид каждый день. И два раза Драко в компании Хагрида и Пэнси ходили на рыбалку. В эти дни Гермиона готовила ужин, расспрашивая Люцифера о его мире. Пэнси играла в игры, смотрела телевизор и почти не помогала по дому. Но зато она, кажется, подружилась с Гермионой, и девчонки, как оказалось, спали в одной комнате все эти выходные. Ходили вместе в ванную, расчёсывали друг другу волосы и рассказывали иногда смешные, иногда грустные истории из детства. Люцифер прочитал все комиксы, что нашёл в этом доме, и был безгранично расстроен этим. Два дня он позировал Гермионе вместе с Пэнси и Хагридом. Потом это ему наскучило, он решил разузнать про то, что есть ещё в этом мире такого же занимательного, и Гермиона ему рассказала о том, что в Японии создают свои комиксы — мангу и ранобэ. Гермиона не интересовалась комиксами, а экзорцисты считали их пустой тратой времени, поэтому Люциферу никто не сказал, что у всех тех историй, которые он читал, есть продолжение. Люцифер упрашивал Гермиону, чтобы она с ним отправилась на пять минут в Токио, чтобы они достали ему что-нибудь почитать, но девушка сообщила, что это невозможно. Демон, который умирает от скуки, способен на разные подлые дела, поэтому ему не составило труда обмануть Драко. Он притворился Хагридом, взял в руки мешок и понёс его к дому. Там он вручил Драко мешок со словами: «Эти яблоки я собрал сегодня. Приготовьте из них что-нибудь к ужину». Драко заглянул в мешок и внутри правда были яблоки. Когда он занёс их в дом и развязал мешок на кухне, а Гермиона в это время готовила там обед, оттуда вылезла целая армия пауков, а яблок внутри не оказалось вовсе. Гермиона запрыгнула на стол с громким визгом и проклятиями в адрес чокнутого экзорциста. Малфой попытался прогнать их огнём, но лишь поджёг занавеску, так ничего и не добившись. Грейнджер потушила пожар, вылив на занавеску воду из полового ведра. И только через час бесконечных метаний, визгов и криков Люцифер соизволил рассеять свою иллюзию. В общем, жили они хорошо и весело. Наверное, это продолжалось бы куда дольше, однако в одно утро к их домику подъехала машина, из которой вышел высокий мужчина в экзорцисткой форме, похожей на ту, в которой был Малфой, когда они с Гермионой впервые встретились. Его платиновые длинные волосы были заплетены в тугую косу, а взгляд ртутных глаз казался ледяным. — Абраксас Малфой, — мужчина протянул Гермионе руку, когда нашёл её в зарослях папоротника, в которых Грейнджер пряталась от своего чокнутого тренера. — А вы, деточка, та самая Гермиона, верно?