***
Некоторых его обитателей в пылу гнева он оглушил, и сам себе поразился — ведь Джашин ненавидел недобитых жертв. Но у Хидана не было времени, чтобы тратить его на ритуалы. У Джашина-сама целая вечность впереди, как и у его верного жреца, а у Какузу… для Какузу была важна каждая минута. Да только, как оказалось, Хидан в одиночку не справится. Даже с помощью тёмного Бога. В убежище его встретили не так радушно, как в первый раз. Ну, конечно, тогда он принёс им джинчурики, а сейчас — воспоминание о дезертирстве. — Ну и что вы на меня свои унылые жала точите? — вяло спросил Хидан, рассматривая шиноби в боевых стойках, лица которых искажала злоба. — Вернулся я, отвалите и займитесь своим делом. Быстро он прошёл мимо них, чувствуя, как спину буравили волчьи взгляды. Его и правда хорошо встретили, когда он, истекая потом и тяжело дыша, оросил своей кровью камень с несколькими неприметными печатями, спрятанных за вьюном. То был вход в убежище, и не стоило сомневаться, что обойти охранную систему ни случайным прохожим, ни лучшим джонинам не удастся. Кровь и чакру не обмануть. Камень отодвинулся, и взгляду Хидана открылся лестничный проём, уходящий вниз. Пахнуло прохладной сыростью. Почти могильной. Почти такой же, как во сне. Навстречу ему тут же выбежали двое мужчин, которые осторожно забрали обмякшее тело Узумаки из его рук, а затем симпатичная девушка проводила в основное помещение и подала бутылку воды. Ему предлагали поесть и обследовать тело на наличие ран, но Хидан был слишком ошарашен миссией и слишком оглушён звоном в ушах, и потому отмахивался от них. Пейн. Ему нужен был только Пейн. Нужно было сказать ему, что случилось. А тот сказал — необходимо заняться делами насущными, необходимо подождать. Наверное, всякий раз, когда дело касалось времени, каждый невольно вспоминал скрипучий голос Сасори. Господи, да все ненавидели ждать, не только он. Просто никто никогда не задумывался об этом всерьёз, не придавал значения этому нетерпению, клокочущему внутри, а Сасори не выдержал и сказал честно — ненавижу ждать. Словно крик души. И у каждой души, знавшей Сасори, появился его голос. Хидан не смог терпеть и сорвался с места, чтобы помочь Какузу. Голос Сасори в своей голове осточертел. Покинуть убежище оказалось так же непросто, как и попасть в него: кто бы мог подумать, что верные приспешники Акацки, не входящие в основной состав организации, посмеют помешать? Кто бы мог подумать, что они встанут со своих мест и скажут: мы не можем вас выпустить, Хидан-сан, во время герметизации хвостатого зверя. Таков приказ Пейна-сама. Хидан-сан закатил глаза и оглушил каждого, кто был в помещении. Потому что катитесь в ад вместе со своим Лидером-херлидером. Хидан вас потом догонит. А потом в лёгких закололо и в голове что-то щёлкнуло. Пойти против целой деревни? Пустяк, на самом деле. Будь его воля, Хидан бы только так и проводил свой досуг. Но для подобных развлечений ему необходим был Какузу. Отрежут руку? Он пришьёт. Выколют сердце? Да делайте с ним, что хотите, только не раздавите. Прилипшую пыль о хламиду вытрут и обратно в грудину вставят умелые руки. Выпотрошат, оросят кровью все стены, выльют желудочный сок из собственного органа в глотку? Ну, значит, Какузу вспомнит, каково это — собирать пазлы. А что мог Хидан в одиночку? Убить нескольких шиноби и затем отрубленной головой восседать за витриной и быть потехой для местных детей. Или для местных медиков. Выбора не было.***
Это было первое убежище, в котором он встретил не сырые стены пещеры или покрывшиеся пылью заброшенные дома, а целый штаб людей и аккуратные комнатки. В помещении с низкими потолками стояли столы с громоздкими аппаратами, от которых отходили длинные и широкие провода. Несколько узких кресел и шкафов занимали оставшееся пространство. Пускай и тесно, зато чисто и опрятно. Хидан заметил, что здесь только две комнаты — лаборатория и уборная. В дальнем углу основного помещения, за ширмой, была кровать, на которой лежал перебинтованный мальчишка Узумаки. «Нам нельзя извлекать демона-лиса сразу после поимки, — пояснял Пейн. — Статуя Гедо не выдержит его силы. Убежище, в котором вы будете находиться, первоначально было заброшенным штабом немногочисленных ирьёнинов Акацки. Год назад пришлось переводить их в менее опасную зону, но теперь мы восстановим базу. Узумаки Наруто должен жить и не приходить в сознание до тех пор, пока мы не будем готовы извлекать Девятихвостого». Хидан проигнорировал враждебно настроенных агентов, на чьих плечах были повязки с красным облаком, и прошёл к креслу, на котором сидел до своего побега. Небрежно он положил оружие рядом, плюхнулся на мягкое сиденье и сложил печать у подбородка. — Хер с вами. Я уйду завтра. И мне потребуется помощь, ясно?! Я Какузу не оставлю! И если они не успеют спасти его, Хидан уничтожит их всех.***
— Это было гендзюцу, — пояснил Зецу. Кисаме открутил крышку фляги и допил остатки воды. — Он не хотел причинять тебе вреда, — вновь заговорил Зецу. — Да, я вижу, — сипло отозвался Кисаме и хмуро взглянул на футон, на котором сидел. Итачи наложил на него гендзюцу, поместил в мир грёз, чтобы тот не сопротивлялся, и оглушил. После чего, судя по всему, расстелил футон и переместил на него тело Кисаме. Трупа джинчурики не было рядом, значит, Итачи от него избавился. — Он отправился в Коноху? — Да. Тебе что-нибудь известно об этом? Кисаме отрицательно покачал головой. Он, кажется, совершенно не знал Итачи. Тот всегда держал его на расстоянии вытянутой руки, изредка приближая к себе, но не давая заглянуть в свою душу. Кисаме не настаивал, послушно держался в стороне, не забывая напоминать, что напарник может на него положиться. Я вас умоляю, Итачи-сан, нет ничего такого, что Хошигаки Кисаме счёл бы аморальным или омерзительным. Я могу вам помочь, Итачи-сан. Я могу вас выслушать. Но у Итачи-сана были свои дела, свои цели и свои желания, и он был нем, как мертвец. Кисаме уважал чужое личное пространство, не лез с вопросами и не требовал ничего (да и разве имел он право что-то требовать?). Но почему-то в могучей груди что-то неприятно, еле ощутимо скреблось. Обида? Обида не за молчание, но за отказ от помощи. Хошигаки Кисаме был не только элитным шиноби, но и человеком, который умел хранить тайны. Свои и чужие. Итачи-сан, вы не доверяли своему напарнику? Или не хотели подставлять его? Может, ваши тайны такие глубокие и пугающие, что, узнай Кисаме о них, он был бы в опасности? Кисаме не знал. Ничего не знал. Кроме одного: в ту кровавую ночь Учиха Саске выжил не случайно. — Что мне теперь делать? — спросил он, когда связался с Пейном. Надо же, какой обличающий вопрос. Это впору у мироздания спрашивать, а не у Лидера. Кисаме быстро добавил: — Мы захватили двоих джинчурики. — Отправляйся в Амегакуре, — ответил Пейн. — Мы не знаем мотивов Итачи и не можем помочь ему или устранить его — всем до Конохи добираться не меньше двух суток. — Понял, — отозвался Кисаме и набросил плащ на широкие на плечи. — Я хочу, чтобы сейчас все были на основной базе. Нам необходимо обсудить дальнейшие планы. Орочимару представляет для нас немалую угрозу, нужно решить, как нам действовать дальше. — Он наверняка помешает нам захватывать джинчурики, — прокомментировал Кисаме. И задумался: зачем это сказал? С Лидером он обычно не делился мнениями, особенно очевидными. Он обычно делился мнениями, даже очевидными, с Итачи. Наверное, просто вошло в привычку. А теперь?.. А теперь Кисаме вновь окружит тишина. — Да, — отозвался Пейн. Пейн, который не любил тратить время на пустые разговоры. — Он знает, где находятся наши убежища, знает наши цели и возможности. Я связался со всеми штабами и доложил обстановку. Я расскажу обо всех деталях, когда прибудешь в Амегакуре, если ты не против. — Да, конечно, — рассеянно произнёс Кисаме. — Свяжусь с вами, если что-нибудь замечу. — Жду. Это было забавно: все дуэты потеряли одного из напарников. Погиб Сасори, захватили в плен Какузу, дезертировал Итачи. И ни Дейдара, ни Хидан, ни Кисаме не отреагировали на это так, как должны были отреагировать шиноби их уровня. Им не было всё равно. И кто бы мог подумать: Саске объявился, как и предсказывал Кисаме. Только теперь ему нужна была не гибель Итачи от собственной руки, а уничтожение Конохи и Акацки. Да и не Саске это уже был. Кисаме перекинул через плечо Самехаду, бросил последний взгляд на место, где его оставил Итачи, и хмыкнул. Совсем забыл, в каком они мире живут. Спасибо нужно сказать, что Итачи его не убил и не пытал двое суток в гендзюцу. — Вот мы и снова наедине, — улыбнулся Кисаме и повёл плечом, на котором покоился верный меч. — Как в старые добрые времена. В конце концов, жизнь не стоит на месте. И им нужно двигаться дальше.***
— Кисаме? Пейн связался с ним лично, без собрания, когда до Амегакуре оставалось полдня пути. — Что-то случилось? Разумеется, случилось. Время нынче совсем неспокойное. — Я объявлю это позже при всех. Решил, что сначала следует сказать об этом только тебе. Итачи-сан умер, верно? Какая забота, Лидер-сама, что вы решили позволить своему подчинённому дать время смириться с потерей. Не говорить об этом при всех, чтобы другие не видели изумлённых глаз. Чтобы их издёвки не разожгли пламя гнева. Но бросьте, Пейн-сама, Хошигаки Кисаме скорбеть не умел. Об этом знал любой ребёнок, которому рассказывали про чудовище Киригакуре. Если не будешь есть суп, если не ляжешь вовремя спать, если будешь гулять допоздна, за тобой придёт огромный монстр с ужасающим и разумным мечом. О нет, милые дети, не бойтесь, у Кисаме своих забот хватало, и разрезать пополам головастика, выбросившего мамину кашу в окно, он не станет. Как-нибудь в другой раз, дружок. Как-нибудь в другой раз он впустит тебя в свою душу, скорбь. — Итачи уничтожил нашего врага. Саске смог запечатать собственное сознание, Орочимару не сумел до него добраться во время захвата тела. Вы не любите быть многословным, Пейн-сама. Резюмируйте. — Орочимару больше не представляет для нас опасности. Саске в тяжелом состоянии, но если в Конохе ещё остались ирьёнины, то они смогут ему помочь. Селение почти разрушено. Итачи… Так странно чувствовать, как внутри всё напряглось. Натянулось, словно струна. Так странно надеяться на что-то. — Погиб. Мне жаль. Тишина. Только звон порванной струны в душе. Но Пейн-сама её не слышал, никто в мире её не слышал, и слава богу. — Спасибо, Лидер-сама, — сказал Кисаме. В голове снова было пусто. Пейн покинул его сознание. Кисаме подумал, что по дороге забредёт в какую-нибудь забегаловку и выпьет бутылочку сакэ — за спокойствие Учиха Итачи. Кисаме надеялся, что сегодня его сон будет крепким. Что он наконец-то выспится. Он ступал по холодной и влажной тропе, ведущей к Амегакуре. В конце концов, жизнь не стоит на месте. И нужно двигаться дальше.