***
Дейдара протёр глаза в предрассветных сумерках. Он — в спальном мешке, среди высоких деревьев, под сизыми облаками. Чуткий нос уловил запахи влажной земли, затхлость спальника, свежесть листвы, впитавшийся в волосы дух костра. От холодного порыва ветра, обнявшего Дейдару за оголённые плечи, он слегка поёжился, и в этот самый момент почувствовал на себе пристальный взгляд. — Тоби, что ты пялишься, — буркнул он и перевернулся на другой бок. Спросонья казалось, что подобное начало утра он уже переживал. Но дни в походах — это бесконечные дни сурка, так что… — В смысле, Тоби? Дейдару пробил холодный пот. Резко сев, он посмотрел в сторону и с ужасом понял — рядом сидел Сасори. — Данна?! — сорвался с губ сиплый возглас. — Какого чёрта, Дейдара? — с раздражением произнёс Сасори, и затем, видимо, быстро оценив ситуацию, добавил тем же тоном: — Не путай сны с реальностью. — Да это не сон! — вскочив на ноги, ответил он и обменялся с напарником недоумённо-гневными взглядами. — Это ненормально! Это происходит уже в третий раз! Я третий раз подряд просыпаюсь в этот день, я… Дейдара оцепенел. Он говорил эти слова, он, чёрт возьми, говорил их на своём родном языке, но вместо этого… вместо этого из его рта вырывались странные, непонятные звуки, даже отдалённо не напоминающие человеческую речь. — Что? — хмуро спросил Сасори, буравя его тяжёлым взглядом. — Ты издеваешься или… — Что за?.. — ошарашенно и тихо произнёс Дейдара, повернувшись к Сасори и не скрывая своего ужаса и удивления. Он заглянул в безобразные стеклянные глаза Хируко, пытаясь найти в них Сасори. Он, судя по всему, прочитав эмоции на лице Дейдары, понял, что тот не баловался и не пытался вывести его из себя на ровном месте, и потому спросил — спокойно, но не без подозрения: — Ты не специально? Дейдара отрицательно покачал головой, не сводя широко распахнутых глаз с Сасори. Сердце громко и быстро билось в груди, мысли путала паника. Дейдара волновался. И это было хуже всего. Даже на поле боя, когда его жизни угрожала опасность, даже когда он чуть не погиб от потери крови и от отравленного оружия, он старался сдерживать эмоции и не поддаваться панике. Осознавая своё беспокойство, он начинал волноваться сильнее. Дейдара не мог контролировать себя, и он прекрасно знал, что это означало. Положение, которое он не в состоянии изменить. Ситуацию, на которую он не мог повлиять. Беспомощность. Мерзкое чувство, которое он испытал не так давно, встретившись с шаринганом Учиха Итачи. Мерзкое, опустошающее чувство, которое он испытывал, встретившись с фактами смерти своих близких. Он попал в ловушку, в нечто похожее на петлю времени, и единственное, что он мог сделать в этой ситуации — рассказать об этом единственному человеку, которому мало-мальски доверял. И даже этого не получалось сделать — вместо слов выходили странные звуки. — Я в третий раз подряд просыпаюсь в этом месте, — думал он, ворочал языком, чтобы произнести эту фразу, но то, что вырывалось из его рта, было чем угодно, но не привычной слуху речью. — Ты хочешь мне рассказать то, что связано с твоим сном? — предположил Сасори, осматривая его с головы до пят и пытаясь понять причину подобного поведения. Дейдара сказал «не совсем», но даже это превратилось в нечленораздельные звуки. Тогда он покрутил кистями рук и пожал плечами. Как бы да, но не совсем. — Что-то связано с Тоби? — вновь предположил Сасори. Дейдара вновь проделал те же движения, к которым он добавил кивки головой. — Попробуй написать, — предложил Сасори и достал из складок хламиды свиток. Развернув его, он распечатал скрытые в нём принадлежности для письма. Дейдара подошёл к нему, отрыл чернильницу и макнул в неё кисть. Рука слабо дрожала, и он, взбешённый этим, с силой ударил по ней другой рукой. — Ты что, дурак? — нетерпеливо спросил Сасори, но Дейдара решил, что будет справедливо, если данна останется без ответа. «Вы погибли два раза», — хотел написать Дейдара, но первые два слова похоронила обильная клякса, а последние — расплылись по бумаге, словно на них капнули водой. «Я видел этот день во сне», — хотел написать Дейдара, но иероглифы вдруг начали менять свою форму, как будто в них-то что-то бросили и они рассыпались на глазах. Он замер. По виску стекала капелька пота. — Может быть, ты от кого-то подцепил технику манипулирования сознания? — подумал вслух Сасори и в следующую секунду приложил холодные деревянные пальцы к макушке Дейдары, отчего тот невольно дёрнулся. У него перехватило дыхание, когда он почувствовал, что внутри его головы, по тенкецу, словно скользили невидимые холодные прутья. Боли или дискомфорта это не приносило, но ощущения казались совершенно необычными. Дейдара впивался взглядом в лицо вечно хмурого Хируко, которое ничего, кроме презрения и злости, не выражало. Как всегда. Странные ощущения в голове прекратились, Сасори опустил руки. — Ничего похожего на известные мне техники нет, — вынес вердикт он. Внутри словно что-то рухнуло. Дейдара всегда стремился быть особенным, и радовался, когда понимал свою уникальность. Но не теперь. Мысль о том, что он — единственный, кто сталкивался с подобной проблемой и что он не сможет об этом никому сказать, по-настоящему пугала. Сейчас он был не уникальным и не особенным. Потому что эти качества должны проявляться во взглядах на мир, в поступках и в творчестве, но явно не в том, чтобы оказываться в полной заднице. Дейдара взглянул в лицо напротив и в голове пробежала мысль: что лучше — злые и уродливые глаза Хируко, или холодные, безжизненные глаза Сасори? В чьих он нашёл бы что-нибудь человеческое? В какие приятнее было заглядывать? Ответ пришёл быстро. Никакие. Никакие не лучше. Ему были нужны те, в которых он увидит поддержку. — Я что-нибудь придумаю, — сказал Сасори. — Сейчас нам необходимо выдвигаться, чтобы к закату быть в Суне. После того, как поймаем Казегаке и извлечём биджу, займёмся тобой. Дейдара слабо кивнул. Нужно собраться и взять себя в руки. Судя по всему, у него не было выбора. Сегодня вечером он должен захватить джинчурики. Как бы то ни было, жизнь в третий раз подряд идёт по одному и тому же сценарию. Первая строчка — прохладное утро на границе страны Ветра — не стирается, но главы переписываются. Дейдара, немного успокоившись, подумал: может, ему рискнуть, послать всех к чёрту и сделать всё так, как ему хочется? Мысль ему нравилась, но была ли гарантия того, что он и в следующий раз проснётся в день поимки Однохвостого? Не случайно ведь он не может сказать о том, что проживает один и тот же промежуток времени уже третий раз. Тут было что-то нечисто. Прежде, чем идти наперекор той силе, по вине которой он оказался в западне, следовало узнать о ней хоть что-нибудь. — Мне нужно отойти, — встав на ноги, сипло сказал Дейдара и услышал позади себя демонстративный, неестественный вздох. Сасори часто так делал, когда, не тратя слов, хотел показать своё отношение к поступку или фразе Дейдары. — Не более десяти минут, — произнёс он. Дейдара кивнул и проделал привычные действия: откусил ртом на ладони кусок глины, прожевал, впитывая в неё чакру, и когда образовалась фигурка, выплюнул её, увеличил в размерах и вскочил на спину белой птице. Так странно думать о том, что прежде эти действия вызывали неподдельный восторг, и о том, что теперь это превратилось в рутину. Птица резко взмыла вверх, и порыв ветра сбил дыхание. По телу пробежала волна неприятной дрожи, заложило уши. Резко вдохнув, Дейдара разбил оковы привычного оцепенения и распахнул правый глаз. Сердце быстрее забилось от давления и странных чувств, на которые, впрочем, ему было плевать. Во главе всего стояли ненужные ему волнение и злость на самого себя за то, что он так и не научился управлять эмоциями в той степени, как, например, Кисаме. Кто-кто, а он уж точно лучше всех контролировал себя. Даже Сасори был на втором месте — ведь Дейдара знал его болевые точки и знал о его вспыльчивости. Рты на ладонях захватили столько глины, сколько смогли, и теперь активно наполняли её чакрой. Дейдара, когда почувствовал, что всё готово, посмотрел на свои изувеченные руки в незаживающих ранах, и вспышка гнева на самого себя затуманила на мгновение разум. Его постоянно кровоточащие руки исходили мелкой дрожью. Он взмахнул левой, выпуская на свободу стайку драконов, запрокинул правую, из которой посыпались десятки округлых пауков, сам же взмыл выше, чтобы взрывы не задели его. Дейдара, смотря на падающие вниз фигурки, вспомнил всё: своё волнение, свою слабость, свою панику, свой… страх? — КАЦ! Он вложил в крик всю силу своего голоса. Череда оглушающих, жарких взрывов вспыхнула под ним. И словно в этом пламени сгорели все переживания и навязчивые мысли. Когда всё затихло, осталась только гарь на коже и пустота — кровная родственница спокойствия — в груди. Дейдара облетел чёрный дым, ровно вбирая в лёгкие воздух и не обращая внимания на гул в правом ухе. Плевать. На все плевать. Абсолютно на всё теперь было плевать. — Успокоился? — первое, что услышал Дейдара, спрыгнув с птицы и неровно приземлившись на землю. Забавно, что пару лет назад этот же вопрос задал Сасори, когда Дейдару контузило в одну из первых миссий. — Да, — глухо отозвался он. Руки продолжали дрожать, но он знал — теперь в этом повинна физиология, а не эмоции. — Тогда помой лицо от гари, и отправляемся в путь, — сухо сказал Сасори и засеменил к тропе, ведущей к выходу из леса. — На сборы даю три минуты. Дейдару передёрнуло.***
— Неужели не спросишь, зачем тебе в пустыне нужен горячий чай? — недовольно спросил Сасори. Дейдара отрицательно покачал головой. — Вы уже рассказывали, — сказал он и ничуть не удивился, когда вместо ответа получилась белиберда. — Вот как. Дейдара, смотря на маленький походной котелок, в котором бурлила вода, вспоминал самое первое путешествие в Сунагакуре. Он тогда возмутился, услышав от Сасори требование приготовить чай, потому как он необходим в пустыне. Это казалось абсурдом и выглядело попыткой убить напарника. Да только потом всё стало на свои места, стоило выяснить, что горячий зелёный чай лучше всего утолял жажду. Дейдара достал из небольшого бумажного пакетика горсть чайных листов, сжал их в ладони и запрокинул руку. С размаху швырнул их в воду. — Мог бы меня попросить, — наблюдая за ним, сказал Сасори. — С нитями чакры получилось бы аккуратней. — Захотел вспомнить, как раньше было, угу, — ответил Дейдара, хмуро смотря на оседавшие ко дну чайные листы. Почему-то он вспомнил, как смеялся, увидев подобные махинации со стороны взрослых в свой первый поход. Ему тогда сурово объяснили, что нет в этом ничего смешного, и напиток не получится, если чаинки будут плавать на поверхности воды. Они должны осесть в кипящей воде, а как это сделать иначе, если на костре вода закипает постепенно? Оставалось только со всей силы швырнуть чайные листы, чтобы они как можно ближе ко дну были. Отдельно кипятить воду и переливать её в другую ёмкость? Не говори ерунды, Дейдара, у нас нет на это времени. — Конан бы не оценила полное отсутствие эстетики и традиций, — хмыкнул Сасори, и Дейдара невольно дёрнулся, услышав её имя. — Она к тебе заходила перед заданием? — Ага, — понизив голос, ответил он, вспоминая то, что должно было быть неделю назад. Но с учётом его сложных отношений со временем, Конан заходила к нему, кажется, почти год назад. Они тогда находились на базе Амегакуре и ждали, когда будет готово убежище в стране Рек. В последний вечер к Дейдаре заглянула Конан, пожелала ему удачи и попросила быть осторожными, потому что… Пейну-сама все они нужны сейчас как никогда. — И как? — Да как обычно. Как божий день было ясно — Конан ни за что не заинтересуется мальчишкой, который младше её на несколько лет, к тому же с её преданностью Пейну… забавно, что о симпатии к ней узнал Сасори. Дейдара корил себя, что позволил этому произойти, но всё же о причастности к этой тайне напарника он перестал жалеть после того, как Сасори, словно невзначай, помог понять ему одну простую вещь: взаимные чувства — не то, что нужно Дейдаре. Не то, что нужно художнику. Конан и симпатия к ней — источники вдохновения, из чувств нужно выжимать всё возможное. Но если на долю секунды представить, что и её сердце начало трепетать при виде лохматого Дейдары с окровавленными руками и размазанной сурьмой на лице, то стоит понять — ничего, кроме разочарования, это не принесёт. Влюблённость прекрасна до тех самых пор, пока не узнаешь человека поближе. Лучше приятная тоска, чем развороченные ожидания. Ведь только боль порождает истинное искусство. Разве не так, Дейдара?***
— Поступим следующим образом, — произнёс Сасори, когда белая сова Дейдары взмыла вверх. Он повернул голову. — Когда покончим с поимкой Однохвостого, Лидер даст нам несколько дней на отдых. Потратим это время на шарады. Какая бы техника на тебя ни была наложена, у неё есть слабое место — мимика и движения. Покажешь мне, что с тобой случилось. Дейдара невольно хохотнул. — Ну вот только в шарады мы с вами и не играли, ага, — весело фыркнул он. — Это будет круто! — Это серьёзно, Дейдара, — хмуро отозвался Сасори, но он не обратил внимания на его замечание. Под ними начиналась пустыня. Дейдара видел её уже в третий раз, но восхищался увиденным словно в первый. Величественные барханы, с гребней которых ветер сдувал песчинки, возвышались на фоне насыщенно-голубого неба. Рассыпанное золото до самого горизонта, караван верблюдов, оставляющий за собой цепочку следов, которые через пару часов исчезнут. У Дейдары пробежала по коже волна мурашек от восторга и ощущения тайны. Что там было, под песком? Что он хранил в своём чреве? Дейдаре как-то рассказывали, что основной массив барханов не перемещался несколько тысячелетий. Тысячелетий!.. Казалось бы — уже в третий раз он любовался одними и теми же пейзажами и думал всё о том же, но впечатления его не угасли. Потому что красота и сила не могут надоесть. Так он думал. — Ненавижу песок, — проскрипел Хируко. Дейдара закатил глаза. Он знал это. В третий раз слышал, как-никак. Красота и сила не могут надоесть, а вот ворчания Сасори — ещё как. «Потому что он забивается в шарниры». — Он забивается в шарниры, — пояснил Сасори. «Ты тоже будешь его ненавидеть, когда он попадёт под одежду и всё лицо будет в пыли». — Ты тоже его возненавидишь, когда он попадёт под одежду и всё лицо будет в пыли. — Понятно. — Ничего тебе не понятно, — раздражённо буркнул Сасори. — Ну так расскажите подробнее, — предложил Дейдара. Он ничего не знал о Суне и о законах пустыни. Нет, что-то всё-таки успел узнать: к примеру, то, что тёплый чай утоляет жажду, или что очень важно регулировать жидкость в организме. А ещё то, что в тёмной одежде можно сдохнуть от жары, если долго находиться на солнце, и о том, что справлять нужду посреди огромной молчаливой пустоши, когда рядом кружат коршуны, не самое приятное занятие. — Мне интересно. — Позже, — немного подумав, ответил Сасори. Козёл.