***
— Остановимся здесь, — внезапно пробасил Какузу и остановился. — Пора разбивать лагерь. — Но ведь ещё светло, — удивился Хидан. Ночлег они устраивали обычно ближе к вечеру, когда солнце переставало печь и, постепенно падая к горизонту, окрашивало небо пастельными цветами. Но сейчас было не позже пяти часов. Какузу обернулся, поднял руку и указал на тёмные облака, что ползли по небу за их спинами. — Это дождевые тучи, — пояснил он. — Через пару часов они догонят нас. Нам нужно успеть поставить палатку на сухой земле. Хидан небрежно поправил волосы и незаметно скривил губы. Ю но Сато славилась приятным климатом и низким уровнем преступности. Ю но Сато нельзя было назвать местом, способным вырастить опытных и закалённых шиноби: страна ни с кем не воевала, лишь косвенно помогала тем, с кем было выгодно заключать союзы; жители не мучились от зноя, наводнений или землетрясений. Ю но Сато была оплотом умиротворения и отдыха. Родина не подарила Хидану ни опыта, ни достойных испытаний. Стоило отдать должное Какузу — он никогда не ставил ему в упрёк незнание, казалось бы, элементарных вещей. Кажется, он понимал или догадывался, что в тихой стране и умирающей Скрытой деревне невозможно научиться выживать. Хидан умел охотиться, немного разбирался в растениях и с лёгкостью мог развести костёр или обустроить ночлег при хорошей погоде. Но о многих житейских хитростях он попросту не знал из-за скудного походного опыта. Сейчас было даже смешно думать о том, что за одно полугодие, которое он провёл в Акацки, он узнал больше, чем за всю свою жизнь. Какузу свернул с вытоптанной местными жителями тропинки в лес. Хидан послушно шагал следом. Несколько минут они бродили среди высоких стволов, и остановились у полусгнившего дерева, рядом с которым ничего не было, кроме нескольких куцых кустов брусники. — Хорошее место, — пояснил Какузу. Он достал из подсумка свиток с запечатанными вещами и бросил его Хидану. — Разожги костёр и установи палатку, я за едой. Какузу, не дожидаясь реакции напарника, запрыгнул на широкую ветвь ближайшего дерева. — Я тоже могу охотиться, если ты забыл! — фыркнул Хидан. — Я это делаю быстрее, — послышался в ответ приглушённый голос Какузу. — Скорострел сраный. Хидан цыкнул. Ну и пошёл этот старый козёл к чёрту. Может, дрянь какую-нибудь принесёт к ужину. Раздражённо вздохнув, он распечатал вещи. Так, нужно расчистить место, немного выровнять землю, поставить палатку, бросить в неё пенку и спальники, вырыть вокруг ров, набрать хвороста, установить небольшой тент, чтобы костёр не погас от дождя… Хидан мысленно сделал ставку, что он управится раньше Какузу. Однако спешить не следовало — если вечер и ночь действительно будут как в Амегакуре, то всё нужно сделать качественно. Не хватало ещё промокнуть и выслушивать потом наставления Какузу и его бурчание.***
Дождь начал накрапывать в тот момент, когда они закопали остатки от ужина. — Вот это мы удачно, — хмыкнул Хидан и на всякий случай поправил тент над потухающим костром. — И во сколько у нас подъём, кстати? — Я встану в четыре, — ответил Какузу и достал из подсумка ещё один свиток. — Если дождь закончится, то разбужу тебя. Если будет идти, то выясню обстановку и займусь утренними делами, и тогда для тебя подъём будет в половину пятого. Из раскрытого свитка с тихим хлопком появились три ведра, которые Какузу тут же взял и поставил за пределы тента. Капли неприятно забарабанили по металлическому дну. — Это наш завтрашний душ, — пояснил он. — Нормально помыться мы теперь сможем только после извлечения биджу. Хидан меланхолично взглянул на вёдра. Первое время он не понимал, зачем собирать дождевую воду, искать речки и водоёмы, если у Какузу была маска со стихией воды? Но он объяснил: вода, которую он может сотворить с помощью чакры, не была настоящей. Да, чакра преображала влагу из воздуха и природы в жидкость, но она была неестественной и не обладала теми свойствами, что вода, к примеру, из озера. Это звучало убедительно, но Хидан продолжал думать, что Какузу просто неприятна сама мысль об использовании чакры в быту. Его маски, способности и тёмные нити Джионгу — это сила, это оружие, и настоящий шиноби не будет совмещать обычную жизнь и прихоти организма с жизнью воина. Исключения были только в случае с огнём — когда было очень холодно и влажно, и костёр не удавалось развести своими силами. Тогда Какузу мог пойти наперекор своим принципам, но и в таком случае объяснял свой поступок: без огня в такую погоду совсем худо. — Ладно, я спать, — сказал Хидан и посмотрел на тлеющие угольки. Затем перевёл взгляд на вёдра и хмуро добавил: — Ненавижу, блин, дождь. Его в Амегакуре до хрена, и даже тут не отдохнёшь. Да ещё и если кто-то припрётся сюда, то шагов не услышим. — Дождь наоборот наш друг, — ответил Какузу и взглянул на пасмурное вечернее небо. — Он сотрёт наши следы и уничтожит наш запах. Никто не сможет нас выследить, а дикие звери будут прятаться, чтобы не намокнуть. Даже если нас кто-то ищет или другие шиноби разбили неподалёку лагерь, то они на нас не выйдут — они скорее заблудятся, чем найдут нас. Такая погода гарантирует тебе полную безопасность, особенно если ты нашёл подходящее укрытие. Хидан внимательно выслушал его, но сделал вид, что больше был заинтересован в уховёртке, которая хотела проникнуть в крохотную щёлку в палатке. На всех привалах они использовали защитные техники, но сейчас это было лишним — враги могли почувствовать всполохи чакры, и тогда прикинуться гражданскими, решившими поохотиться в лесу, не получится. Слова Какузу о дожде звучали разумно, но Хидан всё равно не мог избавиться от смутного чувства тревоги, которое никак не мог в себе подавить. Он забрался в палатку, приглушённо ругаясь на самого себя за то, что забыл взять фонарик — в кромешной тьме ничего нельзя было разобрать. В спальник он залез почти на ощупь, и успокаивал себя тем, что его место дальше от тамбура, и потому Какузу не будет в потёмках перелезать через него. В тёплые и сухие ночи они спали под открытым небом, изредка натягивая над головами тент, но сегодня у них не было выбора. Минут через десять в палатку забрался Какузу. Хидан напряжённо вслушивался в его копошение, шумное дыхание и звуки леса: хруст веток, шелеста деревьев от поднимающегося ветра, стук дождя. Забавно, что находясь в укрытии он чувствовал себя менее защищённым, чем под открытым небом. Впрочем, он мог себе это объяснить: когда они спали на земле, то могли в любой момент открыть глаза и тут же найти источник любого звука — вон там пробежала мышка, вон там с ветки вспорхнула птица; в палатке же они могли только догадываться, что происходило за её пределами. Это был чей-то тяжёлый шаг? Или это дурацкий ёж? Это был кунай? Или наглая птица острыми коготками царапнула тонкие стенки палатки? Хидан ворочался, не мог уснуть. Ещё и этот ужасный запах сырой земли забивался в нос и напоминал о самом ужасном воспоминании в его жизни. Да, вот и главная причина. Он просто вновь и вновь возвращался к тому витку времени, когда долбаный щенок из Конохи его уничтожил. Оттого и не спалось, оттого и в голову лезли дурные, странные мысли. Нужно взять себя в руки. Они в глубине леса, ночью, под дождем, без костра. Их могли вычислить только очень опытные и отчаянные сенсоры и к тому же… их жизням ничего не угрожало, даже если бы их кто-то и попытался убить. Они ведь бессмертные, чёрт. Нужно отвлечься. Но стук тяжёлых капель о вёдра и крышу палатки почему-то походил на глухие шаги оленей в лесу Нара. Нужно успокоиться. Но сырость и холод вызывали фантомную боль в тех частях тела, которые тот щенок ему покромсал. Нужно не вспоминать ни о чём. Но темнота давила на глаза, а узкий спальник напоминал тесноту в могиле. — Хидан, успокойся, — раздражённо произнес Какузу. — Тебя, блин, не закапывали заживо, — произнёс Хидан. Правда, никто не услышал его слов, даже он сам. Так, хорошо, нужно забыть об этом. Всё осталось в прошлом. Его жизнь продолжалась, ему дали второй, нет, третий шанс. Он умер когда-то давно, он умер в чьём-то сне. Важно лишь то, что было сейчас. Хидан в очередной раз прикрыл глаза и постарался уснуть. — Слышь, Какузу? Не получилось. — Что? — Я надеялся, что ты с охоты вернёшься позже, чем я разобью лагерь. Даже сам с собой поспорил. — Молодец. — И сам себе проиграл, получается. А ты как ловил зверьё? Ловушки ставил или прям выслеживал? — Утром расскажу. Хидан задумался. Собственный голос отвлекал от дурных мыслей. — Какузу? — вновь позвал он. — Да что? — рыкнул тот. — А ты из селения сбежал, да? Молчание. — Какузу? — Да. Сбежал. — Я тоже. Хидан вспомнил, что полгода назад, когда он только-только стал частью Акацки, его первый разговор с новым напарником звучал почти так же. Из Какузу информацию приходилось словно клещами выуживать, и Хидана это так раздражало, что в конце концов почти каждая безобидная беседа заканчивалась дракой. Сейчас он и сам не понял, как мысли его привели к собственному побегу из селения, а потом к слухам о побеге Какузу. О котором, кстати, он узнал случайно и не от напарника. — Все в Акацках — беглые ниндзя, — терпеливо напомнил Какузу. — Кроме Конан и Пейна. — Да я знаю, — сразу же отозвался Хидан. — Но просто… Итачи клан перебил и сбежал, Кисаме свою команду перебил и сбежал, а… а вот о Сасори мы ничего не знаем, кстати, и Дейдара там тоже какой-то мутный. А мы с тобой сбежали, перед этим перебив глав селения. Просто забавно получается, разве нет? Конан с Пейном не нукенины, Итачи с Кисаме убили тех, кто им доверял, Сасори с Дейдарой по своим непонятным причинам свалили, а у нас вот так. Как на подбор дуэты. Какузу молчал. — Только у каждого были свои мотивы прийти в Акацки. Я пришёл потому, что узнал о бессмертном, — продолжил Хидан. — Я думал сначала, что ты тоже связан с джашинизмом, как я. Ночь в лесу всегда темна. Хидан моргал, но разницы не было никакой — что с открытыми глазами, что с закрытыми он видел кромешный мрак. — Ты разочаровался? — спросил Какузу с лёгкой, непривычной усмешкой в голосе. — Да как тебе сказать, — хмыкнул Хидан. — До сих пор не понимаю, я просто разочаровался или охренеть как разочаровался. Какузу издал нечто вроде смешка. — Про джашинизм я узнал только после того, как ты устроил резню в Югакуре, — после недолгого молчания произнёс он. Хидан на мгновение потерял дар речи — это что, Какузу да продолжил разговор? Сам? Добровольно? — И как тебе эта новость? — спросил Хидан, решив, что не стоит испытывать судьбу и вслух удивляться решению Какузу поддержать беседу. — Про резню? — Никак. Говорили, что какой-то сумасшедший окончательно слетел с катушек и перебил половину селения. Потом я узнал из других источников, что этот сумасшедший убил только главу селения, его приближённых и тех шиноби, которые хотели их защитить. Тогда я решил, что это не просто псих. Это был человек с мотивами. Хидан молча слушал. Дождь усиливался и больше не походил на шаги оленей в лесу Нара. — Когда я ушёл из селения, — продолжил Какузу, — я тоже убил только верхушку, но везде говорили о том, что из-за украденного киндзюцу я стал неуправляемым монстром и перебил почти всех жителей. Я не убил ни одного гражданского. — И я. Хидан углубился в собственные воспоминания, которые вытеснили мысли о захоронении, и Какузу, который больше не проронил ни слова, видимо, тоже. За стенами палатки начинался ураган, и Хидан, укутавшись теплее в сухой спальник и радуясь тому, что они спят не на земле, наконец ощутил себя в безопасности.***
— Отряд «А» движется на юго-запад. — Шиноби Суны на два часа. — Четверо гражданских на границе. Пейн и Зецу без устали докладывали о чужих передвижениях, из-за которых Хидану и Какузу приходилось менять маршрут, чтобы избежать нежеланных встреч. Им оставалось совсем немного — после той дождливой ночи они были в пути полтора дня, и сейчас, судя по ориентирам, приближались к назначенному месту. — Отряд «А» у конечной точки. Дыхание Хидана перехватило. Он жаждал услышать это последние несколько часов. Джинчурики, по словам Пейна, едва держалась на ногах от усталости. Агенты Акацки — тот самый отряд «А» — здорово вымотали её и вынудили бежать в их ловушку. Конечная точка — это последний ориентир. Это означало, что через полчаса джинчурики будет выбегать из леса и окажется на опушке с несколькими заброшенными домами. — Вы опаздываете, — послышался голос Пейна в голове. — Тут как бы дождь был, а ещё постоянно всяких уродов приходилось обходить стороной и делать большие крюки, — подал голос недовольный Хидан. Нет, одно дело получать замечания из-за ошибок, и совсем другое, когда подводят обстоятельства. Хотя Какузу, конечно, сказал бы, что это не оправдание, и если они облажались, значит, плохо старались. — Им осталось всего два километра, — неожиданно встал на защиту Зецу. Какузу бросил быстрый взгляд на Хидана и тут же ускорился. Хидан молчал последовал его примеру. — Хорошо. Вы всё помните? — спросил Пейн. — У окраины леса стоят несколько заброшенных домов. В одном, как мы выяснили, живёт пожилая пара. Избавьтесь от них. Все остальные дома пустые. Как закончите, сообщите мне, мы в деталях обсудим план.***
Когда с последними жителями заброшенной деревеньки было покончено, Хидан вышел на улицу, где стоял Зецу, и огляделся по сторонам. Было совершенно неудивительно, что это место опустело: река была далеко, с одной стороны грозной стеной возвышались деревья в лесу, с другой пустело небольшое, запущенное рисовое поле. Домов было совсем мало, но резонный вопрос не выходил из головы: как вообще кто-то решил здесь жить? — Готов к театру одного актёра? — противно улыбнувшись, спросил Белый Зецу. Хидан раздражённо цыкнул и послал его к чёрту. Пейн и Конан рассказали им детали плана. И план был хороший, за исключением одной мелочи: Хидану нужно было принять облик убитого ими старика и выйти в таком виде к джинчурики, чтобы заманить её в подготовленную ловушку. — Почему не Какузу, блин? У него есть опыт быть старым дедом, — фыркнул он. Зецу рассмеялся. — Почему вообще нужно устраивать весь этот фарс? Эта девка и так едва на ногах стоит, её догнать и оглушить — как нехер делать! — Потому что навыки шиноби это не только прыгание по деревьям и швыряние кунаев, — мрачно сказал Какузу, бесшумно вышедший из дома. Хидан не повернулся в его сторону. — Первое, что мы должны уметь делать, — скрываться. И ставить всё на кон, чтобы достичь успеха в миссии. Мне тоже не нравится играть роли, но мы обязаны это делать. Сегодня твоя очередь, завтра — моя. А послезавтра миссия, где нужно будет убить абсолютно всех и не прятаться. Сам знаешь, как непредсказуемы задания. Хидан сделал глубокий вздох и пристально взглянул на Какузу. Если бы в прошлой жизни они не проникли в Коноху в чужом обличье, напарник бы не звучал так убедительно. Тогда Какузу едва не пожертвовал собой, чтобы Акацки получили мальчишку Девятихвостого, и Хидан понимал, что сейчас его слова — не пустой звук. — Хорошо, — спокойней сказал он. — Но я-то почему? Сам не хочешь? — Эта джинчурики научилась держать своего биджу под контролем и пользоваться его силой. Ты знаешь, как выглядит Двуххвостый зверь? — Кошка, — просто ответил Хидан и почувствовал на себе требовательный взгляд Какузу, который так и говорил: ну, и что это значит? Хидан пожал плечами. — У кошек обострены все чувства, я не сомневаюсь, что биджу почувствует моё киндзюцу и предупредит джинчурики об опасности. Пока ты не используешь силу Джашина, у тебя обычная чакра, и если заглушишь её, то Двуххвостая, которая уже выбита из сил, не сразу почувствует в тебе шиноби. Хидан скривил губы. — Я ненавижу тебя, Какузу, — процедил он и сложил руки в печати для создания Хенге. — Взаимно.***
Над головой вновь собирались хмурые тучи. Дождь и пасмурная погода начинали по-настоящему злить, но сегодня можно было потерпеть, потому что такая погода могла сыграть на руку. Хидан, в обличье щуплого старика с густыми бровями, сидел на лавке у маленького, потрёпанного ветрами и временем домишки. Эти Акацки его когда-нибудь доконают. Шиноби абсолютно всеми воспринимались как инструмент — делай с ними, что хочешь, ведь они сами выбрали такую судьбу. Шиноби в джашинизме считались истинными глашатаями воли Его, ибо они говорили на языке их Бога — на языке крови, стали и боли. Поэтому Хидан был жрецом, а не просто оружием в чужих руках. У него была великая цель, но вместо того, чтобы все силы приложить на её исполнение, он сидел на задворках мира и опирался на кривую трость. Видит Джашин — это всё ради него. Ради того, чтобы мир узнал о его учениях и прекратил лицемерно считать убийства преступлением. Хидан угрюмо следил за полем и размышлял: в целом, увы, Какузу был прав — из-за его киндзюцу чуткие к чакре люди и сенсоры могли чувствовать рядом с ним тревогу. Из-за этого же киндзюцу у Какузу порой были необоснованные вспышки ярости, и кто знал, не сорвётся ли он на жертву. Рисковать было нельзя, и снова пришлось Хидану надевать чужую личину и унижаться ради задания. Он бы отказался да послал всё к чёрту, но тогда про встречу с Намимурой прошлось бы забыть. Хидан скрипнул зубами. Как же всё это бесило.***
Он узнал её. Высокая блондинка, крепкая и красивая. Она обрезала волосы и плохо перевязала ранения — лоскуты грязных бинтов свисали с порезанных рук. Под глазами залегли глубокие синяки, лицо осунулось и приобрело землистый оттенок. Она выбежала из леса чуть позже, чем предрекал Пейн. Джинчурики оглядывалась назад, один раз чуть не споткнулась и, казалось, не видела, куда бежала. Её ни за что нельзя было упустить. Хидан вскочил с места и быстро заковылял к девушке. — Эй! — позвал он. Джинчурики резко повернулась в его сторону и одарила животным оскалом. Выцветшие глаза испуганно расширились, и мысленно Хидан оценил потрясающую работу преследовавших её агентов Акацки: они выпотрошили её морально постоянными погонями. Возможно, будили её в определённую фазу сна и не давали ей высыпаться, пугали ночами и делали всё, чтобы превратить её в измученного зверя. — Я не обижу тебя! — добавил Хидан. — Что с тобой случилось? Тебе помочь? В испуганных глазах джинчурики блеснула надежда и немая мольба. Хидан, стараясь изо всех сил быть убедительным, мягко произнёс: — Вон там мой дом, — он указал дрожащей рукой в его сторону. — Я живу с женой, но она уехала в город. У нас есть вода и осталось немного еды. А все соседи разъехались. Пожилым людям нравилось говорить. — Я… за мной погоня, — сипло ответила девушка. — Я не хочу подвергать вас опасности… Хидан едва сдержался, чтобы не закатить глаза. Эта девчонка ещё в первую их встречу взбесила его своими высокопарными речами и излишним, необоснованным благородством. — У нас есть подвал, — не унимался он. — Я могу тебя спрятать, ты же совсем без сил. Ещё и дождь скоро начнётся! Со стороны леса послышался громкий треск. Джинчурики подскочила на месте и резко обернулась в сторону звука. — Пойдём скорее, — сказал Хидан, сделал пару хромых шажков в её сторону и протянул подрагивающую сухую руку. Девушка с жалостью и виной посмотрела на старика. Хидан подавлял чакру как мог, но готовился и к другому исходу этой миссии: если джинчурики не пойдёт с ним в дом, то придётся снимать с себя личину безобидного старца и вступать в бой. Он настаивал на последнем собрании, что именно так и нужно сделать, но Пейн опасался непредсказуемости. Измученная джинчурики могла умереть из-за перенапряжения или потери всей чакры. Она была нужна им живой. Девушка сделала несколько тяжёлых шагов. Лицо её скривилось от боли, а Хидан с облегчением выдохнул. Да уж, Конан, оказывается, та ещё штучка: ведь это она подготовила текст и маленькую историю о жизни старика. Она будто знала и чувствовала, на что нужно давить и о чём следует говорить. И Хидан, конечно, не промах: без стараний и даже, пожалуй, таланта не получилось бы сыграть роль невинного старика. Он быстрыми шажками заковылял к домику, иногда оборачиваясь к джинчурики и поглядывая в сторону леса. Он знал: там кто-то из агентов отряда «А». — Меня зовут Мэйке Сигаро, — сказал Хидан и открыл дверь. — Югито Нии. — Проходи, Югито Нии-сан. У нас немного не убрано, но мы давно не ждём гостей… В доме пахло сыростью, человеческой затхлостью и дерьмом. А если немного принюхаться, можно было ощутить тонкий запах разложения. Это были прошлые владельцы дома у окраины леса. Старуха, чьё тело стало пристанищем жуков и опарышей, и сошедший с ума старик. Он заперся в одной из комнат и уверял пришедших к нему Какузу и Хидана в том, что его жена пыталась задушить его во сне, но он оказался проворнее и прикончил её. Только от этого стало хуже: она, мёртвая ведьма, вставала по ночам и ломилась в его дверь, а днём лежала в коридоре, пока её холодное тело охраняли демоны. Какузу убил его быстро. Хидан даже не пытался претендовать на право убийства старика: потеряв рассудок, он был уже мёртв. Трупы закопали в огороде, слушая указания Конан и Пейна. Югито почувствовала зловонный запах, который не успел выветриться, несмотря на все усилия. Она замерла на пороге, но было уже поздно: Какузу, словно паук, бесшумно выскользнул из тени и оглушил Югито. Та грузно упала на прогнившие половицы. — Ну наконец-то, — буркнул Хидан и снял с себя Хенге. Он посмотрел на Югито, взял её за одну ногу и вытащил на улицу. — Двуххвостая захвачена, от плана не отходили, — произнёс Какузу, и в то же мгновение Хидан ощутил привычную боль в голове, а затем услышал голос Пейна: — Отличная работа. Дейдара и Сасори заполучили Трёххвостого пару часов назад, поэтому подготовьтесь как следует, следующие шесть дней будут тяжёлыми. Я созову всех ближе к ночи. — Ты как хочешь, а я в этом доме не останусь, — сказал Хидан, оборачиваясь к Какузу. — Здесь всё равно все дома пустые, а в этом воняет просто капец как. — Согласен, — ответил тот. — Это место было стратегически удобнее для засады, но где мы будем извлекать биджу — совсем не имеет значения. Но сперва свяжем её, — кивнул Какузу на Югито. — Потом найдём подходящий дом и расставим защитные печати.