Из пепла - Мир.

      Эбигейл тяжело опустилась на стул, спокойным взглядом окидывая Брустока. Мужчина перед ней явно нервничал, сжимал губы в тонкую ниточку и все переводил взгляд с нее на бумаги в своих руках. — Ну что ж, я должен тебя поздравить, судя по всему.       Хобс вскинула брови, не торопясь делать преждевременных выводов. Последняя неделя извела ее значительно — каждая свободная минута была посвящена мыслям о Нике, мальчике, оставшимся один на один с жестокостью жителей Святилища.       Целую неделю она готовила себя к этому. Морально. Представляла, что в скором времени станет большой и неповоротливой, представляла, что придется учиться пеленать и укладывать маленького человечка спать. Привыкала, что в жизни появится кто-то, кого уже не назвать чужим человеком. Представляла себе, как будет возиться с ребенком, даже если это будет не мальчик, а девочка, одно она решила для себя точно — она будет любить своего ребенка, и никому не позволит издеваться над ним.       Она почти забыла о Лэнгдоне, как-то слишком просто умудрилась смириться с положением вещей — пусть Майкл достается Элизабет. Сама Эби слишком уважает себя, чтобы бороться с Графиней за мужчину, которой, в общем-то, сам в состоянии сделать выбор. И который он, судя по всему, сделал. Может быть в ней говорила обида, пока еще крепко сжимающая сердце и вполне убедительно отговаривающая допускать даже самую мелкую мысль о нем.       Ее голову занимали совсем другие темы и размышления. Хобс было даже любопытно, каким будет расти ее ребенок. Будет ли он смешливой непоседой или будет, как и она когда-то, серьезен не по годам. Брусток успокоил Хобс еще во время первой приватной беседы, сказав что личность отца будет скрыта ото всех, кроме него и самого Майкла. Этакое намеренное сохранение интриги. Для чего это было задумано, Хобс не спрашивала, да и мало волновалась на эту тему. Ее в тот момент вообще мало что беспокоило, кроме пошаливающих нервов и не проходящей икоты. Смирится со скорой беременностью и должностью молодой мамочки было не легко даже не смотря на то, что Ник ей понравился.       И вот она сидела напротив Говарда, спокойно глядя в его явно потерянные глаза, и готовила себя к чему угодно. Судя по выражению лица мужчины, новости были явно не из разряда позитивных. — Не томите, пожалуйста, Говард, я очень устала, — Хобс не лукавила, сон в последнее время был у нее очень беспокойным. — Ты и без ЭКО беременна.       Хобс не заметила, как оказалась на ногах, опрокинув обычный офисный стул с жесткой сидушкой. Во все глаза глядя на доктора, она пыталась убедить саму себя в том, что услышанное — бред. Мысли в голове закручивались в настоящий вихрь, грозя породить панику. Эби подалась вперед, упираясь взмокшими вмиг ладонями в поверхность докторского стола. — Этого не может быть! — Хобс не замечает, что шипит откровенно яростно, пронизывая доктора таким взглядом, словно это он виноват в ее положении. — С последнего полового контакта у меня была менструация. Нет никаких симптомов!       Говард улыбается сочувственно и чуть утешающе, накрывает одну из кистей девушки тепой рукой. Вскидывает брови, когда Эби яростно вырывает пальцы из примиряющего жеста. — Сколько прошло времени с того дня?       Эби неловко пожимает плечами, шаря полубезумным взглядом по комнате, пытаясь высчитать дни. В озвученное доктором поверить было нереально. Совершенно нереально. Не смотря на все доводы трезвого от предрассудков разума. Боже, да ведь они дважды занимались сексом и Майкл ни разу не беспокоился о контрацепции. С чего она вообще взяла, что у Антихриста априори не может быть детей? Что за детские сказочки и предрассудки? — С момента секса — дней двадцать, может тридцать. А с момента последней менструации — месяц. У меня были выделения на восьмой, кажется, день после полового контакта.       Эби старается говорить полу-медицинскими терминами. Испытывала легкую неловкость от того, что вынуждена обсуждать это, пусть и с убеленным сединами, но все же посторонним мужчиной. — Эби, кровяные выделения, это не обязательно менструация, — Говард качает седой головой, вновь утыкаясь в бумажки. — Полные анализы, проведенные нами, врать не могут. Ты носишь ребенка, срок маленький да, но ошибки не допускает.       Она качает налившейся свинцовой тяжестью головой, наклоняется, поднимая валявшийся предмет мебели. Ставит стул с высокой спинкой на ножки, противно скрипя ими по кафелю, подвигает ближе к столу Брустока, и, наконец, обессиленно валиться на сидение. Внутри все переворачивается и, судя по ощущениям — в буквальном смысле. Эби тянется к шее, растирает нежную кожу до жжения, пытаясь облегчить прохождения кислорода. Манипуляции, естественно, бессмысленны. — Вот, выпей, — Говард протягивает ей стакан воды, с неодобрением смотрит, как трясется стакан в девичьей руке. — Пей маленькими глотками.       Хобс послушно пьет, медленно успокаиваясь. Заставляет напряженные мышцы расслабиться усилием воли, переводит абсолютно потерянный взгляд на доктора. — И что мне теперь делать? — В любом случае, я должен предупредить мистера Лэнгдона об этом, — Говард зарывается пальцами в аккуратную, густую бородку, перебирает светлые волоски. — Кто отец, Эби?       Она молчит очень долго, трусливо пряча глаза в стакане с водой. Подбирает слова, сама не понимая, чего боится и стесняется. Казалось бы, ну чего в этом такого? А взять и признаться сразу — не хватало духу. — Я… Так сложилось… — Хобс вскидывает на мужчину умоляющий взгляд, всем своим видом выдавая внутреннюю неуверенность. — Не бойся, девочка, я тебе не отец, ругать не буду, — Брусток подается вперед, мягко, по-отечески улыбаясь. — Отцом ребенка может быть только мистер Лэнгдон.       Эби особо не смотрит на Говарда, но краем зрения улавливает, как лицо мужчины вытягивается от удивления. Она смотрит на свои сцепленные руки и чувствует, как внутри нее что-то ширится, наполняет ее странным, неведомым доселе чувством. Если поверить, если допустить хоть на минуту мысль о том, что она, в самом деле, ждет ребенка от Майкла…       В уголках глаз предательски запекло, и Хобс раздраженно утерла наворачивающиеся слезы. Не время предаваться щенячьей радости и расплываться от мыслей, что она носит под сердцем ребенка от мужчины, к которому испытывала столь сильные чувства — когда не знаешь наверняка, как сам Майкл воспримет новость. Хобс почему-то не представляла себе его реакции. Но будущее наглядно показало, что и к своему отпрыску Майкл не будет испытывать большой любви. — В таком случае, думаю, я просто обязан об этом сообщить. Не говори пока никому об этом, — напоследок строго советует Брусток, глядя на сгорбившуюся на стуле девушку.       Хобс растирает худые запястья, собирая рукава черной шерстяной кофты и чувствует, как продирает кости противный озноб. На языке вертится просьба сохранить произошедшее в секрете. Умолчать, что ее беременность не результат оплодотворения. Эби думается, что при желании Брусток мог бы помочь ей скрыть маленькую тайну в секрете. Но она вдруг решает, что не хочет всю жизнь трястись от мысли, что Майкл может узнать о лжи. Лучше уж лицом к лицу столкнуться с его реакцией и решать проблемы по мере их поступления, чем заблаговременно обрекать себя на вечный страх раскрытия тайны. — Что мне остальным-то сказать? — Эби растерянно глядит на доктора, понимая, что самостоятельно не может придумать ничего. — Скажи, что анализы меня не удовлетворили, и я продлил курс лечения.       Хобс понятливо кивает, поднимаясь со стула, неверным шагом направляется в сторону выхода из кабинета, пытаясь привести мысли в порядок. В лифте ей становится легче — она умудряется справиться с растерянностью и, наконец, начинает мыслить объективно. Анализы не могли соврать, врачи не могли их перепутать — в конце концов, в Святилище у докторов не было сильной загруженности, чтобы замотаться и что-то перепутать. Она действительно ждала ребенка, и при мысли о том, что Майкл может отреагировать на эту новость негативно, Хобс содрогалась. Может ли она противостоять ему, если Лэнгдон вдруг решит избавиться от потенциального наследника? Эби заставила себя выдохнуть, безотчетно огладила пока еще плоский живот и почти решила, что сегодня напьется. Не сразу вспомнила, что и это для нее теперь под строжайшим запретом.       В комнате Эби очень долго разглядывает свой все еще подтянутый живот, осторожно проводя по нему ладонями. Воскрешает в памяти лицо Ника и понимает, что у них с Лэнгдоном действительно очень много общего. Форма губ и глаз, цвет самой радужки — небесно-голубой. Нос и цвет волос мальчик, безусловно, унаследует от нее, но если вспомнить ту сцену, где Майкл отвешивает Нику оплеуху, то становится очевидно, что между ними и в самом деле есть очень много общего.       Сон с радостью принимает Хобс в свои объятия, даря давно забытый покой. Эби засыпает быстро, крепко, практически всю ночь проводя без утомительных сновидений.       Жизнь для нее не меняется кардинально, не смотря на обстоятельства. Хобс по прежнему вставала по утрам, завтракала в общей столовой, периодически участвуя в бессмысленных разговорах своих товарок: сшить для предстоящего понедельничного ужина новое платье или надеть давно всеми забытое, чтобы сэкономить материалы; кому из техников кокетливо улыбнуться, а в чью сторону лучше даже не заглядываться, потому что на него уже положили глаз. Хобс казалось, что она пребывает в каком-то изолированном лагере. Может быть даже тюремной колонии, где женщин и мужчин не разделяют разные отсеки. Социум, не смотря ни на что, продолжал существовать. Эти люди, мужчины и женщины, верили в завтрашний день и с надеждой глядели в будущее. Будто не было никакого апокалипсиса. Будто не было никогда прежнего, несравнимого с этим существованием нормального мира.       Они не задавались вопросом, насколько безопасно их убежище. Не обсуждали, насколько силен Майкл, чтобы защитить их. Люди здесь вообще не обсуждали его силу, подразумевая магические способности. То ли не знали о них, то ли предпочитали не обсуждать за пределами тесных, проверенных компаний. Они не задавались вопросом, что охраняет их от радиации — магический ли барьер или техническое экранирование, не пропускающее радиацию сквозь оконные рамы и вентиляционные шахты. Им будто бы было все равно или очень страшно задумываться об этом. Хобс спрашивать не спешила, не желая прослыть трусихой, паникершей или еще какой-нибудь внушающей опасения личностью. Теперь, когда у нее под сердцем развивалась другая жизнь, Эби не чувствовала за собой права рисковать хоть в какой степени. И именно поэтому Хобс отказалась от какого бы то ни было противостояния с Элизабет. Теперь наверняка. Графиня хотела, чтобы Эби отвлеклась на своего ребенка, навсегда забыв о Майкле — что ж, Эби способна пойти на это. В конце концов, выбирая между мужчиной, что, возможно никогда до конца не будет принадлежать ей, и ребенком, что может принять ее любовь и отдать взамен втрое крат больше, она, не задумываясь, выберет второе. Потому что это было разумно.       Женщины из швейной мастерской, что ежедневно окружали ее так или иначе, во время работы и за приемами пищи, шутили, смеялись, подначивали друг друга и сплетничали о зазнавшихся женах профессоров и ученых. Обсуждали мужчин и делились впечатлениями об обязательном участии в программе по восстановлению. Эби обычно в такие моменты невольно напрягалась, выдавливала из себя неловкое «я тоже участвую, нет, я не против» и внимательно следила за чужим мнением. Ей было интересно, был ли кто-то, как и она поначалу, принявший известие негативно. Но таких не находилось. Либо они предпочитали не подавать об этом вида. В любом случае, женщины всем видом показывали, как предвкушают предстоящее материнство и наперебой выбирали имена для будущих детей.       Эби крутит в голове имя Ник и пытается понять, может ли она назвать так своего сына. Имя казалось коротким. Слишком простым для того, кого уже жаждешь увидеть и подержать в руках.       Когда в полночь она появляется в баре на втором этаже, призраки встречают ее улыбками и легкими кивками. Она становится частым гостем в баре после отбоя с тех пор, как побывала здесь впервые. Лиз, как обычно за последние пару недель, наливает ей виски, но Хобс качает головой со смущенной улыбкой на губах и показательно оглаживает живот, без слов давая понять, почему не будет пить сегодня со всеми. — Серьезно? — выкрашенные в темный брови Лиз недоуменно приподнимаются, пока лицо вытягивается от несдержанной радости. Она или он, Хобс пока не решила, как относится к мужчине в платье, кокетливо прикрывает рукой рот и сверкает на Эби глазами, полными сентиментальных слез. — Да. Оказалось, что да, — Эби не удается сдержать улыбку, когда человек за барной стойкой так явно демонстрирует радость за нее. — Ты ведь была не в восторге от идеи беременности по чужой воле, — Салли выдыхает едкий дым в сторону Эби и гипнотизирует ее требовательно-вопросительным взглядом. — Что изменилось? — Меня не оплодотворяли искусственно. Я уже была беременна, — Хобс кивает Лиз на графин с лимонадом, выбирая себе напиток на этот вечер.       Призраки вокруг нее собираются неторопливо. Вначале Дрейк подсаживается по правую руку от Салли, поднимая в сторону Эбигейл свой бокал с поздравлением, потом Тристан подходит ближе, прижимаясь к Лиз со спины по ту сторону бара. Они ни о чем не спрашивают, пока Эби водит взглядом по залу. Марч тоже здесь, но сидя за столиком у балкончика, выходящего на холл, он даже не смотрит в сторону Эби, неторопливо потягивая прозрачный напиток из своего бокала. — И кто же отец? Он живет тут? — Лиз вырывает Эби из увлеченного разглядывания Марча, и она вздрагивает из-за неожиданно прозвучавшего вопроса. — А? Да, да, живет тут, — она неловко прячет взгляд, делая большой глоток кисловатого лимонада.       Она как-то не подумала, идя сюда, что ей придется обсуждать отца ребенка. Она вообще не ожидала от себя, что откроет маленький секрет давно мертвым людям. Просто ей отчаянно хотелось поделиться хоть с кем-нибудь. А кто может быть лучшим вариантом, чем безучастные ко всему мертвые, которые к тому же, не имеют никакой связи с живыми. — Ну, скажи нам, кто это? — Лиз накрывает руку Эбс ледяной ладонью, утешительно сжимая пальцы Хобс, и девушке стоит больших усилий, чтобы перетерпеть этот холод.       К Лиз, за прошедшие дни, она относилась едва ли не лучше, чем ко всем живым здесь и мертвым, вместе взятым. Странная, неизменно улыбчивая женщина в мужском теле была отзывчива, добра и сострадательна, без фальши или наигранности, от всего сердца.       Настойчивость Лиз не позволяет смолчать. Хобс улыбается извиняющейся улыбкой, по очереди окидывая каждого взглядом. Улыбка и счастье сползает с ее лица медленно, как свежие масляные краски смываются с холста под воздействием растворителя. Она знает, заранее знает, что далеко не всем из присутствующих понравится имя будущего отца. И тем не менее, она четко знала, что никто из них не побежит сию же минуту докладывать об услышанном. В этом они были намного лучше живых. — Лэнгдон.       Салли грязно ругается, запивая свое недовольство порцией виски. Тристан скептично разглядывает Эби, устроив подбородок на угловатом плече Лиз, сама бармен смотрит на Хобс недоверчиво, с опаской и сочувствием. Дрейк прикидывается ветошью, пытаясь слиться с обстановкой. Марч за дальним столиком весело посмеивается, будто бы и вовсе не над услышанным, а над какой-то шуткой, вспомнившейся ему совершенно случайно. — Милая, ты уверена? — Абсолютно. Либо Лэнгдон отец, либо мы станем свидетелями непорочного зачатия. — Я думал это только с девственницами, — Тристан неловко почесывает макушку, в поисках поддержки глядя на Лиз. — Это когда зачатие без участия партнера и какого-либо медицинского вмешательства, любимый, — Лиз заботливо оглаживает гладко-выбритую щеку любовника и почти сразу возвращает свое внимание Хобс. — И что ты собираешься делать? — Дожидаться Майкла и отталкиваться от его решения. — А если он потребует аборта? — Буду бороться до последнего. — Он тебя в порошок сотрет, если захочет, бороться она вздумала, — Салли кривит пухлые губы, выдыхая в воздух сизый дым. — Я хочу этого ребенка, — Эби решительным взглядом осматривает каждого и выпивает свой лимонад одним глотком, по старой привычке, как если бы в бокале был виски. — Именно этого она и хочет, — Марч смотрит на Эби с лукавой улыбкой на губах и от его черноглазого взгляда внутри Эби покрывается тоненькой корочкой льда.

***

      День в швейной мастерской проходит обычно быстро. Когда отдаешь все внимание шитью, скрупулезно следя за каждым швом и стяжкой, думать о чем-то постороннем или следить за временем попросту некогда. Поэтому, когда Элис командует окончание рабочего дня, Эби удивленно поднимает глаза от своей работы, чтобы сверится с настенными часами. По ее внутренним ощущениям было еще пару часов, чтобы успеть закончить начатое платье. Шелк цвета индиго струился мягкими волнами, спадая до самого пола. Платье для Элизабет было почти готово, но нужно было украсить лиф мелкими черными стразами. Хобс больше не хорохорилась. Если раньше она демонстративно отказывалась принимать заказы на платья для Графини, то теперь делала их почти без малейших стеснений в груди. Ну подумаешь, выйдет из-под ее иглы хороший наряд для главной кобры этого серпентария. Зато у стервы будет меньше поводов обращать в ее сторону свое барское внимание.       Хобс даже начинала получать удовольствие от этого. Она больше не лезла вперед всех, пытаясь понравится всем и сразу. Она все так же улыбалась и вела приятные беседы, но все чаще ускользала от чрезмерного внимания, если вокруг собиралось больше трех-четырех собеседников.       Эби вышла из рабочего зала последней, а потому по лестнице к столовой поднималась почти в полном одиночестве. Лишь несколькими пролетами выше звучали женские голоса спешивших на ранний ужин швей. Столкновение с неожиданно выскочившим из-за поворота мужчиной она с трудом избежала. — Смотри куда несешься, — теплая рука надежно подхватила за спину, когда Хобс от неожиданности неловко покачнулась на краю самой верхней ступеньки.       Высокий, с коротким ежиком светлых, почти белых волос. Темно-серые глаза, дерзкая улыбка на тонких губах и длинноватый нос с небольшой горбинкой на переносице. Парня она знала. Видела несколько раз на понедельничных балах в окружении несравненной Графини. Один из братьев Хармонов, то ли Аарон, то ли Леви — черт разберешь этих близнецов — строго оглядел удивленное девичье лицо и неожиданно расплылся в очаровательной улыбке. — Прости и спасибо, — Эби попыталась отстраниться, упираясь руками в мужскую грудь.       Только вот у Хармона были другие планы. Крепче вцепившись пальцами в ее поясницу, парень склонился, шумно и жадно вдыхая запах возле ее лица. От сюрреалистичности происходящего в самом горле нервно заколотилось сердце. — Я сейчас закричу, — сдавленным голосом предупредила Хобс, во все глаза рассматривая явную негу на его лице. — Это не обязательно, Эби. Может, выпьем сегодня бутылочку вина после ужина?       Неожиданно прозвучавшее предложение вызвало улыбку. — Прости, не испытываю ни малейшего желания якшаться со всякими психопатами.       Эби улыбалась, не смотря на всю шаткость своего положения. Она наедине с этим странным, явно не совсем здоровым парнем, стоит на самом краю лестницы — толкни чуть-чуть, и она себе шею свернет, пока до низа докатится — удерживаемая от падения только его крепкой рукой. И все же, ей хотелось нахально плюнуть ему в лицо, предложив им с братом дружно подрочить друг другу. Они оба были пугающими личностями, вечно рассылающими остальным жителям Святилища презрительные, полные самодовольства взгляды. И проникновенный взгляд одного из них, упавший на ее губы, был совсем не прельщающим, даже не смотря на то, что Хармон был красив.       Все-таки, Аарон или Леви? — Не делай преждевременных заявлений, Хобс.       Парень оттягивает ее от края лестницы, не сводя прямого взгляда с ее лица. Только вот кроме не до конца скрытого раздражения в серых глазах не плещется больше ничего.       Эби трясется весь путь до столовой, чувствуя фантомный взгляд между лопаток. Но сколько не оборачивайся, сколько не замирай в пустых коридорах в попытках услышать хоть что-то — никакого подтверждения ее паранойе не было.