***
Аарон заливисто смеется, брызгая в Хобс водой и, неведомым для Эби образом, ловит ее, не смотря на разделяющие их шесть шагов и то, что она вообще-то пыталась сбежать. Они смеются, заваливаясь под листья раскидистого папоротника и еще какое-то время шумно дышат, приходя в себя после изнурительных салочек. В оранжерее душно и пряно пахнет живыми растениями. Запах разных трав, кустарников, цветов и деревьев настолько одуряющий, что кружит голову с непривычки. Эби не совсем понимает, почему такое пространство отведено под простые, не плодоносящие растения, но вопросов не задает, с благоговением оглаживая зеленые листья. Аарон приводит ее сюда в субботу, неведомым образом выпросив разрешения у Элизабет. Оранжерея на самом верху здания, бывшего когда-то отелем, принадлежит целиком и полностью Графине, и только она решает, кому дозволено посетить «Зеленый Рай». Хармон не давал ей покоя всю неделю. Он подлавливал ее в столовой, провожал до комнаты, ни разу не напросившись внутрь. Продолжал дарить ей невесть как добытые цветы и бесконечно восхвалял ее красоту. Так отрыто и безмятежно, что Эби первое время не могла заставить себя перестать краснеть от дурацких комплиментов. Порой, даже совсем не изящных. Он был обаятелен и это подкупало. Он был заботлив и мил, даже не смотря на то, что был явно куда большим «плохишем», чем Лэнгдон. В Майкле злость и ненависть ко всему вокруг была какой-то глухой, словно застарелой и не ему принадлежащей, в Аароне же та клокотала, пузырилась, нет-нет, да выплескиваясь на окружающих, и только Хобс эта странная злость обходила стороной. Особенное отношение подкупало. Проникновенный взгляд в глаза рассеивал сомнения. Эби не раз вспоминала случившийся когда-то давно разговор с матерью, крепко засевший в памяти: — Ты пойми, Эби, женщине нужно выбирать не того, кого она любит, а того, кто любит ее. Хобс тогда смеялась и честно признавалась, что не совсем понимает разницу. Если образовывается пара, разве не должна быть любовь между ними равная. Тереза утверждала, что разница все же есть и она значительна. И что нет крепкой пары, что держится на одной лишь взаимно-равной любви. Теперь, глядя на то, как заботливо Хармон подстилает для нее тонкую подушечку на мраморный бортик фонтана, Эби ловила себя на мысли, что очень давно не чувствовала к себе подобного внимания. Что очень и очень долго не ощущала чужой заботы, выражающейся в мелочах. Аарон снова улыбнулся, невесомо оглаживая ее влажные от воды руки, обернулся, наклоняясь в заросли папоротника и вытащил на свет небольшую плетеную корзину. — Я подумал, что пикник в зеленых зарослях будет романтичным. Он неуверенно улыбнулся, расстилая между ними синевато-белую скатерть. Выставил термос, посуду, несколько контейнеров с бутербродами и сырно-колбасной нарезкой. Эби почувствовала, как скрутило голодом желудок — они резвились в зеленом саду уже почти полчаса, и она только сейчас поняла, как проголодалась за время игры. Сердце, давно отвыкшее от подобной активности тела, все еще колотилось где-то в горле. — Ты такая красивая сейчас, — Аарон замер, подняв на нее взгляд, и чай, что он разливал из термоса по кружкам, едва не плеснул на скатерть. — Осторожнее, — Эби перехватила руки Хармона, невольно улыбаясь во всю ширь. Заправила выбившуюся из прически прядь, а когда подняла глаза, поняла, что слишком близко от Хармона. Внутри ухнуло, неприятной судорогой свело низ живота. Эби подорвалась с места за пару мгновений до того, как губы Аарона накрыли ее рот. Боль ушла так же внезапно, как появилась, но Эби чувствовала тревогу — боли не посещали ее прежде, и это казалось ей дурным знаком. — С тобой все хорошо? — Аарон поднялся, встревоженно приближаясь, аккуратно взял ее похолодевшую руку. — Ты побледнела. — Да, мне что-то нездоровится. От былого недомогания и следа не осталась, но Хобс твердо решила попасть на прием к Брустоку, чтобы выяснить причину боли. — Идем, я провожу тебя к Говарду. Он ведь тебя наблюдал после приезда? — Хармон аккуратно приобнимает ее, и Эби позволяет помочь, хоть и чувствует, что спокойно может идти сама. В кабинете Брустока, отделенном от остальной научной лаборатории, пахнет лекарствами и антисептиком. Говард сидит рядом, стероскопом слушая ее сердцебиение. Автоматическое приспособление сжимает лентами правую руку, отмеряя давление. Эби трет безымянный палец левой руки, из которого только что врач брал кровь, и с тревогой вглядывается в морщинистое лицо мужчины. — Все в порядке? — Да, нет никаких поводов для волнений. Может, сказывается чрезмерная активность после долгого отсутствия физических нагрузок. Организм просто испытал стресс. Тем не менее, я сделаю анализ крови, чтобы окончательно исключить все риски. — Хорошо. От Майкла был ответ? — Нет. Может, он пока занят. Эби понимающе кивает. Она и не рассчитывала, что он бросит свои дела ради подобного известия. В конце концов, Антрихрист пришел в мир, чтобы подвергнуть его хаосу и построить новый мир, а не для того, чтобы строгать наследников.6 глава. Сближение.
7 января 2019 г. в 14:06
Эби закусывает тонкую иглу, поправляя ткань под яркой лампой. Вельветовый костюм для мистера Корфилда стал для нее настоящим проклятием.
Не то, чтобы она не умела работать с этой тканью. Виной тому было скорее то, что Хобс раз за разом уходила глубоко в свои мысли, забывая контролировать то, что делали ее руки. Так, например, она едва не начала резать по неправильным меркам — мужчина смог бы засунуть в штанину разве что одну свою руку. Кроме этого, ниткой в игольное ушко она попала только с двадцать третьего раза. Она считала. Пальцы мелко подрагивали, и когда она начала сметывать по выкройке, подушечки пальцев были обколоты почти до бесчувственности.
Мысли витали где-то далеко. Возле предстоящих родов и последующей заботы над ребенком. Опеки. В месте, вроде Кортеза, опека должна была быть непрекращающейся. То, что до родов оставалось еще больше полугода, не отменяло того факта, что сомнения пожирали Хобс. Буквально. Она стала подозрительнее. Все время ожидала известий от Майкла или и вовсе его самоличного появления. Ей было страшно лицом к лицу столкнуться с ним для обсуждения ее проблемы, но в то же время хотелось разобраться с этим как можно скорее. Ожидание изматывало нервы.
Странно было называть беременность проблемой. При условии, что она уже смирилась и вроде как была этому рада. Называть проблемой ребенка, которого ты уже ждешь, наверное, даже не правильно. Но по-другому у нее не выходило.
— Добрый день, дамы! Тут посылочка, — мужчина в годах, высокий и сухопарый, замер в дверях в нерешительности, держа в руках огромную корзинку белых роз. Буквально огромную, потому что та едва помещалась в его руках. — На имя Эбигейл Хобс!
В большом швейном цехе, рассчитанном на пошив для более полутора сотен человек, моментально воцарилась тотальная тишина. Стихли разговоры, перестали жужжать моторчики швейных машинок. Все вокруг замерли в оцепенении, разглядывая живые цветы в руках пришедшего человека. Кто-то с дальнего конца помещения тихо — в такой тишине можно различить даже шепот — и цветасто выругался. С комментаторшей Эби была совершенно согласна.
— Кто здесь Эбигейл Хобс? — мужчина еще раз сверился с небольшим клочком бумаги, недоверчиво оглядывая женские лица. Возможно, реакция дам его напрягала.
Три или четыре руки синхронно указали в сторону ее стола, и пока мужчина курсировал меж рабочих мест, расставленных в шахматном порядке, Эби разглядывала едва открывшиеся бутоны. Даже с приличного расстояния она видела каждый изгиб нежных лепестков — белые пятна, казалось, отпечатывались на роговице намертво. Даже закрывая глаза на доли секунды, она видела эти чертовы цветы. Запах долетел до нее задолго до того, как посыльный подошел. Возможно, этот запах ей нарисовало ее воображение.
— Вот, — мужчина неловко протянул корзину, явно опасаясь ставить ее на занятый тканью рабочий стол.
— Расписываться нужно? — Эби поднимает глаза, не до конца уверенная, что это не шутка.
Она видела чертову карточку, привязанную на тонкую ленточку из газовой ткани. Уверена была, что увидит там знакомый почерк. Витиеватую манеру письма мистера Лэнгдона она узнала бы с одной буквы. Не смотря на то, что видела его почерк лишь раз в жизни.
— Шутите? — мужчина невесело усмехается, устраивая корзину у ее ног.
Запах свежих роз был на удивление неприятен. Напоминал что-то. Душил, спирая дыхание. Хобс поняла, что ее тошнит.
Когда посыльный покидает мастерскую, Эби чувствует, как ползут по ней десятки чужих взглядов. Неприятное ощущение, порождающее желание спрятаться под стол. Карточка царапала внимание острым уголком, выглядывающим из кремово-белого смешения бутонов.
— От кого это? — одна из соседок по рабочим столам, Мария, с интересом приподнимается за столом, словно пытаясь с расстояния нескольких шагов разглядеть заветную надпись.
Эби выхватывает карточку раньше, чем успевает понять, что чужой интерес ее пугает. Что ее пугает, что кто-то может понять, что Лэнгдон дарит ей цветы. Крепящая к черенку цветка лента завязана так крепко, что вместе с открыткой в руках у Хобс остается один цветок. Шипы срезаны под основание, лишая всякой возможности порезаться или уколоться.
— Сто лет живых цветов не видела, — звучит где-то у нее за спиной, пока Эби разглядывает кругловатые буквы.
Этот почерк ей незнаком. У Майкла буквы вытянутые, немного сплюснутые, под безукоризненно выверенным наклоном влево и с весьма скромными закруглениями выступающих элементов. Этот почерк круглее, размашистей, и завитушки на концах букв выглядят отдельным видом замысловатого искусства. Если бы Эби в свое время знала этого человека, она предложила бы ему зарабатывать на написание свадебных пригласительных и распродавать свои работы.
— Это из оранжереи?
— Вряд ли допустили бы срезать там цветы…
— Это, должно быть, из отдела разработок. Там чего только не делают.
— Думаешь им заняться нечем, кроме как цветы ваять?
— Может даритель там работает…
Товарки вокруг нее переговариваются, напрочь забыв о своей работе, пока Эби, наконец, решается зачитать короткое послание. До этого она уж очень внимательно разглядывала каллиграфический талант отправителя, удивительной силой воли абстрагируясь и не воспринимая слова, написанные этим почерком.
«Я слышал твой отказ, но не могу не спросить вновь — ты поужинаешь со мной? А.Х.»
Эби прячет записку в глубокий карман классических брюк клеш, осматриваясь по сторонам. Женщины, словно забыв о своем интересе к личности отправителя, вовсю обсуждают возможности отдела разработок. Элис, косившая на Эби недовольный взгляд со своего места, удрученно качает головой и, наконец, прикрикивает на работниц, чтобы те продолжали свое дело.
Все оставшееся время карточка в кармане прожигает ее фантомным огнем даже сквозь плотную ткань брюк. Костюм для мистера Корфилда был дошит этим же днем в рекордно короткие сроки. Хобс была раздражена и подавлена. И сама не знала, почему отреагировала подобным образом на записку. На подарок. От того ли, что отправителем был не Майкл? Или ее и в самом деле раздражало то, что посылку отправил именно Аарон? Она не знала. И сколько не гоняла эти размышления в тесной черепной коробке, так и не смогла прийти к однозначной истине.
Во время ужина в рабочей столовой Святилища всегда собиралось много народу. Больше, чем во время завтрака или обеда — некоторые работяги предпочитали принимать пищу, не отрываясь от работы. Ужин же собирал под сводами столовой больше всего людей. Поразительное дело, но именно в большой толпе легче всего было избежать общества. Если Эби отсаживалась или отмалчивалась во время завтрака или обеда, коллеги тут же начинали ее тормошить: «чего сидишь одна», «скажи что-нибудь», «в чем пойдешь на предстоящий бал». Возможности посидеть и просто отдохнуть не было совершенно. В моменты же, когда столовая наполнялась десятками новых, после целого дня в одном цехе, лиц, Эби выдыхала. Марго, Оливия, Тина, Гретта, все они переключались на мужчин или других женщин. Чтобы пококетничать, посплетничать, рассказать какие-нибудь важные по их мнению новости. Что может важного происходить в одном замкнутом пространстве, когда каждый день похож на день сурка, Хобс не понимала.
У раздаточной стойки, с обильным выбором блюд и напитков, Хобс долго разглядывает свиные отбивные, куриные бедра под сыром и запеченного в сливках лосося, пытаясь определиться, от чего из этого ее тошнит меньше всего. Ей сюрреалистично хотелось сырого мяса. С кровью, чуть теплого. От этого желания перетряхивало и бросало в пот.
— Тебе понравились цветы? — голос, раздавшийся за спиной, заставил вздрогнуть. Эби едва не выронила из ослабших рук жестяной поднос.
Хармон стоял за спиной, непозволительно близко, обольстительно улыбаясь алыми губами. Серые глаза щурились, внимательно разглядывая удивленное лицо и завороженная, Хобс не сразу вспомнила, что соблюдение дистанции позволит ей дышать свободнее.
— Я не очень люблю цветы, — Эби совсем не лукавит, настороженно отступая в сторону.
Она, наверное, похоже на затравленного зверька. Пятиться, блестит недоверчивым взглядом, прижимает поднос к груди, словно он действительно может ее защитить в случае чего.
Собственная манера поведения вдруг начинает злить. Хобс выпрямляется, усилием воли заставляет себя опустить судорожно стиснутые руки; поднять подбородок, чтобы не сверлить собеседника взглядом исподлобья. Проявление страха делает вас идеальной жертвой — старая истина окатывает сознание ледяной волной, вынуждая, наконец, прийти в себя.
Аарон за изменениями на ее лице следит со снисходительной улыбкой, засовывая руки в карманы полуклассических брюк. Темная водолазка отражает холодный свет ламп под потолком, обтягивая рельефные мышцы живота и широкую грудь. Демонстрируя, как много внимания своему телу уделяет хозяин. Фигура парня была на зависть плейбоевским моделям. Хотя, может когда-то и сам Аарон был среди сладких красавчиков с глянцевых обложек.
— В таком случае, прости за банальность, — Аарон криво усмехается, ленивым взглядом окидывает большую столовую и всех собравшихся людей. Некоторые косят в их сторону откровенно заинтересованные взгляды. — Обычно девушки любят цветы.
— Чего ты от меня хочешь? — ее вопрос звучит немного грубо. Эби понимает это, когда стальной взгляд возвращается к ее лицу и на дне черных зрачков плещется что-то, отдаленно напоминающее раздражение.
— Я ведь уже говорил, я хотел бы познакомиться ближе, — Хармон небрежно пожимает плечами, оглядывая Хобс с ног до головы. — Ничего криминального и предосудительного. Простое знакомство. Разве это запрещено?
Эби ответно пожимает плечами, не зная, как реагировать на его слова. С одной стороны, Хармон был прав, ничего предосудительного в его желании пообщаться не было. С другой стороны — Эби было очень сложно доверять людям, собравшимся под сводами Святилища. Зная, что нет здесь ни святош, ни просто хороших людей. Хобс была уверена, к выбору своего питомника, Майкл подошел основательно.
— Я не желаю новых знакомств, — Эби, наконец, разрывает затянувшийся зрительный контакт, шагает обратно к раздаточной стойке, скользя взглядом по предоставленным блюдам.
— Почему?
Хармон, как надоедливая муха, продолжает крутиться рядом, не обращая внимания на то, что его старательно игнорируют.
— Просто не хочу.
— А если я скажу, что ты мне интересна?
Эби замирает на мгновение, невидящим взглядом уставившись в пространство перед собой. Упрямо мотает головой, оставляя вопрос без ответа. Резинка на небрежно затянутой шишке вдруг рвется, освобождая тяжелые длинные волосы. Локоны плотным покрывалом укутывают плечи, опускаются до самой поясницы, мгновенно скручиваются в тугие кольца кудрей. Эби раздраженно цокает, поводя плечом — непослушные волосы уже норовят залезть в тарелку овощного салата.
— Ты ведешь себя, как ребенок, — мягкое замечание Аарона заставляет Эби оторваться от войны с собственными волосами и удивленно обернуться к нему.
Парень глядит на нее с высоты своего роста и в его глазах задорное веселье мешается с легкой, ироничной насмешкой. И пока она разглядывает его удивленно и растерянно, он одним движением собирает копну ее волос, тут же принимаясь заплетать ей косу. Так ловко, словно делает это каждый день. Эби забывает дышать, напряженно скользит взглядом по немногочисленно обращенным к ним лицам — взгляды людей заинтересованные, словно Хармон отплясывает тут канкан.
— Составь мне компанию на балу.
Впервые за время их разговора, голос парня становится вкрадчивым, мягким. Эби осторожно оборачивается и коса в руках Аарона медленно скользит, свешиваясь ей на грудь. На кончике переливается такая же тоненькая ленточка, какой была привязана записка к стеблю розы. Эби разглядывает блестящий бантик, ловко повязанный на узелке — когда только успел — и чувствует, как смущение наполняет ее грудь вместо кислорода. Серые глаза напротив становятся светлее, зрачок в центре вздрагивает, затопляя радужку практически подчистую.
— Хорошо, — голос у нее почти ровный, давая надежду, что она не выдала своего смущения.
Подготовления к праздничному вечеру грядущего понедельника проходят нервно. Хобс старается игнорировать всеобщий ажиотаж, делая вид, будто ей как обычно без разницы. Но разница есть. Если раньше Хобс брала первую попавшуюся в руки ткань, рисовала любой пришедший в голову фасон и делала выкройку, то теперь все изменилось. Ткани перебирались целых два дня. В любую свободную минуту девушка заглядывала в кладовку, подолгу пропуская в пальцах ткани, прикидывала, как будет выглядеть в том или ином цветовом оформлении. Просто схватить первое попавшееся в руки и сделать наобум, почему-то не выходило. Коллеги посмеивались, следя за ее метаниями, благосклонно делали вид, что верят в ее равнодушие — когда в разговоре ее об этом спрашивали, она неизменно отвечала, что совершенно не волнуется и не ждет понедельника.
Не раз и не два, ловя себя на волнении, Эби проклинала Хармона, силясь собраться с мыслями. Пыталась понять, отчего вдруг так взволновалась. Ее и прежде приглашали в качестве спутницы. Один раз она даже составила компанию среднему сыну Дуклана — Льюису. Правда, весь вечер она прослушала от молодого человека лекцию о радиации и высшей физике и после зареклась подходить к увлеченному парню ближе, чем на пару метров. Но даже тогда она не испытывала и трети того волнения, что накрывало ее в этот раз.
Внимание Аарона смущало. В какой-то степени льстило — несколько месяцев подряд на еженедельных балах она наблюдала, как братья Хармоны заглядывают в рот Элизабет, ловя каждый ее взгляд. Теперь же один из холеных красавчиков просил ее, Эби, внимания. Не смотря на то, что она зареклась враждовать с Графиней, лишний раз уколоть ее было приятно. Хотя Эбс надеялась, что это не сильно разозлит их королеву.
Платье, должное стать ее нарядом на предстоящий бал, было окончено только в воскресенье, почти ближе к полуночи. Эби сидела в мастерской совершенно одна. Желтая лампа на ее столе бросала на лицо девушки резкие тени, остальной зал был погружен практически в непроглядную тьму. Изумрудно-золотистая ткань и имитацией змеиной кожи переливалась всполохами под желтым светом, завораживая. Эби провела рукой по чуть шероховатому подолу, обрезала хвостики ниток, выглядывающих из законченного шва. Платье-русалка должно было стать весьма смелым образом. Прежде она не торопилась выставлять все изгибы своей фигуры напоказ, предпочитая пышные или летящие юбки. Здесь же, помимо облегающего фасона, пикантности образу добавит высокий разрез юбки — от косточек таза, до самого пола.
Хобс представила, как будет выглядеть в этом, и невольно улыбнулась. Срок беременности едва перевалил за два месяца, и живота пока не было даже в помине, но Эби была уверена, что вскоре не сможет носить облегающих фасонов. По крайней мере, пока хранит в тайне свое положение. На минуту представилось, что Майкл вернется во время бала. С четким знанием, чьего ребенка она носит под сердцем. Вернется, и увидит ее в этом — смелом, бросающем вызов наряде. Золотая змейка, вскормленная им собственноручно. Внутри сжалось от мыслей, как именно он может выразить ей свое внимание. Неожиданное осознание пробрало до самых костей.
Она готовилась не для Аарона — она надеялась, что во время бала Майкл вернется. Как в детских сказках про принцесс, ее принц появится на балу и увидит ее во всей красе. Вот откуда было волнение — она надеялась.
Рабочий день понедельника мчался так быстро, что Хобс не успевала даже пообедать. На счастье ее нерасторопности — чувства голода в общем-то и не было. Ее мутило. С самого утра. Так основательно, что стошнило даже от воды. Бал был назначен на девять вечера, Аарон прислал гребень из чистого золота с темными камнями в переплетении узоров.
Эби трижды переплетала косу, разрываясь между желанием сделать ее ажурной или просто собрать волосы наверх, гладко зачесав каждый волосок. Чем ближе стрелка часов подбиралась к заветной цифре девять, тем больше у нее дрожали руки. Нервозность порождала раздражение, раздражение скрадывало терпение. Отсутствие терпения порождало то, что в конечном итоге Эби едва не обрезала собственные длинные волосы.
От того, чтобы обрезать собственные туго сплетенные волосы, ее остановил ненавязчивый стук в дверь. Эби надеялась, что Кира простила ее отстраненность и пришла, чтобы помочь со сборами. В конце концов, долгое время Томпсон помогала Хобс собираться на такие мероприятия, давая советы в макияже или помогая с волосами. Но за дверью неожиданно обнаружился Хармон.
В черном костюме тройке, с золотыми запонками с черными камушками, с гладко зачесанными назад светлыми волосами, Аарон походил на диснеевского принца — даже ширина белозубой улыбки соответствовала канонам мультяшного героя. Только принц был не тем.
— Смотрю, ты уже почти готова, — Аарон уверенно шагает в комнату, когда Эби сторонится. С интересом осматривается по сторонам.
Взгляд серых глаз задерживается на туалетном столике с выставленной косметикой, долго разглядывает застеленную широкую кровать. У Эби от такого выборочного внимания скручивает внутри.
— Осталось разобраться с прической.
Эби напряженно следит за Хармоном, оправляя на груди края банного халата. Платье висело в шкафу, ожидая своего звездного часа.
— Я могу помочь, — Аарон, наконец, замирает посреди комнаты, оборачиваясь к ней с мягкой, ненавязчивой улыбкой.
— А ты умеешь обращаться с волосами? — Хобс сама не понимает, отчего ее голос становится почти кокетливым. Она совсем не планировала заигрывать со своим сегодняшним спутником, но мягкое освещение комнаты, почти интимное, его роскошный вид, ее волнение, закипевшее внутри почти до предела — все это играло против нее.
— У меня было три старших сестры, — парень жестом приглашает Хобс присесть перед зеркалом, и когда она опускается на мягкий пуф, уверенно снимает с ее волос скрепляющую косу тоненькую резинку.
Эби удивленно приподнимает брови, вспоминая про Леви. Два близнеца, плюс три старших сестры — семейка насчитывалась большой. Эби хотела спросить парня про родных, почти задавила в себе этот порыв, вспоминая о приличиях и возможной боли, что преследует парня при воспоминаниях о близких и сама себя одернула. Хармон не походил на сентиментального неженку. Скорее наоборот.
— У вас была большая семья?
Аарон поймал ее взгляд в отражении, склонился, беря со столика расческу. Загадочно улыбнулся.
— Очень большая. Иногда мне казалось, что пара представителей в ней совершенно лишние.
Эби не сводила глаз с его лица в отражении, не стесняясь показать своего интереса. У нее никогда не было братьев и сестер. Даже кузенов или кузин — она понятия не имела, каково это, иметь кого-то кроме матери и давно умершего отца. Потому ей было интересно слушать об этом. Всегда. Независимо от того, кто рассказывает эти истории, и какой характер носят чужие воспоминания. Возможно, сказывалось наследие матери-психолога.
— Мы с Леви были самыми младшими, Райна, Вельвела, Тойбе, был старший брат Бенеш, только милый Бен сбежал из семьи задолго до нашего с Леви рождения.
Эби вскинула брови, понуждая продолжать.
— У Бена с отцом были натянутые отношения. Впрочем, с ним отношения натянутые были у всех, просто Бен был самым вспыльчивым из семьи.
Хобс кивнула, отвела взгляд в сторону и вдруг неожиданно выдала:
— Ваши имена кажутся странными…
— Мать родом из Германии, — Аарон приподнял брови так, словно это должно было что-то ей сказать. Эби пришлось аккуратно качнуть головой, чтобы показать свое непонимание. — Они были немецкими евреями, переехавшими в Америку буквально сразу после окончания войны.
Хобс понятливо кивнула, принимая причину странного звучания имен.
— Ты не особо похож на еврея — светлые волосы, светлые глаза, — Эби с улыбкой обвела собственное лицо рукой, на себе показывая, о чем говорит. — Мне казалось, иудейский народ темноволос и темноглаз.
— Вся наша семья такой была, кроме нас с Леви. Отец, в ссорах с матерью часто кричал, что она нас нагуляла. Забывая, что его мать была почти альбиноской, — Аарон дернул прядь особенно сильно и, услышав недовольное шипение Хобс, поспешно извинился.
— А войну как пережили? Говорят, в те времена евреям там было тяжело.
При обучении в пансионе, Эби редко уделяла внимание истории. По этому предмету у Хобс вообще всегда была твердая тройка, часто скатывающаяся в двойку, но даже она слышала и помнила про гонение евреев нацистами.
— Я не интересовался историей семьи, если честно, — Аарон заколол невидимкой последний вьющийся локон и удовлетворенно оглядел оконченную работу. — Меня куда больше интересовали события настоящего.
Девушка вновь кивнула, признавая такую позицию. Она и сама была из тех, кто редко заботился о минувшем в далекие годы. Как и все, пожалуй, была благодарна героям войны, спасшим их поколение от тирании нацистов, но на этом все и заканчивалось. Она даже не знала точной даты, когда закончилась война — смутно помнила год подписания мирного договора и на этом все.
— Как они погибли? — Эби задает вопрос прямо, без стеснения или какого-то смущения, свойственного подобным темам. Она смотрит решительно в отражение стоявшего за ее спиной парня и пытается по его лицу прочесть содержание его головы.
Этот вопрос, в какой-то степени, провокация. Учение Майкла глубоко отложилось в голове — хочешь узнать человека по настоящему, попытайся выбить почву у него из-под ног.
— Матушка умерла задолго до того, как судный день настал. Райна погибла в автокатастрофе за пару лет до начала конца, — Аарон аккуратно вдел гребень в собранные волосы, не нарушая объемной прически с красиво лежащими кудрями. — Тойбе покончила с собой на первой станции, буквально через пару недель, как мы там оказались.
— А Вель? — Эби не была уверена, что сможет правильно произнести больше всего понравившееся ей имя, потому позволила себе сократить его.
— О, милая Вельвела! Самая храбрая из наших сестер. Названная волчицей, — Аарон замолчал, мечтательно улыбаясь, продолжил осторожно перебирать отдельные пряди, закрепленные невидимками. — Вельвела попыталась убить меня после того, как Лэнгдон заговорил о жестком отборе.
Эби пораженно уставилась в отражение, не в силах представить, насколько глубоко должно быть собственное безумие, чтобы покуситься на жизнь родных людей. Близких по крови. На тех, кого ты знаешь от рождения.
— Вельвела пришла в мою комнату после отбоя. Я спал, видел десятый сон, когда она накрыла мое лицо плотной перьевой подушкой. Я спросонок даже понять ничего не мог, только чувствовал, как кончается кислород в легких и как охватывает ужас сознание. Я понимал, что умираю, но не мог понять почему. От испуга не хватило сил, даже чтобы просто оттолкнуть тщедушную Велью. Если бы не Леви, так бы и задохнулся от рук сестры. До меня она задушила двоих со станции.
Аарон, наконец, отошел в сторону, вглядываясь в серую хмарь за окном. Словно видя там что-то, кроме клубящегося тумана.
— Леви предложил продолжить ее дело, только вот мы вооружились ножами — так было надежнее.
Хобс почувствовала, как потеют ладони, стиснутые меж бедер. Ей стало неловко в комнате с этим человеком. Не то, чтобы страшно, но как-то неуютно. Сил о том, чтобы размышлять о правильности их поступка, попросту не было.
— Так родная сестра показала, что милости не стоит ждать даже от родных. Что надеется нужно только на себя и свое спасение выдирать голыми руками, — Хармон, наконец, замолчал, оборачиваясь к Хобс. Стальные глаза сверкали в неярком освещении, впивались, казалось, в самую душу. Глаза то ли монстра, то ли зверя, то ли кого-то между этими ипостасями. — Ну что, я думаю, мы можем уже выходить.
Аарон бросил взгляд на часы и улыбнулся так безмятежно, словно не он только что рассказал, как они с братом убили всех жителей первого аванпоста. Эби невольно задалась вопросом, сколько времени пройдет, прежде чем она сможет так же спокойно рассказывать о совершенных ею убийствах. Как знать, может и она через время будет рассказывать эту историю, безмятежно попивая чай.
Пока она облачалась в платье, Хармон учтиво покинул комнату, дожидаясь в коридоре. И восторженно присвистнул, увидев ее в дверях. В мягком освещении ткань искрилась золотом и изумрудом, словно настоящая змеиная кожа, туго обнимая фигуру. При каждом шаге левое бедро выглядывало в вырезе подола, демонстрируя гладкую кожу. Аарон удовлетворенно улыбнулся, подставляя локоть спутнице. И не желал сводить с нее взгляд всю поездку в лифте, заставляя Хобс покрываться румянцем. Его внимание неожиданно взволновало.
Гости бала уже во всю отдыхали, когда они с Хармоном вошли в услужливо распахнутые перед ними двери. Удивленные, полные восхищения взгляды то и дело обращались к ним, одаривая Эби вниманием. Ее смелый образ не оставлял равнодушным никого. Ей кивали, салютовали полными бокалами, ее приветствовали — как и всегда, но сегодня в глазах людей было больше какого-то нового выражения. Чего-то, напоминающего одобрение ее смелости.
Аарон перехватил с подноса проходящей обслуги два бокала, протягивая один Эби, и ей стоило больших усилий, принять его безропотно. Она, конечно, понимала, что алкоголь в ее положении не лучший друг. Но и решительно отказаться она не могла — на предыдущих балах, когда она уже знала о своем положении, она держала бокал в руках, как часть образа. Как могла бы держать в руках клатч или другую безделицу, удачно подобранную к платью. С Аароном скрывать, что она не сделает из бокала ни глотка, придется тщательнее.
— Они в восторге от твоего наряда, — Аарон довольно усмехается, делая первый за этот вечер глоток искрящегося шампанского. Обводит взглядом толпу.
— Самая яркая змея во всем серпентарии, еще бы им быть не в восторге.
— Ты последние несколько месяцев законодательница моды, на следующий бал дамы пойдут исключительно в «змеиной» коже.
Хобс иронично вскидывает брови, обращая взгляд на парня, стоявшего рядом.
— Законодательница? — она смеется, прижимаясь губами к бокалу и имитируя глоток, но смоченными остаются только губы. — Не говори ерунды.
— Вспомни сама — ты пришла на бал в летящем платье нежного цвета, следующие два бала женщины пытались выглядеть, как нимфы в летящих нарядах. Ты пришла в искрящемся коктейльном платье и все мигом забыли, что многие месяцы на подобные вечера минимальная длинна юбки была — на ладонь ниже колена. Люди смотрят на тебя, люди пытаются подражать. Уж не знаю, чем ты их так зацепила…
Эби удивленно следит за разряженными дамами и неожиданно понимает, что цвет дамских платьев исключительно в серо-дымчатой палитре. Как на каком-то тематическом вечере. Даже мужские костюмы в преобладающем большинстве выдержаны в серых тонах. И только Элизабет, сидящая на диванчиках в самом конце зала, выделяется кричаще красным платьем с пышным подолом от колена.
Они с Графиней встречаются глазами и, не смотря на разделяющее их расстояние, Эби кажется, что она видит, как неприязненно темнеет зелень женских глаз. Та окидывает их с Аароном цепким взглядом и недовольно поджимает губы.
— Может, наконец, пригласишь меня на танец? — Эби честно не хотела провокаций. Правда. Но ни в какую не могла от них удержаться, видя, каким недовольством пышет Элизабет при взгляде на них.