***
Хобс растерянно разглядывала охапку белых лилий, примостившихся на туалетном столике в ее комнате. Еще двадцать минут назад, когда она направлялась в душ, смыть с себя последствия бессонной ночи, проведенных в баре на втором этаже… В общем, еще двадцать минут назад в ее комнате не было ни намека на цветы. Лилии были оформлены в изящную плетеную корзину, и Эби неуверенно топталась на пороге ванной, чувствуя, как по икрам медленно скатываются холодные капельки воды. Она была абсолютно точно уверена, кто являлся отправителем. Готова была поспорить об этом на собственную жизнь. Но вопреки обыкновению, ни скрытого удовольствия, ни смущения, ни даже злости Эби не испытывала. Мысль, что Майкл опять принялся оказывать ей знаки внимания, вызывала глухую настороженность. Эбс была готова стартануть с места и добровольно выбежать в ядерную зиму хоть в одном полотенце, если бы уловила хоть один тонкий намек на опасность для себя. Только вот лилии выглядели слишком невинно, для того, кто их отправлял. Собравшись с духом, Хобс в пару шагов преодолела разделяющее ее с подарком расстояние и решительно, безжалостно и совсем неаккуратно поворошила нежные бутоны в поисках записки. Которая нашлась едва ли не на самом дне, среди стеблей.«Надеюсь, ты составишь мне компанию сегодня вечером. МЛ.»
В надписи не чувствовался вопрос или просьба. Хобс почти слышала этот спокойный голос, с железной непоколебимостью ставящий ее перед фактом предстоящего ужина. Почти видела эти бездонные, как небо прежде, глаза, глядящие на нее открыто, властно, уверенно. Эби вздрогнула, слишком живо представив себе образ Майкла, приглашающего ее, вероятнее всего, на ужин, и раздраженно тряхнула головой. А потом одним прикосновением указательного пальца обратила флористическое произведение искусства в серый пепел, кривя губы и получая от этого странное, почти эйфорическое удовольствие. Если Лэнгдон решил, что, как и прежде сможет играться с ней, одним своим взглядом порождая в ней трепет, то он явно не до конца оценивает сложившуюся ситуацию. Возвращаться в швейный цех после всего пережитого было странно. Действительно странно. Пару дней назад она сидела здесь и строила из себя жертву обстоятельств и жизни, но в этом больше не было нужды. В двустворчатые двери Хобс заходила с поднятой головой, свободно расправленными плечами и непоколебимым взглядом. Будь все по ее плану, после смерти Элизабет она бы еще пару дней строила из себя то, что строила — забитую, испуганную девчонку. Но Лэнгдон так или иначе знал о ее поступке, знал и не наказал, и Эби не видела смысла кривляться дальше, примеряя на себя чужую, отвратительную теперь личину «жертвы». Женщины цеха провожают ее разными взглядами, и в чьих-то глазах она отчетливо видит упрек, в чьих-то немое, не до конца осознанное одобрение, кому-то просто любопытно или непонятно. Ткань под швейной иглой машинки споро складывается в костюм — брючный, полуклассический, с завышенной талией светло-серого цвета. Эби шьет едва ли не на глазок, твердо решив, что на следующий бал, если ее все же заставят, она явится в нем. Наплевав на дресс-код и правила, наплевав вообще на все. Просто придет в брюках, и начнет новую феминистскую борьбу за права женщин ходить в штанах. Не то, чтобы ей особо это здесь запрещали, но на мероприятия требовалось соблюдение традиций, а Эби как никогда хотелось плюнуть в лицо общепринятым устоям. Фигурально выражаясь. Когда часы отбивают обеденное время, Эби с легкой улыбкой провожает удаляющиеся спины товарок, и с интересом оглядывает почти оконченный результат. В голове у нее к этому времени почти пусто, как в космосе меж космических тел. Вакуумно. Хобс задумчиво глядит в подернутое серой хмарью окно и отстраненно размышляет, чего ей будет стоить покинуть это место. Хватит ли ее сил, чтобы противостоять ядерной радиации, царящей за бетонными стенами Святилища — ведь те ведьмы пришли на аванпост без какой-либо защиты — или не стоит строить столь грандиозные планы. Ей требуется пара долгих мгновений, чтобы настроиться на то будущее, где она сию же минуту покидает Святилище, и перед глазами встает картинка — ее тело, в разодранной одежде валяется поперек разбитой лестницы. На лице, изрытом язвами, отчетливо виднеются следы укусов, будто кто-то остервенело рвал плоть с ее лица, торопясь отхватить кусок побольше. Правый глаз выбит и под запекшейся кровью, над глазницей, в ране на брови отчетливо видна белеющая кость. Видение схлынуло, оставив в груди неуютное чувство, похожее на страх. Напрочь отбивающее желание даже попытаться. Забывчиво сжав в кулак брючину, Эби шикнула — забытая игла в ткани болезненно ткнула в ладонь. Светло-серая плотная ткань моментально впитала небольшую капельку крови, заставив Хобс остервенело отбросить на стол недоделанную работу. В слепом порыве ярости она попыталась смахнуть со стола швейную машинку, но та была намертво прикручена к столу и даже не подумала шелохнуться. Всю оставшуюся смену она раздраженно правит брюки, переделывая прямой покрой от бедра в зауженные «дудочки». И только с командой Элис об окончании рабочего дня, удовлетворенно обрезает нитки. Часы на дальней стене показывают ровно шесть часов вечера, и Хобс понимает, что вместе с осознанием времени, в груди у нее поселяется неприятное волнение. Предчувствие последствий, что повлечет за собой ее решение. Она ведь совсем не собирается составлять Майклу компанию. Ни сегодня, ни завтра, ни так долго, как только сможет. Когда Хобс появляется в столовой, та почти пустеет. Лишь у стойки раздачи блюд копошатся по ту сторону прилавка местный поваренок — молодой парнишка Томас Грей, не так давно отметивший свое семнадцатилетие. Парень сметал что-то явно стеклянное из-под прилавка, периодически врезаясь головой в железные края буфетной витрины и громко, нецензурно при этом матерясь. — Томас? — Эби встала совсем рядом, опустила поднос на стол, и виновато поморщилась, услышав отчетливый звук очередного удара головой. — Ты в порядке? Выползая из-за прилавка, парень шипел и раздраженно тер курчавый затылок, но на Эби смотрел совершенно беззлобно, что значительно сбавило ее чувство неловкости и вины. — Нет, сегодня все совершенно валиться из рук. Она понимающе усмехнулась, кивая головой на остатки куриных крылышек в панировке и легкий овощной салат, заправленный маслом и кунжутными семечками. — Что-то случилось? Ее вопрос заставил узкое веснушчатое лицо парня насупиться в явных сомнениях, и на короткое время, пока он накладывал ей ужин, между ними повисла тишина. Не то, чтобы ее действительно это интересовало. Точнее, интересовало, но как-то фоново, из простого желания не становится совсем уж одиночкой. Вопреки всему, меньше всего Эби хотелось окончательно оттолкнуть от себя всех живущих в Святилище. Во всяком случае теперь, когда ее сердце освободилось от выедающего чувства ярости и жажды отмщения. Во всяком случае, пока никто из этих окружающих не стал ее прямой проблемой. — Ничего особенного, просто всю ночь кошмары снились, — сокрушенно поделился паренек, протягивая Эби тарелку. Хобс устраивается у самого дальнего в зале стола. По крайней мере, этот стол кажется дальним, если оценивать расстояние от парадного входа в столовую. Эби же едва ли не в первые дни своего здесь пребывания разглядела неприметную дверцу за одной из колонн. Дверца была завуалирована под стену, была почти неразличима для взгляда, но Хобс ее каким-то чудом приметила. И сейчас предположила, что сможет скрыться за этой тайной дверью в случае, если придется предпринимать капитуляцию. Куриные крылья в панировке приятно хрустели, овощной салат скрашивал жирность жареной птицы, и в целом она была бы вполне довольна ужином, если бы не засевшая в голове мысль. Мысль, навевающая странное волнение. Томас обмолвился о кошмарах, и только сейчас Эби придала этому значение. И дело даже не в том, что ее саму среди ночи явно разбудил кошмар, и что два этих случая совпадают. Дело было в том, что поваренок был не первым, от кого Хобс слышала про кошмары прошедшей ночью. В цехе она слышала, как три швеи, имен которых Эби не могла вспомнить, как не старалась, обсуждали кошмары. Содержание которых они не помнили, но которые немало нервов попортили по пробуждению. Обсуждавшие это женщины списали все на смерть графини, случившуюся на глазах стольких свидетелей. Эби, признаться, и сама грешила на это, а потому не отнесла эти случаи к проявлению закономерности. Насмотрелись люди, живущие в тепличных условиях Святилища, на жестокость их господина. Прониклись. Словили откат в виде кошмаров. Типичная реакция подсознания на пережитый страх. Но проблема была в том, что во время банкетов весь персонал кухни находится на кухне — готовит легкие закуски, моментально исчезающие со столов, приводит в порядок кухню к следующему дню, делают заготовки для завтрака на целую ораву проживающих в Святилище. Об этом Эби узнала от Киры еще в те времена, когда более-менее общалась с женщиной. Значит Грей не мог видеть, как с графиней обошелся Майкл. Не мог даже слышать зарождение конфликта, потому что кухня находится от бальной залы на приличном отдалении и совсем не с той стороны, с которой разъяренная Элизабет примчалась в тот вечер мстить якобы убийце ее сына. А это наталкивало Хобс на определенные размышления. Закончить, как и хоть сколько-нибудь начать, свои размышления Эбигейл не дали — стул напротив противно скрипнул металлическими ножками по кафелю. Хобс, успевшую затеряться в собственных мыслях, осчастливили широченной улыбкой, совсем не подходящей ни месту, ни антуражу их знакомства. Во всяком случае, сама Эби после апокалипсиса себе так улыбаться не позволяла — поводов откровенно недоставало. — Наконец-то вижу знакомое лицо, — Андерсон просканировал ее цепким взглядом темных глаз и удовлетворенно сощурился. — Я уж думал, что так и придется лицезреть напыщенные физиономии этих раздутых индюков. Эби позволила себе скептически приподнять бровь, не торопясь ни вдаваться в расспросы, ни как-либо иначе поддерживать разговор. Синеволосый не вызывал у нее ни светлых чувств, ни особенных опасений, и она бы предпочла по возможности игнорировать нового поселенца Святилища. Только вот сам новый поселенец явно не собирался игнорировать ее персону. — А ты не из болтливых, да? — не переставал разбрасываться обаятельными улыбками парень, откидываясь на спинку стула и поплотнее запахивая темно-серый полувер. — Может расскажешь что-нибудь про это место, что стоит знать новеньким, не желающим попасть в просак? Эби нахмурилась, не отводя взгляда от черных провалов глаз. Настолько темных, что невозможно было отличить зрачок от радужки. Хобс казалось, что если у Дьявола и существовала физическая оболочка, вкупе с глазами, то глаза уж точно выглядели как у Кая Андерсона. — Тебе разве не выделили личного куратора? — далеким от дружелюбия тоном намекнула Хобс, не желая и не собираясь изображать симпатию к этому человеку. Андерсон ее настрой словно бы не замечал. А если и замечал, то очень искусно умудрялся игнорировать. — Ты про мисс Томпсон? Ужасно скучная стерва, отчаянно пытающаяся изображать из себя святую невинность. Такая скорее наплетет с три короба, желая увидеть, как ты попадешь в неловкую ситуацию. Хобс слушала молча, не позволив себе дрогнуть ни единым мускулом лица. Хотя желание скривиться едва ли не душило. Андерсон раздражал ее. Ей хотелось отшвырнуть его от себя подальше, уйти из столовой и как можно скорее помыть руки. Или хотя бы протереть антисептиком. Во всей фигуре Кая сквозило что-то тухлое, с откровенным душком, вызывая желание убраться как можно дальше. И ни проникновенное заглядывание в глаза, ни милые улыбки не спасали его в восприятии Эби. — Куда разумнее, как мне думается, пообщаться с кем-то вроде тебя. Умеющей слушать, наблюдать, находить полезные знакомства. Ей многого стоило, сдержать грубость на языке. Из простого нежелания наживать новых врагов на пустом месте. — Я не ищу друзей и знакомств, так что ты не по адресу. Она поднялась из-за стола поспешно, не давая синеволосому завести новый разговор, и ушла, пожалуй, слишком поспешно. Даже поднос со своей едой забыла отнести на стойку грязной посуды, но возвращаться, как и волноваться об этом хотелось меньше всего на свете. На часах стрелки отсчитывают пять минут восьмого и Хобс старательно выдумывает, чем бы занять себя на ближайшие пару часов. До сна было еще прилично времени, вариться в одиночестве собственной комнаты желания не было. Мысль остаться одной почему-то именно теперь вызывала огромные опасения, а потому Эби приняла капитуляционное решение посетить бар. Внутри плещется странное чувство, очень напоминающее белый шум. Вышагивая в сторону лестниц, она вдруг отчетливо поняла, что не совсем понимает, что ей нужно теперь. Как жить дальше. Оказалось вдруг, что она совсем не готова к этому размеренному, монотонному выживанию теперь, после того как несколько недель находилась в эмоциональном напряжении, высчитывая каждый свой шаг. Что отсутствие цели в жизни, цели для борьбы, ей совершенно не видится ее собственное будущее. Она представила себе, как несколько лет, а то и десятков лет, она встает в одно и то же время, тратит пол дня на пошив одежды для жителей аванпоста, как ужинает и отправляется спать… День сурка обрисовался в ее воображении так живо и отвратительно правдоподобно, что где-то в груди протестующе защемило. — Привет, Эби, — Лиз приветливо улыбается окрашенными в баклажановый тонкими губами, стоит Хобс попасть в поле зрения бармена. — Привет Лиз. Нальешь мне бурбона? Эби устраивается на высоком барном стуле, попутно окидывая столики утомленным взглядом. На удивление, она не находит ни привычной Салли с бокалом виски в руках и зажатой в зубах сигаретой, ни Дрэйка с распущенным галстуком и заговорщицкой полуухмылкой на губах, ни Марча, нет-нет, да заглядывающего в бар. Не было даже вечно ошивающегося поблизости от Лиз Тристана. — Остальные тоже решили попрятаться от Майкла? — без особого интереса уточняет она, делая первый, самый неприятный глоток обжигающего напитка. Дальше, как правило, пить забористую дрянь было легче. Лиз подается вперед так неожиданно, что Хобс вздрагивает, неловко клацая зубами о стекло бокала. Резкая перемена в призраке вызывает у нее странный, почти иррациональный испуг. Особенно сверх меры обеспокоенное выражение лица, изрытого морщинами. При условии, что еще пару мгновений назад Тейлор была спокойна и безмятежна. — Я не знаю, что происходит, Эби. Никто не знает, но призраки стали пропадать. Хобс теряется ровно на минуту, пока силится собраться с разбегающимися тараканами мыслями. Ей даже на мгновение кажется, что Лиз просто подшучивает над ней, а потому тянет неуверенно и глухо: — Ты шутишь ведь, верно? Но женщина напротив качает головой, так же растерянно. — Нет, пташка. Вовсе нет. Помнишь двух светленьких девушек, что иногда мелькали в баре? — транс дожидается утвердительного кивка и вздыхая, продолжает рассказ: — Агнета и Вендела. Они пропали бесследно и никто не знает где их искать. — Вы уверены, что они пропали? Может прячутся от Лэнгдона, — Эби не знает, но ей почему-то становится жутко, даже не смотря на то, что из всей вереницы призраков дело ей было максимум до Лиз и Марча. — Я не знаю, как объснить тебе, но мы чувствуем друг друга. На подсознательном уровне всегда ощущаем каждую заточенную душу в отеле. Но их… Просто нет…