Из пепла - Мир.

      Хобс хватает трех бокалов, растянутых на два часа, чтобы знатно окосеть. Еще полтора бокала она цедит все три часа, бездумно пялясь в стену с «алкогольными полками» за спиной Тейлор. Алкоголь неповоротливо плещет в полупустом уже желудке, толкается обратно к глотке, но Эби только кривится и упорно заливает в себя очередной глоток. Она сидит за баром почти пять часов. И Лиз уже оставила всякую надежду завязать с ней диалог, уяснив, что сегодня девушка не настроена на общение. И вот Эби просто накачивается дорогим пойлом когда-то люксового заведения, размышляя обо всем и ни о чем разом.       Иногда она думала о том, что ее жизнь полна разочарований, дешевых клише из голливудских драм и прочего малоприятного дерьмеца, без которого вполне можно было бы обойтись, но все как-то не получается. Иногда она корила себя за вот это вот расхлябанное, полуживое состояние, когда можно было бы взять задницу в руки и попытаться исправить в своей жизни хоть что-то. Найти способы избавиться от Лэнгдона, например, или напротив, установить с ним перемирие и не впадать в депрессию всякий раз, как их отношения меняют траекторию.       Приспособиться. Эта мысль навязчиво крутилась у Хобс в голове все то время, что она пыталась добить последний, пятый бокал бурбона, беспокойно покачиваясь на высоком барном стуле.       Когда ее одолела пьяная икота, Лиз решительным жестом отобрала у Эби бокал из слабеющих пальцев и непримиримо отправила спать. Попытка встать на ноги закончилась печально и позорно — Хобс оступилась, ноги подогнулись, и она ощутимо приложилась подбородком о барную стойку.       Где-то в сознании вспыхнуло. Ополовиненные, а где-то и непочатые бутылки с алкоголем за спиной Тейлор поплыли перед глазами, и зубы от пришедшей после удара боли свело. — Так, кажется, ты не слабо перебрала, и неровен час, убьешься где-нибудь по пути, — бармен швырнула белоснежное вафельное полотенце на стойку и мученически оглядела свою нерадивую клиентку. — И где носит Тристана, когда он так нужен?       Эби не находила слов для ответа. Откровенно говоря, она вообще слабо воспринимала действительность, лишь вцепилась в столешницу побелевшими от напряжения пальцами и все старалась не завалиться в сторону. — Ладно, давай-ка я тебе немного подсоблю.       Эби не заметила, в какой момент участливая подруга оказалась рядом и услужливо подставила свое крепкое не по-женски плечо. Обошла ли она барную стойку подобно смертному или воспользовалась призрачным перемещением. Просто в какой-то момент чужая рука помогла тверже утвердиться в пространстве.       Путь до лифта оказался настоящим испытанием, потому что неверные ноги то и дело норовили подогнуться в коленях. Несколько раз Тейлор ловила ее у самого пола. И да, призрак наверняка что-то говорила ей, Эби слышала, но не понимала, что именно. Зато, когда дверь ставшей уже родной комнаты отворилась и Хобс увидела в свете напольного бра сидевшего в ее кресле Лэнгдона, способность воспринимать действительность вернулась к ней резко и беспощадно. Так беспощадно, что у нее даже запищало в ушах, и картинка перед глазами наконец перестала раскачиваться. Правда тошнота толкнулась к горлу усерднее и Хобс по-настоящему жалко застонала. — Кажется, у нас с тобой серьезные проблемы.       Либо Лиз умела читать мысли, либо Эби умудрилась как-то невербально сообщить о своих намерениях, но до туалета призрак дотащила ее вовремя. Бунтующий желудок как раз решил избавиться от избытка алкоголя. — Он, наверное, убьет меня, — с фаталистичным весельем успела прошептать Хобс, прежде чем согнуться в очередном приступе рвоты. Алкоголь вперемешку с желудочным соком оставлял на корне языка мерзко-горькое послевкусие. — Ну, может и не убьет, — Лиз в лучших традициях хорошей подруги держала темные короткие волосы, второй рукой поглаживая содрогающуюся спину. — Почему он вообще должен? — Почему должен меня убить? — убедившись, что желудок больше не пытается вывернуться наизнанку, Эби с трудом поднялась с кафеля, зигзагообразной походкой направившись к умывальнику. — Потому что я должна была поужинать с ним этим вечером и проигнорировала приглашение. — Мда уж.       Содержательный ответ был единственным, что Тейлор смогла выдать на ее признание. И непонятно было, что крылось под этим набором звуков — осуждение ли, сочувствие. Потому на долгие минуты в ванной комнате воцарилась глубокая, содержательная тишина. И даже если призрак женщины в неправильном от рождения теле и был не согласен с решением Эби, Лиз не торопилась ее порицать.       Только когда следы плохого самочувствия были смыты с лица и начисто выполосканы изо рта, а Эби твердо встала на ноги, Лиз подала активные признаки жизни. Призрак неловко улыбнулась, заботливо и, наверное, даже сочувственно коснулась затянутого в свитер плеча холодной рукой. Проникновенно заглянула в глаза, и сказала фразу, которую Эби не очень-то хотелось слышать: — Я бы хотела остаться с тобой и поддержать, Эби, но ты сама понимаешь, что я вынуждена сейчас уйти. — Да, конечно, — Хобс выдавила одну из своих жалких, все понимающих улыбочек, стараясь не выдавать того смятения и неуверенности в собственном завтрашнем дне. — Он не сделает тебе ничего страшного, если ты сейчас не будешь его провоцировать. В конце концов, если бы он хотел убить тебя, то сделал бы это уже очень давно. Но ты зачем-то нужна ему. — Да, — она кивнула, убирая с лица влажные после умывания пряди. — Может он даже влюблен в меня…       Смешок у нее вышел невеселый. Такой же невеселый, как нелепая шутка. Обе растерянно замолчали, не зная толком, как расстаться и стоит ли вообще. — Постарайся не злить его и не делать глупости. В общении с тобой Майкл продолжает демонстрировать удивительное терпение, но не уверена, что оно у него безграничное. — Спасибо за подбадривание. Мне сейчас прямо легче стало. — Я пытаюсь оградить тебя от ошибок, свойственных твоему вспыльчивому характеру, — женщина улыбнулась, сверкая в искусственном освещении темно-карими глазами. — Иди уже. Чем дольше ты меня настраиваешь, тем больше я боюсь.       Она осталась одна. Не впервой, конечно, но ощущения всякий раз были не из приятных, и всякий раз было как в первый. Где-то и когда-то она читала, что жизнь человека подразумевает одиночество. Что мы приходим в этот мир в одиночку, и уходим из нее тоже одни. Она не всегда была согласна с этой философией, но сейчас как никогда остро ощущала ее правдивость.       Майкл в кресле, казалось, даже не шелохнулся. Все так же сидел нога на ногу, вальяжно откинув локти на подлокотники. Только вот глаза, потемневшие то ли от освещения, то ли от недовольства, неотрывно следили за ней, пока она продвигалась к креслу. — Ты проигнорировала мое приглашение.       Простая, спокойная констатация факта. От которой все внутри начинает скручиваться морскими узлами.       Хобс разглаживает на коленях плотную ткань брюк, тяжело вздыхает. Ей бы понять, как вести себя с Майклом, для собственного спокойствия, но вряд ли прямой вопрос в лоб прояснит хоть что-то между ними. — Да.       Голос ее звучит глухо из-за раздраженного спазмами горла. — Мне казалось, отношения между нами наладились, — он сечет ее взглядом вдоль и поперек, выискивая что-то на ее лице. — Мне тоже так казалось.       Он улыбается желчной, ненатуральной улыбкой, что делает от природы красивое лицо неприятным и злым. — И что теперь? Будешь воевать со мной, как многие ведьмы до тебя? — Послушай, я не знаю. Не понимаю, понятно?! Я просто хочу жить. Вдали от тебя, вдали от бесконечных подковерных игр социума. Просто! Напросто! Жить! — Хобс срывает голос, последние слова выкрикивая от переизбытка чувств, и судорожно дышит, обнаружив себя на ногах. Хотя где-то пару минут назад она точно сидела в проклятом кресле. — Вдали от меня? Ты знаешь где выход, — Майкл склоняет голову к плечу, довольно щуря голубые глаза, глядит на нее выжидающе, точно зная, что скрывается за повисшим после его слов молчанием. — Но ты не можешь, верно? Ты боишься…       Эби ежится, когда он встает на ноги, в один шаг сокращая расстояние между ними до минимума. И он снова давит своей близостью, как, казалось бы, целую вечность назад, там — на аванпосте. Тогда она больше внимания обращала на сексуальный подтекст — кто знает, может его тогда и не было, и она сама придумала это себе — сейчас же от нависающего над ней мужчины Хобс чувствует только угрозу. Тяжелую, легко различимую, многообещающую. — Тебе не хуже меня известно, что за стенами этого здания ты никто. Что без меня ты давно была бы мертва, — Майкл роняет слова вкрадчиво, почти шепчет, но за этой мягкостью таится обнаженная, остро заточенная сталь, и Эби как никто об этом знает.       И тем не менее… — Ты тоже. Был бы мертв без меня, — Майкл удивленно вскидывает брови, когда ей хватает смелости встретить его взгляд прямо, перебарывая страх. — Ты забываешься.       Эби не знает, зачем. Просто вскидывает руку, действуя словно по чьей-то указке, и когда ее пальцы касаются его виска, свет вокруг них меркнет.       Она показывает ему все. Все свои видения будущего, что могло, но не случилось с ними. Показывает его возможную смерть от вмешательства ведьм Робишо, показывает Ника, и даже зная, что Лэнгдона последнее видение скорее всего не тронет так, как ее, чувствует злое удовлетворение. А когда видения заканчиваются, получает звонкую оплеуху наотмашь. — Если ты еще раз посмеешь применить ко мне магию, — Майкл остервенело одергивает рукава черного пиджака, гневно кривя губы. — Я сверну тебе шею.       Дверь за ним захлопывается с шумом, вынуждая Эбс вздрогнуть всем телом. Скула пульсирует и наливается болью, но Эби чувствует удовлетворение — в этом раунде она считала себя безоговорочным победителем.

***

      Утро встречает Эби чувством разбитости и головной болью. Где-то на краю сознания плавает вялая догадка о том, что с алкоголем в ее жизни пора завязывать, но, когда раздобытые на кухне таблетки анальгетика начинают действовать, идея эта пропадает до лучших времен.       В столовой Святилища она морщась вслушивается в гомон людских голосов, без аппетита пережевывая глазунью. Забавное дело, Эби терпеть не могла яичницу в любых ее проявлениях, и была вынуждена мирится с нею в Святилище — ничего другого на завтрак тут просто не подавали. Хотя, стоило признать, это было все же лучше вынужденной голодовки на аванпосте. Теперь ее желудок хотя бы не прилипает к позвоночнику. — Я думаю, мы как-то неправильно начали.       Андерсон падает на стул напротив нее, неловко толкая ее поднос с едой и пиная Эби под столом. Она надеется — случайно. Глаза у Андерсона искрящиеся, что странно при почти черном цвете радужки, а тонкие губы тянутся в такой дружелюбной улыбке, что будь Хобс хоть на йоту наивнее, безоговорочно поверила бы ей.       Эби не торопится отвечать. Все так же медленно пережевывает отвратительный на вкус жидкий желток с хлебом и не сводит с Кая немигающего, скептического взгляда. Ей даже, на минуту, становится интересно, зачем она так понадобилась ему. С трудом верилось, что он проникся к ней симпатией только потому, что она показала ему дорогу до комнаты. — При знакомстве ведь принято рассказывать что-то о себе, верно? — он хмыкнул, словно вспомнив что-то веселое, с энтузиазмов размазал желток собственной яичницы по тарелке. — Как-то в детстве отец купил мне велик. Не самый дорогой, но у многих в моем классе не было и такого, и я был так счастлив, понимаешь? Целыми днями на нем катался, приезжал только под вечер. Сам не заметил, как скатился по учебе. И знаешь, что сделал мой отец?       Эби думала, что Андерсон слишком много болтает. Для человека, который пытается кому-то понравится — преступно много. Кто любит навязчивых болтунов?       Всплывшие в голове воспоминания и ассоциации заставили вздрогнуть и почти с ненавистью уставится в лицо говорящего. — Он сломал мой велик прямо у меня на глазах, представляешь? Просто переехал его на своей тачке. Я тогда рыдал как девчонка, да, — Андерсон закончил рассказ ехидной усмешкой, словно бы не замечая агрессии в ее глазах, и принялся с энтузиазмом пережевывать собственный завтрак. — А у тебя, есть какие-нибудь детские воспоминания? — Да, как на моих глазах утонула моя лучшая подруга, — Эби скинула в полупустую тарелку ставшие ненужными столовые приборы и торопливо поднялась на ноги.       Ей срочно, вот прямо в эту минуту, необходимо было оказаться как можно дальше от Андерсона. Желательно, на другом материке.       Возможно, Андерсон сказал ей что-то в след, Эби не разобрала, слишком занятая своими мыслями и желанием поскорее спрятаться в швейном цеху.       Рабочее место встречает привычным шумом работающих швейных машин и сосредоточенным молчанием коллег. Эби отстрачивает новые комплекты белья и кухонные полотенца, действуя почти автоматически, но буквально усилием воли принуждает себя сосредотачиваться на каждой строчке ниток — лишь бы не думать о собственных выводах, сделанных по Каю Андерсону в столовой. Она ведь действительно раньше сталкивалась с подобной настойчивой болтовней, с нежеланием другого человека оставить ее в покое. Тогда все закончилось печально, а ведь Том даже не был психопатом. — Эби, можно тебя на минутку? — Элис, замершая на пороге своего отдельного кабинета, небрежно опиралась на косяк двери, скрестив пухлые руки на груди.       Хобс удивленно осмотрелась, перехватывая заинтересованные взгляды соседок по рабочему месту. Вызов в кабинет начальства был не частым событием в их богадельне. Задания об общих пошивах висели на информационной доске, откуда каждый желающий мог прихватить себе дополнительную работу кроме частных заказов; а Элис Дольетто была слишком нетребовательным начальством, чтобы дергать подчиненных к себе на ковер по всякой мелочи.       Поэтому то, что сейчас Элис вызывала к себе Хобс, было странным.       В кабинете урожденной латиноамериканки было тесно, слегка захламлено и соблазнительно пахло соленым ирисом. То, что конфетки в вазочке на краю письменного стола были именно солеными, Эби знала чисто интуитивно и была в этом уверена на все сто процентов. — Хобс, я знаю, что в последнее время жизнь тебя не слабо потрепала, и поверь, я с радостью бы дала тебе время передохнуть, но, к сожалению, распоряжения мистера Лэнгдона я проигнорировать не могу, — старшая швея недовольно поджала губы, скользя взглядом тепло-карих глаз по бесстрастному лицу подчиненной. — Сегодня утром он распорядился, чтобы ты пошила наряд для Кая Андерсона к предстоящему приветственному ужину завтра вечером, а также стала личным портным самого Лэнгдона с этого дня. — Он, блять, издевается надо мной.       Она не была удивлена. Совсем нет. Просто в очередной раз, с блядской утомленностью осознала, что это исчадие не оставит ее в покое. Не в этой жизни. Вопрос только в том, даст ли он ей умереть, если она захочет этого сама и дерзнет. — Извини, девочка, но я надеюсь, что ты понимаешь, — Элис многозначительно замолчала, сверля Эби красноречивым пристальным взглядом. — Да? Что именно? — Хобс всегда любила прикидываться дурочкой в подобных ситуациях. — Ты не можешь отказать. Я не могу отказать…       Дольетто наверняка сказала бы что-то еще, но Эби набралась наглости перебить женщину на полуслове: — Да-да, все мы тут ходим под ним и дышим во славу его. Я в курсе. Могу идти?       Эби хотелось… Сломать что-нибудь. Просто так, чтобы выпустить в окружающий мир то неразборчивое чувство, ворочающееся в ее груди.       Майкл играл с ней. Продолжал играть даже после всего того, что ей уже пришлось пережить по его вине — косвенной или прямой. Хобс в который раз задумалась о возможности побега и едва не смела все со своего рабочего стола, возвращаясь на место. Ей теперь предстояло провести черте знает сколько времени с Андерсоном — пошив одежды означал снятие мерок, предварительную примерку и подгон сметанного изделия, и уже только потом окончательный пошив.       Хобс запихивает в глубокие карманы черных кюлот блокнот с огрызком карандаша, вешает на шею сантиметр с тонкой белой веревкой, и несколько раз глубоко вздохнув, отправляется на поиски Андерсона. Он, конечно, мог бы и сам прийти, как делают это большинство ее заказчиков, но Хобс хотелось разобраться с этим как можно скорее, не оттягивая и не истязая себя ожиданием неотвратимой встречи с мутным парнем.       Она проходит по этажам с рабочими цехами, без особого энтузиазма интересуясь у каждого встречного местонахождением синеволосого психопата, и каждый, как назло, видел Кая «вот только что». К тому моменту как за спиной остался научный отдел, Хобс была готова придушить неудавшегося сенатора собственным сантиметром. Просто потому, что Андерсон казался неуловимым, и это страшно бесило.       Обнаруживается он в собственной комнате, с белым полотенцем на шее и едва держащимися на бедрах черными джинсами. С мокрыми, потемневшими от воды до цвета индиго, волосами и медленно скатывающимися капельками воды по едва обозначенными кубикам пресса. — Чем я могу помочь? — Андерсон смотрит на нее участливо, слегка изгибая брови, выглядит дружелюбным и Эби стоит больших усилий чтобы не закатить глаза на его показную невозмутимость. — Лэнгдон распорядился, чтобы я приготовила тебе наряд на завтрашний вечер. — О, супер! Проходи, — Андерсон сторонится, оставляя неприлично мало места для прохода.       Хобс приходится протискиваться в комнату, неловко мазнув Кая плечом, и будь она проклята, если не уловила боковым зрением его довольную физиономию.       В комнате парня было светлее, чем в ее. Золотисто-персиковые обои в аккомпанементе мебели из темного дерева, высокий книжный шкаф во всю северную стену, все это наполняло пространство необъяснимым уютом и Эби почти чувствует зависть по этому поводу. — Ты так и не… — Просто заткнись и встань сюда, — Хобс режет Кая острым взглядом и кивком головы указывает к пустому пространству у окна. — Ладно.       Он кривит губы в ехидной усмешке, скидывает полотенце в одно из стоявших за Эби кресел и кривя губы на одну сторону в подобии улыбки, замирает напротив, раскинув руки в стороны. Словно готовясь к распятию. Эби приходится прикладывать усилия, чтобы не терять самообладания, потому что в тот момент, как она повязывает ему веревку на талии для удобства, черные глаза недвусмысленно опускаются в вполне себе скромный вырез ее белой водолазки. — Почему именно швея?       Эби приходится почти прижиматься к нему, когда дело доходит до замера обхвата груди и талии, и Андерсон непроизвольно понижает голос — когда ухо собеседника находится в паре сантиметров от твоего рта, кричать вовсе не обязательно. И момент, словно на зло, выходит раздражающе интимным. Не в сексуальном плане, скорее в каком-то эмоциональном. — Почему ты так прицепился ко мне? — вопросом на вопрос отбривает Хобс, впервые прямо взглянув парню в глаза с момента, как переступила порог его комнаты. — Ну, ты мне понравилась. Есть в тебе что-то, располагающее к себе.       Эби разворачивает синеволосое чудо спиной, чтобы замерить высоту спинки. Она записывает показатели, почти не отвлекаясь на мысли и самого Андерсона, но как-то невольно отмечает, что стоит ей коснутся его шеи и поясницы, и бледная кожа на широких мужских плечах покрывается мелкими мурашками. И это ей совсем не нравится. — Я выбрала шитье, потому что это просто, и я умею это еще со школьных лет. — Не любишь сложности? — Стараюсь избегать их.       Хобс присаживается на корточки, замеряя длину штанин, а после этого ненадолго замирает, пытаясь уговорить себя, что это просто ее работа. Честно говоря, мужчинам в Святилище она редко шила одежду — за костюмами джентльмены в большинстве своем предпочитали обращаться к Тайлеру — единственному мужчине в их большом коллективе портных. И вот такие моменты Эби ненавидела больше всего в снятии мерок с мужчин.       Хобс становится сбоку от парня, просовывая руки меж его ног, и как можно быстрее замеряет так называемую «длину седла». — Аккуратнее, — Андерсон дергается, когда сантиметр натягивается, опускает к ней темные глаза, и Эби старательно избегает этого взгляда, кривым почерком записывая мерки в блокнот. — С этим местом нужно быть поделикатнее. — Извини.       Извинения выходит не искренними и Эбс уверена, это слышит не она одна, но Андерсону хватает такта не продолжать тему своих едва не пережатых яиц. — Как ты попала в Святилище? — он улыбается, мягко и располагающе, пока она замеряет обхват шеи и высоту стоечки, и все не сводит с нее своих блядских темных глаз.       Эби с удовольствием выколупала бы эти глаза десертной ложкой, потому что их немигающий взгляд чертовски выводил ее из себя. Психопат с манией величия в целом уделял ей слишком много внимания и вкупе со всем, что с ней приключилось в этом Богом проклятом месте, это нервировало похлеще лэнгдоновских игр. — Так же как ты, как Аманда Смит из отдела разработок, и как братья Хармоны, — она нервно жмет плечом, чувствуя, что предел ее терпения к этому человеку буквально утекает с каждой секундой, проведенной в этой комнате.       Хобс не знала, точно ли боится его, но где-то в самой глубине, в тесноте меж ребер, при взгляде на этого мужчину с по-подростковому синими волосами, поселялось странное напряжение, настойчиво советовавшее держаться подальше. Это походило и не походило одновременно на то, что она испытывала рядом с Лэнгдоном, только вот отношения с Майклом крепились на ее первоначальной глупой привязанности. С Андерсоном такого, к ее величайшему облегчению, не было. Она бы не пережила влюбленности в еще одного конченого ублюдка. — Какой цвет предпочитаешь? — Эби окидывает парня придирчивым взглядом, силясь придумать, что подошло бы к его дурацкому цвету волос. Корни которых, к тому же, начинают отрастать невзрачным мышино-русым цветом. — Смотря какого цвета будет твое платье, — шизоидный сученок улыбается ей во всю ширь наглой улыбки и Эби отчетливо слышит, как скрипят ее зубы.       Из комнаты она выходит, едва не пробивая шпилькой паркет, от души хлопнув дверью вместо прощальных слов.       Она ненавидела таких самоуверенных людей. Не умеющих вовремя закрыть рот и прикрыть фонтан собственного энтузиазма. Не обращающих внимания на то, что не нравятся собеседнику. В том плане, что вели себя так, словно ничего не происходит. Эби когда-то давно сделала исключение для Тома, потому что Томас был очаровательным молодым человеком с добрым сердцем и широкой душой. Для кого-то вроде Кая она уж точно не станет делать исключений.       Хобс перерывает кладовку с тканями общего пользования, едва не вышвыривая не подошедшие рулоны в общий зал. Эмоции все еще клокотали где-то в горле, и Эбс всерьез начинала задумываться о том, как с меньшими потерями и последствиями выплеснуть этот ураган. Потому что идти в таком состоянии к Лэнгдону, означало добровольно подписать себе смертный приговор — она точно сорвется на какой-нибудь фигне и выведет Майкла из себя окончательно. А Хобс пока не была уверена наверняка, что жить ей надоело. — Продолжай в том же духе, если хочешь нарваться на принудительную генеральную уборку в кладовой, — голос Элис из-за спины заставляет ее вздрогнуть и неподвижно замереть с зажатой в руках тканью. Плотной, пепельно-бордовой, матовой тканью, родившей в голове вполне себе цельный образ. Удачный образ, что обидно, учитывая, на кого она его примерит. — Как думаешь, этот цвет подойдет нашей синеволосой нимфе? — вместо ответа интересуется Хобс у главного стилиста их обители, расправляя на руках длинный рулон и следя за тем, как в складках ткани пепельный цвет проступает отчетливее, выдавая ткань хамелеон. — Вполне, — сухо соглашается женщина за ее спиной. — Прибери здесь за собой. Чтобы хотя бы на полу не валялось.

***

      Это странно, вдруг понимает Эби, обмеряя Майкла в его рабочем кабинете. Ощутимый контраст, если честно, учитывая, с чего она начала рабочий день — Андерсон не сводил с нее взгляда, словно хищник, приметивший добычу, Лэнгдон же и не смотрел на нее все то время, что она кружила вокруг него с сантиметром в руках.       Она могла бы подумать, что он на нее обижен, если бы он молчал. К сожалению, молчать их местный папочка был сегодня не намерен. Если хоть когда-то вообще был. — Ты идешь на завтрашний ужин. — Это вопрос? — Эби иронично кривит губы, сосредоточенно отмечая мерки в тот же блокнот. — Нет. Предвижу твой молчаливый протест, хочу предостеречь от глупостей, — Майкл глядит куда-то поверх ее макушки и словно вовсе не с ней ведет диалог. — Все вокруг, я смотрю, так и норовят предостеречь меня от них. Словно я только и делаю, что совершаю глупости. — Это не далеко от истины.       Они наконец пересекаются взглядами, и Эби замирает, руками придерживая петлю сантиметра вокруг его шеи. Широкая, едва-едва уместилась бы в ее маленьких руках.       Где-то на краю сознания проносится мутная картинка: как эти самые маленькие руки стискиваются сильнее, затягивая петлю туже, и рядом с голубой радужкой, в глазах напротив, стремительно лопаются капилляры. Наполняя белок ярко-алым. — Составишь мне пару? — в этот раз вопрос на приказ похож меньше, и Эби фыркает от иллюзорного права выбора. — А если я откажусь? — с ленивым, отчетливо ненатуральным кокетством переспрашивает она, стягивая синюю ленту и записывая последние мерки. — А ты хочешь отказаться?       Гребаный смысловой вальс их общения с каждым разом тянет все больше жил и вызывает все меньше желания вообще раскрывать рот в присутствии этого человека.       Хобс чувствует себя бесконечно старой и уставшей. Словно за последние пару недель умудрилась прожить несколько десятилетий вперед, хапнув все дерьмо авансом. — Андерсон, кажется, хотел пригласить меня в качестве пары, — Эби не знает, зачем бросает это, раскладывая по карманам собственный немногочисленный рабочий скарб. — Ты скорее удавишься, чем пойдешь с ним куда-то. Но твоя попытка вызвать мою ревность очень забавляет.       Майкл скалиться самодовольством ей прямо в лицо, демонстрируя белые зубы и Эби очень интересно, что будет, если она попытается его ударить. Она даже сжимает кулаки, почти готовая проверить, но его ладони на ее плечах вполне убедительно прерывает намечающееся самоубийство. И улыбка на ненавистно-волнующем лице из издевательской делается мягкой, проникновенной. — Разве ты еще не устала? От бесконечной конфронтации? С жителями аванпоста, с Элизабет, со мной? — Майкл шепчет вкрадчиво, дыша теплом на ее лицо.       И это странным образом снимает напряжение, копившееся многим дольше, чем за сегодняшний день. — Я не ищу с тобой конфликта, — Эби сдается, расслабляя плечи и спину, и в следующее мгновение Майкл аккуратно притягивает ее к груди, ближе к антрацитово-черной сорочке, совсем не скрывающей жара мужского тела.       Мужчина молчит, приминая волосы на ее макушке мягким прикосновением губ, и Эби очень старается подавить дрожь слабости, зарождающуюся где-то в крестце.       Удивительное дело, напряжение между ними выжимало из нее соки, порождая томительную усталость, но именно его мягкость лишила ее оставшихся сил. Кажется, даже не впервой. — Что ты сделала, что сила в тебе почти угасла?       Хобс застыла, сбившись с дыхания, и кольцо обхвативших рук вдруг показалось капканом. Пальцы, еще мгновение назад нежно поглаживавшие позвонки меж лопаток, будто одеревенели, и, хотя боли Лэнгдон пока не причинял, она чувствовала, как сгустился вокруг них воздух. И спина тут же покрылась мурашками. — Я всего лишь хотела исправить то, что произошло.       Объятия сжались, мешая вздохнуть, и она позволила себе сипло захрипеть. — Я ведь предупреждал тебя, что будет, если ты попробуешь применить это заклинание. — Нет. Ты предупреждал, что будет, если я попробую навредить тебе, — сквозь зубы, не скрывая ни раздражения, ни откровенного вызова.       Неудобно смотреть в лицо человеку, который тесно прижимает тебя к груди, практически впечатывая в себя. Его подбородок почти упирался ей в переносицу и Хобс стоит больших физических усилий удерживать с Майклом зрительный контакт.       Горячие пальцы оглаживают кожу на спине с нажимом, скользят по пояснице, крепко стискивают бока, не оставляя надежды на то, чтобы вырваться. — Иногда мне кажется, что было бы проще убить тебя, Эби. И всякий раз ты показываешь, что чудесно справилась бы с этим сама. — Не исключено. Куда делись призраки, Майкл? — она спрашивает это неожиданно даже для самой себя, вовсе не понимая, откуда этот вопрос взялся у нее в голове в эту минуту. И Майкл удивленно вскидывает широкие, густые брови. — Тебя так волнует судьба теней из прошлого?       Удивительным образом это снижает градус напряжения. Майкл отпускает ее, расцепляя пальцы, и хотя Эби очень хочется растереть места, где сжимались его руки, она только делает пару шагов в сторону, не сводя с до мелочей знакомого лица пытливого взгляда. — Уж представь себе. — Это не твоего ума дело, — он отмахивается от нее, как от назойливого насекомого, кривится в недовольстве и неторопливо отходит к своему столу. — Я убрал их, потому что так было нужно. И я не собираюсь объяснять тебе причины. Есть еще вопросы? — Остальных ты тоже уберешь со временем? — Эби мрачно следит, как устраивается мужчина за столом, откидывая за спину длинные светлые волосы. — Вначале призраков, а потом и пару десятков лишних людей? Здесь тоже придется сражаться с остальными за место под солнцем или список вип-персон у тебя уже готов?       Эби демонстративно-издевательски склоняет голову к плечу, во все глаза следя за безмятежным выражением его лица, а Майкл лишь слегка заметно кривит уголки губ в намеке на улыбку. — Не переживай, моя змейка, ты в числе первых, — он кивает ей, нарочито важно, и почти тут же теряет к Эби всякий интерес, возвращая взгляд в бумаги на столе. — Мне нужно работать. Как и тебе.       Хобс очень хочется сжечь Лэнгдона. Сжечь его кабинет. Сжечь все здание к чертям собачьим. Сотрясти Ад, Рай, и все мироздание. Потому что ярость в это мгновение вновь начинает пузырится под кожей серной кислотой.