Из пепла - Мир.

      Майкл не скупится на ресурсы, накрывая богатый стол.       Хобс разглядывает разнообразие блюд перед собой апатично, пытаясь продумать, о чем именно говорить с ним сегодняшним вечером.       Поговорить хотелось о многом, и одновременно ни о чем. — Ты прекрасно выглядишь, — Майкл дарит легкую полуухмылку, окидывая Эби внимательным взглядом, и ей стоит больших усилий не кривится в ответ.       Отчасти потому, что слова Лэнгдона правда лишь на половину — платье может и сидит на ней идеально, но вот открытый ворот демонстрирует синеву на шее во всей ее красе. И Эби готова поклясться чем угодно: Майкл окинул это великолепие по-особенному довольным взглядом.       Хобс задумчиво размазывает по тарелке сливочный соус, катает золотисто-румяные кусочки картофеля и украдкой разглядывает мужчину за столом напротив. Майкл выглядит привычно прекрасно — с уложенными в волны золотистыми локонами, с томным взглядом в обрамлении терракотовых теней на веках. В привычно темных преимущественно атласных одеждах. — Тебе стоит ответственнее относится к своему питанию, — мужчина режет Эби колючим взглядом и кривит губы на одну сторону в подобии улыбки.       Хобс покладисто закидывает в рот кусочек сливочно-сладкого блюда и показательно медленно жует, не прерывая зрительного контакта глаза в глаза. И то ли зрение играет с ней шутки, то ли взгляд у Майкла и в самом деле опасно темнеет от этого молчаливого вызова, но в какой-то момент Хобс понимает — дальше играть опасно, а потому позволяет себе моргнуть и неспешно опустить взгляд в тарелку. — Как продвигается работа над костюмами на завтрашний ужин? — Осталось доделать самую малость. Думаю, к обеду я уже закончу.       Они замолкают, занятые своими порциями, и Эбс наконец начинает составлять список вопросов, ответы на которые сегодня непременно нужно получить. Как бы не закончился этот вечер — очередной ли близостью или скандалом, Хобс намеревалась добиться нужного во что бы то не стало.       Узнать про причины необходимости ЭКО, прощупать почву на тему осведомленности о назревающих недовольствах. Вопросы первоочередной важности, а дальше будет видно. — Чем дети, рожденные естественным путем, отличаются от детей, выращенных в искусственных условиях? — Эби задает вопрос как можно беспечней, словно они уже пару часов развивают эту тему в неспешном темпе.       Майкл улыбается, протягивая руку за бокалом. Щурится, как довольный, наевшийся и обласканный кот, и внимательно всматривается Эбигейл в глаза, словно заранее знает все ее уловки и ужимки, мотивы и секреты. — Развиваясь в утробе матери, ребенок тесно взаимодействует не только с ее телом, но и с ее душой. Напитывается энергией жизни, и от этого душа его становится сильнее.       То, как легко и покладисто Лэнгдон отвечает на вопрос, выбивает из колеи.       Эби ожидала, что они еще пару минут будут перекидываться пустыми фразами, в которых Эби будет настаивать и раскрывать свою острую заинтересованность, а Майкл будет ее просто дразнить. И потому так легко полученный ответ заставляет ее замолчать на долгие пару минут, собираясь с мыслями для продолжения диалога. — Разве дети, выращенные в инкубаторах, рождаются без души? — Хобс хмурится, едва ли не со скрипом заставляя голову работать. — Мне казалось, такое в принципе невозможно.       Ложь. Эбс никогда и не задумывалась о таких высоких и тонких материях.       В подсмотренных лекциях ведьм, в научных изысканиях ведьм, тема души поднималась до смешного редко. Два или три раза разные одаренные колдуньи в разных временных промежутках отмечали, что сила ведьмы тесно связана с душой, но никто и никогда не вдавался в подробности.       Куда чаще и охотнее владеющие силой женщины, да и мужчины тоже, интересовались, куда можно направить эту силу, и как ее приумножить. — То, что люди привыкли называть душой, не что иное, как одна из форм энергии, — Майкл вальяжно откидывается на стуле, и лицо его при этом становится таким сосредоточенно-строгим, что мигом начинает напоминать выражение какого-нибудь заумного профессора-теоретика. — Без энергии невозможна жизнь в том полном проявлении, в каком мы привыкли ее знать. Искусственно выведенные люди тоже обладают душой, в конце концов без нее они бы и не жили, были бы обычным, бездумным и безынициативным набором органов. Но шутка в том, что в таких людях энергия слабая, тусклая. Ты когда-нибудь видела душевнобольных, потерявших смысл жизни. Находящихся, как это принято называть «в депрессии»?       Хобс вскинулась, растерянно вглядываясь в прямой выжидающий взгляд голубых глаз. То, что говорил Майкл, было интуитивно логичным, настолько, что Эби невольно задавалась вопросом, как сама ни разу не задумалась над этим. — Хочешь сказать, при депрессии душа людей слабеет? Мне всегда казалось, что это нарушение естественных химических процессов в организме, — глоток сухого красного связывает язык терпкой кислинкой, и Эби не сдерживаясь кривится, отставляя бокал подальше. — И это тоже, но душа очень тесно связана с оболочкой, которую занимает. Иногда бывает, что химия в теле нарушается, человек без явных на то причин начинает терять волю к жизни и его душа медленно угасает. Бывает, наоборот, происходит что-то, что причиняет боль на эмоциональном уровне, эмоции влияют на душу, а душа накладывает отпечаток на физиологический аспект. — Откуда ты об этом знаешь? Не помню, чтобы в учениях ведьм было что-то подобное. — В свое время фашистские исследователи уделяли много внимания в том числе и связи оккультизма с психологией и физиологией, — он беспечно пожимает плечами, и Хобс стоит больших усилий не поморщится от этого равнодушия. — Где-то реальные научно подтвержденные факты, где-то не сложно сделать выводы и самому.       То, как просто Майкл говорит о том, что интересовался трудами фанатичных извергов даже не удивляет. Не тот Лэнгдон человек, что стал бы осуждать деятельность подобных изыскателей, и уж точно не отказался бы от знаний, пусть и полученных путем страшных экспериментов. — Фашисты значит, — почти машинально проговаривает Хобс, бегая глазами по скатерти.       Ей просто нужно время, чтобы все обдумать и сделать выводы. В этом откровении был ответ на главный вопрос, зачем нужны дети, но Эби пока не видела связи. Лишь чувствовала, как скручивает под ложечкой нехорошее предчувствие. И было ли это предчувствие следствием ее дара или она просто подсознательно боится всего, что делает и будет делать Лэнгдон, было не ясно. — Тебя это смущает? — голос мужчины звучит почти весело, и это очень вовремя выдергивает из круговорота тревожных размышлений.       Эби заторможенно поднимает глаза, не сразу возвращаясь в реальность их диалога, а потому еще какое-то мгновение молчит, обдумывая прозвучавшее в комнате. — Нет, просто лишний раз вписывается в цельный образ, — наконец находится она с ответом. — Ты ведь не забыла, кто я такой? — в голубых глазах плохо скрытая издевка, а на скуластом лице тонна такого самодовольства, что сводит зубы.       И Хобс сама не понимает, откуда берется желчная острота: — О, можешь не сомневаться. ЧТО ты такое забыть сложно.       Она даже не удивляется, когда в лице напротив без труда проглядывается предупреждение. Не пугается, лишь сбавляет градус собственной безрассудной наглости, понимая, что дальше продолжать в том же духе просто опасно.       Напряжение в комнате развеивается, когда дверь за спиной Майкла едва слышно приоткрывается и две женщины вносят на подносах закрытые клошами блюда. Посыпанный шоколадной крошкой чизкейк вызывает у Эби обильное слюновыделение, не смотря на съеденную половину порции картофеля в соусе, и пока прислуга со смутно знакомыми лицами уносит использованные приборы, она пытается справится с собственным, падким на лакомства, организмом.       Как давно Эбс не пробовала любимого десерта, она уже и не помнит. Нет, в Святилище конечно баловали разными маленькими пирожными во время праздничных ужинов. Но еще ни разу не подавали ее любимого десерта. Кажется, последний раз она ела чизкейк с матерью, в маленькой кофейне недалеко от ее, Эбигейл, рабочего офиса, недели за три до конца света. И из-за этого осознания в груди поселяется неприятное, давящее ощущение, очень напоминающее приближение слез. Благо хоть, глаза, судя по ощущению, остаются сухими. — Так в чем лично твоя выгода в сильных, цельных душах? — сохранить тон невозмутимым стоит не малых усилий, и Эби старательно гонит прочь воспоминания, беря в руки десертную вилку. — Не переживай, когда придет время, ты будешь в первых рядах зрителей. Возможно, даже поможешь мне в моих планах, — Майкл довольно усмехается, жадным взглядом следя за каждым ее жестом. Вглядывается в лицо и опущенные к тарелке глаза с такой тщательностью, словно собирается рисовать ее портрет по памяти. — Допустим. Что насчет восстановления природы? Ты вообще планируешь выпускать нас из этой паучьей банки? Или изначальный план в том, чтобы устроить второй раунд и стравить жителей Святилища между собой, выводя абсолютного чемпиона?       Хобс старательно следит, чтобы вопросы об этих планах звучали не слишком конкретно. Ей бы не хотелось быть той, кто сдал бы Майклу все «явки и пароли». По крайней мере до тех пор, пока сама не решит, какой политики будет придерживаться. А до тех пор постарается ненавязчиво вызнать у него хоть что-нибудь. Быть может, это даже поможет ей определиться, что делать дальше и чью сторону принимать. — Ты ведь уже спрашивала об этом, — почти безобидно улыбается мужчина, делая очередной глоток.       Хобс давит взглядом, всем видом демонстрируя, что хочет услышать ответ на свой вопрос, и он наконец тяжело вздыхает. — Скажи, Эби, как ты видишь всю эту ситуацию? Как воспринимаешь апокалипсис и что вообще знаешь о нем? — Майкл стирает с лица расслабленное довольство, делается серьезным и каким-то почти вкрадчивым. И это заставляет насторожится так же сильно, как если бы он злился или раздражался.       Да и сам вопрос кажется Эби немного странным. Совсем не объясняющим, что от нее хотят услышать и в какою сторону клонят. — Ну, если я правильно помню и понимаю, апокалипсис как явление впервые было упомянуто в Библии, — Хобс осторожно подбирает слова, настороженно вглядываясь в нечитаемое лицо напротив. Когда хотел, Лэнгдон хорошо умел прятать собственные эмоции. — Судный день и все такое. Что-то с окончательной расплатой грешников, великой зачисткой, возвращением из мертвых всех умерших когда-то праведников и воцарение Рая на земле. Как-то так, если я ничего не путаю.       Последний раз, когда Эби читала Библию, был в средних классах пансиона. Это было задание по латыни, они читали Библию в оригинале, и Эби солгала бы, если бы сказала, что поняла хоть половину. А уж помнила с тех давних пор и того меньше.       По факту, все, что она знала о священных писаниях и всем связанном с этим, это скудные крохи информации из массмедиа, изредка затрагивающих тему веры. — В общих чертах да. Концепция изначально такая, — Майкл гадко ухмыляется, крутя перстень на руке большим пальцем, вторая же рука неспешно отстукивает какой-то смутно знакомый ритм по скатерти. — И подразумевалось, что именно к этому будем стремится и я, и Отец.       Перестук пальцев вплетается в повисшую тишину подобно фоновой музыке в каком-нибудь телешоу и Эбс с удивлением узнает в ритме старый добрый «Гимн колокольчиков». На протяжении почти двенадцати лет каждый год под Рождество она пела его в церковном хоре при пансионе. — Но планы изменились? — Незначительно. — О чем ты говоришь? — Хобс вскидывается, настороженно глядя в на удивление открытое лицо.       Майкл не закрывается, не пытается скрыть от нее эмоции за напускным самодовольством, и эта почти мягкая улыбка смотрится на его губах до того непривычно, словно бы кто-то вырезал ее с чужого лица и подставил к его. — В конце концов, Эби, Библейская разборка это не что иное, как очередная дележка власти, — Лэнгдон прикрывает глаза, чуть хмурится и наконец снова обращает к ней взгляд. Уставший, разочарованный в чем-то для нее пока не ясном. — Все ведь всегда упиралось в это. Господа поддерживают верующие праведники, Отца те, кто осознанно не хочет жить по заповедям и испытывают обиды к Создателю. Вера и неверие питает их обоих, как когда-то питала языческих богов и духов. Догадываешься почему? — Вера как-то связана с душой? Душа — это энергия. При веровании энергия от души передается им? — Эби бросает слова наугад, совершенно не задумываясь, о чем говорит и как.       Просто это кажется верным. — Можно сказать и так. В какой-то мере, если упростить все происходящие процессы и действующие законы мироздания, то да. Передается и напитывает. — Но-о-о… Теперь сценарий меняется?       Их взгляды прикипают к лицам друг друга. Хобс чуть хмурится, потому что откровения Майкла вызывают в ней очередные вспышки волнения о собственном будущем. Лэнгдон же скользит взглядом по ее глазам, неторопливо оглядывает щеки и губы, и Эби на мгновение кажется, что один уголок его губ кривится в смутном намеке на улыбку. Мягкую, совсем не злую. Почти нежную.       Ей приходится несколько раз упрямо тряхнуть головой, чтобы прогнать хоть намек на эту безумную догадку. Он мог улыбаться ей как угодно, но не нежно. Будь это по-настоящему так, смело можно было бы говорить, что кульминация Судного дня стоит за порогом этой комнаты. — Глупо было бы ожидать, что, зная развязку и первоначальный замысел, мы с Отцом пойдем по этому пути, верно ведь? — он наконец усмехается, сверкает глазами из-под полуопущенных ресниц и медленно ведет костяшками пальцев по губам. Словно в неосознанном порыве стереть злую насмешку с губ. — И что же вы собираетесь делать?       Видят небеса и Преисподняя — она не так уж хочет знать ответ на этот вопрос. То есть, она ведь прекрасно знает, что ни Майкл, ни его дьявольский папаша не замышляют устроить остаткам человечества пасторальную пробежку по ромашковому полю с нежной кульминацией в виде дружеских объятий между всеми ними. А ей бы так хотелось, чтобы реальное будущее, уготованное им, хоть отдаленно напоминало эту идеалистическую картину. — Исключить культ Господа и Создателя из человеческого общества. Помочь забыть, как были забыты многие Боги до Него, — мужчина легко пожимает плечами, словно говорит о простом плане вроде чаепития в кругу друзей.       Эби недоверчиво и насмешливо кривится, не без иронии сцеживая новые вопросы: — Но прежде это не помешало ему отправить в массы своих апостолов и глашатаев. Что изменилось? Где гарантия, что через пару лет Создатель рода людского не отправит нового пророка в мир людей и тот не найдет себе приспешников, возрождающих культ. — Для этого нужно совсем не много — всего лишь сделать сам мир богопротивным. — Реки крови, моря лавы и послеобеденные повсеместные оргии? — она иронично выгибает брови и Майкл зеркалит выражение ее лица, словно спрашивая ее, серьезно ли она решила шутить именно сейчас и именно об этом. — Не так категорично. Способ и проще, и сложнее одновременно.       То, что за столом вновь повисает тишина заставляет ее сорваться и повысить голос: — И в чем он заключается?! — Я не хочу отвечать на этот вопрос, Эби, — он пожимает плечами, словно говорит о чем-то очевидном, что девушка должна понимать и сама, но это не так, и это вновь порождает в ней только глухую злость. — Потому что не могу быть уверен, что ты не попробуешь мне помешать. — Это же глупо. Я ведь могу просто посмотреть, что ждет нас в будущем, — Эби позволяет себе расправить плечи, не скрывая превосходства в голосе.       Позиция Лэнгдона и в самом деле кажется абсурдной. Только вот следующие его слова сдувают ее самоуверенность, как острый кончик иглы сдувает гелиевый шарик — с громким хлопком: — Ты можешь попробовать. Но я не думаю, что тебе хватит сил противостоять Отцу. — Ты просил Его помешать мне заглянуть в будущее? — пока Майкл тянет губы в хищной улыбке, Хобс и сама не замечает округляющиеся на лице глаза. — Мой Отец, в отличии от вашего, не отказывает мне в просьбах.       Честно пытаясь уложить все услышанное за вечер по полочкам, Хобс покладисто кивает, демонстрируя капитуляцию. В конце концов, кто она такая, чтобы пытаться бодаться с самым рогатым созданием этого мироздания.       Эби прокручивает в голове их диалог, пока Майкл расправляется со своей порцией в бокале, и никак не может понять от чего холодные мурашки начинают ползать по спине и бедрам. От того, что он признался, что сам Дьявол будет приглядывать за любимой игрушкой сына? Или было что-то еще, что она так наивно и глупо упускала из виду. — Спасибо за составленную компанию, — Майкл шумит ножками стула по паркету, поднимаясь из-за стола.       Неспешно приближается к по-прежнему неподвижно сидящей Эби, чтобы взять ее безвольную руку со стола и заставить подняться на ноги. — Поцелуешь перед сном или этой ночью расставаться мы не будем? — вкрадчивый шепот на ухо заставляет вздрогнуть и подобраться, выныривая из собственных мыслей.       Эби неверяще оборачивается к лицу, замершему над ее плечом, и успевает перехватить жадный взгляд, блуждающий по ее шее. — Завтра сложный день и вечер, — Хобс шумно сглатывает, но слюны во рту словно никогда и не было. — Я хотела бы выспаться.       Короткий, целомудренный поцелуй в уголок губ заставляет эти самые губы дрогнуть от настороженности и неверия. Лэнгдон в очередной раз выходит за рамки шаблонов собственного поведения, когда бережно оглаживает ее бок от ребер до тазобедренных косточек одной рукой, а второй аккуратно заправляет прядь за ухо, совсем не касаясь кожи.       Ей кажется, что будь он с ней в этот момент груб и жесток, это не вызывало бы в ней такой настороженности, граничащей с паникой. Когда дикий, кровожадный зверь начинает ластиться, разве не растеряешься ты от недоверия и непонимания? — Тогда позволь проводить тебя до комнаты?       Ей кажется, что она вот-вот истерично рассмеется. Срывая голос, закидывая лицо к высокому потолку. «Позволишь». Будто бы она могла ему отказать.       Только когда дверь в ее комнату плотно закрывается, и щеколда залетает в паз, Хобс позволяет себе брезгливо отереть с губ влажные следы поцелуя. Жест из глубокого детства и это даже заставляет ее почти ностальгически улыбнуться — маленькая Эби страстно не любила, когда родители целовали ее в щеки и всегда вытиралась, заставляя родителей умиленно смеяться.       Воспоминания о беззаботном детстве кажется кощунством в нынешней ситуации, когда ей следовало бы хоть немного разобраться во всем, что произошло и происходит, но именно это воспоминание позволяет расслабить уже сведенные судорогой плечи и глубоко вздохнуть.       Эби страстно уверяет себя в том, что все будет хорошо. Что ей следует просто немного сосредоточится и во всем разобраться. Она уже несколько раз пробегалась по грани, что мешает ей с успехом провернуть подобное еще раз. А когда она разберется, то обязательно придумает, что делать с Майклом и их нездоровыми отношениями.

***

— Ах, Аг'мандо, каким же кг'етином нужно быть, чтобы умудг'иться пег'епутать соль с сахаг'ом и насластить суп!       Эби с улыбкой наблюдает за возмущениями пухленького шефа, сцеживая смешки в кулак и методично пережевывая круассаны.       Ей сегодня невероятно везет — она умудряется выпросить у Жерарда допуск на кухню. Суетливый француз с талантом к кулинарии не особо любит чужаков на кухне, но незадолго до злополучного падения с лестницы Хобс обновила для всей кухни рабочие одежды и всевозможные прихватки-полотенца-тряпки, и усатый кухонный тиран пока сохранял свое расположение к ней, почти без лишнего ворчания подкармливая девушку разными вкусностями.       Впрочем, она могла бы сейчас, как все нормальные люди, нежиться под одеялом, досыпая сны перед рабочим днем. Только вот, уснуть вчерашним вечером ей так и не удалось и Хобс решила, что разумнее будет потратить ночь на то, чтобы закончить работу. Это было всяко лучше, чем возиться в кровати и ждать сигнала будильника о начале нового дня.       Прошедший разговор с Майклом не принес ни ясности, ни идей. Хобс забавляла эта особенность Лэнгдона — отвечать на один из множества вопросов, и при этом порождать еще десяток. Она попросту не бралась строить догадок, а страх заглядывать в будущее пока не отпустил и Эби не решилась рисковать. Вместо этого решив доделать незаконченную работу над костюмами.       На стареньком магнитофоне — где только умудрились откопать — играет что-то джазовое, Хобс с наслаждением цедит крепкий эспрессо, без лишних мыслей наблюдая за суетой на кухне. Через тридцать шесть минут ей следует отправляться на собственное рабочее место, чтобы схватить с общей доски заказ на какую-нибудь работу и занять себя до вечера. А еще ей нужно будет заглянуть к Элис на примерку собственного наряда на вечер, и Хобс даже отдаленно не представляла, что приготовит для нее Дольетто.       То, что у мексиканки было чувство стиля, сомнению не подвергалось, но Хобс уже привыкла самостоятельно продумывать собственный образ, чтобы без сомнений доверить это кому-то другому. Вдруг бы их старшей швее пришло в голову что-то провокационное. Не то, чтобы Эби боялась глубоких декольте или высоких разрезов. — Ну что, дог’огуша, — Жерард замер рядом, упирая пухлые руки в круглые бока, но мягкий французский акцент сводил на нет всю строгость в позе и интонациях. — Уже наелась?       Хобс кивнула, стараясь скрыть компрометирующее растягивающиеся в улыбке губы. Слишком уж забавно выглядел их шеф-повар в своей попытке казаться строгим. Хотя, вспоминая рассказы Киры с тех времен, пока они еще общались, Эби знала, что пухлый французик может быть настоящим тираном, когда вопрос касался работы кухни. — Тогда маг’ш с кухни, милочка, и чтобы я тебя до завт’ашнего утра здесь не видел! — и не ясно, то ли в самом деле угроза, то ли приказ явиться завтра в это же время. — А то эти поваг’а сейчас об тебя все глаза сотг‘ут.       Суровый взгляд из-под бровей придал ускорения. Хобс закинула блюдце с чашкой в мойку под руки явно не выспавшейся Миранды, подарила хмурой молодой посудомойке извиняющийся взгляд и с шумом выскочила прочь.       Остававшееся время до начала рабочего дня как раз можно было потратить на примерку платья, а заодно еще разок пошушукаться с Дольетто, поэтому Хобс не мешкает на пороге цеха, сразу же отправляясь в подсобку начальницы.       Женщина, по обыкновению, уже обретается на своем рабочем месте, поднимая серьезный взгляд от прострачивающей наметки машинки. — Ты рано, — заключает женщина, не размениваясь на приветствия. — Не спала всю ночь, — без обиняков сознается Хобс, устраиваясь на стуле для посетителей рядом с основным рабочим столом.       Элис кивает без особого интереса, возвращаясь к прерванной работе.       Пока женщина заканчивает первоначальную сметку изделия, Эби внимательнее приглядывается к ткани на рабочем столе и растерянно замирает. Темный цвет не дает понять точную принадлежность к цветовой гамме из-за желтого света над рабочим столом, но Хобс и так видит и понимает, с каким цветом эта ткань будет отлично гармонировать. — Вы издеваетесь? — голос у Эби вздрагивает на середине фразы, едва не срывается на шепот.       Дольетто поднимает беспристрастный взгляд и очень правдоподобно изгибает брови в молчаливом вопросе. — Я не надену это, — чеканит Хобс, возвращая себе твердость и самообладание.       То, что на столе у Элис, темно-бордового цвета, и оно как нельзя кстати сочетается с тем цветом, в котором выдержан костюм Андерсона. И такой подставе от женщины Эби по-настоящему удивляется. А когда старшая швея терпеливо отвлекается от работы и уделяет Эбигейл все свое внимание, Хобс понимает, что ее трясет. От с трудом сдерживаемой ярости. И лампы, мигающие в комнате, наглядно демонстрируют всю глубину ее негодования. — Вы поддерживаете Кая, верно, — сквозь зубы выплевывает Эби, не утруждая себя завуалированными плясками вокруг главного вопроса. — Даже не смейте впутывать меня во все это.       Элис молчит, не спеша спорить или соглашаться. Только неторопливо гасит желтую лампу над швейной машинкой и приподнимает ткань, позволяя холодному свету потолочных ламп вернее осветить ткань.       Теперь Эби видит разницу — ткань в руках швеи не темно-бордовая, а темно-баклажанного цвета, в отчетливо холодном тоне и с той тканью, из которой Эби шила Андерсону костюм, у этой нет ничего общего, кроме разве что холодных оттенков. — Очень мило, что ты подозреваешь меня во всех смертных грехах, но я просто подумала, что этот цвет тебе пойдет, и разбавит помпезность образа Лэнгдона холодной строгостью, — Элис усмехается холодно и слегка надменно, но Эби не видит в глазах женщины осуждения, а потому позволяет себе расслабиться. — Извините. — Да ничего страшного, — Дольетто отмахивается, оттаивая из своего образа холодной королевы, и наконец становится собой — с колючими насмешливыми улыбками, но без малейшего намека на спесь. — Лучше примерь платье. Я над ним вчера весь день корпела.       Подходя к высокому зеркалу, Эби заторможенно разглаживает ткань на талии и недоверчиво глядит в собственное отражение. Обыкновенное платье с запахом на левую сторону выглядит просто и при этом непередаваемо элегантно, выгодно подчеркивая стройность талии, пышность искусственной груди и плавный изгиб бедер. А узкие рукава три четверти скрывают плечи и делают образ лаконично сдержанным. Из тех, который можно примерить как на закрытую вечеринку, так и на деловую встречу.       Только вот сине-фиолетовое кружево из засосов на шее совершенно портит весь образ, благо хоть, Дольетто хватает такта сделать вид, что ничего лишнего она не замечает. — Собрать волосы в высокую прическу, — Элис остановилась позади, тут же приподнимая короткие пряди в наглядной демонстрации. — Неброский макияж с акцентом на глаза, и образ роковой красотки завершен… У меня есть чудесное ожерелье-чокер. Во всю шею, с крупными черными камнями, и длинные серьги к нему. Впишется идеально. — Такая из меня роковая красотка, — придирчиво бормочет Эби, вглядываясь в темные синяки под глазами.       Элис крутится вокруг, булавками собирая лишнюю ткань, делая силуэт более выточенным. — Самая что ни на есть удачная. Давай, снимай, я закончу работу.       Они расстаются практически сразу, как Хобс натягивает обратно брюки и водолазку с высоким горлом. На доске с запросами Хобс отыскивает задание на пошив нескольких десятков постельного белья и тут же принимается за работу.       В голове сумбурно крутятся мысли о душах, об энергии, о еще не рожденных детях, и Хобс никак не может составить пазлы этой мозаики вместе. Ведь было что-то, что она упускала, Эби была в этом уверена, и когда казалось, что разгадка совсем близка, со стороны кабинета начальницы послышался оклик. — Хобс, подготовь костюмы и зайди за платьем.       Часы на стене немилосердно показывают седьмой час вечера и Эби с ужасом осознает, что в очередной раз пропустила обед, совершенно не услышав, как почти целый цех отправлялся на перекус, и уж точно не успевает поужинать в столовой, если хочет успеть привести себя в надлежащий вид. А в желудке настойчиво посасывает от голода.       Упакованные в специальные чехлы на вешалке отправляются на специальную вешалку, что обслуга разнесет по номерам. Там помимо ее работ висят уже несколько законченных костюмов для других гостей вечера, и пока Эби вышагивает к кабинету Элис, чтобы лично забрать свой наряд, она впервые задумывается о том, как несправедливо, что круг приглашенных на сам праздничный вечер так узок. Ведь есть еще столько людей в Святилище, что раз за разом остаются за дверями праздничного зала. Повара, швеи, уборщики и другая прислуга, что ежедневно делает их жизнь комфортнее. Где они отдыхают, как проводят досуг? Почему остаются не у дел? И разве это справедливо?       Хобс понимает, что нет ничего удивительного, что постепенно авторитет Лэнгдона падает в глазах людей. При подобном строе общества, когда одни почуют в комфорте, когда другие вынуждены перебиваться им от случая к случаю, всегда будет недовольство порядками и властью. — Вот, обещанный комплект украшений.       Хобс и не замечает в каком момент в ее руке оказывается вешалка с платьем. Только когда в другую руку с шуршанием опускается небольшой целлофановый пакет, Эби вздрагивает и выныривает из собственных размышлений. — Спасибо.       Элис улыбается, чуть щуря темные глаза, покровительственно кивает и возвращается в кабинет, деликатно не закрывая перед откровенно тормозящей Эби дверь.       Сборы пролетают и вовсе мимо сознания. Хобс машинально отпаривается в горячей ванне, так же машинально обтирается лавандовым маслом, умудряясь не думать совершенно ни о чем. На нее вдруг наваливается усталость после бессонной ночи и долгого рабочего дня и больше всего ей хочется лечь в смятую еще с прошлого вечера постель и уснуть крепким сном без сновидений.       Она пытается припомнить, когда последний раз сладко высыпалась и с едва ощутимой болью спотыкается о воспоминания об Аароне. Хобс вспоминает как бесстрашно Хармон противостоял Элизабет тогда в кабинете, вспоминает, что в тот раз он вполне возможно видел проявление ее сил, и при этом не сказал ни слова. И был так заботлив с ней, так искренен, что сейчас, после всего пережитого, хотелось подвергнуть каждое его действие сомнениям. Искать скрытый умысел.       Завершение образа приходится на девятый час вечера и тихий стук в закрытые двери. Эби вздрагивает перед зеркалом с задранными и заведенными назад руками, безуспешно борясь с застежкой тяжелого чокера.       На пороге Лэнгдон окидывает Хобс тяжелым заинтересованным взглядом и кривит губы в довольной улыбке. А когда она разворачивается обратно к зеркалу и возобновляет попытки застегнуть проклятое украшение, услужливо убирает ее пальцы, справляясь с нелегким делом за считанные секунды. — Спасибо, — шепчет Эби, пока мужчина оставляет ей мокрый поцелуй за ухом. — Ты даже не представляешь, как прекрасно ты выглядишь.       Майкл прижимается пахом к ее ягодицам и Хобс отчетливо чувствует, насколько прекрасно она выглядит. — Прекрати, ужин вот-вот начнется. Тебе еще нужно встретится с Андерсоном, чтобы церемониально усадить его по правую руку за столом. — Не ревнуй, для этого нет повода, — он прижимается плотнее, до боли стискивая руки под грудью.       Эби рассчитывает услышать хруст ребер, недовольно морщиться разглядывая их общее отражение пока Лэнгдон утыкается носом в ее волосы и шумно втягивает в себя запахи масел и духов. — Прекрати, ты мне прическу испортишь, — без особой на то надежды артачиться девушка. — После двенадцати она все равно испортиться, — насмешливо тянет Майкл, отступая к дверям и не сводя с нее многообещающего взгляда. — Карета превратится в тыкву, кавалер в мышь, а образ испортится? — наивно уточняет Хобс, прикрывая за ними дверь. — Нет. Но прическу очень легко испортить, выгибаясь на простынях от ярких ощущений.       Намек не тонкий и отчетливо отдает вульгарщиной, но Эби покорно проглатывает недовольство, устраивая руку на предплечье Лэнгдона и торопится подстроиться под широкий мужской шаг. У дверей в залу Эби настойчиво отнимает руку и прежде, чем успевает завязаться очередной бессмысленный диалог — протискивается в просторную залу с накрытым длинным столом.       Большинство гостей уже занимают свои места в ожидании главных лиц вечера, и устраиваясь на третьем стуле от главы стола, где сядут Андерсон с Лэнгдоном, она успевает обменятся с четой Брустоков приветливыми улыбками, кивает Боудену, отцу и сыновьям семейства Дукланов, ловит заинтересованные взгляды нескольких женщин и старается расправить юбку, чтобы та не помялась от долгого сидения.       Когда двери в обеденный зал широко распахиваются, все собравшиеся за столом привстают, вразнобой скрипят по полу ножки стульев, заполняя возникшую тишину.       Мужчины выглядят рядом друг с другом странно. Помпезный Майкл, похожий на греческое божество или идеального принца из девичьих фантазий со своими золотистыми локонами, высокими скулами, пухлыми губами с сардонической улыбкой и пронзительным взглядом голубых глаз. И чуть менее величественный Андерсон, с кричаще-синими волосами, дерзким взглядом темных как угольки глаз и кривой усмешкой тонковатых губ. Общее на двоих, пожалуй, только сквозящая в каждом жесте уверенность в собственных силах.       Эби поддается общему порыву, глухо хлопая новому члену Святилища и старательно сохраняет невозмутимый вид, когда Андерсон замирает взглядом на ее лице, вышагивая к столу в ногу с Майклом. Он неторопливо оглядывает ее фигуру в узком приталенном платье, шире растягивает губы, будто беззвучно хмыкает над чем-то, и Хобс безмерно радуется, что все они наконец устраиваются за столом, и она может спрятаться от него за профилями Говарда и Аделаиды, если чуть дальше откинуться на спинку стула. — По уже принятой традиции, сегодняшний вечер мы посвящаем новоприбывшему в наше общество, — патетично начинает Майкл, беря в руку бокал с шампанским и не торопясь следом за всеми присаживаться за стол. Кай так же остается на ногах, беря свою порцию игристого напитка. — Мы должны были справить этот вечер раньше, но ввиду некоторых обстоятельств торжество пришлось отложить. Позвольте еще раз представить вам нашего товарища — Кай Андерсон. Удивительной силы духа молодой человек, всегда знающий, чего хочет и как этого добиться. Я надеюсь, все вы примете его в свои ряды, и признаете мистера Андерсона как одного из нас! За Кая!       Люди в зале синхронно вскидывают бокалы, эхом повторяя последние слова Лэнгдона, щедро опрокидывают бокалы, и Эби, уверенная, что останется незамеченной, едва смачивает губы шампанским.       После речи разговоры, прерванные появлением двух мужчин, возобновляются. Дуклан старший расспрашивает о чем-то Андерсона, Брусток активно участвует в беседе, а миссис Брусток настойчиво пытается выложить на тарелку Хобс дополнительную порцию жаренной стручковой фасоли. — Ты только посмотри на себя, милочка, опять начинает худеть, — самозабвенно причитает старушка, совсем не обращая внимания на вялые сопротивления девушки. — К твоему сведению, недостаток веса тебе совсем не к лицу. Ты, когда худая, натуральная дурнушка.       Эби кривится в жалком подобии улыбки и покорно позволяет дополнить собственную порцию. То, что Хобс терпеть не может фасоль, кажется, совсем проходит мимо ушей Аделаиды. — Адочка, лучше подложи девочке мяса, белок тоже крайне важен для ее рациона, — Говард отвлекается от увлекательной беседы, и теперь взгляды всей увлеченной компании во главе стола направлены на нее. — А вообще моя супруга права, ты снова начала терять в весе.       Хобс едва не рычит от негодования за привлеченное внимание, потому что взгляд Андерсона, наконец нашедший ее из-за сменившего положения Говарда, развеселый и пытливый. А Майкл и вовсе разглядывает ее с таким интересом, словно видит впервые. И при этом так странно хмурится, что Эбс умудряется разглядеть в этом проблему. — Помню, когда я только-только вышла за Говарда, я тоже вечно пыталась сидеть на диетах, а муж все время из-за этого страшно злился, — Аделаида тихо смеется, прикрывая губы одетой в кружевную перчатку рукой. — Ну разумеется! На досках я полежу и в гробу, а в постели предпочитаю прижимать к себе женщину с приятными округлостями, — Брусток игриво шевелит усами и запечатывает на морщинистой щеке супруги короткий поцелуй.       Они вдвоем делятся еще какой-то историей из далекой бурной молодости, но Эби больше не слышит их. Она переводит взгляд в другой конец стола и сталкивается взглядами с украдкой поглядывающей в ее сторону Дольетто. Женщина молча салютует ей бокалом, изображая на лице сочувствие, и Эбс благодарно кивает, зеркаля жест. А отпивая, боковым зрением ловит, как меряет их Майкл задумчивыми взглядами.       Ей приходится размеренно жевать и сосредотачиваться на разговорах вокруг. Выпитый бокал шампанского с недосыпа недурно кружит голову и ей стоит больших усилий сидеть прямо и не закрывать глаза дольше, чем на долю секунд. Настенные часы за ее спиной отсчитывают время совсем не спешно, и Хобс старается оборачиваться к ним как можно реже, чтобы не выглядеть невежливо. Официально, приветственный ужин и следующий за ним фуршет с танцами длятся до двенадцати часов. А это значит, что ей еще как минимум два часа вынужденно терпеть присутствие на нудной, совершенно не нужной ей вечеринке.       Когда на маленькую сцену в углу зала выходит небольшой квартет, в этот раз без вокалиста, Эби одной из первых поднимается на ноги. Потому что, если продолжит сидеть, непременно уснет с закрытыми глазами. Рядом тут же обнаруживается Майкл, крепкой рукой притискивая ее почти вплотную к боку. И в этом жесте столько неприкрытого собственничества, что будь Эби все той же девушкой, только-только пришедшей с аванпоста, она бы потеряла голову от волнения и смущения. Сейчас же ничего, кроме раздраженной усталости девушка не испытывала, и вряд ли дело было в недосыпе. — Раз сегодняшний вечер посвящен мне, могу ли я пригласить вашу спутницу на танец? — раздается совсем рядом с ними, и Эби вся напрягается, отчаянно надеясь, что Майкл откажет.       Ей совсем не хочется танцевать с Андерсоном. Как бы хорошо не выглядел парень, как бы безупречно себя не вел, ей никак не удавалось забыть, кем он являлся в не таком уж далеком прошлом. Пальцы на ее талии стискиваются буквально на пару секунд и Эби успевает понадеяться, что ее сегодняшний спутник откажет, но Майкл тянет губы в снисходительной улыбке и медленно кивает: — Конечно.       Они замирают только посреди уже танцующих пар, вставая друг напротив друга, и если Эби честно старается выдержать положенную этикетом дистанцию, то Кай не стесняясь кладет левую руку едва выше начала ягодицы, и то, как ненавязчиво оглаживает его большой палец сквозь тонкую ткань, заставляет Хобс зашипеть: — Держи руки при себе.       Движение начинается синхронно, и если первые пару минут Эби чувствует себя уверенно, то, когда Андерсон начинает активнее вести в танце, уверенность эта совершенно пропадает. В какой-то момент она с удивлением понимает, что каждый следующий шаг она делает лишь с повеления чужой руки в буквальном смысле. — Как думаешь, если я прикоснусь к тебе еще хоть чуть откровеннее, как быстро он меня убьет? — в голосе парня ни намека на страх или опаску, только азартное веселье и неприкрытая насмешка.       Эби совсем не стоит труда догадаться, о ком ведет речь Кай. Всякий раз делая оборот, чтобы в поле зрения оказался Лэнгдон, она ловила это с трудом завуалированное бешенство в голубых глазах. И если Андерсона это по каким-то причинам только забавляет, то Эби не чувствовала ни грамма веселья. Лишь нарастающее с каждой секундой напряжение. — Прекрати злить его! — несдержанно шипит она, когда пальцы на талии вновь приходят в движение, вынуждая приблизится в танце чуть ближе. И в таком положении ей все сложнее было не прижиматься к синеволосому чудовищу всей грудью. — Где гарантия, что он убьет именно тебя?       Не скрытая претензия в ее голосе наконец заставляет Кая чуть сбавить обороты и внимательно вглядеться в ее лицо. Идея сама по себе плохая, учитывая разделяющее их расстояние, но Эбс слишком взвинчена, чтобы обращать на это внимание, а потому не торопится отвернуться. — О чем ты? — он забавно хмурится, с серьезностью вглядываясь в глаза напротив, и Эби нервно усмехается, будто кто-то в самом деле мог поверить, что он запереживал. — Знаешь притчу об Отелло? Я думаю, Майклу очень близок этот образ, так что не стоит рыть мне могилу раньше времени, — предельно серьезно просит она, пристально глядя в черные провалы чужой радужки.       Кай ослабляет нажим и уже со следующего шага Хобс может отстраниться от затянутого в серебристо-бордовый пиджак тела. Впрочем, напряженного взгляда в затылок это не убирает. И всякий раз лицом оказываясь к Майклу, Эби старательно не смотрит в его сторону, чтобы окончательно не испортить себе настроение. Видеть недовольство Лэнгдона ей сейчас не хотелось. — На фотографии ты была совсем другой,— вдруг бросает партнер по танцу, вынуждая Хобс сбиться с шага и невидящим взглядом уставиться поверх его плеча.       Наверное, веди Кай чуть менее уверенно, и они бы точно испортили танец, но он чуть настойчиво нажимает на поясницу, чуть сильнее тянет за другую руку и Эби без труда выравнивается, вновь вливаясь в ритм музыки. — О чем это ты говоришь? — с возрастающим возмущением шепчет она, вновь возвращая взгляд задумчивому бледному лицу Андерсона. — Ты спрашивала, почему я так вцепился в тебя, — непривычно серьезным, но вместе с тем мягким тоном тянет Кай, так же опуская взгляд к ее глазам. — Когда твоя мать занималась со мной, мы часто и подолгу разговаривали. Тереза настойчиво пыталась справится с моими «тараканами». А однажды ей позвонила ты, и, ты знала, что твоя фотография стояла у нее на заставке звонка? Улыбающаяся во всю ширь улыбки девчонка с обгоревшим носом и следами варенья на левой щеке.       Эби дергается, порываясь разорвать дистанцию и уйти прочь, но Кай крепко сцепляет пальцы на пояснице и почти выкручивает ей кисть, сжимая ее вторую руку в своей. — Вначале было просто любопытно — было видно, что Тереза очень любит дочь, а что может быть лучше такой болевой точки в идеальной броне своего психиатра. Она честно старалась оставаться профессионалом и не выдавать ничего, связанного с личной жизнью, но знаешь, трудно молчать, когда спрашивают совсем ненавязчиво, как бы промежду делом.       Эби холодеет, слушая размеренный, спокойный голос парня и понимая, что их знакомство состоялось многим раньше, чем она увидела его в той толпе, в день смерти Элизабет. И это так же страшно, как магическое могущество Лэнгдона. — Ты не мог знать, — полу внятно шепчет Хобс, безвольно ступая туда, куда ведут чужие руки. — Я и не знал. Тереза отказалась от моего лечения незадолго до конца света. Сказала, что моя одержимость ее дочерью является навязчивой манией. Поспорить с ней не получилось — сложно это сделать из-за решетки в спину стремительно удаляющейся женщины. — Это шутка какая-то, — убежденно бормочет она, непримиримо глядя в темные глаза. — Ага. Я ведь про тебя и думать забыл за всей этой круговертью, ты ведь была всего лишь способом заставить понервничать женщину, так уверенную в своей профессиональной невозмутимости мозгоправа. И тут такой подарок — малышка Эби, вновь важная для столь уверенного в себе хозяина положения. Только вот что-то совсем не такая, как на той фотографии, — Кай замирает с последними нотами звучащей мелодии, склоняется ближе к побелевшему девичьему лицу. — Почему же ты больше не улыбаешься, Эби?       Эбс не удостаивает чертова психопата ответом — круто разворачивается на каблуках и проносится мимо метающего молнии из глаз Лэнгдона. Кажется, она успевает бросить что-то в духе «мне плохо» или около того. Все чего ей хочется в эту минуту, это оказаться как можно дальше от Святилища, а потому, когда поворот коридора сворачивает к парадному фойе, Эби почти переходит на бег. И плевать, что каблуки для этого совсем не подходят. Плевать, что за створчатыми дверями ядерная зима и вполне реальная угроза гибели, ее просто накрывает паника.       Когда дрожащие ледяные руки сжимают холодные золоченые ручки, что-то холодное и жесткое дергает назад, заставляя прикусить язык. Хобс скулит и вырывается, чувствуя, как леденеет спина. Она, не оборачиваясь знает, кто может быть позади. Вообще вариантов два, но Хобс больше ставит на Майкла. А потому удивленно вздрагивает и безвольно обмякает в чужих руках, слыша над ухом легко узнаваемую манеру растягивать гласные: — Ну надо же! Кто бы мог подумать, что птичка окажется такой глупой!       Наверное, Марч все же спасает ее от падения на холодный пол. Эби не знает — сознание заволакивает банальным, но таким нужным сейчас забытьем обморока.