Предскажи им смерть

      Стена дождя настолько плотная, что не я останавливаю Тотеса, а он сам тормозит и фыркает — монстр слишком близко. Спрыгиваю, похлопываю верного коня по холке и делаю ему знак, чтобы держался неподалёку. Скверной воняет так, что приходится плотно сжимать носовые щели и дышать через рот, иначе голова закружится и стошнит. Отстёгиваю от седла ножны. Там — два тяжёлых клинка из прочного сплава. С «прятальщиками» теми игрушками, что встроены в доспех, не справиться.       Из-за водяной завесы прорывается утробное, гудящее рычание и пара отрывистых вскриков — Чистильщики-недотёпы. Вот кто спугнул Осквернённого в зарослях, а вовсе не гроза. Я тороплюсь, но не спешу — тщательно выверяю баланс клинков с нагрузкой на перчатку, привыкаю к их весу, делаю пару взмахов. И только после этого иду вперёд. Не бег. Спорый, уверенный шаг.       Эта бесформенная дрянь неожиданно огромна, и ещё менее ожидаемо — быстра. Умяла всё кукурузное поле за несколько минут и уже переползла на пшеничное, а Чистильщики ей так, как мухи назойливые — когда уворачивается, когда отмахивается короткими, раздутыми конечностями, а когда просто не замечает, позволяя их оружию ранить — не чувствует опасности. До жути безобразное существо. Уже не напоминает человека ничем, кроме цвета — мертвенно-белёсого. Скорее, это что-то вроде бурдюка или перекормленной гусеницы, и было бы потешно, не будь таким опасным. От складчатой кожи поднимается пар, летний тёплый дождь ничуть не замедляет рост монстра. Снег бы мог, особенно с ветром, или трескучий мороз. Но нет. Июль. Поле, наполненное белком. И всеядная монстроформа. Разозлённая.       Чистильщики меня заметили, сместились ближе, но я показал им, чтобы окружили мутанта — мне нужно узнать, где же у него пасть и голова. Но чем дольше тяну время — тем жирнее тварь. Махнула лапой вверх-направо. Поставила аккуратно. Это рука. Левая. Смещаюсь правей, отскакиваю от взмаха одной из конечностей. Где же в этой туше мозг?       А вот и пасть — мутант раскрывает её, когда рычит. Кто-то из Чистильщиков попортил шкурку. Мальчишки растерянные, блядь! Только у одного из них в руках полуторный клинок, остальные вооружены базово. Видимо, так и попёрлись на разведку всей толпой, да ещё и тупили вначале, пока монстр был ещё мелким. Теперь получайте тушу уже с приличный дом размером, которая продолжает жрать и расти буквально на глазах. Придётся прыгать, чёрт!       Отбегаю на несколько шагов назад. Ноги проскальзывают по смятым и изжёванным колосьям. Проклятье! Поскользнуться — так просто, но у меня нет права на ошибку. У Чистильщика всегда — одна отчаянная попытка, и только один шанс на смертельный удар.       Взгляд выцепляет над безобразной пастью тёмное пятнышко. Это волосы. Аккуратная косичка, намокшая и прилипшая к вздувшемуся телу. Она раньше украшала голову Осквернённой малышки, а теперь укажет мне примерное положение мозга чудовища. Отлично. Нужно только, чтобы тварь смотрела прямо на меня, и в последний момент не развернулась. А именно для этого у нас — белые маски.       Условный знак — и крайний от меня Чистильщик без вопросов дёргает подмасочник вверх, закрываясь до самых глаз. Остальные не отстают. Я же наоборот, сдёргиваю капюшон. Как ловить рыбу на блесну. Монстры видят очень плохо, но на белое пятно — среагируют.       Со стороны выглядит, должно быть, по-дурацки — я прыгаю то влево, то вправо, а ещё пару раз провожу клинком по доспеху, вызывая звон. Но это не детская игра. Танец охотника, если хотите.       Тварь меня видит, и только было направляется ко мне, а я, соответственно, чуть пригибаюсь, готовясь к рывку, как один из Чистильщиков решает, что настал его, а не мой, звёздный час. И бежит на монстра сам.       Хорошо бежит. Уверенно. Меч держит обеими руками чётко, как учили. Но он забыл, что мутанты не только лапами махать умеют, и видят не только белое.       И оттолкнуть я его успею. И пасть монстра парирую. Только вот не стану. Потому что перчатка у этого Чистильщика — неисправна. И риск — не оправдан.       Чудовище реагирует на движение. И прыгает. Неизящно, грузно. Смертоносно. А Чистильщику уже не хватает скорости и силы для манёвра…       Хруст. Костей или доспеха — не важно, чёрную фигурку сминает бесформенно-белое месиво. Конечно, его уже не спасти, а мутант чует кровь и более питательный белок. Отвлекается. Замирает. То, что нужно. Но всё ещё важно, чтобы он приподнял переднюю часть туловища, прекратил копошиться и терзать труп. Но маски моей теперь недостаточно для отвлечения его от кормёжки! Что же…       Идея вдруг вспыхивает в мозгу, я втыкаю один из клинков в землю, копаюсь в кармане плаща, ищу свёрнутый листок. То, что нужно. Разворачиваю его как белый флаг, взмахиваю. Дождь размывает яркие цветы, которые нарисовал другой Осквернённый. А этот…       Эффект превосходит любые ожидания, тварь не просто отвлекается, она бросается вперёд как одержимая. Как будто этот листок в потёках краски — самое ценное и важное, и ей нужно непременно его заполучить. Настолько стремительно движется, что у меня нет времени на подготовку, приходится подпустить её вплотную, дерзко ляпнуть листом прямо в обезображенную морду, и прыгнуть с места вверх, уцепившись за край разинутой пасти.       Одна попытка. Никаких ошибок.       Лезвие вонзается глубоко и идёт сначала ровно, рассекая почти бескровную плоть и кожу. Но я надавливаю сильнее, всем весом, чуть не повисаю на рукояти клинка. Доли секунды. Успеть.       Лезвие застревает. Преддверие победы. Заученный жест: вниз, поворот, вверх. До треска. С хлюпаньем. И быстрый соскок.       Бегу, не оглядываясь. Угадал или нет — не имеет значения, и ярость чудовища, и его агония одинаково опасны. Гикаю, особо не надеясь, но Тотес слышит. Резко очерченный замерший силуэт, пригнул шею. Два движения. Схватить упор, взлететь в седло. Остальное — воля тяготения. Ну же, гони!       Но конь нерешительно перебирает шестью конечностями, фыркает, как будто пытается обратить моё внимание на что-то за спиной. Да и остальные Чистильщики не очень-то и разбегаются. Оборачиваюсь.       Мутант определённо мёртв, и лежит там, где я его и прикончил. По безобразному телу пробегает редкая дрожь. Никакого «финального рывка». Как будто его эта налепленная мной бумажка парализовала.       Чистильщики же, оставшаяся пара, так и вовсе не обращают на образину внимания. Стоят поодаль и смотрят себе под ноги. Идиоты, сука! Даже Тотес умнее. Подъезжаю к ним, спрыгиваю. Набрасываю капюшон, стираю воду с маски. Так намного лучше видно.       От Чистильщика осталось не так уж много — монстр начисто откусил ему голову, отгрыз руку почти до середины груди. Доспех безнадёжно испорчен. Но два коллеги неудачника даже и не думают делать то, что необходимо. Придурки шокированные, птенцы, блядь! Придётся мне.       Оттираю их плечом, присаживаюсь рядом с телом. Рывком сдираю с груди трупа остатки покорёженных пластин, отбрасываю. Зерно уцелело. Оно совсем на поверхности кожи, только пару синеватых сосудов его охватывает по краям. Светиться ещё не начало. Успел.       Выщёлкиваю лезвие в ладонь, примеряюсь и вонзаю рядом с перевитием сосудов. Я такое уже делал, но отвратность процесса это не умаляет. Грудная кость и рёбра хрустят, я чувствую себя почти что мясником. Наконец, Зерно поддаётся, вытягиваю его вместе с ошмётками плоти, встаю и пихаю трофей одному из Чистильщиков в руки. Сами отвезут в Столп. По-прежнему растеряно стоят. Ну, хоть не вцепились в меня и не стали оттаскивать. Я их задницы от конкретного выговора спас. Свою, впрочем, тоже, но это уже не суть.       Они бы ещё минут десять-пятнадцать потупили и всё — Зерно бы запустило обратный отсчёт и деактивировалось. А стоит оно столько, сколько им и за двадцать рейдов не заработать, и уж точно не должно попадать в руки обычных людей в активированном виде. Оно снова должно стать сердцем Носителя, энергией его доспеха, его защитой. А не тусклым камнем на трупе.       Жалко ли мне, сейчас медленно идущему к издохшему монстру, чтобы забрать оружие, капитана нашей группы? Молодой был. Да ничуть. И дело даже не в том, что он хотел изнасиловать Ина, не в том, что я не стал его защищать. Это отбор. Это жизнь. Это наша профессия. Его убила не тварь, а самоуверенность. Мир его Зерну.       Убедившись, что мутант не подаёт и малейших признаков жизни, а края раны уже начинают темнеть, зажигаю интерфейс перчатки и выбиваю завершение задания. Пока идёт обработка, упираюсь коленом в тушу, подтягиваюсь, уцепляюсь за рукоять меча и выдёргиваю его. Отираю полой плаща. Где-то неподалёку я оставил ещё один такой же, но дождь и не думал ослабевать — по-прежнему стена, видимости нет никакой. Показываю гарду оружия плетущемуся за мной Тотесу, обвожу рукой вокруг. Мол, поищи.       Понимает, фыркает, шустро убегает и возвращается едва не моментально, сжимая в пасти пропажу. Как будто пёс палку принёс. Почти улыбаюсь.       Приторачиваю клинки на место, подтягиваю пояса ножен, отряхиваю плащ, хоть это и бесполезно. Почему-то возвращаюсь к поверженному Осквернённому, отлепляю листок. Краски почти смылись, остались лишь бледные контуры цветов и аляпистые пятна. Но всё равно складываю лист и сую обратно в карман. Мне почему-то кажется, что что-то здесь неуловимо не так. В Столпе покажу кому-нибудь. Если повезёт, то Хранителю. Конечно, бред это, но…       Перчатка мягко светится. Неужели новая разнарядка? Нет. Моя заявка на посещение Столпа одобрена. Только вот времени на неё дали трое суток. Жадные… кто бы они ни были.       Гашу интерфейс, запрыгиваю в седло. Ориентируюсь с трудом, но всё же выцепляю взглядом расплывчатое пятно вдалеке. Храм. Нужно вернуться за Инносом.       Обратная дорога мне показалась настолько короткой, что я вздрогнул — «прятальщику» ничего не стоило преодолеть это расстояние за каких-нибудь полминуты. Да, до города было не намного дальше, но все его жители меня интересовали гораздо меньше, чем один дерзкий вихрастый пацан.       Тотес отряхивается, как только заезжаем под своды храма. Правильно, не нужно бронезверям находиться в сырости. Но всё равно забавно. Спешиваюсь, хочу было окликнуть Ина, но вспоминаю, как сильно шумит дождь. Бесполезно это. Поднимаюсь по лестнице.       На втором этаже, как ни странно, пусто. Пол уже сырой, хотя капли внутрь попадают редко. Инноса нигде не видно, но им пахнет. Так его и найду. Конечно, я весь провонял Скверной, но тем легче будет почувствовать запах, который приятен.       Ин совсем близко — не спускался, а наоборот, поднялся по лестнице ещё выше, туда, где обвалился шпиль. Послушный, когда не надо! Там же может быть опасно!       Так и есть — повсюду острые обломки рухнувших перекрытий и кровли, целый колючий лабиринт, щедро политый дождём и от этого коварно-скользкий. Иннос осторожно выглядывает из-за одного каменного тороса, но убедившись, что это всего лишь я, а не какой-нибудь Осквернённый, улыбается и едва не на шею мне бросается.       — Мастер Харам! Вы победили, да?       — Да, Ин, — просто отвечаю, прижимая его к себе.       Бледный какой, а губы синюшные. Весь вымок. И замёрз к тому же! Вот же бестолковый ребёнок. И летом можно насмерть заиндеветь. А если бы я не вернулся?       — Так, пошли, — решительно волочу его за собой за руку.       Не сопротивляется, разве что спотыкается. Иногда хлюпает носом. Вот только болячек его мне не хватало!       Тотес тычется мордой в плечо, и Иннос поглаживает коня в ответ. Наверное, он не знает, что бронезвери не отличают тип прикосновений. Впрочем, я сам, зная об этом, всё же никогда не причинял Тотесу «боль».       — Давай раздевайся, — понукаю Ина.       — Эм… Мастер? — он удивлённо распахивает глаза.       Или мне показалось, что и немного заинтересованно. Опять с этим двусмысленность, опять я забыл, что для обычных людей прямое предложение раздеться расценивается как непристойный намёк.       — Халат наденешь свой, он сухой, — с этими словами я копаюсь в багаже. — Вот.       Еле успеваю отвести взгляд в сторону, когда Ин ловко стягивает промокшую рубашку через голову. Явление его дери, не стесняется меня ничуть. Впрочем, когда это шлюхи стеснялись раздеваться при посторонних.       — А мокрую куда?       Иннос растеряно вертит вещички. Халат завязан как попало, неплотно, и уже съехал с костлявого плеча, обнажив острую ключицу. Сомнительное эротическое шоу.       — Давай сюда, — отбираю одежду и кидаю в один из свободных отсеков Тотеса. — на постоялом дворе разберёмся. Давай, поехали, а то ты уже нос рукавом вытираешь. Держи вот.       Протягиваю ему запасной старый плащ. Конечно, он уже не защищает так, как мой, но всё же в такой ливень намного лучше, чем ничего. Послушно его повязывает, даже набрасывает капюшон. И не дожидаясь моего приглашения, пытается забраться на круп Тотесу. Но я всё равно протягиваю ему руку — высоковато.       — Мастер Харам, а вы покажете мне страшилище, которое убили?       — Нет, Ин, — отказываюсь.       — Но оно же уже мёртвое! А Скверна не заразная!       — Нет, — произношу уже твёрже, и похлопываю Тотеса, чтобы ехать.       — Ну почему? — не сдаётся Иннос.       — Да потому, что там не на что смотреть. Гора зловонного мяса, которая стремительно гниёт.       — Но хоть на кости посмотреть, хоть издалека!       — Всё гниёт. Даже зубы. Вот представь себе кусок чёрного ила, на который насрали, только размером с дом. Мимо будем проезжать, почуешь. Копыта Тотесу не заблюй.       Ин обиженно сопит, но хотя бы молча. А я ни разу не приукрасил — как выезжаем наружу — уже и дождь не спасает, всё вокруг пропитано вонью. И не только от Скверны, но и трупной гнилью. Даже не так. Такое зловоние, как от останков Осквернённого, от обычных мертвецов не будет исходить никогда. Понукаю Тотеса, чтобы скакал быстрее — отбитую жопку Ина, конечно, стоит жалеть, но и наши с ним желудки тоже.       В городе вонь уже перебивается множеством других ароматов, в основном, конечно, тоже малоприятных, но хотя бы терпимых. Иногда пахнет выпечкой или цветами. Впрочем, ночевать нам придётся там, где пахнет скисшим пивом, грязными тряпками и пóтом, а не искать часами приличное место.       Но даже у самой завалящей харчевни есть неоспоримое достоинство — крыша, под которой сухо. Так что как только я замечаю вывеску, сразу сворачиваю к конюшне рядом — в такой ливень особо не хочется привередничать.       Коновязи все деревянные и настолько хлипкие, что привязывать Тотеса наравне с теми двумя клячами, что шарахнулись, испуганно заржав, не имеет смысла. Просто отпускаю коня, так и лучше — сам себе место посуше найдёт.       Ссаживаю Инноса на землю, и он беспокоится:       — А Тотес ничего не натворит? Ну, пожар.       — Разве что коней напугает. Какой пожар, тут как бы не утонуть.       Перешагиваю бурлящий ручей на обочине, а Ин его ловко перескакивает. Небо опять прорезает молния, но уже вдалеке. Гроза уходит. Хорошо. А ещё лучше, если завтра будет жарко, и земля нормально просохнет — так мы доберёмся к Столпу гораздо быстрее, и я уже пристрою этого мелкого искусителя.       Вон, вертит головой, как только мы заходим в таверну. Здоровается с хозяином. Милый, невинный, обходительный. А когда я заказываю подготовить после ужина одну комнату на двоих — блестит каре-серыми глазищами, улыбается. Грех один, хоть к Проповеднику на исповедь собирайся.       — Мастер, а мы надолго тут? — спрашивает, умостившись за одним из столов, напротив меня.       — До утра. Потом поедем к Столпу.       — Правда?       — Конечно.       Ин едва не задыхается от радости, а потом смеётся, звонко и заразительно, так, что почти все посетители, в основном пережидающие дождь, оглядываются. Да я и сам улыбаюсь, благо, под маской этого не видно. Да, я, который только что убил ребёнка, превратившегося в жуткое чудовище и освежевал своего напарника — улыбаюсь. Тепло и искренне. Потому что мир как будто многослоен, как будто луковица. Столпы и задания так далеко, как и шелуха, мёртвый монстр и храм, в котором обнаружилась и ценность, и тайна — верхний слой, сам город — под ним, постоялый двор — у центра, но только мы с Ином — сердцевина. И глубже, потаённей уже нет ничего. Разве что только нечто такое, почти плотное, что повисает в воздухе, когда парнишка замолкает и внимательно смотрит мне в глаза. Но тут же морок рассеивается — Иннос звонко чихает и трёт нос. Имбирного чая бы не помешало нам обоим.