Предскажи им смерть

      Капля растекается по столу, и дерево, покрытое слоем из смеси пищевых жиров и грязи, сначала отталкивает её, но потом всё же темнеет. Следом за ней летит вторая, мне кажется, что это протекает крыша постоялого двора, но нет. Третья капля, как и предыдущие, срывается с серых пушистых ресниц Инноса.       Он плачет, но тихо, без истерики и всхлипов, слёзы просто катятся и он не всегда успевает стирать их рукавом халата. Думает, наверное, что удастся это скрыть, потому что пугается, когда шмыгает носом, бросает косой взгляд на меня и виновато опускает голову.       Я немного растерян, потому что ни суп, ни уж тем более имбирный чай не были острыми, да и на аллергию это не похоже. Мы вдвоём молчали, так что обидеться парнишке тоже было не на что. Хочется прижать его к себе, но на нас уже и так смотрят пристальней, чем нужно. Легко понять, что рождается у них в головах — я подобрал где-то уличную шлюшку и теперь уговариваю его оказать мне услуги какой-то запредельной омерзительности.       Вот и не буду их разочаровывать. Кивком подзываю хозяина к столику. Подходит, с достоинством, но не медлительно — раздражать Носителей Зерна опасно для жизни и здоровья, но и терять авторитет у посетителей излишним лебезением не хочется. Выжидательно молчит, что бросает ещё одну монетку в копилку его внушительности. А мне-то терять нечего, чтобы Чистильщики утратили свою репутацию нужно событие никак не мельче Явления.       — Комната для нас готова? Готовьте ещё и ванную. Сейчас.       — Мастер, ванная у нас общая.       — Распорядись освободить и вымыть. Ножницы туда принесите.       — Ещё что-нибудь, Мастер?       — У нас есть вещи для стирки.       — Помилуйте, — хозяин чуть кланяется, — на улице ливень, они не высохнут к утру.       — Не мои проблемы, — качаю головой.       И не в моих правилах предъявлять неразумные требования. Мне прекрасно известно, что существует множество иных способов высушить одёжку Ина до хрустящего состояния.       Когда хозяин возвращается за стойку и раздаёт задания свободным девчонкам-служанкам, я чуть наклоняюсь к Ину и тихо прошу:       — Хватит.       — Простите, Мастер Харам, — утирается рукавом и честно пытается успокоиться. — Я ничего… просто… вы непонятный.       Едва не фыркаю:       — То есть вместо того, чтобы просто узнать, что непонятно, ты закатил истерику? Я не кусаюсь и не ем маленьких мальчиков на ужин.       — Это я и не могу понять, — шмыгает. — Вам как будто совсем ничего от меня не надо взамен. Как будто просто так заботитесь.       — Ну, эм… а родители? — предлагаю вариант раньше, чем вспоминаю историю Ина.       — Меня кормили и честно хотели научить хоть чему-нибудь. Кормили и платили за то, чему научился. А вы делаете всё просто так. И, если можно, — Иннос поднимает на меня заплаканные глаза, — оставьте меня здесь. Мне неловко с вами.       — Ин, давай я отведу тебя купаться, ты успокоишься, и мы нормально поговорим?       Оглядывается, замечает любопытные взгляды. Отползает по лавке ближе к стене, больше никуда не смотрит, кроме остатков чая в пиале, слёзы теперь или быстро смахивает, или сглатывает, и так старается, что мне приходится его потормошить за плечо, когда хозяин делает мне знак, что всё готово. Мне не решаются перечить и движением зрачков, но вот вслед — и громкие выдохи, и плевки на пол, и стуканье кружек о столы.       Но всё не имеет никакого значения. Особенно когда Иннос сидит в деревянной бадье с мыльной шапкой на голове, пена падает ему на нос, он фыркает, и снова внимательно смотрит, как «купаюсь» я. Да, доспех чистится очень интересно, пластинки движутся волнами, избавляясь от внешних и внутренних загрязнений. Я бы тоже любовался, но уже второй десяток лет это вижу, да и смотреть на плескающегося Инноса намного приятней. Нет, ничего из тех мест, которые считаются интимными, мне и близко не рассмотреть, я и не стараюсь. Парнишка улыбается. Теперь уж точно искренне. И это нравится мне на несколько порядков выше, чем любое проявление похоти. Но только до того момента, пока Иннос не начинает мыть себя внизу весьма характерным движением.       — Это лишнее, — пытаюсь я его остановить.       — Мне не тяжело, я привык. Так чище, — возражает.       По этому поводу спорить как-то неприятно. Пусть поступает, как хочет. Может, он сам себе так кажется чище. Это ещё попробуй найди такого чистоплотного паренька. Расщёлкиваю маску, кладу на сухой участок пола, подальше. Ерошу волосы, растрёпываю. Падают на глаза. Не зря я просил ножницы. Вытягиваю одну прядку, отсекаю.       — Мастер Харам, — робко подаёт голос Иннос из ванны. — А можно мне?       — Чего?       — Подстричь вас. У меня неплохо получается, мы с девочками постоянно друг друга стригли.       — Ну ладно, — разрешаю. Хуже, чем у меня самого, явно не выйдет, да и всё равно. — Давай сполосну тебя и вылезай.       Встаю и поливаю довольно отфыркивающегося Ина из тазика уже почти остывшей водой. Ничего подобного шикарной душевой в комнате Рух здесь и не наблюдается, но хотя бы воды достаточно и плесень и прочие грибы нигде по углам не растут. Или их убрали специально к нашему приходу.       Иннос, теперь смешно завёрнутый в полотнище ячеистого сукна, что служит здесь не очень мягким, но хотя бы чистым полотенцем, кажется ещё более мелким и неуклюжим. Да к тому же он до моих волос почти не достаёт, и мне приходится пересесть со стула на пол перед ним.       Щёлкнув ножницами пару раз, матерится тихо, но так забористо, что я его одёргиваю:       — Ин!       — Простите меня, Мастер Харам. Но ножницы такие тупые!       — Дай, — протягиваю руку.       Раскрываю инструмент и провожу лезвиями по нижней части перчатки по паре раз, а потом правлю о боковую её сторону. Конечно, не просто так, там точильная поверхность.       — Ого, — одобряет Иннос, на пробу попытавшийся отстричь мне несколько волосинок.       — А то. Не обрежься.       — Может, вы и мой ножик поточите?       — Легко. Ты рассказывал, что тебе его отец подарил, правильно?       — Угу, — бурчит Ин.       — А говоришь, о тебе не заботились.       — Меня берегли, — возражает Иннос. — Я пожаловался отцу, что ко мне пристаёт один из артистов. Ну он и дал мне нож. Только вот это не помогло. Ни разу. Я просто струсил его достать. А после пары раз уже было… незачем.       — Но ты рассказал родителям, это как-то решили? — спрашиваю я, надеясь на другой ответ, чем тот, что уже знаю.       — Решили. Пара сотен монет и выпивка в таверне, где меня и оставили.       — Ин, и ты думаешь, что я поступлю так же?       — Думаете, я не понимаю, что вам просто совесть не позволяет меня выгнать? Вы хороший, Мастер Харам, но хватит. Я вам мешаю. Вы возитесь со мной… — всхлипывает. — А если монстр нападёт на меня, вам придётся меня защищать. Вдруг я поранюсь. Мне нужно спать… я сам хочу остаться. Я много думал об этом, пока ходил по городу. Тут хорошо. И есть лекарства в продаже.       Слишком разумные и зрелые рассуждения для влюблённого. Но он и так повзрослел слишком рано и, кажется, понял жизнь едва не лучше, чем я. Её рациональную и правдивую часть, где нет места подвигам и альтруизму, где все за всё платят, и даже детей рожают затем, чтобы они приносили пользу. И я не могу изменить это, один человек не сдвинет гору. Но могу попытаться устроить жизнь хотя бы одного парнишки.       — Давай так. Отвезу тебя в Столп, мне всё равно туда нужно, я еду не из-за тебя, — поспешно уверяю его. — А там пусть решат, что с тобой делать. Если что — у тебя есть весомый аргумент.       Копаюсь изнутри лежащего свёрнутым плаща, возвращаю Инносу его змейку:       — Ты сам её нашёл, так что всё честно. Только вот потратить всю её стоимость ты сам нигде, кроме Столпа, не сможешь.       — За звёздный металл кого угодно убьют, вы правы, Мастер Харам. Но если не возьмут… или выгонят?       — Вернуться сюда ты всегда успеешь. Ты думаешь, что ничего не умеешь. А ты всё пробовал делать?       — Ну, один раз у меня было три клиента сразу…       —Ин!       Смеётся. Сомневаюсь, что это шутка, но это кажется ему смешным, хотя на деле омерзительно. Только такое отношение ко всему, что с ним происходило, и позволило ему выжить. Но как бы я хотел, чтобы всё это прекратилось и забылось.       — Готово, Мастер Харам. Только тут зеркала нет.       — Да и не нужно, видно не будет.       Подбираю маску и защёлкиваю её, убрав волосы в подшлемник раньше, чем догадываюсь, что я этим Ина обидел — тот громко сопит, кладя ножницы на стул. Со мной не говорит, и даже то, что в предназначенной для нас комнате опять одна кровать — никак не комментирует, просто садится на её край, стаскивает с себя полотенце и протирает им волосы. Я пользуюсь ситуацией, чтобы замять неловкость — спускаюсь вниз, сначала в зал, чем вызываю ещё одну волну тихих перешёптываний и взглядов искоса.       — Ванная свободна. Опилки для бронезверя почём у тебя? — облокотившись о стойку, обращаюсь к хозяину постоялого двора.       — Опилок нет, Мастер, — словно бы извиняется тот. — Есть мелкие обрезки, старые столовые приборы… У нас Носители Зерна редко останавливаются.       — Твой гадюшник сжечь надо, жаль, гроза, — голос у меня ровный и невыразительный. — Неси всё, что есть, я подожду.       Пока хозяин возится в подсобке, одна из официанток услужливо наливает мне пива и подаёт. Понюхав, пить не решаюсь. Специально отравить меня никто не хочет, просто в этом месте и не бывает напитка лучше.       Возвращается хозяин с ведром, наполненным разным хламом. Металлическим ведром. Что ж, он его больше не увидит. Расплачиваюсь, выхожу во двор.       Дождь почти прекратился, но все равно ехать нельзя — земля раскисшая. Ещё меня беспокоит и сам Тотес. Подходит ко мне вроде бы резво, но я слишком давно с ним, сразу понимаю — что-то не так.       — А ну отойди и вернись, — приказываю.       Слушается, и я замечаю, в чём проблема — левую среднюю ногу он как будто бережёт. Она чуть опаздывает разгибаться, и пока бронезверь хрупает ведром, рассыпав содержимое того по соломе, осматриваю. Так и есть, средний шарнир не в порядке. Смазываю, и ситуация выправляется. Но это ненадолго — сточилась сама ось. Думаю, что и остальные в примерно таком же состоянии. На всякий случай смазываю и их. Всё-таки Иннос приносит удачу — сам бы я ещё долго в Столп не собрался, пока Тотес совсем бы не сломался.       — Я у тебя тот ещё владелец, — поглаживаю бронезверя около визоров.       Фыркает, выпуская тонкие струйки дыма из ноздрей, не поймёшь без контактного кабеля, осуждающе или одобрительно. Но сомнительно, что он меня вообще понял, а не просто «поддержал разговор».       Достаю мокрые одёжки Ина, удерживаюсь от того, чтобы не поднести их к лицу поближе. Зачем, если можно просто глубже вдохнуть?       Инноса застаю не спящим. Расчёсывается. Как только я вхожу в комнату, оборачивается, улыбается. Только это уже хищная улыбка. И глаза как будто подёрнуты ледком. Что-то задумал. Следует быть особенно осторожным. И замечаю ещё кое-что. Над глазами у него и на губах — полосы краски. Тёмно-синей и красной соответственно. Косметика. Одолжил у местных девушек, не иначе.       — Мастер Харам, я понял, что не так, — голос тихий, но неприятный. — Это совсем не проблема, мы погасим свет, а я прикроюсь так, чтобы вы ничего не видели и не касались. Я так делал. Умею. Вы не заметите разницы.       Я совершенно не понимаю, о чём он говорит, раздражённо встряхиваю головой. Но инстинктивно ощущаю, что садиться на кровать рядом с ним опасно, поэтому занимаю жалобно скрипнувшее под моим весом рассохшееся кресло напротив.       — Потрудись объяснить, что тут происходит, — раздражаюсь, но не показываю это тоном.       — Вы же любите женщин, Мастер Харам, — уверенно заявляет Иннос. — Я уже растянул себя и смазал. Никакой разницы, может, и лучше. Задуйте лампу.       И успел же! Хотя дурное дело не хитрое. Вздыхаю так тяжело, что если бы не маска, масляный светильник погас бы, невзирая на стеклянный плафон. Опять началось. Полчаса назад мы вроде бы договорились, но нет же!       — Ин, не заставляй тебя заматывать в простынь и укладывать спать насильно. Я лягу к тебе только тогда, когда ты сотрёшь эту свою боевую раскраску и напялишь хотя бы портки. И никаких возражений!       Ин хмурится, но посидев ещё немного и осознав, что моё решение не поменяется, обречённо трёт веко краем полотенца. Выглядит расстроенным, а я опять не имею понятия, как ему втолковать, что все попытки меня соблазнить только раздражают. Я и сам-то не знаю, как себе объяснить, что целоваться с ним — ещё как приятно и хочется, а вот кое-что большее уже отталкивает. Я уже и ни к чему особо не обязывающие оральные ласки не готов… принимать. Мысль о том, что я мог бы сам пристроиться между раздвинутых ножек Ина и провести языком по… в общем, мысль комкается и летит в глубокие закоулки сознания. Достаточно того, что просто не боится того, как я выгляжу.       Как только примерно одевается, пересаживаюсь на кровать к нему. Ложится на бок, отворачивается, выражая тем самым общий протест. Я бы всё так и оставил, но не могу:       — Ин, — я касаюсь светлой кожи на пояснице паренька. — Две новые язвы. Ты таблетки пьёшь?       — Знаю, Мастер Харам, — оборачивается, чуть морщится. — Не трогайте, они плохо выглядят. Конечно пью, но не сразу же вылечусь. Пахнут, да? Но вы же говорили, что не можете заразиться!       — Не могу. И не буду ничего с тобой делать не потому, что ты болен. Просто не буду.       — У меня кончились идеи, — хныкающе тянет Ин. — Не знаю, что вам нужно, разве что вас заводит большая грудь.       Нет, Явление его задери, меня заводит тонкое тело Инноса, изогнувшееся в грубых, сероватых простынях, пахнущих дешёвым мылом и копотью. Голос его. Запах. Но и в то же время я как будто раздвоен, и вовсе ничего не хочу, кроме улыбки этих чуть заветренных розоватых губ. На этом варианте, пожалуй, и остановлюсь. Но для Ина всё-таки придётся выдумать хоть какое-то объяснение:       — Думаю, тебе известно, что у Носителей Зерна есть… особенности в этом плане. Считай это такой же особенностью.       — Но у вас же стоит, я знаю, — не сдаётся Иннос, глаза снова лукаво блестят.       — Это не много значит, если долго тереть, то и палка кончит. Скажем, это не настолько приятно, как остальным людям, требует много усилий и нужно мне только в крайнем случае.       — А когда новый «крайний случай»?       — Если будешь постоянно пытаться залезть мне под доспех, то никогда, — притворно сержусь. — Просто не надоедай.       Иннос сопит, а потом долгое время лежит тихо, не шевелясь, и я уже решаю, что уснул, как тихо спрашивает:       — А вы будете приезжать ко мне в Столп? Хотя бы раз в год?       И не подумаю. Как только пристрою Инноса и проведу техосмотр Тотеса — сразу же переведусь на Перекрёсток Морей, а то и дальше, может, к самой Границе Ночи. Холод, конечно, я терпеть не могу, но зато Осквернённых там намного меньше. И по святым местам можно проехаться, посмотреть, где начал свою жизнь Повелитель Звёзд, где он являлся людям, где учил Пророк. Может, там я получу больше подсказок о том, что же всё-таки испытал наш мир больше двухсот лет назад.       — Буду, — вру. — Но ты сначала должен себя показать хорошим и умным, уж кто-кто, а шлюхи в Столпе точно не нужны.       И это снова ложь. В Столпе учат херувимов, спутников Проповедников. А они — заправские проститутки, хоть и на службе, вроде как «освящены», и никто им в лицо это не скажет. Но это предпоследняя участь, которую я бы хотел Инносу. Последняя — чёрный полуразумный доспех, бронезверь, белая маска, клинки, послушно ложащиеся в руки. И щели поперёк лица.       — Я буду очень-очень стараться, — запальчиво клянётся Ин. — И стану вашим оруженосцем!       Откуда он, и читать-то не умеющий, знает это слово, сейчас благополучно умирающее на страницах немногих ветхих книг про рыцарей? И никаких оруженосцев у Чистильщиков не бывает. Но раз он так искренне в это поверил, зачем разрушать внезапно возникшую детскую мечту? Этот порыв быстро погаснет, как только он начнёт подметать полы. И если на первый год он ещё будет меня ждать, на второй — иногда вспоминать, то на третий осознает, что я не приеду никогда. А на четвёртый — забудет. А там как раз настанет пора влюбляться по-настоящему. И эту новую жизнь я планирую ему подарить, а не портить.       — Не станешь, — ворчу. — Оруженосцы должны быть сильные и здоровые, а ты, вместо того, чтобы набираться сил, болтаешь!       Как будто и вправду испугавшись, что ничего не выйдет, если он тут же не уснёт, Иннос закапывается в одеяло и вскоре уже спокойно дышит. Ко мне же сон не идёт, я бесчисленное количество раз муторно прокручиваю в голове варианты развития событий, от того, что Ина в Столп просто не пустят, до того, что Мать Роза ещё жива и ей нужен личный помощник для перебирания книг в библиотеке.       Осознав, что тщетно, спускаюсь вниз и выхожу на задний двор. Облака уже перестали сыпать дождём, носятся по небу, рваные, и не могут скрыть звёзды. Завтрашний день обещает быть ясным и жарким.       Тотес доверчиво тычется мордой в мои руки, когда я подхожу. Он тоже привязался к Ину. Немного интересно, будет ли по нему скучать. Умеют ли бронезвери вообще скучать? Выдыхает из ноздрей несколько искр, но тут же наступает на них копытом, не давая огню заняться в травяной и навозной пыли. Понимает, что сейчас мне не нужны ни развлечения, ни неприятности. Прижимаюсь лбом через маску к его голове и долго стою так в полумраке, вслушиваясь в гудение механизма и сонные фырканья живых лошадей. Потом достаю набор инструментов, зажигаю в конюшне безопасный газовый фонарь под потолком и отлаживаю Тотеса почти до самого утра. Вернуться к Инносу не хватает моральных сил.