4 сентября, 2018 года
— А чем это мы тут занимаемся, а? — Фладда хитро прищурился, заглядывая в чужой монитор. Дима немного вздрогнул, оторвал правую руку от клавиатуры и наклонил голову ниже, дав понять, что вопрос этот ему не очень понравился. Информатика была любимым предметом Ганджи, хотя бы потому, что Паскаль он освоил вдоль и поперек уже в седьмом классе, однако в программу класса коррекции это не входило. Да и сейчас не входит. Ребята просто сидят в компьютерах и проходят всякие тесты, некоторые делают презентации, рефераты, кто-то играет в онлайн-игры, а Фладда, например, смотрит какие-то видюхи, вроде интервью, в наушниках. — Не в-важно, Саш, — ответил парень, немного отталкивая своим локтем приятеля. Бузе без предупреждений ломанулся к клавиатуре и попытался нажать какие-то клавиши, на что Кейк чуть ли не зашипел от злости, цепляясь за Сашкины руки: — С-сукин ты сын, только поп-пробуй! Фладда откинулся назад на свой чёрный стул и громко хихикнул: — Ладно, живи пока. Но тут до него дошло. Ганджа был занят игрой в третий симс! — Погоди, а как ты..? — удивленно спросил Саша, пододвигаясь к парню ближе. — Что? — Откуда здесь симс? — Ну, я на п-прошлом уроке скачал, — спокойно ответил Ганджа, продолжая создавать какого-то персонажа. — И не удалили? — Фладда моментально выпучил глаза. — К-как видишь. — Хм, — но Саня всё ещё ничего не понимал, — А кого создаёшь? — Себя, — довольно ответил Дима, продолжая настраивать параметры внешности. И Сашка решил молча наблюдать за развлечением своей «булки». Мальчик настраивал персонажу причёску в виде бублика, затем разноцветную одежду, а когда дошёл до характера, то призадумался и повернул голову к Бузе. — Что, помочь? — улыбнулся Александр и заглянул в экран. Он стал рассматривать данные в игре характеристики, затем отнял мышку у Ганджи, и без раздумий тыкнул на надпись «мастер поцелуя». Дима шокировано поглазел на монитор, затем повернул голову и немного смущенно спросил: — Это п-правда? — Да, — усмехнулся Саша, — Мы ж первый раз поцеловались, когда сидели на скамейке у третьего подъезда. А я потом неделю тебя донимал, помнишь? Дима изогнул бровь: — Когда с-спрашивал, был ли у меня кто-н-нибудь до теб-бя? — Да, — собеседник быстро закивал головой, — Я просто смириться никак не мог, что ты, такая невинная булка, и так классно целуешься! Дима молча куда-то отвернулся, в сторону пустующего учительского стола, и, сам того не зная, начал заливаться краской. — Дим! — Бузе развернул его одним движением руки, а заметив розовые лоб и щеки, улыбнулся, — Готово, — он указал на компьютер и не мог сдержать гордости от совершённого. — А п-почему «соня»? Я же раньш-ше теб-бя встаю, — недовольно спросил Дима, разглядывая черты характера. Саша негромко рассмеялся: — Тебе напомнить, как быстро ты можешь вырубиться на моей кровати, и как однажды ты проспал там четырнадцать часов? Ганджа молча сохранил персонажа и добавил его в игру. Он поиграл еще двадцать минут, пока не прозвенел звонок с урока. Саша собрал свои вещи, встал возле Диминого стола и начал нетерпеливо трогать Диму за хвостик на его голове: — Ну что, пойдём? А то сейчас десятиклассники придут. — Н-нет, — немного обиженно ответил тот, — Я ост-таюсь: спать и цел-ловаться с старше-к-ками. — Я уже целовал тебя во сне — мило, конечно, но не очень кайфово, — улыбнулся Саша и взял в руки красный рюкзак мальчика. — Почему? — Димка задрал голову наверх, чтобы видеть глаза собеседника и удивлённо вскинул бровями. — Потому что больше всего на свете я люблю когда ты на меня реагируешь, — сказал Саша, и в подтверждение этих слов, чмокнул его в нос. Ганджа невольно зажмурился, а затем ещё долго анализировал, почему каждый жест от Саши он воспринимает так трепетно и чувствительно.***
— Ну что ж, приступая к изучению творчества Михаила Юрьевича Лермонтова, мне хотелось бы, чтобы вы ознакомились с его биографией самостоятельно, — произнесла низкорослая учительница с довольно жизнерадостным настроем. Класс недоумевающе переглянулся между собой, но продолжил слушать. — Вы будете работать в группах, и для начала нужно их составить, — заключила преподаватель. Ученики подняли недовольство, но по-тихому. Лишь только наглая мордочка Шатохина отодралась от парты и выкрикнула: — Чур я с Голубиным! — Нет, знаю я, какая работа тогда будет! — неодобрительно нахмурилась учительница, усаживаясь за свой стол. Она стала искать ручку и бумажку, попутно распинаясь перед учениками: — Первая группа: Глеб, Кирилл, Дима, затем... Мальчики незаметно друг другу кивнули, Глеб даже улыбнулся, заранее почувствовав первенство. Проговаривались и другие составы групп, но Голубина это совершенно не заинтересовало. Он лишь искоса глянул, как быстро Тёма наполнился ненавистью к литературе и как быстро его ненависть испарилась. Задания для групп были весьма посредственные: так например, вторая группа разбирала лирику поэта, четвёртая биографию, а вот первой достался вопрос посложнее — отношение поэта к его современникам. — Ё-маё, — вздохнул Кирилл, подперев щёку кулаком. Он сидел вместе с Арсеном, который, пропитавшись сочувствием, даже похлопал приятеля по плечу. Глеб не вылезал из собственных мыслей весь урок и вообще не слышал окружающих. А ведь на электронной доске показывали фильм, точнее лекцию, которая могла бы помочь им в создании проекта. «Скукота» — подумал Голубин и отвернулся к окну. А что вообще за последнее время было для него интересным? Каждодневный быт, четко построенная траектория жизни? Мироновские упреки, или подколы Шатохина? А может, мамины звонки с просьбой вернуться домой? Всё так осточертело парню, что он мог без сомнений угадать, что будет дальше. Вот закончится урок, он полетит в столовую, дальше ещё пару занятий, спешка на автобус, возвращение домой, обед, уроки, ужин, недолгий разговор, совместный полудрём на диване: Мирон, конечно же, возьмёт в руки книгу, то ли для важности, то ли из принципов, а Глеб уляжется головой на его плечо и прижмёт обе руки к своей шее. Ах, и поцелуй перед сном. Наверное, самая любимая часть дня для возлюбленных. Но со временем даже мёд приедается. Изо дня в день блондин словно в соковыжималке. Лишь попросишь у Фёдорова перемен, он скажет: «Дело в тебе, меняйся сам». И вот тебе все перемены. Точнее, вот и настала перемена, прозвенел долгожданный звонок, ребята вскочили и стали вести громкие дискуссии. Голубин рывком обернулся к Кирюше и спросил: — Ну, коллега? — он специально выждал паузу и не стал продолжать свою фразу, ожидая реакции. Незборецкий положил тетрадь в портфель и неторопливо поднял голову: — Ох, — он вздохнул, распрямив плечи назад, — У нас два дня. Димка подошёл к парням настолько незаметно, что Кирилл даже вздрогнул, увидев того почти рядом: — И ч-что делать будем? Компания вышла из кабинета, первое время даже шла молча, но потом до одного из них дошла одна хорошая идея: — Нужно где-нибудь собраться, — кивнул Глеб, для большей уверенности. — У меня н-никак, — стал отнекиваться Ганджа. Он шёл и изредка чиркал чёрными кедами по паркету. Голубин нахмурился: — Почему? — Родичи д-дома весь д-день, — парень пожал плечами, а когда словил понимающий взгляд от Кирилла, даже расслабился. Да и последний, кстати, чуть позже сказал, что к нему домой тоже нельзя, однако причину раскрывать не стал. — Вы предлагаете пойти ко мне? —остановился Глеб. «Точнее, блять, вы предлагаете пойти к Мирону?!» — поправил он у себя в голове. Невероятно, но он никого ещё не таскал в эту квартиру. Больше всего Голубин боялся, что человек, которого он приведёт домой — ненадежный. Потому даже Шатохина там ни разу не видели. Мало ли, что он учудит, а Глебу потом перед Мироном за него отвечать. Мальчики виновато улыбнулись, даже скорее, создали подобие на улыбку, но в конце концов, утвердительно кивнули. — Ну, я даже и не знаю, — парень замешкался и ускорил шаг, — Я на следующей перемене скажу, хорошо? Он не дождался ответа и улетел на первый этаж, высматривая там Артёма.***
Шатохин не любил церемониться, поэтому нагло лез вперёд очереди, чтобы купить заветную плюшку с мелкой сахарной пудрой, и съесть её поскорее. Однако школьники, со своими сотками, лезли вперёд, как таракашки. Артём нахмурился: прямо перед ним влез высоченный пацан, закрывая весь обзор своей макушкой. — Слышь, ты ничего не попутал? — выдвинул парень, хватая незнакомца за локоть. Шпала развернулась и выпучила глаза: — Оу, бля, прости... Я подумал ты семиклассник. — Да, заебись, — усмехнулся Тёма, — А ты сам-то? — Из восьмого. Шатохин кивнул, но всё же обошёл парня и встал перед ним: — Так честнее. Незнакомец тоже оказался настырным: он влез на три, даже на четыре человека вперёд и ехидно прищурился. «Вот говнюк!» — улыбнулся Артём и продолжил терпеливо стоять на месте. Дети продолжали вставать вперёд него, но Тёма абсолютно перестал на это реагировать. Парень стал разглядывать наглого восьмиклассника: бритый затылок, смешно торчащие уши, длинная шея, мятая белая футболка и чёрные спортивки. «Наверняка, он эталон стиля в классе» — усмехнулся Депо, задумался, а когда спустя две минуты отошёл от залипания в пол, почувствовал, как кто-то выцепил его из очереди и потащил за собой. Этот кто-то вручил ему булку, шоколадку и бутылку минералки. Этот кто-то и был тем самым Шпалой. — Эм? — еле выдавил из себя Шатохин. — Бери, — ответил тот. — Стой... Но Шпала покинул столовку, а Тёма замер с круглыми, как блюдца, глазами. Он рванул за незнакомцем, но в холле его не обнаружил. Зато там нашёлся Глебка.***
— Тёма! — крикнул Голубин, издалека увидев приятеля. Тот не заставил себя долго ждать, и спустя тридцать секунд приземлился на диван рядом с Глебом: — О, и ты тут. — Да, и мне нужно с тобой кое-что обсуди... — начал было парень, но запнулся, опуская взгляд на еду в руках собеседника, — Ничё-се-е ты затарился... — Оу, это не совсем моё, — Артём махнул свободной рукой, — Может, потом расскажу. Но Глеб, находясь в своём репертуаре, быстро переключился на свои проблемы: — Так вот, ребята хотят пойти делать проект ко мне! Шатохин усмехнулся и чуть задрал голову наверх. — Ко мне, блять! — громче повторил парень. Мимо пробежала толпа пятиклассников. Артём натяжно вздохнул, посмотрел другу прямо в глаза и покачал головой: — Дима ж вроде знает о вас. Глеб слегка нахмурился и скрестил руки на груди: — Вероятнее всего. Он ведь с Сашей, а Саша с тобой общается, не так ли? — последняя фраза прозвучала с максимальным упрёком, но парень быстро забыл об этом, — А вот этот новенький... Тёма молча кивнул — новенький действительно ничего не понимал в системе местных отношений, ну, по крайней мере, так всем казалось. — Может, он уже всё понял? — А хуй знает, — задорно ответил Голубин. Он тоже считал Кирилла чересчур тихим и подозрительным — за два дня он не выпил ни одной таблетки и даже ни слова не сказал о своей болезни, что в классе коррекции было необычным явлением. Хотя, возможно, Незборецкий просто был стесняшкой, но как раз таких парни ещё не встречали. Артём повернул голову в сторону стеклянной двери, ведущей на лестницу и не торопился что-то отвечать. — Ну-у, — Глеб вдруг широко улыбнулся и развалился на диванчике, — Может уже поделишься с голодающими? — Размечтался. Блондин нахмурился, даже закинул ноги на колени друга, потянулся было за шоколадкой, но получил ею же по лбу: — Эй! — Да не моё это, блин! Я сам-то не могу есть, — Шатохин пару раз дернул плечами, уворачиваясь от воришки, а затем продолжил, — Ну, какой-то пацан отдал, восьмиклассник... — А поподробнее? — Глеб придвинулся к приятелю, но всё ещё поглядывал на еду с диким желанием. — Ну, высокий такой... Русый, ушастый... — Тёма даже сам от себя хохотнул, вспоминая того незнакомца, особенно их короткий диалог, — С восьмого. Голубин всколыхнулся: так уж его заинтересовал этот «ушастый», что он без стеснения залез в свой инстаграм, открывая категорию «подписчики». А коих имелась целая полутысяча. Он стал показывать другу различных парней, подходящих по описанию, на что Артём лишь насмешливо лыбился и мотал головой: — Да ты мне из нашей школы-то хоть показывай, придурок! — не выдержал Шатохин, легонько толкнув Глеба в плечо. — Ну вот, пожалуйста, — парень ткнул на самый нижний аккаунт. Артём присмотрелся к черно-белым фотографиям, и среди них узнал ту самую футболку: — Бля... Он, похоже. Глаза друга округлились, словно два ночных фонаря, затем его легкий шок сменился на улыбку, но и она полностью сквозила удивлением: — Да ладно?! — Ну да, одежда та, — без всяких сомнений ответил Артём, открывая самую последнюю фотку. — Ема-а, — растянул Глеб, неожиданно заблокировав телефон. Но кое-чего он не учёл. У Депо мгновенная память, — Это Егорка-Долбаёб. Если честно, он меня подбешивает. — Почему же? — хмыкнул Артём. — Да, — блондин вздохнул и сложил руки у груди, — Помнишь, я в начале июня бегал по утрам? — Ну. — Так вот, я бежал от дома по Пассадной, до ЖК... С цветными такими коробками. — Понял. — Так и там во дворе останавливался передохнуть. И однажды встретил там этого, со всей его шайкой. Доебывались, мол ты че, откуда такой потный, хули не в стрингах. Конченные. — И он доебывался? — Один раз, — кивнул Глеб. — Один раз не пидо... — Тёма бы продолжил, если бы не проходившая мимо физичка. Голубин прикусил губу, взглянул на товарища анализирующим взглядом и добавил: — Твоё дело... А шоколадкой-то угостишь, или этому назад понесёшь? — Да забирай, — Шатохин усмехнулся и легонько ударил друга плиткой молочного шоколада по руке.***
Арсен никогда ещё так не грустил перед встречей с любимым. Понимание того, что целую неделю, а может даже больше, не будет никаких поцелуев и объятий, с каждым часом занимало мысли мальчика всё сильнее и сильнее. Мама на кухне раскладывала тарелки, грела чайник. Парень сидел на своей кровати и слушал музыку через наушники, залипая на темно-бежевые обои. По всей квартире распространился сладкий запах бисквитного торта. Иногда Арс проклинал себя за то, что он не мог вот так просто готовить, прямо как его мама. Да и вообще ничего не мог, без посторонней помощи. Но мысли о том, что кто-то на Земле любит его и таким, никогда не позволяла мальчику накладывать на себя руки. Ещё полчаса он провёл в таком апатичном состоянии, пока дверь в его комнату не распахнулась с бешеной скоростью, и в неё влетел радостный Дрёмин, с распахнутыми объятиями. — Ва-а-ань, задушишь! — выдавил из себя Арс, когда его слишком сильно прижал к себе одиннадцатиклассник. Иван нехотя оторвался от мальчика, быстрым взглядом оглядел комнату и присел рядом на кровать: — Я купил малиновый чай, — он зашуршал рюкзаком и достал из него картонную коробку «Липтона». — Спасибо, — улыбнулся краем губ Манукян. Малиновый чай сейчас точно поднимет настроение, ведь с ним так много всего связано. Например, бабушкина дача: маленький Арсен с радостью носится по огороду и набирает в пластиковый стаканчик сладкие ягоды. Прибегая назад, попутно растеряв половину добычи, мальчик заходит на веранду, где уже стынет его сладкий чёрный чай. И, с любопытством разглядывая, как от кружки медленно поднимается пар, мальчик разом кидает в неё розовую малину. С тех самых пор напиток и вошёл в обиход парня, как какой-то таинственный элексир от апатии. Ваня тоже был сполна наслышан про этот магический чай, даже сам привык покупать его перед тем, как придти к Арсу. Ведь все, что радует его парня, радует и его самого. — Покажи, — Дрёмин подвинулся поближе, укладывая руки на родные коленки. А мальчик наоборот же, откинулся назад и прикрыл шею руками, промычав что-то отрицательное. Иван, без церемоний, лишь тяжко вздохнув, вскочил и убрал руки Сени, а увидев желанное, моментально повеселел и вернулся в исходное положение. — Тебе очень идёт, — медленно подытожил парень, делая акцент на втором слове. — Дурак, — хмыкнул Манукян, начав разглядывать золотой кулон на своей шее, — Сколько он стоил? — Миллион с хвостиком, — Ваня улыбнулся и закусил край нижней губы. Сеня молча усмехнулся и заблокировал экран телефона. Мама стала звать ребят на чаепитие, Ваня, довольный перспективой сладкого торта, поднял мальчика на руки и понёс на кухню. — Теть Зарем, я купил малиновый чай, — прокряхтел парень, приземляя Арсенку на диван. — Ой, Ванюш, всегда-то ты ему угождаешь, — рассмеялась женщина, а затем продолжила расставлять чашки и блюдца. Арсен в чём-то был очень сильно похож на свою мать: женщина была низкого роста, могла просто улыбаться ни с того ни с сего, но абсолютно так же любила злиться по пустякам, её чёрные густые брови оживленно прыгали по лбу, а темно-карие глаза смешно щурились, когда она улыбалась. Для своих лет, Зарема казалась довольно молодой и привлекательной, но после смерти мужа не хотела даже искать себе потенциального партнера. Целью её жизни оставался семейный уют и приятная атмосфера в доме. Арс заварил пакетик малинового чая, добавил две ложечки сахара и устроился на диванчике, приклонив голову к Ваниному плечу. Тот, в свою очередь, навёл себе этот же пакетик чая, но без сахара. Мама улыбнулась и стала разрезать тортик на столешнице у раковины. — А ты точно помогал готовить? — улыбнулся Дрёмин, повернув голову к Сене. — Я крем готовил, — довольно кивнул Арс. Ваня поцеловал любимого куда-то в темные волосы и попробовал чай на вкус. Язык немного жгло оттого, что напиток был довольно горячим. Зарема разложила блюдца и поставила торт посередине стола. Она села на стул и навела себе капуччино. Мальчики разложили себе по кусочку торта: — Мм, вкусно! — первым промычал одиннадцатиклассник, одобрительно кивая головой. Семья Манукян внутренне заликовала, ведь торты они готовили довольно редко, чаще брали в магазинах торты вроде «Санчо» или «Панчо», хотя любимым тортиком у Арса был «Медовик». — Ура, — улыбнулся мальчик, — мне тоже нравится. Минуты две вся кухня в тишине наслаждалась вкусным бисквитным тортом, что буквально таял во рту, белым сладким кремом и душистым чаем. — Ваня, что сдавать решил? — мягко спросила мама Арсена. — Физику и профильный матан, — пожал плечами тот. Зарема вскинула бровями, а затем отхлебнула немного кофе. — Мам, он физику хорошо на ОГЭ сдал, — похвастался Арс, чтобы мама не стала заваливать его парня вопросами «как и зачем». Зарема кивнула: — Ну вот и бери пример. А то выбрал английский… Да с литературой! Ещё полтора часа они обсуждали учебу, погоду, да и вообще болтали обо всем на свете, начиная от покупки новых занавесок, заканчивая рассуждениями про глобальное потепление. Наконец Ваня и Арс покинули кухню, прихватив с собой пачку печенья, и вместе завалились на кровать Арсена. Мальчик зарылся в свою бардовую толстовку и пригрелся у Дрёмина на груди. — Хочешь печеньку? — заботливо спросил последний. Сеня отрицательно покачал головой. — А чего хочешь? Сеня пожал плечами. С минуту они лишь лежали рядом, мальчик даже прикрыл глаза, ощущая, как рука любимого обвивает его где-то сбоку. — Хочу, чтобы ты не уезжал, — полушепотом вдруг произнёс Арс. Ваня вздохнул: он сам особо не хотел ехать на Родину, особенно в лапы своей беспощадной мамаши, которая, по приезду сына, обычно сразу запрягает его, как лошадь на пашню. Но и пропуск свадьбы двоюродного брата был равен смерти — с этим дураком ведь у Вани всё детство и отрочество прошло. — Ну ты же знаешь, что надо... — как-то даже сонно, погрузившись в свои мысли, ответил Ваня. Девятиклассник хотел было сказать «конечно знаю», ведь много раз ему приходилось разговаривать с мамой Вани по видеосвязи, когда та со скандалами выпрашивала этого. Ванина Мама — боевая, упрямая, та самая, что и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет. Но как так вышло, никто не знает, что с Сеней она могла говорить часами, даже относительно спокойно, по-доброму, без упреков и замечаний. — Паша, кстати, согласился нам помочь, — спокойно продолжил Иван. Арс вздрогнул: номер Паши в его телефоне был забит как «Паша-не-брать-трубку», и этим было всё сказано. — А может не надо, Вань? — быстро среагировал мальчик. — Всё будет хорошо, не беспокойся, — Дрёмин улыбнулся краем губ, а затем прикрыл глаза. Арсен ещё долго обречённо вглядывался в бежевую стену, вслушиваясь в темп дыхания любимого человека, а потом, когда Ваня стал аккуратно гладить его по волосам, он погрузился в приятную дремоту, позабыв о своих заботах.***
— Шёл второй учебный день, а этот уже рвёт и мечет, — злостно шептал Шатохину Глеб, искоса поглядывая на Оралбековича. Весь класс на уроке истории погрузился в гробовое молчание, уткнувшись в учебники. — Затишье перед бурей, —усмехнулся Тёма. Адиль с нетерпением ждал, кто первый выйдет рассказывать пересказ, потому молча, с долей строгости во взгляде, разглядывал страницы учебника. Он поднял взгляд на парту, откуда доносился сей прекрасный диалог, но ничего не разобрал, да и если бы и разобрал, то ничего бы не сказал. Кто-то с краю уже вызубрил, и сидел в телефоне, но первым идти не решался, девочка сзади переписывала пересказ в тетрадь, Арсен напряжённо записывал тезисы на руке, а вот его сосед по парте, Кирилл... Казался неподвижным. И Жалелов такой композицией очень заинтересовался. Блондин сидел, зарывшись в рукавах своего чёрного, вязаного свитера, а на его белом лице читалось немое равнодушие. Его взгляд застыл на одной строчке одной страницы, но мужчина всё никак не мог определить, что это за страница и что за строчка. Незборецкий лишь медленно моргал, но больше никаких действ не совершал. Учителю показалось, что мальчик со второй парты ушёл в себя: о чём-то мыслил, анализировал, а значит, не был таким пустоголовым, как, например, тот же Шатохин, или, местами, Голубин. «Бедный...» — подумал последний про Кирилла, когда увидел, кого своим ящерским прищуром осматривает Оралбекович. Ещё минут двадцать ученики в загруженном состоянии листали учебники, но, как только терпение у казаха кончилось, он начал жестокий расспрос всех подряд. Первым под горячую руку попал Бузе. С каждой жертвой к пересказу добавлялись каверзные вопросы, замечания, нотации, лекции, с двумя учениками даже пришлось горячо поспорить. — Страшно, очень страшно, запомните меня молодым... — шептал напоследок Артём, когда его самого подозвали к учительскому столу. Весь урок продолжался адский разнос отвечающих, однако Незборецкий так и сидел, словно кукла, а историк не особо торопился его спрашивать. Прозвенел звонок, Глеб и ещё три ученика облегченно выдохнули. Артём, что уже успел получить свою заслуженную тройку, беззаботно собирал рюкзак, как вдруг приглушённым эхом раздалось: — Незборецкий, останьтесь пожалуйста. Класс потихоньку стал расходиться, и когда в кабинете осталось от силы человек пять, Голубин подошёл к новенькому и тяжело вздохнул: — У крыльца в два, поедем ко мне. И удачи с этим. А затем растворился, как и остальной народ. Кирилл закрыл учебник, собрал рюкзак и молча подошёл к учителю, скрестив руки спереди, на уровне джинс. — Помнишь мои слова? — неожиданно и резко спросил Адиль Оралбекович. — Что? Мужчина потянулся куда-то вниз, к самому нижнему ящику стола и достал оттуда красное, крупное яблоко: — Держи. Мальчик взял в руки фрукт, и уголки его губ невольно пополз вверх: — Спасибо, а как же... — он хотел было спросить про пересказ, но Жалелов быстро его перебил: — Не надо. Я видел, что ты готовился, а спрашивал, в основном, лентяев, — признался преподаватель. Кирилл благодарно кивнул, сжал яблоко покрепче и побежал в коридор. Оставшись наедине с самим собой, Оралбекович положил голову на руку, и пару минут смотрел парню вслед, расслабив взгляд чёрных глаз.***
— Ахуеть, как он на это согласился?! — ошарашенно спрашивал Артём, натягивая свои старые кроссовки, — Он же, типа, думает, что вы как супруги Штирлицы. — Написал, что можно, — пожал плечами блондин, — Он до семи в школе. Парни надели обувь и поспешили выйти из школы, Тёма быстро распрощался с ребятами, а Дима, Кирилл и Глеб отправились к автобусной остановке. Солнце припекало, но так жарко, как пару дней назад, не было. Автобус подъехал довольно быстро, он, на удивление, был полупустой, поэтому ребята легко уселись, и всю дорогу до дома Глеба обсуждали новую прическу русички и будущий пробник по математике. Уже непосредственно в Мироновской квартире Голубин понял, что впервые привёл в неё других людей, и спохватился, всё ли вокруг прибрано: — Подождите тут, я щас! — сказал он и удалился в спальню. Проверив, спрятана ли вся одежда по шкафам, убраны ли кружки с кофе на кухню, застелено ли их прекрасное ложе, он включил ноутбук и пригласил гостей в комнату. Ребята скромно присели на кровать: Дима смотрел в телефон, а Кирилл, неожиданно для всех, стал осматриваться и крутить головой. — Презентацию делать будем, или доклад? — лениво спросил Голубин, щёлкая мышкой. — Лучше презентацию, — отозвался Кирилл, складывая ноги по-турецки. Поставив ноутбук на кровать, ребята просидели где-то два с половиной часа, работая над Лермонтовым, попутно допивая весь чай и съедая печенье с клубничной начинкой. Наконец, весь материал был закинут на флешку, бесконечные споры, кто говорит первым, а кто вторым, были окончены, и ребята улеглись втроем, чтобы просто отдохнуть. Незборецкий, словно выжидая, когда они закончат работу, привстал на локтях и повернулся к Глебу лицом: — Слушай, я хочу кое-что спросить. Последний напрягся, но кивнул утвердительно. — А как ты с Мироном связался? Дима приглушенно поперхнулся воздухом, а Глебу, отчего-то, даже стало легче, что новенький сам заметил, или понял, а может ему кто-то и рассказал — в любом случае, скрывать было нечего. — Ну, — блондин немного нервно рассмеялся, — А как ты узнал? — От тебя пахнет его парфюмом, — улыбнулся Кирилл, а затем прикусил нижний край губы, — А ещё вон там, из гардероба, торчит клочок его вчерашней рубашки в полоску. Дима с Глебом одарили друг друга шокированными взглядами. — Теб-бе никто не рассказывал? Ты сам дог-гад-дался?! — Ганджа не мог поверить услышанному. Незборецкий мотнул головой: — А кто? Арсен, который только о Ване и говорит, или, может, Артём? — Ну да, ему было велено не рассказывать, — согласился Глеб. — Ну так что? Расскажешь? — Д-да, Глебушка, рас-скажи, нам интерес-сно! — мальчики окружили его кольцом из рук, а Голубин еле сдерживал смех, пытаясь сформировать у себя в голове рассказ. — Усаживайтесь поудобнее, — сказал он, и сам взял в руки тёплую кружку, чтобы переодически согревать горло, — Прошлой зимой Артём любил потаскать меня по клубам на окраине. У него был, да и сейчас есть двадцатилетний дружбан — Джимбо. Странный тип, но в общении прикольный. Но сейчас не об этом. Мы зависали с ночи до утра втроём, а иногда и с друзьями этого Джимбо. Для них мы казались обыкновенными малолетками, добычей, мясом, с которым можно поразвлекаться. А вот нам, блять, казалось что мы с ними на равне, такие же взрослые и свободные. Дима усмехнулся. — Всё изменилось одиннадцатого февраля, когда в одну из таких ночей я встретил взгляд Мирона в клубной темноте. Сначала я не мог поверить своим глазам, затем я хотел заорать, потом мне захотелось задушить Шатохина. А Янович сидел в компании пары друзей и даже не выпивал, просто разговаривал, и периодически смотрел в нашу сторону, с холодным таким, ядовитым выражением лица. Тогда я решил выпить, от стресса, наверное. Заливал в себя мартини, до такой степени, что перестал вязать лыком и координировать движения. Тёма и Жимба вызвали такси и уехали, ничего толком не объяснив. А я остался наедине с хищниками. Смотрю: они всё трутся около меня, пытаются как-то задеть, потрогать. Глеб замолк, сделал глоточек чая, а Кирюше, похоже, не терпелось узнать продолжение: — Ну, а дальше что? — А дальше я выпил ещё больше, а потом ещё, и ещё, и решил выйти на улицу. Вообще, я так много никогда не пил. Стою на морозе, дышу медленно, опёрся на кирпичную стену, тыкаю по телефону невпопад, и тут меня берут под руку. «Доброго вечера, Голубин. Как ваше самочувствие?» — Мирон язвил, но руку мою не отпускал. Я в шоке, сказать ничего не могу, мне даже как-то обидно стало, что он меня в таком состоянии поймал. «Мирон Яныч, я...» Он спросил: «Больше так не будете?» — и улыбнулся, как, блять, хитрый лис. Это всё, что я запомнил с той ночи. Но проснулся я на том сером диване в гостиной. Дима с Кириллом молча взглянули друг на друга. Глеб встал с кровати и поставил кружку на комод. — Янович привёз тебя к себ-бе?— не скрывая удивления, спросил Ганджа. — Видимо да, — саркастично ответил блондин, — Сказал, что если ещё раз увидит меня в таких заведениях, не то чтобы маме звонить станет, а сам наказание придумает. И ведь увидел, на следущий же день. — Серьёзно? — вздохнул Кирилл. — Ну, Тёма, сами понимаете, неугомонный малый. Мы специально пошли в самый отдаленный бар от нашей школы, а Фёдоров тут как тут. Схватил меня за кожанку, вытащил из заведения и посадил в машину: «Ты как блядь элитная, честное слово!» А мне оправдываться принципы не позволяют, я отвернулся, смотрю в окно, и чувствую, что Мира закурил прямо в салоне. Показушно поворачиваю голову, вижу у него Уинстон: «Фу, Мирон Янович, ну и кто из нас ещё элитный?» Он прямо опешил: сигу изо рта вытащил, в глаза мне смотрит, улыбается. И мы опять к нему поехали. Разговорились о чём-то, он меня подкалывал, даже наказание придумал. Приятная поездка удалась, короче. А потом я у него номер телефона попросил, в шутку, «чтобы он меня с тусовок забирал». Глеб улыбнулся собственным словам и ностальгическим воспоминаниям: — Ну и завертелось, закружилось... Киря задумался, как две такие личности смогли сойтись, как свела их судьба, или, может, случайность: — Занимательная история, — подытожил он, а в голове почему-то кружился вкус сладкого красного яблока.***
Шатохин заваливается домой ближе к вечеру, когда тени от фонарей становятся максимально чёрными, а температура падает на пару градусов. Артём, по привычке, одиноко шатался по району, ибо идти домой было для него слишком скучной авантюрой. Дома нечего есть, нечего делать. Поэтому парень добрёл до ближайшей кофейни, занял столик на четверых, закинув на него свой полупустой рюкзак, на последние карманные деньги заказал капуччино и сидел, натянув на голову капюшон толстовки. Он залипал в экран телефона, скроллил ленту инсты: перед глазами мелькали пафосные девушки из параллели, непонятные пацаны из школы, ноунеймы, на которых пришлось подписаться, хотя виделись с Депохой они максимум два раза. Но тут в рекомендациях засветился тот самый. «benzogang_tape» — чуть ли не вслух прочитал Шатохин. Половина фотографий в этом профиле черно-белые, на многих восьмиклассник был в больших компаниях, с кальяном, была даже одна забавная фотография, на котором он держал пистолет и стрелял из него сердцами. «И почти на всех фотографиях в чёрных очках» — отмечал про себя Депо. Тёма внимательно рассмотрел его аккаунт, но делать выводы о нём только по внешности не торопился. Всякое в жизни случается, когда красавчик оказывается редкостным идиотом, а тот, кого на словах называют раздолбаем, оказывается вполне вменяемым. Парень стал ловить себя на мысли, что был бы не прочь разузнать этого Тейпа со стороны общения, а не со стороны сарафанного радио. Уж больно удивляло его, что вот так, бескорыстно, этот пацан отдал ему еду, за которую в его школе надо побороться. «Возможно она была отравлена, но я этого не узнаю» — думал Бульвар, вспоминая, что в конце дня полностью передал её Голубину. Ещё полтора часа парень просидел и тоскующе использовал телефон. Затем вновь потаскался по улицам, рассматривал чужие окна, посидел на ржавой детской горке, выкурил три сиги, позвонил Голубину, проговорив с ним полчаса. Шатохин сел на ближайший автобус, доехал до своего микрорайона, остановился у подъезда и сплюнул горечь с языка. В квартире царит сонное царство, даже Тёмин пёс спит в гостиной, на мягком пуфике. Вот, что девятиклассника действительно бесит в родителях — так это то, как рано они ложатся и как рано встают. Парень тихо проходит в свою комнату, снимая лишь кросы, и прямо в толстовке заваливается на кровать. Он закрывает глаза. За день его голова переварила сотню мыслей, и сейчас ей очень нужно отключиться, безо всяких забот. Даже сны Артёму видеть не хочется, оттого, что они всегда насыщенные. Шатохин лежит, и уже чувствует, как падает в дремоту, в долгожданный сон, расслабляясь от дневной суеты, как вдруг телефон в его руке издаёт вибрацию. Сообщение из ВКонтакте. Егор Ракитин: «Шоколадка вкусная была?)» Тёма сонно улыбается, и конечно же, ещё не догоняет, что уснёт он точно не скоро.