Океан нашей любви

      А не пошло ли всё нахуй? Какого черта я вообще должна возвращаться? Почему бы не остаться в этой темноте? Блять, да тут реально кайфово. Нет никакой боли, никаких чувств, лишь тьма и я… Такая же тёмная, такая же подходящая своей натурой, душой, своим наплевательским отношением ко всему. И никто, слышите, никто, блин, не посмеет мне что-то сказать. А если и скажут — будут здесь, со мной, томиться в темноте. Только знайте, вы будете сдыхать от одиночества, боли, страха, а я — наслаждаться вашей болью, радуясь, что не…       — Аня! — удар по щеке.       Лёгкий. Тьфу, блин, не напугаешь ничем.       — Анна! — снова удар.       Уж лучше не трогай меня, придурок, очнусь — придушу.       — Комарова, блять!       — За «блять» ответишь!       Хмуро сдвинув брови, я осматриваю комнату. Лёгкая повязка в области раны — вот что привлекает внимание. Пусть сама ещё не помнила, что именно случилось, я старалась как-то внушить себе, что ничего серьезного не произошло. Обычный порез, как это бывало у меня при любой готовке в подростковые годы. Попытке готовить… Хм, а звучит не так уж и плохо, исходя из воспоминаний того ужаса. Сколько было таких попыток? Шесть или же семь? Всё шло к чёрту, едва я видела кровь на своих пальцах и глубокие порезы. Кровь оказалась не только олицетворением моего жалкого существования, но также присутствовала в бытовухе.       — Голова раскалывается, будто бухала всю ночь. — Прижав указательный и средний пальцы к правому виску, я слегка потёрла его, попытавшись встать.       — Швы разойдутся! — противным в данный момент голосом прошептал Царев, заставляя снова закатить глаза от нервозности.       — Что произошло, чёрт возьми?       — Какая-то наивная шатенка решила, что тебя можно убить вот этим. — Он демонстрирует нож, на котором до сих пор красовалась застывшая кровь. Моя, черт возьми, кровь.       — И она реально подумала, что этой зубочисткой можно убить меня? — усмехаюсь, хочу разбудить в себе привычные нотки похуизма, но воспоминания тут же ударяют в голову, и теперь я боюсь. Боюсь, что Влад что-нибудь ляпнет, что он продолжит расспрашивать меня о чём-то, боюсь до глубины души сказать ему эту горькую правду.       — А где мы? — хочу перевести тему, говорить о чём угодно, лишь бы не об этом.       — У нас был бы ребёнок, это правда?       — Влад, ну вот что только не скажешь, думая, что скоро сдохнешь! — отмахиваюсь, всё же встаю на ноги и двигаюсь по гостиной, осматривая номер другого отеля. — Ты причинил мне боль своей правдой о том, что имеешь двухлетнего сына. Вот и мне захотелось отплатить тебе тем же.       — И ты думаешь, что я поверю?! — чувствую его за своей спиной.       Всё тело напрягается. Отчего-то в душе образовался нервный комок, состоявший из диких роз, распространяющих нехилые шипы. Каждый, размером с этот недавно всаженный в меня нож, вонзается в важные для жизни органы.       Трудно дышать. Хотя я отчаянно посылаю всё к хуям собачьим, всё равно правда витает в моих мыслях, заставляя нервно дёрнуться, прежде чем паника захватила в плен окончательно. Отчаянно старалась заглушить эмоциональный всплеск, но всё же человеческие чувства берут верх. Слеза скатилась по щеке. Быстро перехватываю её пальцами, снова выдавливаю надменную улыбку и поворачиваюсь к Владу.       Боль.       Это единственное, что видела в его глазах. Такую странную для меня, дикую, необузданную боль. Она поглотила своей естественностью даже такую похуистку, как я.       — Как ты его потеряла?       — Я не теряла его, Влад…       — Только не говори…       — Сделала аборт.       Удар. Такой сильный, что тело развернуло на девяносто градусов. Обхватила свою щёку рукой, пока другой дотронулась до перевязанной раны. От резкого движения какой-то из швов разошёлся, и наверняка по инерции начнут расходиться остальные. Кровь хлынула сквозь пальцы, пронзившая меня боль заставила застонать вслух. Тело завибрировало, мне захотелось дать сдачи, но в то же время я понимала серьёзность своего признания.       Пусть лучше думает, что я тварь и сука. Мне от этого будет легче. Сейчас всё зашло куда дальше, чем я предполагала. У этого мерзавца сын, о котором он не сказал мне. Юрка в опасности. Синдикат охотится за мной и не оставит в покое, пока не передаст мою голову Хаму.       Именно об этом я должна волноваться. На этом сконцентрироваться, а не думать о великолепных губах Влада и его горячем члене, желая ощутить его внутри себя.       — Ты тварь, — грубо выплюнув мне эти слова в лицо, он хватается за свою кожанку и покидает комнату.       Усмехаюсь… От радости что ли? Или от восторга от самой себя, ведь Влад поверил, ведь он…       — Дура. Пиздец, дура!       Не, ну а как я могла признаться ему, что потеряла ребёнка ровно в тот момент, когда узнала, что беременна?! Я даже осознать не успела, что в моём теле была чья-то жизнь. Просто всё произошло слишком быстро, слишком внезапно. Та драка с Астаховым оставила свой след, и мой организм продержался ещё четыре недели, прежде чем пошло серьёзное кровотечение. Ровно в тот момент я и узнала от доктора, что жизнь из моего утроба постепенно уходит и ничего уже не сделать.       Нельзя было горевать, ведь этот мир — дерьмо, и обрекать малыша на существование в нём негуманно. Но где-то в глубине души я желала этого ребенка, хотела, чтобы у него были глаза Влада, чтобы он улыбался так же, как и его папа.       — Дура! — снова проматерилась и подошла к двери. Хотела выкрикнуть Владу всё, что сейчас пылало у меня в сердце, но промолчала. Его нет, он не услышит, да и толку в этом не видела. Раз уж начала такую жестокую игру, то просто обязана её продолжить и не важно, что будет между нами.       Чётко двигаюсь в сторону столика, на котором до сих пор виднелись бинты и другие инструменты. Медицинская игла уже была зажата между окровавленными пальцами, пока другие схватились за нитку и начали потихонечку вдевать её. Мне не впервой подлатывать собственные раны, ничего, справлюсь, главное не прикусить язык при всплеске боли.       Закрыв на секунду глаза, я всё еще представляю перед собой мальчугана, который бежит мне навстречу. Нежные маленькие ручки обхватывают мою шею, едва я приседаю на корточки, а рядом весело смеётся Владислав.       Для такой, как я, не только нет места в этом грёбаном мире розовых соплей и глупых наивных надежд. Я словно очерняю этот «совершенный» мир воздушных зефирок. Именно поэтому ничуть не удивлена, что снова включаю свой похуизм даже в подобных «светлых» желаниях. Такого никогда не будет, я не заслужила…       Где-то глубоко под утро слышу, как скрипнула дверь. Переборов себя и ярое желание поспать, тянусь к пистолету под собственной подушкой, постепенно приподнимаясь на локтях. Рана всё ещё побаливает, ограничивает любое движение. Голые ступни касаются ворсистого покрытия на полу. Стараюсь, чтобы мои движения не создавали никаких звуков, скрипов либо же стонов боли с моей стороны. Осторожно выглядываю из спальни в гостиную, визуально не обнаружив никого. Но это ещё не означало, что мне всё привиделось и я действительно всё ещё одна.       Войдя полностью в гостиную, направляю протянутой рукой оружие на все тёмные углы, на каждый силуэт мебели, но так никого и не обнаруживаю. С каким-то внутренним спокойствием, которое было создано только самовнушением, подхожу к двери и проверяю, что она всё ещё закрыта. Ключ есть только у Влада, он удачно схватил его и выбежал за дверь, решив меня запереть в номере. Как это эпично, грёбаный Царев.       Опустив руку с пистолетом, делаю пару шагов обратно к спальне, как внезапно лампа торшера загорается. Я замечаю силуэт, спокойно сидящий в кресле, с перекинутой ногой на ногу.       Пока что вижу только профиль человека, но уже чётко знаю, кто это. Он увлечённо играется с кинжалом, балуясь им, слегка протыкая свои пальцы, пуская алую каплю крови в ту самую чашу, где лежали мои окровавленные бинты.       Кислород, словно лава, расплавляет мои лёгкие, превращая их в тягучую смесь боли, что растворяется по всему телу. Хотелось бы просто сбежать отсюда, выпрыгнуть с окна пятого этажа, но не находиться с этим кошмаром наедине в номере.       Хам сидел спокойно, рассматривая собственные окровавленные пальцы. Он с восхищением наблюдал за тем, как его кровь падает на бинты, смешиваясь с моей. Только вот моя, светло-алая, отнюдь не поглощала его, отчетливо бурую, похожую на самую спелую вишенку на дереве.       — Сколько лет прошло, а ты ничуть не изменилась.       — Я не ожидала увидеть тебя здесь, — шепчу я. Идиотка, какого хуя ты несёшь?! Реально? Я сказала такую глупую фразу и даже не поморщилась от неё, в то время как Арсений сдвинул брови и посмотрел в мою сторону. — Пришёл убить?       — Возможно, — коротко отвечает он.       — Тогда почему медлишь?! Я хорошо помню, как ты можешь метать ножи на большом расстоянии и попадать точно в цель.       — Какую цель ты мне поставишь, крошка? — называет так же, как и раньше, отчего кровь забурлила в моём теле ещё сильнее. — Голова, грудь, живот?!       — Лучше в голову, чтобы не мучиться.       — Отчего такой стереотип? — Он делает это. Грёбаный ублюдок встаёт на ноги и отбрасывает в сторону чашечку с бинтами. — Ты ведь ни разу не получала кинжал в голову, откуда тебе знать, больно это или нет? Откуда знать, что ничего не почувствуешь, что смерть будет мгновенной и ты просто закроешь свои глазки и провалишься в темноту?       — Отчего же сразу в темноту?       — Света нет.       Шаг за шагом он приближался ко мне, а я всё отступала назад к стене, стараясь даже не думать о том, что может сейчас произойти. Каково же будет удивление Влада, когда он всё же соизволит вернуться в номер, а тут мой обезглавленный труп валяется посреди комнаты? Будет ли он винить себя в моей смерти или же наплюёт на всё, где-нибудь зароет моё тело и вернётся к дорогому сыночку, позабыв обо мне навсегда?       — Лишь тьма, — спокойным голосом отзывался Хам, а его тембр был как всегда низок, — поглощающая тьма, которую так спокойно примет твоё сердечко.       Он делает ещё один шаг, как вдруг я всё же выставляю руку с пистолетом вперёд. Даже не странно, что он совсем не шелохнулся. Арсений продолжил идти ко мне, и как только дуло упёрлось ему в грудь, он приподнял свою ладонь к лицу и так соблазнительно облизал окровавленные пальцы, словно таким движением хотел ещё дальше загнать меня в смятение, заставить волноваться. Блять, да у него же получается. Меня действительно затрясло, а пистолет оказался непосильной ношей. Рука постепенно опустилась бы, если бы дуло не было так сильно упёрто ему в грудь.       Своим влажным языком, на котором виднелась ярко-красная полосочка от крови, он провёл ещё раз по подушечке указательного пальца, прежде чем протянуть его мне. Коснулся моих губ, обжигая этим движением. Всё забурлило, едва я ощутила на нижней губе влажность его пальца. Кровь или же его слюна, почему-то враз напомнившая мне о вкусе ежевики.       — Оближи, давай.       Как и раньше. Он делал это всякий раз, чтобы подавить во мне некий страх. Таким образом Хам растворялся во мне. Его кровь проникала, будоражила, заставляла поверить, что он такой же человек, как и я, и чтобы добиться таких же успехов, мне нужно попросту перестать его бояться.       Знаю, что сопротивляться не в силах. Его кинжал оказался у моего горла так же внезапно, как и был вырван пистолет из ладони. Всё слишком быстро, слишком неожиданно. Растерялась, идиотка, не знала, что теперь делать, и всё что мне оставалось, так это дерзить… Но если я открою рот, то палец автоматически окажется у меня внутри. Ловушка… Он загнал меня в такую ловушку, из которой выход будет всё равно один и тот же. Такой, который нужен будет ему.       — Приоткрой свои губки, крошка, покажи, как ты жаждала этой встречи.       Приоткрываю, и фаланга пальца тут же проскальзывает внутрь моего рта. Горячее дыхание по его холодной коже, смешанной с обжигающей каплей крови. Она просочилась в меня, заполнила пустые пробелы памяти. Заставила вспомнить всё, что между нами тогда было. Он должен был быть моим первым… Не только в плане любви и отношений, но и в плане секса. Сколько же у него было возможностей, когда я, вся такая влюблённая в него, готова была отдаться только по одному щелчку пальцев. Но он не воспользовался ни одним: ни силой, ни своим очарованием, загнавшим меня в данный момент в тупик.       Аккуратно лизнула язычком подушечку его пальца, заметив, как в глазах Арсения вспыхнуло желание. Вожделение овладело шатеном, он приоткрыл рот в попытке выпустить кислород из напряжённых лёгких. Я ещё раз провожу язычком по подушечке, прежде чем Хам делает шаг назад, тем самым убрав острое лезвие кинжала от моего горла, а также вынув палец изо рта.       — Теперь я в тебе… Видишь, я такой же человек, — указывает на рану, — меня можно поранить, меня можно убить… Тебе нечего бояться. Ты всё так же подчиняешься.       — Посмотрела бы я на тебя, если бы возле твоего горла была холодная сталь.       Дерзость. Чёрт, пускай убирается ко всем хуям. Мне нельзя ему дерзить, нельзя, иначе точно подохну…       Хам, вместо какого-то признака оскорбления, прикоснулся ладонью к моей правой щеке. Той самой, которая недавно горела от удара Владислава. Хам аккуратно проводит по едва заметному воспалению над скулой, надавливая, словно ощутив мою неприятную тупую боль. Нарастает, провокационно действует на нервы.       — Ты хорошо постаралась над личиком Астахова.       — Почему ты не убиваешь меня?       — А разве ты жаждешь смерти? — убирает свою ладонь и снова делает шаг назад.       — Я знаю, что раз ты здесь, то её не избежать.       — Синдикат желает твою голову, Анна. Ты влезла не туда, куда следовало бы.       — Я лишь хочу спасти невиновного.       — Ценой собственной жизни? Ценой жизни своего любимого? — усмехается Хам.       — Я отлично знаю правила синдиката, знаю твои собственные принципы… Если бы вы хотели смерти Влада, то он бы уже давно был мёртв. У твоей Ольги была прекрасная возможность прикончить его на заправке.       — А у меня была возможность прикончить тебя спящей в постельке.       — Что? — непонимающе смотрю в его ледяные осколки, что называются голубыми глазами, и не могу понять.       Он без слов направляет моё же оружие мне прямо в лицо и жмёт на курок. Даже не успеваю закрыть глаза и как-то среагировать. Слишком быстро… Как и всегда. И я была права, я не чувствую боли. Лишь темнота, верно, как он и говорил?!.. Но почему-то в этой темноте проводником снова были эти ледяные голубые глаза, велевшие мне тут же пронзительно вскрикнуть.       Страх смерти сковал моё подсознание. Не сразу поняла, что выстрела не было, только щелчок…       — Тебе следует более чутко спать, — даёт мне совет и бросает оружие рядом с моими ногами.       — Но как ты сумел? — на выдохе задаю вопрос, а тело блять предательски трясет. Ну же, Комарова, возьми себя в руки и хватит так бояться.       Но нет, я, как кобель, почуяв течку сучки, собираюсь добиться своего. Меня трясёт, внутри всё забурлило, требует действий.       — Ты забываешь, кто я, — спокойно отвечает Арсений и делает пару шагов в сторону, увлечённо взглянув на двери и не сводя с них взгляд.       Не понимаю, чего он ждёт. Какого хуя он просто смотрит на входную дверь, будто…       — Нет! — кидаюсь к ней, прежде чем понимаю, что та уже открывается.       Влад едва успевает войти, как я налетаю на него и ловко завожу руку за его спину, нащупывая оружие. До этого пистолета Хам вряд ли смог добраться.       — Отпусти его, Анюта, иначе эта пуля пронзит вас двоих, — его уверенный голос позади меня, пока мощные руки обескураженного Влада обхватывают мои предплечья.       Мои пальцы вынуждены отпустить оружие, и я медленно разворачиваюсь к Арсению. Он направляет пистолет прямо в наши головы, стоя буквально в нескольких метрах.       — Владислав Царев, как я понимаю? У Синдиката нет борьбы с властями, мы в своём роде та же власть, тот же закон и…       — Мне по хую, кто вы! Мне важно только одно — какого хуя ты направил оружие на мою девушку?! — пьяным, но уверенным языком проговаривает Царев, стараясь отвести меня в сторону одной рукой.       — Нет-нет, — повиляв оружием, произносит Хам с некой усмешкой, узнаю её, становится снова не по себе, — она останется рядом с тобой.       — И я должен слушать того, кто не внушает мне страха? Ты всего лишь обычный наёмник, который…       Не успевает договорить. Хам, сдвинув брови вместе, слегка перенаправляет пистолет в сторону и нажимает на курок. Выстрел, и обжигающая боль пронзает мою ушную раковину. Я кричу, но тут же заглушаю этот ёбаный крик собственной ладонью.       Блять! Ёбаный придурок, да он же отстрелил мне небольшой кусочек ушной раковины, заставляя кровь потечь с неимоверной силой. Всё щиплет, неимоверно жжет, а я, как идиотка, продолжаю сдерживать крик, отвергнув помощь Влада.       — Пуля могла достаться вам в глаза, но я посчитал, что отсутствие части ушной раковины заставит вас слушать меня.       Обратив внимание на Влада, я замечаю, как струйка крови так же усиленно течёт по его шее. То же самое ранение и у него. Ничуть не удивившее меня мастерство Арсения, но полностью выбившее Владислава из привычного высокомерия. Он дотронулся пальцами до своей ушной раковины, слегка провёл пальцем, кинув на меня взгляд.       Пойми же, идиот, по моему выражению лица, что нам с ним не тягаться. Это блять не какой-то Жорин, это не какой-то там Суриков и его дружки. И не Астахов… Всё гораздо серьёзнее. Перед нами Арсений Хамов, тот, кто держит в страхе множество людей по всему миру, а возможно, и весь мир. Именно он был самым опасным наёмным киллером из всех, кого я только знаю. Именно с ним предпочитали иметь дела все известные мне авторитеты. Именно поэтому я когда-то беспамятно его любила.       — А теперь вы не против, если я предложу вам присесть?       Словно очарованная этим выстрелом, я, находясь в некой прострации, прошла к креслу и присела. Гляжу на Влада, застывшего в дверях, и указываю ему на кресло по соседству, но Царев полез в карман за носовым платком, демонстративно прижал его к ушной раковине и сделал несколько шагов к дивану.       — Думаю, вы хотите узнать, почему я решил с вами поиграть?       — Пиздец как не терпится, — шепчу я, попытавшись в очередной раз заглушить эту грёбаную дерзость.       — Глава Синдиката настоятельно просил принести твою очаровательную голову, Анюта, — не убирает ствол от Влада, спокойно произносит, будто ничего в этом омерзительного нет, — но я убедил их дать тебе последний шанс.       — И чем же я заслужила твою благосклонность?       — Тем, что сдержала слово и убила Астахова. Ты не представляешь, как я не хотел нарушать собственное слово и пачкать руки самостоятельно, — очередная усмешка, а ледяные глаза парализуют меня в этом чёртовом кресле, но только не мою ладонь.       Дожидаюсь, пока Хам обратит внимание на Владислава, который всё же приступил к «нашему» плану и начал отвлекать его разговором.       — И что же ей нужно сделать для того, чтобы оставить голову на шее?       — Для начала ей нужно забыть навсегда об убийстве Ларисы и сделать вид, будто никогда и не знала Юрия.       — Ваш ёбаный Синдикат угробил столько людей, но всё же боится попасться полиции из-за убийства какой-то предпринимательницы? — Влад усмехается и делает это не хуже, чем сам Хам, который даже не обращает на меня внимание. Его словно оскорбили слова Царева про Синдикат, поэтому Арсений делает шаг вперёд.       Рука всё ниже, ощущаю, как мои пальцы сталкиваются под подушкой с дулом револьвера, который я спрятала после ухода Влада.       — Наш «Ёбаный Синдикат», — повторяет слова Владислава Арсений, — не боится ничего!       — Тогда в чём дело?! Зачем подставлять Юрку, он же не какая-нибудь шишка, он же…       — Один из нас, который нихуя не смог выполнить задание с таким же долбоёбом, как и он сам.       Мы с Владом враз переглянулись. Я обхватываю револьвер и готова уже достать его, решительно выстрелив в Хама, но эти слова заставляют подождать. Внутри снова забурлила кровь! И нахуя она вообще сдалась человеку? Только чтобы напомнить о том, что мы все смертны? Чтобы пробудить какой-то страх при виде неё?       — Хотел стать всем для неё, — кивок в мою сторону, но Хам всё же не отвел взгляда от Влада, — думал, что раз он ей не нравится таким, какой есть на самом деле, то, может, вступив в Синдикат, завоюет сердце.       — Это всё бред собачий! — выругался Влад и отпустил платок, ударив кулаком по стене.       Арсений снова усмехается, и, кажется, он доволен тем, что видит. У него получилось не только показать свой профессионализм, но ещё и вывести Влада из себя. Выбить почву у него из-под ног этим ошеломительным фактом. А пазлы в моей голове начали складываться в общую картину.       — Он пришёл к нам несколько месяцев назад. Мы дали ему пару заданий, он успешно их выполнил, — я взялась за револьвер и спрятала его за свою спину, внезапно обнаружив взгляд Хама на себе, — и нет, Анютка, это были не убийства. Затем Лариса, и вот, его удача, он мог сделать это, тем более его напарник так успешно обхаживал её долгое время.       — Он спасовал, верно? — шепчу, надеюсь, что хоть Юрка не влип в моё повседневное дерьмо.       — Верно, — легко соглашается со мной Хам, — а затем его повязали и сынок Ларисы начал копать, и копал он в нужном направлении. Обвинив Юрия, он пошёл по правильной тропе и скоро может добраться до нас и хорошенько подпортить предстоящий план.       — Синдикат разваливается, верно?! Поэтому вам потребовалось убийство Ларисы и вы решили каким-то образом наладить свои дела через транзит вашего товара за границу?       — А ты умнеешь не по годам, Анютка! — попытался изобразить удивлённый восторг, но его фальшь лишь забавляла меня, превращая в ещё большую мстительницу.       — И что, вы хотите посадить Юрия и… — не успеваю договорить, он прерывает меня.       — Пусть Юрий получит по заслугам, а вам советую забыть о его существовании и жить так, как хочется. Синдикату вы безразличны, но если продолжите свой путь, тогда мне придётся…       Снова направляет пистолет на Влада, и я больше не могу так рисковать. Резко поднимаюсь на ноги и беру на прицел Хама. Он слегка ошарашенно переводит пистолет в мою сторону, но тут Влад достаёт собственную пушку.       — Выкуси, тварь! — улыбаюсь, почувствовав такое воодушевление, которого не было со времён убийства Астахова.       — А вы действительно друг друга стоите! — Хам переводит дуло то на меня, то на Влада, словно играется с нами. Он будто хотел проверить, кто же из нас спасует первым и уберёт оружие, или же кто из нас сделает ошибку и выстрелит…       Через взгляд показываю Владу, чтобы он не вздумал стрелять. Возможно, там, в полиции, их и научили хорошенько попадать в цель, но тягаться с Хамом нам не по силам. Он непредсказуем, у него в руках всегда есть козыри, и даже если мы сейчас в выигрышной ситуации, всё может круто поменяться в любую секунду.       — Пока между киллерами Синдиката и вашей смертью стою только я. Только из-за меня они не наступают вам на пятки и не режут на куски при каждом удобном случае или же от скуки, — пожимает плечами Хам, — и если ты поддашься своим эмоциям, Анютка, представь, что будет потом. Что будет потом с твоим сыном, Влад, если ты вдруг решишь выстрелить и покончить со мной, лишь бы доказать Анне, что ещё на что-то способен…       Затрясло. Посмотрев на растерянного Влада, я едва не сдалась сама, хотя очень боялась этого действия от него.       — Так что, пупсы, сейчас я ухожу, а вы разберитесь с тем, что будете делать дальше. Если через сутки я опять услышу о вас, тогда уж не обижайтесь… — Хам снова посмотрел в мою сторону, — а теперь позвольте преподать вам урок…       — Стреляй! — кричу Владу и надеюсь, он поймёт, что убивать ни в коем случае нельзя… да и не думаю, что он собирается это делать, учитывая тот факт, что сейчас была прямая угроза жизни его сына.       Он двигается быстрее пули, которая достигает моего мизинца и едва не отрывает его с мясом от кости. Боль пронзает, заставляет пальцы тут же выпустить револьвер из рук, пусть я уже и выстрелила несколько раз строго в тело Хама. Но тот каким-то образом предугадал, куда именно свинцовые направляются, и ловко увернулся. Влад стреляет одновременно со мной, но ему пулю Хам преподнёс в ином контексте. Тот стреляет в ладонь Царева, когда тот бросился ко мне, держа Хама на мушке и продолжив нажимать на курок, выставив ладонь в беге. Кровь брызнула Владу на лицо, но его не остановило и это. Хватая меня, Влад ловко переворачивает кресло и заставляет присесть. Ещё один отчаянный рывок, и Царев целится, как вдруг замирает.       Я уже могла подумать, что пуля Хама попала ему в голову или он мертв… Ужасная секунда, полная боли и отчаяния. Больше не способна была молчать. Крик почему-то сам пришёл в горло, а оттуда уже вырвался с характерным матом:       — Блять! — ринулась приподниматься к Владу, обнаружив его беглый взгляд, и только теперь он застыл на открытой двери.       — Он не мог… так быстро.       — Я говорила, что с ним лучше не связываться, Влад. Это же Хам. Арсений Хамов. Сама смерть.       Гляжу на тот кинжал, с которым он играл совсем недавно, и только сейчас замечаю выграненное на нём слово:       «Возмездие».       Молча проглатываю накатившийся комок паники, снова взглянув на свою рану в боку.       Кровь вновь захлестала, заставляя прижать окровавленную руку с явно сломанным простреленным мизинцем к болевой точке. Старалась остановить кровотечение, пока в глазах всё мутнело. Единственное, на чём я сконцентрировалась, прежде чем упасть в объятия Влада, так это на его глазах. Нежность… Любовь… Страх за меня, боль от ранения, паника за сына.       Мы в тупике.       Но хуй сдадимся.