Тюрьма поневоле

Провести в камере час или несколько суток, как оказалось, — вещи кардинально разные. И если, блуждая по замку, Геллерт и без того сходил с ума от скуки и злости, которая одолевала его ввиду собственного бессилия, то сейчас, вынужденный ютиться в крошечной камере без окон, он просто... отчаянно мечтал отсюда вырваться. Хотелось разнести эти стены, превратить в горстку пепла, растереть в порошок... Единственное, что удерживало страдающий разум на плаву — это мысли об Альбусе и планы побега. Геллерт не собирался сдаваться легко. Но его настроение менялось с пугающей быстротой, от приподнятого до глубочайшего отчаяния, когда он царапал ногтями скользкие от инея камни в попытках не сойти с ума. Он был истощён ментально. Но не сломлен. Он ещё возьмёт всё в свои руки и доведёт начатое дело до конца. Он выберется из этой тюрьмы, превратившейся из его убежища в персональный ад. Геллерт ничуть не сомневался в том, что его сторонники ждут и не отступятся. Не в этой жизни. Изредка к нему заходил Сэвидж. Иногда он стоял под дверью, заглядывая в маленькое окошко, усмехался и пытался переброситься с узником парой язвительных слов. Пожалуй, даже редкие визиты этого самодовольного аврора приносили хоть какое-то разнообразие в монотонность его бесконечно длинных дней. Он сходил с ума от безделья. От отсутствия хоть какой-нибудь пищи для размышлений, разговоров... а не язвительных перепалок. Раз или два Сэвидж даже принёс обед. Скудный и не самый лучший на вкус. По всей видимости, после завтрака, оказавшегося на полу, приносить Грин-де-Вальду положенное "питание" аврор не собирался. А для Геллерта, ценящего изысканные блюда и особенно десерты, дополненные бокалом сухого вина, было сущей мукой глотать всё это. Раз в неделю ему были положены булочки с корицей. Удивительно, да? Баловать этого преступника свежеиспечёнными булочками с корицей и сахарной пудрой. Стоило ли упоминать, с каким удовольствием Сэвидж ел одну из них на пороге камеры, скучающе разглядывая Грин-де-Вальда. Делать было совершенно нечего. — Никогда не пойму, почему для тебя так вкусно готовят... — Не удивил. С твоим недалёким умом, ты в этой жизни вообще мало что способен понимать, — усмехнулся Геллерт, медленно вдыхая восхитительный запах свежей выпечки. — Сегодня четверг, — даже не вопрос, а констатация факта. Булочки с корицей приносили исключительно в этот день. — Четверг, — жуя, ответил ему аврор. — Будь моя воля, я бы не приносил тебе еду вообще, но ты должен дожить до дня приговора. А там, при хорошем раскладе, тебя, быть может, переведут в Азкабан. — В Азкабане должно быть явно повеселее, чем здесь, — отозвался Геллерт, царапая пальцем шершавый камень. — Альбус Дамблдор не приходил? — Приходил. Принёс тебе какие-то свитки, — закончив с булочкой, Сэвидж облизнул пальцы, жалея, что это была последняя. — Я сказал ему, что ты не хочешь к нему выходить. Видел бы ты выражение его лица!.. Засмеявшись, аврор привалился плечом к косяку, поигрывая палочкой в своих руках, в то время как Геллерт в одно мгновение изменился в лице. Он перешёл все границы! Посмел тронуть самое святое. Сказать Альбусу... заведомую ложь, и это при том, что сам Геллерт ждал этой встречи! А Альбус, с его-то даром легилименции, не распознал этот обман!.. Или не захотел распознавать? — Ах ты мразь! Даже не задумываясь о последствиях, Геллерт потоком неконтролируемой магии попытался впечатать аврора в стену. Сдерживающие его запястья цепи низко завибрировали, накаляясь и до боли обжигая кожу. Ему было плевать. Пусть хоть весь мир горит. Алая вспышка заставила Сэвиджа отшатнуться, на инстинктах вскидывая палочку. Вспоротый воздух болезненно застонал, и фигуру аврора окутал защитный кокон. Пульсирующий магией, он слегка вогнулся, замедляя сгусток чужой силы где-то напротив его груди, и спустя мгновение, словно нехотя, поглощая его. — Так вот как это работает... Сэвиджу говорили о защитных чарах особого рода, наложенных на этот замок, но на собственной шкуре ощутить, как они действуют — это было совершенно другое. Мужчина изумлённо вскинул брови, ладонями хлопая по своей груди и все ещё не веря, что ощущения его не обманывают, а после перевёл взгляд стремительно темнеющих глаз на Грин-де-Вальда. — Ты идиот? Ты меня чуть не убил! — Если бы и убил, то совсем бы не расстроился, — огрызнулся Геллерт сквозь зубы. И в ответ на это пальцы Сэвиджа сжались, ох, как же хотелось переломать каждую косточку этому проклятому тёмному магу!.. — Внизу твой драгоценный Дамблдор! А теперь выметайся и приведи себя в порядок, прежде чем к нему идти. Мне не нужны проблемы. — Да пошёл ты в гнездо мантикоры! — ядовито и зло выдохнул в ответ Грин-де-Вальд, неторопливо поднимаясь на ноги. Страшно было даже представить, что Альбус в самом деле ушёл и возвращаться более не собирался. Пройдя мимо озлобленного аврора с видом, словно его здесь и не было, он отправился вниз. Приходилось приводить себя в порядок на ходу. Получалось, честно говоря, не очень. Синяки и ссадины можно было залечить магией, но вот сам внешний вид… Грин-де-Вальд бросил скользящий взгляд на зеркало в коридоре. Тёмные круги под глазами, чрезмерную бледность кожи, запыленность, помятость одежды и усталый взгляд он исправить не мог. Как и беспорядок в своих спутанных и грязных волосах. Было бы неплохо принять душ, но стоило ли тратить на это время? Сложный выбор. Что, если Альбус решит уйти, не дождавшись его? И в то же время, эта его вездесущая проницательность… Рано было Альбусу знать о его отсидке в камере. Геллерт до дрожи не желал видеть в глазах друга это немое признание его слабости, уязвимости… Желание защитить. Необходимо было развратить Сэвиджа до точки невозврата. Так, как он задумывал. Это не могло не принести свои плоды. Толкнув дверь в многострадальную гостиную, Геллерт тут же поймал взгляд Альбуса и внезапно ощутил всепоглощающее чувство спокойствия, наполняющее его, словно вода — чашу. Доверху. Казалось бы, он вечность ждал этого момента. — Принёс мне газеты, Альбус? К булочкам с корицей они будут весьма кстати. Геллерт не мог не улыбнуться ему. Глаза друга смотрели на него проницательно, они, казалось, проникали сквозь кожу и кости, видя его насквозь. Его взгляд неторопливо скользнул по нему сверху вниз и вновь вернулся к его глазам. Внутренняя стена была возведена Геллертом молниеносно, отсекая восприятие Альбуса от жужжащих назойливых мыслей в его голове, сменяя их внутренней целостностью и непроницаемостью. Геллерт подошёл к нему ближе, и Альбус подвинул свой стул немного вбок, освобождая место за столом рядом с собой. В руках у волшебника были пергаменты, старые, как сама жизнь, некоторые из них — далёких семидесятых годов восемнадцатого века. Где он только откопал такую древность, оставалось загадкой. Взгляд Альбуса был прикован к другу даже тогда, когда тот садился. Альбус не любил быть назойливым, но сейчас он не мог отвести глаз от Геллерта. Очки-половинки, которыми Альбус был вынужден пользоваться при чтении, сползли куда-то вбок, и волшебник даже не заметил этого, отчего Геллерту пришлось поправить их самому, мягко сжимая пальцами тонкую дужку и возвращая их на нос. — Выглядишь крайне... паршиво, Геллерт. Ты устроил голодовку и игнорируешь водные процедуры? Не похоже на тебя. — Зачах от тоски по тебе, — спокойно попытался отшутиться Грин-де-Вальд, отводя от него взгляд и уделяя больше внимания пергаментам. Чуть подрагивающие ледяные пальцы потянулись к свиткам, а взгляд был прикован к столу, лишая Альбуса любой возможности что-либо прочесть по его лицу. По спине и рукам танцевали мурашки, и лишь сейчас, в гостиной, он внезапно осознал, насколько продрог до самых костей в этой башне и как отчаянно ему хотелось тепла, да просто горячего чая... — Разожжёшь камин, Альбус? Дамблдор снял очки и положил их на стол. Волшебник задумчиво потёр переносицу, на секунду прикрыв пальцами глаза. Встряхнувшись как от внезапно навалившейся усталости, он встал и подошёл к камину, вспоминая, как это — разжигать его при помощи спичек. — К слову, ты принёс мне лимонные дольки? — хотя сейчас Геллерт скорее дракона бы съел и попросил бы ещё добавки, новая привычка всё же начинала брать своё. — Они на столе. Пальцы совершенно не хотели слушаться Альбуса, а огонь — разгораться. Стоило признать, что без палочки он бы долго не протянул, но вскоре огонёк затеплился и стал медленно, но верно поглощать сухие брёвна, обтачивая их снаружи и изнутри. Одновременно с тем, как Альбус занялся камином, раздалось шуршание пакета, а после Геллерт на время забыл про всё, даже про присутствие своего друга, с невероятной скоростью уничтожая хоть какую-то еду. От камина повеяло теплом, которое приятно расслабляло и согревало, хотя этого и было мало. Так хотелось укрыться сотней одеял, прям до дрожи, но вместо этого Геллерт магией заставил тепло из камина окутать его худую фигуру на манер плаща. Так-то было лучше. — Я принёс несколько пергаментов по судебным процессам. Я бы хотел, чтобы ты прочёл их. — Ты серьёзно? Принёс мне это чтиво в качестве добротного снотворного? Спасибо, — с огромной иронией в голосе пробормотал Геллерт, не выпуская пакет из рук. Бросив долгий взгляд на дверь, Альбус насторожился, поймав себя на мысли, что их подслушивают. И вместо того, чтобы говорить вслух, поднялся, медленно подошёл к столу и выудил среди кипы свитков один из листков, испещренный его мелким и косым почерком. — Пожалуй, стоит принести тебе поесть. Длинные пальцы расправили и положили пергамент прямо перед Геллертом. Список обвинений сопровождался сносками на статьи магических кодексов разных стран, а ниже следовал список свидетелей и, что самое важное, формулировки вопросов, которые планировалось им задать. Свиток пришлось копировать быстро, поэтому кое-где слова вышли смазанными и неразборчивыми. — Я не голоден, Альбус, — Геллерт торопливо свернул пакет с жалкими остатками сладостей и переключил внимание на бумагу, исписанную знакомым ему почерком. Вопрос застыл на кончике языка, Геллерт был не дурак и заметил резко изменившееся поведение Альбуса, его напряжение. Кто тут мог подслушивать, кроме Сэвиджа? Да и тот скорее проверяет, чтобы он не нажаловался Альбусу касательно превышения полномочий аврора. Вряд ли в его голову могут прийти мысли о чём-то большем. Столь же молчаливо Геллерт сжал чужое запястье ледяными пальцами, заставляя Альбуса посмотреть в его глаза. “Зачем, Альбус? Ты рисковал, копируя закрытые материалы заседаний. Рискуешь, отдавая их мне. Забери. А лучше сожги. Или хочешь составить мне компанию здесь до конца жизни?” “Порой ты полный дурак, Геллерт. И знаешь, что самое занятное во всём этом? Что я могу думать о тебе что угодно, а ты не можешь прочитать по моим глазам ну ровным счётом ничего“. В односторонней связи было больше минусов, чем плюсов. И в то же время понять, зачем Альбус подсунул ему это, было несложно. Не хочешь навещать меня в Азкабане, хитрожопый маг. Компания там не слишком подходящая для тебя? Или нет очарования уединения? Или, быть может, смущают дементоры? — А я бы не отказался перекусить. Надеюсь, ты составишь мне компанию. Ведь составишь, Геллерт? Взгляд Альбуса переместился с его глаз на свиток и вновь вернулся к глазам. — Я подумаю. Не забывай о том, что я всё ещё зол на тебя, и, будь у меня такой шанс, убил бы, не раздумывая ни минуты, — Геллерт то ли подыграл интригану-Альбусу, то ли произнёс это всерьёз, сложно было понять и предугадать его. Кивнув в ответ на столь выразительные взгляды, маг придвинул свиток ближе к себе, отвлекаясь от мыслей о еде занудным чтением. Удостоверившись, что он действительно читает, а не просто делает вид, Альбус, поднявшись, направился в сторону кухни. — Если ты думаешь, что меня гложет исключительно чувство вины, то ты ошибаешься, — Альбус замер в дверях, бросив на него короткий и невыразительный взгляд. — Слишком много людей погибло по твоей милости, чтобы я мог простить тебе это. Дамблдор в очередной раз ловил себя на противоречивых мыслях, и в то же время он не мог допустить того, чтобы с его другом, пусть и таким, случилось что-то непоправимое. Возможно, что-то было не так с ним самим, с его подходом к выбору близких людей, а, быть может, знакомство с Геллертом было его наказанием, но очевидным оставалось лишь одно: он не собирался отказываться от этой дружбы. — Я скоро вернусь, — с этими словами волшебник исчез на какое-то время, оставив Геллерта наедине с самим собой. Ему было не привыкать. Что ж, такое заточение было даже полезным. За это время он успел прочесть почти все свитки, исписанные быстрым и неровным почерком Альбуса. Кто, как не Геллерт, был способен разобрать каракули его друга юности? Снова что-то внутри него затрепетало, напоминая о нерушимой связи с этим чёртовым магом. Связи, которую невозможно было увидеть или изменить. Она, казалось, намертво спаяла их сути. И как бы Геллерт не хотел, избавиться от подобной слабости он не мог. Это было выше его сил. И потому приходилось мириться, либо же заталкивать это глубоко внутрь, игнорировать. Вот как сейчас. Но благодарность-то он мог испытывать? Альбус вернулся с подносом. Нельзя было сказать, что он доверху был нагружен едой, ужин был скромен. Печёный картофель, ароматное жаркое с морковью и иными овощами, пара пинт подогретого сливочного пива. — Булочки, к сожалению, кончились. Сэвидж сказал, что ты съел последнюю. — Разумеется. Такие вкусные были, что и не заметил, как проглотил, — с затаённой иронией в голосе отозвался Геллерт, подняв взгляд на Альбуса. Поставив поднос на стол, Альбус уселся рядом с ним, придвигая ему тарелку. Аромат еды заставлял забыть обо всём ином, и Геллерт уже был готов простить своему другу если не всё, то однозначно многое. — Так зачем это всё? Хочешь помочь мне выиграть суд и отпраздновать моё освобождение? — Геллерт мрачно усмехнулся, но больше не сказал ни слова, так как занял рот едой. И хотя он стремился есть медленно, жуткий голод всё же брал своё. Альбус не торопился ему отвечать, ожидая, пока его друг насытится. Пальцы Альбуса отломили краюху ароматного хлеба, в то время как глаза смотрели, как Геллерт ел. Его голод был виден невооружённым взглядом, но Альбус не стал ничего говорить. Тарелка великого преступника опустела в течение пары минут. Альбус же, в свою очередь, кушал неторопливо. Он опустил хлеб в ароматную подливку и подождал, пока тот пропитается полностью, прежде чем отправить его в рот. — А ты не понимаешь? Ты смотрел на статьи, по которым тебя хотят обвинить? Ты знаешь, что тебе светит, если у них получится? Пальцы мужчины подцепили небольшой половник, и в тарелке Геллерта оказалась очередная порция сочной тушёной говядины. — Смерть. Что же ещё? — та небрежность, с которой Геллерт повёл плечом, заставила Альбуса поёжиться. — Получится ли? Я не знаю. Я никого не убивал. Почти. Геллерт опустил взгляд своих разномастных глаз. Кому-кому, а Альбусу можно было не объяснять судебные нюансы международного права, о которых он, должно быть, был осведомлён не хуже Грин-де-Вальда. Свидетелей его убийств было не так много, другие же случаи… походили на вынужденную самозащиту. Что касается его сторонников, то они убивали сами, согласно собственным убеждениям… И пока Англия, Франция, Португалия, США… Наконец, договорятся, пройдёт уже столько времени... — Ты не принёс мне “Пророк”. Почему? — насмешливый и цепкий взгляд в сторону Альбуса. — Я уверен, Альбус. Мои сторонники бунтуют. И эту волну сложно сдержать. И чем ближе первое заседание... — Вот только не думай, Геллерт, о попытках сбежать! При плохом исходе тебя ждёт поцелуй дементора. Я слышал... Альбус бросил быстрый взгляд на дверь. Их головы склонились одна к другой, и он быстро зашептал: — Не все так уверены в "хорошем" исходе. Многие не хотят ждать. Судебные заседания будут длиться долго, у людей уже кончается терпение. Ходят… Ходят слухи о том, чтобы убить тебя без суда и следствия. Неподчинение, попытка бежать... Только дай им повод, и следующее заклинание, которое полетит в тебя, будет смертельным. Геллерт с какой-то затаённой и странной улыбкой внимал его горячей и торопливой речи, на удивление больше обращая внимание на их близость, на едва уловимый, но такой приятный аромат кожи Альбуса. Древесные нотки, смешанные с ярким цитрусовым всплеском, такой солнечный, яркий и сильный. Положив в рот ложку жаркого, Альбус принялся быстро жевать. — Так переживаешь за меня? — Геллерт смотрел на него не отрываясь, но Альбус, казалось бы, не замечал ничего… Либо делал вид, что не замечал. — На днях убили свидетеля, одного мага, который остался в живых после погромов в Вене. Он должен был явиться на встречу с дознавателем, но у него внезапно прихватило сердце и он скончался. Многие обеспокоены: слишком много совпадений, чтобы это было несчастным случаем. Некоторые из свидетелей уже отказались давать показания, беспокоясь за свою безопасность. Дослушав своего друга, который сейчас сыграл роль “Пророка”, Геллерт плавно откинулся на спинку стула, скрещивая худые руки на своей груди. — И чего хочешь ты, Альбус? Уберечь меня от смерти? Разве тебе не хочется справедливости? Чтобы свершилось возмездие, например. И это был ответ на мой вопрос о газете? Боишься за мои нервы? Это так... Очаровательно и так в твоём духе, Альбус. Геллерт хмыкнул. Иногда, как, например, сейчас, Грин-де-Вальд не понимал Альбуса. Не до конца. Его мотивации. Поступков. Что им движет сейчас? Какой раздрай творился в душе мага, который отобрал у него палочку, заточил сюда и теперь пытался... Пытался сделать что? — Я просто хочу, чтобы перестали умирать люди, Геллерт, — Альбус напряжённо сжал вилку и нож, но поняв, что не может больше взять в рот и кусочка, отложил их и переплёл свои пальцы. — Я хочу, чтобы это противостояние наконец закончилось. Чтобы всё это быстрее забылось. Чтобы все зажили своей спокойной, размеренной жизнью. Вот, чего я хочу, Геллерт, больше всего. Чтобы люди перестали бояться жить, выходить на улицу, развлекаться, засыпать в своих постелях, бояться за членов своих семей и друзей. Никому не нужно твоё Высшее благо, — он оторвал взгляд от своих сложенных рук и посмотрел ему в глаза. — Ты трус, Альбус. Я не забыл. Ты разделял мои мысли и стремления, пока не испугался, проявив слабость. И сейчас обличаешь это в красивые, но бессмысленные слова, — немигающий взгляд разномастных глаз был устремлён к лицу Альбуса. Геллерт не мог читать мысли, но и дураком не был: он знал, что Альбус сейчас прикрывается всем этим с той же целью, с какой и Геллерт заталкивает ненужные чувства, которые он испытывает к другу, куда подальше. Может, оно и к лучшему? Не самое подходящее место и ситуация, чтобы ворошить прошлое. — Называй меня, как хочешь, Геллерт, но я разделял не это. Ты ставишь магов выше других и строишь мир, втаптывая идеалы в грязь, а потом заворачиваешь всё это в яркую обёртку и продаёшь людям ложь. Быть может, ты удивишься, но наши с тобой стремления давно перестали совпадать. Губы Альбуса изогнулись в горькой усмешке, и он поспешил запить эту горечь сливочным пивом. Заколдованная кружка позволяла сохранить его тёплым, и, пожалуй, только это помогало его настрою окончательно не упасть. Сколько раз он прокручивал в голове свой визит сюда, но никогда не представлял его вот так. — Я прочту все это ещё раз более внимательно и сожгу свитки в камине. Это всё, что я могу тебе пообещать на данный момент, Альбус. Несмотря на, казалось бы, спокойный тон и внешнюю расслабленность, Геллерт испытывал едва контролируемый всплеск ярости, которая заставляла его пальцы дрожать. Его злили слова Альбуса. Злило то, что он тогда так отступил, бросив его, отвернулся от их цели, от их общего будущего. И всё из-за чего? Из-за той девчонки? И сейчас смел говорить о том, что это благо никому не нужно. Лжец! Хотелось снова его ударить. Альбус умел бить словами, манипулировать, туманить разум не менее виртуозно, чем сам Геллерт. Держать себя в руках в его обществе становилось труднее. Маг резко поднялся со своего места, запуская чуть подрагивающие пальцы в спутанные и грязные волосы. Не бить Альбуса. Не сейчас. — Никому не нужна твоя показная жертвенность, когда ты отказываешься от себя в пользу абсурдной сострадательности по отношению к другим. Так ты её не вернёшь. — Что ты сказал?.. Сначала Альбусу показалось, что он ослышался. Слова Геллерта всё ещё звучали в его ушах, но он отчаянно отказывался их воспринимать. Воспоминания, далёкие, горькие, смазанные, полные солёного, тошнотворного привкуса на губах, вспыхнули перед его глазами от одного только упоминания о ней. Он попытался поставить кружку сливочного пива на стол, но ненароком опрокинул её, резко поднялся и принялся торопливо и нервно собирать листки пергамента, спасая из стремительно расползающейся по столу лужи. Перед глазами всё заволокло, и Альбус отчаянно смаргивал, не желая, чтобы Геллерт видел эти прогорклые слёзы. Под пальцами что-то хрустнуло, и в ладонь впилась дужка очков. Прижав свитки к груди, Альбус попытался выудить их из общей кипы, а когда это получилось, не глядя запихал в карман своих брюк. Геллерт смотрел на него непроницаемым и странным взглядом. Он ожидал какой угодно реакции, но не этой. Альбус задел его, он ответил тем же, но видеть этого выдающегося волшебника таким… хрупким и готовым рассыпаться, как стекло?.. Решительно сократив расстояние между ними, Геллерт мягко, но уверенно забрал свитки из его рук, левитируя их на сухой край стола. — Альбус. Ты не виноват. Но из-за этих чувств ты отказался от великого будущего. Отказался быть на моей стороне, — холодные изящные пальцы Геллерта прижались к чужой щеке, заставляя смотреть в глаза. — Пока ты гонялся за своим великим будущим, Геллерт, я похоронил сестру, — привычно-ясные глаза Альбуса сейчас потемнели и блестели то ли от злости на самого себя, то ли от так и не пролитых слёз. — Мне нужно было не чувствовать всего этого? Забыть, как забыл ты? Умчаться за тобой?.. Да я не имел и понятия, куда ты исчез в тот день! Ты просто сбежал. Его пальцы накрыли чужую руку и настойчиво убрали со своей щеки. — Альбус. Ты перестал меня слышать... А ведь мы вдвоём способны на многое... А как в нашу первую встречу мы сварили Феликс Фелицис? Я выпил его, и, как видишь, жив до сих пор. А Дары Смерти? Вместе мы могли бы обладать ими всеми. Альбус прикусил язык, не позволяя сорваться с губ словам, о которых он потом будет жалеть. — Я не перестал тебя слышать, Геллерт, я слышу тебя до сих пор. Только то, что ты говоришь, мне больше не по душе. Ты используешь людей постоянно, как использовал меня тогда, а я этого не хочу. — Тогда какого чёрта ты делаешь здесь?! — Грин-де-Вальд непроизвольно повысил голос, а от всплеска остатков его силы мебель в комнате ощутимо тряхнуло, разбрасывая по сторонам. — Да не знаю я! Чего Альбус терпеть не мог, так это криков, но слова Геллерта так зацепили его, что он повысил голос и сам, уклоняясь от пролетевшей мимо чернильницы. — Не знаю! Уже тише продолжил Альбус, в сердцах желая что-нибудь пнуть. Но для Грин-де-Вальда это стало последней каплей. Он был и без того слишком истощён и не рассчитывал, что последние силы потратит на ссору со своим бывшим другом. — Если бы ты хотел, то нашёл бы меня. — Я не хотел. Выдохнул Альбус сквозь зубы. Какой, соплохвосты их раздери, фарс! Геллерт собирался ответить ему, но внезапное головокружение заставило его прерваться и попытаться ухватиться ладонью за перевёрнутый стол: не хватало ещё падать, как фаянсовой барышне. Нет, Альбус, не дождёшься. — Тебе пора уходить, — пол внезапно приблизился к нему, и Геллерт никак не смог этому помешать, рассеянно глядя на внезапно отдалившегося Дамблдора. — Я сам решу, когда мне уходить! — практически прорычал в ответ Альбус, скрещивая руки на груди и задвигая своё чёртово беспокойство куда подальше. — Орём друг на друга, как два подростка в пубертате. А ты ещё и устроил здесь полный разгром. Это, между прочим, твой чёртов перуанский шкаф!.. Указав рукой на несчастный предмет мебели, дверца которого противно скрипела, болтаясь на одной петле и явно намереваясь отвалиться, Альбус склонился к Геллерту, взгляд которого метнулся по направлению его руки. Жаль будет, если не удастся его починить, но это меньшее, что беспокоило сейчас. Должно быть, явное желание пнуть его побольнее отразилось в глазах Дамблдора, но вместо этого Альбус опустился рядом с Геллертом на корточки, глядя на него так, сверху вниз. Альбус буквально фонтанировал эмоциями, и это в какой-то степени было даже прекрасно. Согревало... Да, именно согревало. — Если приговором будет казнь, я потеряю ещё и тебя. Я не хочу больше терять никого. Ты понял меня? — Ты слишком многого не хочешь. Может, стоит поговорить о том, чего ты Хочешь? — пусть и негромко, но достаточно чётко произнёс Геллерт, пытаясь хотя бы приподняться в полусидящую позу. Не слишком-то радовало быть в положении снизу. Особенно с Альбусом, которому оставалось лишь закатить глаза. — Подростком ты мне нравился больше. По крайней мере, не занудствовал столько, как сейчас, — и в глаза Геллерт старался ему не смотреть. Он был слишком слаб, чтобы противостоять ему как легилименту. — Ты идиот, Геллерт, — с какой- то долей спокойной обречённости в голосе проговорил Альбус, поднимаясь на ноги и протягивая ему руку. За дверью послышались торопливые шаги, и всё, что успел сделать Альбус до того, как их обоих скуёт оцепеняющее заклятье, — это обернуться на звук открывающейся двери. — От идиота и слышу, — устало огрызнулся Геллерт, размышляя над тем, стоит ли протягивать ему руку в ответ и сможет ли он устоять сейчас на ногах. Но додумать он не успел. Сэвидж, как всегда, очень «вовремя» подоспел. Может, хотя бы шкаф починит? Или пришёл помочь Альбусу добить его? Сэвидж остановился в дверях, разглядывая представшую перед его глазами картину полного разгрома. — Вы зря протягиваете ему руку, мистер Дамблдор, он откусит её по локоть. Два шага назад. Оцепенение спало, и Альбус послушно отошёл, предпочитая не пререкаться. — Мистер Грин-де-Вальд, мне наплевать, кто устроил этот разгром, но в следующий раз Вы будете убирать его маггловскими приспособлениями самостоятельно. А пока я применяю чары, Вы полежите обездвиженным, чтобы мне не пришлось повторять мою работу заново. Геллерт мог лишь с ненавистью смотреть на Сэвиджа и со странными смешанными эмоциями — на Альбуса, в который раз не зная, вернётся ли он сюда после того, что произошло, или же уйдёт и забудет всё, как страшный сон... Тогда Геллерт наконец сможет сконцентрироваться на побеге. Как никогда он понимал, что в их встречах он позволяет себе слишком много непозволительных слабостей. Лёгкое движение палочки Сэвиджа, и комната медленно, но верно стала возвращаться в своё исходное состояние. Стол, подпрыгнув, стал на четыре ноги, рассыпанная по полу еда собралась в тарелки, деревянные щепки соединились в стулья, которые нехотя вернулись к столу. — Боюсь, Ваш визит окончен, мистер Дамблдор. Почувствовав, как эти слова режут по больному, великий преступник закрыл глаза, чтобы только не видеть, как за Альбусом захлопывается дверь. Лучше бы ты не приходил. Надеюсь, ты ещё вернёшься.