Коричневое фортепиано

Чимин, бесшумно ускользнув от друзей, пробрался в темный тренировочный зал. Тихо прикрыв за собой дверь, он включил свет, но подскочил, увидев валяющегося на полу Чонгука. Тот лежал, совсем не двигаясь, и не отреагировал на то, что кто-то вошел. Глаза его были прикрыты, наверное, из-за яркого освещения, и Чим любезно его выключил. - Гуки, ты чего? - Ничего. Устал. Чимин опустился на пол возле грустного, как ему показалось, макнэ. Но тот даже не взглянул в его сторону. Он откинулся на спину рядом и они лежали так в полной тишине. Один шумный выдох послышался лишь тогда, когда чья-то рука коснулась чужой. Всего один всхлип был слышен, когда Гук прижался к напряженному плечу рядом. И только одно тихое «устал» эхом звучало в голове Чимина на протяжении еще долгого времени. Он сжимал ладонь друга, не имея сил произнести что-то. Да и момент не хотелось портить. Пол был холодным, причиной тому подвал, находящийся под ними, но это не важно. Окон не было, а единственный источник света - это тонкая желтая полосочка, проглядывающая из-под двери. Старший чувствовал, как мелко подрагивали плечи рядом, и просто сжал его в объятьях, готовый пролежать так столько времени, сколько понадобится. Он уже забыл о том, что хотел позаниматься танцами в одиночку - это внезапно отошло на второй план. Даже смешно. Он нервно хохотнул. - М? – лениво отозвался уже немного успокоившийся Чонгук. - Ничего. У меня теперь вся футболка в твоих слюнях. Младший хмыкнул и быстро сжал в объятьях Чимина, понимая, что должен отпустить его. Как можно быстрее. Они не должны переходить черту. Он должен сдерживать свои чувства, ведь всем сейчас тяжело. Ну плохо ему, ну и что? Всем плохо. Но Чимин вот не плачет, не ноет, держится. - Нет ничего страшного в слезах, - тихо проронил Пак, удерживая ладонь Гука в своей, когда тот захотел ее вырвать. - Не надо меня жалеть, - шикнул макнэ. - Я не жалею тебя, глупый. Просто… Хочу, чтобы ты знал. От холода по телу расползались неприятные мурашки, оставляя какой-то противный липкий след в душе. Чонгук был теплым, таким домашним, таким особенным. Не удержавшись, Чимин прижался к нему, скользнув ладонями по спине, греясь. - Ладно, раз не жалеешь, можем еще немного пообжиматься, - прошептал Чонгук, прижимаясь ближе к груди хёна. Близость не напрягала так, как перед объективами тысячи камер, а наоборот, спокойствие снова захватывало разум. А Чимин удивлялся знакомым ощущениям. Он что, стал подушкой для обжиманий? - Только пообещай, что это останется за стенами этой комнаты, - вкрадчиво выдохнул ему на ухо друг, пробегаясь пальцами ниже, по пояснице, щекоча. - Мне нравится тебя дразнить, малыш. - Ох, так и знал, что ты будешь издеваться надо мной из-за слез, - Гук начал нервно вырываться из крепкого захвата, конечно же, безрезультатно. Снова обмякая и найдя теплое местечко за ухом, уткнулся туда холодным носом, чем вызвал шипение Чимина. - Давай просто полежим. - Да, давай.

***

Пальцы не слушались, а нога все больше ныла, отдавая тупой болью в колено. Не имея никаких медикаментов для такого случая, он просто продолжал сидеть, склоняя голову, и мучить клавиши бедного фортепиано в одном из тренировочных залов. Хотелось завыть о своей боли вслух, но язык отказывался поворачиваться. Кажется, он становился похожим на Шугу, ленясь даже открыть рот, чтобы пожаловаться о боли. Хотя даже жаловаться некому: он сейчас словно изолировался ото всех, старательно избегая людных комнат. Какие-то мысли поедали изнутри, словно гули человеческую плоть. И он не насмотрелся аниме. - Гули существуют! – кивнул Сокджин сам себе. Что это были за мысли, он понять не мог уже весь день. Что-то ходит по пятам, но никак не выберется наружу. Тревога вспыхивала мгновенно, заставляя сердце заходиться в бешеном темпе, а дыхание сбиваться. Это продолжалось уже черт знает сколько времени и иногда даже не давало уснуть ночью. Тишина была такой удушающей, а грусть подбиралась к уголкам глаз, норовя выплеснуться со слезами. Так не хватало его тихого сопения на расстоянии вытянутой руки. Избегая этой мысли, он старался не замечать его присутствия, игнорировать его фразы. Но, сказанные словно невзначай, они задевали его до глубины души. И каждый раз, когда вопрос стоял перед глазами: «Может, хватит уже прятаться от своих чувств?», он бежал, бежал, бежал от них, подальше. Он так хотел уберечь свое сердце от неминуемых страданий, что сам не заметил, как эти страдания накрывают его с головой. В тихом плаче, доносящимся сквозь открытое окно, Юнги слышал не только боль, но и надежду. И он так надеялся, что это не самовнушение. Голова совсем уже упала на фортепиано, добывая касанием слишком резкие и неприятные для чуткого уха звуки. Но сейчас это, как ни странно, придает сил. Волосы цвета молочного шоколада разбросались по клавишам фортепиано, выглядя при этом слишком эстетично даже взлохмаченными. Длинные пальцы сжимались чуть выше колена, причиняя боль, но она сейчас не отрезвляла. Он не плакал: не было сил. Он сидел, наблюдая со стороны, как душа разрывается на части. Возможно, если бы он все еще мог плакать, ему стало бы лучше. Спустя несколько вымученных нажатий, он сдался и понял, что все забыл. Куда нажимать, а тем более, как. Сейчас голову занимали совершенно другие мысли - те, которые для обычных людей важнее всего: о боли, о любви, о будущем. Но им непозволительно было настолько глубоко погружаться в депрессивные мысли. Они должны найти свое счастье. Так в чем же оно, это самое счастье? Джин откинулся на спинку стульчика и принялся думать о тех вещах, которые вызывали у него улыбку. На кончиках ресниц возникали какие-то образы, но успевали улизнуть так быстро, что Джин не мог сосредоточиться. Он принялся разглядывать фото в телефоне, и кончики губ поползли кверху. То, что делает его счастливым, это слишком очевидные вещи. Мемберы заставляют его радоваться мелочам, с ними он может вести себя, как маленький ребенок. Они позволяют ему чувствовать себя нужным. Закрываться от них - это, наверное, худшее решение. Если бы он мог рассказать кому-нибудь о том, что его гложет. Да если бы он хоть сам понял, что ему нужно. В чем его счастье? Что за недостающая деталь паззла? Пальцы любовно погладили клавиатуру фортепиано, словно извиняясь. Он поднялся, еле ступая на больную ногу, и очень медленно переместился к двери. Звонить менеджеру не хотелось, поднимать шум из-за такой незначительной детали не было смысла. Да и вообще, ничего не хочется. Хочется просто лежать и смотреть в потолок, представляя вместо маленьких лампочек огромные созвездия. Когда он наконец сделал эти несколько шагов, то звезды, не те, которых он ожидал, заплясали перед глазами. Сейчас, после просмотра фотографий с группового отдыха ребят, он чувствовал себя немного счастливее, даже несмотря на съедающее его чувство внутреннего разложения. Душа, словно распадалась на части, ведь он не сделал ничего, чтобы быть достойным этой любви. Да кто он вообще такой? Он сейчас живет в хорошем доме, со своими друзьями, которых любит больше жизни. Его обожают миллионы. Занимается любимым делом. Дарит людям надежду. Мечты сбываются? Но, противореча себе из прошлого, единственное, о чем Джин сейчас мечтает — это спокойствие. Любимый человек под боком, возможно, собака или кот, просмотр фильмов холодным вечером под одеялом. Неужели он хочет чего-то нереального? Просто погреть в своих чужие руки, пока стоите на остановке. Отдать свой шарф, когда мороз внезапно ударит по щечкам любимого. Зайти в кофейню, чтобы погреться и взять горячий шоколад, но допивать уже холодным, не замечая, как за разговорами прошло много времени. Это не много и не мало. Всего лишь одно слово – счастье. Он дарит любовь, получая в ответ еще больше обожания от фанатов. Но это совсем не то. Тот, кто нужен, так нужен... Прямо сейчас. В этот самый момент, он нужнее воздуха, но… - Хён? - Ты… Ты. Слезы почему-то полились без его на то разрешения, прокладывая себе целые магистрали пути. Ему всю жизнь говорили, что мужчины не плачут. Но худшее - это то, что еще как плачут, только беззвучно, вот так вот, когда дыхание перехватывает и ты уже не можешь вздохнуть незаметно. Когда легкие спирает от недостатка воздуха, а глаза жжет огнем. Но ты молчишь, позволяя слезам стекать по щекам за шиворот. Футболка неприятно липнет к груди, впитывая в себя всю невысказанную ранее грусть. Когда горло сжимается и ты не можешь не то, что кричать, но и дышать не в силах. Когда ты думаешь, что со слезами уйдут все проблемы, но они остаются, мучают тебя дальше, накапливая негатив с новой силой. Ты можешь лежать на холодном полу, поджимая под себя коленки, мечтать о том, что скоро боль пройдет и ее заменит радость. Но никто так и не придет, не спасет тебя. Он не рыдал громко, просто стоял, смотря куда-то перед собой, не в глаза другу, а сквозь них. Когда мы видим чужие слезы, какова наша первая реакция? Это чаще смущение или раздражение. Но очень редко – понимание. Не издав ни звука, он прикрыл глаза и опустил голову вниз. Губы мелко подрагивали, словно он пытался сдерживаться до последнего. Он не смог бы ничего сказать ровным голосом, и не пытался даже. И так все было понятно. Чужие холодные руки уже прижимали его к поразительно горячей груди, сжимая так крепко, что мучительно сдерживаемый всхлип вырвался из приоткрытых губ. - Даже рыдая как ребенок, ты прекрасен, словно персонаж из манги, - мягкий голос окутывал и захватывал в свои владения, а руки с нажимом влекли за собой. Подаваясь вперед, он сделал первый кривой шаг к своей мечте. Да, мы все живем и умираем. И, кроме последнего, мы ничего никому не должны. Проживаем свою жизнь так, как хотим. Кто сказал, что ты должен иметь какую-то великую мечту в своей жизни? Ты никому ничего не должен. Почему твоей мечтой не может быть простое, банальное такое, счастье? Если у тебя нет мечты - это, правда, нормально. Это нормально. Просто будь счастлив.