«Эндорфины»

Dyprax – «Fuck Your Pride» Комната слегка мрачная. Большая, почти пустая, за исключением двух столов и кресла. Темные панели с абстракциями, пол гладкий, покрытый холодной керамической плиткой. Напряженная тишина, вызывающая нервозность, неровное приглушенное освещение заставляет насторожиться, составляет гнетущее впечатление, приправленное аномальным интересом. В кресле, прикрыв веки, сидел афроамериканец, лет тридцати трех – тридцати четырех. Приятная внешность: эбонитовая, лоснящаяся кожа выдавала его эфиопских предков. Длинные волосы, сплетенные от корней в косички, собранные резинкой на затылке. Развитая, рельефная мускулатура, широкие плечи, сейчас расслабленные. Внушительный рост. Выразительное лицо. Большие, присущие его расе губы, отчетливые надбровные дуги, высокие скулы и лоб, живые миндалевидные глаза, искра в них говорила об обладателе, как о интеллектуально развитом индивидууме. От его фигуры веяло уверенностью и мощью, некой властностью. Он глубоко вздохнул, бросил беглый взор на циферблат висящих напротив часов, откинулся на спинку кресла. Растворился в релаксе, убедившись, что еще рано. Вытянул перед собой руки, сцепленные в замок, разминая мышцы. Спустя еще несколько минут ноздри его хищно затрепетали, дыхание стало чуть чаще, брови нахмурились, а мимика приобрела агрессивные оттенки. Вновь на часы. Казалось, пульс ведет обратный отсчет. Три. Два. Один… Дверь раскрылась, пропуская из темного коридора в комнату молодого запыхавшегося парня. Темнокожий посмотрел на него с явственной снисходительностью. Растрепанный, взъерошенный и в ярости. Как и ожидалось. Прошел к противоположной от кресла стене, боковым зрением замечая, как посетитель рывком скинул пиджак и расстегивает запонки на манжетах рубашки. Мужчина, довольно ухмыльнувшись, надавил ладонью на выемку в одной из панелей, раздвигая створки хитро спрятанным механизмом – комната сразу увеличилась в полтора раза. Когда он обернулся, тот уже стоял у кресла, из одежды на нем остались лишь черные кожаные штаны с низким поясом. Эфиоп приглашающе кивнул, веля приблизиться. Парень молча повиновался, остановился рядом на мгновение. Его заметно потряхивало, кисти дрожали, челюсти плотно сжаты до поигрывающих на скулах желваков, в глубине зеленой радужки пылают неистовые костры эмоций. Гнева. Напряжения. Вызова. Азарта. Торопливости. Предвкушения… Гость двинулся дальше, в открывшуюся часть студии, к деревянно-металлической раме на манер турника, в виде буквы «n». Опоры рамы прикручены к полу кронштейнами – очень массивная и прочная конструкция. Блондин помедлил, стараясь выровнять дыхание, но не справился. Темнокожий приблизился к нему со спины, аккуратно, несколько эротичным движением подтолкнул его предплечья вверх, к свисающим с перекладины толстым кожаным ремням, служащих привязью. Как только подушечки соприкоснулись с жесткой кожей, из груди блондина вырвался шумный, двусмысленный выдох, а щеки вспыхнули лихорадочным румянцем. Он решительно вцепился в края ладонями, намотал вокруг, потом на кулаки, следом на запястья и снова на кулаки. Опустил взгляд в пол. Мужчина прибавил яркости освещению, подошел к одному из столов, снял с него гибкий бич с рукояткой, скрученный кольцами, примерно метра три длиной. На кончике его поигрывал узел хлопушки, разветвленной на девять хвостов – обмякших, что откровенно сообщало о частоте использования девайса. Отдалился на необходимое расстояние, чувствуя, как о ребра томно и гулко, изнемогая в нетерпении грохочет сердце. Встал, резким движением размотал плеть, с силой хлестнув ею об пол. С ухмылкой отметил, как от сухого щелчка парень на станке вздрогнул и насторожился. — Как обычно? — вкрадчиво поинтересовался эфиоп. — Да, — срывающимся голосом ответил блондин. Мужчина скрипнул зубами, предчувствуя ошеломляющий восторг действа. Занес правую руку чуть назад, размахиваясь, и легким движением отправил плеть вперед, туда, где, цепляясь за ремни станка так, что костяшки побелели, стояла его восхитительная жертва. Лишь громкий выдох в ответ, но и удар нанесен лишь пробный. Разогревающий. Через полчаса единственными звуками, отражающимися от стен эхом, будут лишь щелканье бича и громкие гортанные, отравляющие слух стоны, которые плавно перерастут в оглушающие крики, а там и в беспомощные, тешащие струнку в солнечном сплетении всхлипы. Темнокожий раз за разом увеличивал амплитуду и прилагаемую силу. Атлетическая спина испещрена вспухшими полосами накрест, позже обильно закровоточившими. Истязателю доставляло непередаваемое, фантастическое удовольствие видеть мучения своей добычи, слышать свист рассекаемого хлыстом воздуха. Ничего более вдохновляющего и воодушевляющего он не испытывал. Чистое совершенство, истинная красота. Парень не скрывал, что страдает от жестокой и безжалостной пытки. Откровенно выражал чувства и ощущения, но от упрямства или дерзости только сильнее стискивал кулаки. И боль нарастала, вытягивая наружу нервы. И спадала, внушая ложную надежду. Когда казалось, что больше вытерпеть просто невозможно, обжигающие поцелуи остывали, позволяя ему на секунду перевести дух. Тот, кто держал рукоятку девайса, отлично знал свое дело. Контролировал каждый миг происходящего. Причинял страдания мастерски, потому что и был Мастером. Настоящим Творцом, и творчество его – размашистые, с оттяжкой, мазки кисти. Холст – гладкая светлая кожа, кое-где усыпанная веснушками. Краски… По черной штанине на пол стекла густая струйка киновари, блестящим пятном разлилась на матовой прохладной плитке. Идеальный этюд. Воистину визуальный и аудиальный шедевр. Крики затихали, перерождаясь в скулеж, ноги блондина подгибались, энергии на то, чтобы стоять ровно, уже не хватало. Сокрушающий удар. Рокочущий рык. Еще один. Боли столь много, что она становится невыносимой, доводит до полного изнеможения. Голова, покрытая короткими светлыми волосами, повисла, захват ладоней ослабел. Накатывало ощущение эфемерности, будто отделяешься от физического тела, покидая материальное измерение. Выпадаешь в трансцендентальное Ничто. Паришь где-то неизмеримо далеко в подпространстве, словно действительно имеешь крылья, оставляя растерзанную плоть здесь, в мрачной комнате с ярким, слепящим освещением – чтобы Мастер мог видеть свое произведение. Он наслаждается, причиняя боль, пьет крики и мольбы, для него первостепенно не пропустить момента, когда боттом окончательно сдастся и разожмет кисти. Плеть сползла с покрытых темно-бордовой пряно-ароматной кашей лопаток и плеч на изящную поясницу, чуть опоясывая стройную талию. Звенящая тишина в ответ… и жертва, наконец, падает на пол. Темнокожий пару мгновений просто стоял, опустив хлыст. Его покачивало хмельным дурманом, словно подвыпившего. Он бросил девайс на стол и медленно приблизился к лежащему на полу партнеру. Тот, кажется, потерял сознание, но веки распахнуты, правда, глаза пусты и безразличны. И если заглянуть прямо в зрачки, можно наткнуться на тьму и вечность космоса. — Ты… — услышал парень, выныривая из транса. — Долго сегодня. Он вяло осмотрелся, плохо воспринимая реальность. Лежал на животе, а над его изорванным торсом склонился темнокожий, держа тампон, смоченный в перекиси водорода. Мужчина, не скрывая удовольствия, намеренно небрежно тер пропоротые вспухшие борозды, дезинфицируя кожу – безопасность и разумность. Голос у него глухой, отстраненный, бесстрастный даже. Утомленный. Прикосновения влажной и холодной марли причиняют дискомфорт, но блондин полностью абстрагирован от окружающей действительности. — Спасибо, Мастер, — пробормотал он невнятно, с трудом выговаривая слова. Череп заволокло туманом, осмысление возвращается медленно, нехотя, проступая через вату буйного химического всплеска. Норадреналин, серотонин и ацетилхолин, впрыснутые в вены гипофизом, слились в крови в исступленный коктейль эндорфинов, затормаживая реакции и снижая чувствительность восприятия. — Эй, экшн закончен, — беззаботно отмахнулся мужчина. Он не любил бравировать своим званием, хоть и получил его заслуженно. Он действительно Мастер, но, как показывает практика, истинные мастера не бравируют своим авторитетом. Теперь, когда сессия подошла к завершению, он снова стал собой. Опять прижал тампон к спине, промакивая выступившую кровь и сукровицу. Выбросил розовый комок в емкость, взял со стола тюбик с ранозаживляющим гелем. Нанес немного на ладони и принялся размазывать по травмам, довольно небрежно, не озаботясь причиняемым дискомфортом. Его тоже вело – как Топ этого сеанса и садист по предпочтениям, он получал наслаждение от обратной связи и осознания даримой партнеру пытки. — Ты в порядке? — с отчетливо слышимой заботой спросил он. Многие думают, что садисты – жестокие ублюдки, готовые рвать нижнего на клочки. Но по существу, даже вне границ Темы, именно садисты – осознающие свои потребности, что первостепенно – являются наиболее чуткими и внимательными любовниками, потому что от их чуткости и внимательности к состоянию партнера зависит их собственное удовольствие. А углубляясь в тонкости Темы, где аспекты намного серьезнее, чем неудачный секс, и заикаться не стоит, что хищников и чокнутых субкультура распознаёт быстро. — Да, — более отчетливо ответил тот, не открывая глаз. Он абсолютно, всеми молекулами и атомами организма расслаблен, несмотря на то, что от плеч до поясницы иссечен глубокими полосами, к тому же пощипывающими от обеззараживания. Он, выплывая в обыденность на мягких волнах сабспейса, не осязал властного нажима мастера. — Замечания по экшену? — многозначительная тишина. — Я приложил массу усилий, чтобы тебе было, что сказать, — эфиоп вальяжно опустился в кресло, стоящее рядом, окинул безучастного парня пристальным, пронизывающим насквозь взглядом. Задаваемые им вопросы стандартны и соответствуют ситуации. Любая нормальная CM-сессия обязана заканчиваться конструктивным диалогом между Верхним и нижним или, как принято называть в тесном социуме Т/тематиков, Топа и боттома. Вопреки стереотипному, отчасти ханжескому мнению, BDSM-практики направлены не только на удовлетворение «извращенных фантазий». Многие психологические проблемы, не нашедшие выхода в ванили, решаются именно в студиях, через обмен властью. Сейчас Мастер намеревался вытащить из подопечного максимум информации, хотя бы потому, что тот давным-давно ничего не рассказывает. А его скрытность – очень тревожный звоночек. — Я контролировал себя, если ты это имеешь в виду, — блондин перевернулся на спину, глянул на темнокожего с заметной усталостью. Постоянно, от сессии к сессии, мастер заботливо спрашивает, и боттом понимает, что тот интересуется справедливо и обоснованно. Но говорить ничего не хочет. Не считает уместным. — Ты поздно поймал сабспейс. Реакции притуплены, интенсивность и продолжительность воздействия возрастают по гиперболе, — веско проронил Мастер. — Знаешь… — нахмурился он. Помолчал. — Я считаю, что повод для беспокойства все-таки есть. Тебя несет. — Рон… — протянул недовольно парень, глубоко вздохнув. — Не накручивай. Ты ищешь то, чего нет, — фыркнул он. — Я вижу то, что ты так неумело пытаешься скрыть, — парировал темнокожий. Рональд Мванга, или Рон, как мастера назвал истерзанный партнер, отчаянно пытающийся съехать с щекотливой темы. — Давай не будем, а? — веки, обрамленные пушистыми ресницами, опустились, пряча радужку от пронзительного взора. — Если не будем, — пожал плечами Рон, — не приходи больше. Найди себе Доминатрикс и решай свои проблемы с ней. Если, — едко ухмыльнулся он, — конечно, ты найдешь хоть одну, которая согласится работать с тобой без доверия. — Не смеши меня! — хохотнул парень. — Как ты можешь без сожалений отправлять меня к другому Верхнему? Мы с тобой так много пережили вместе, — в бархатистом баритоне слышалась ирония. — Я ваш submissive, и навеки принадлежу только вам… Мастер, — съязвил он. — Послушай сюда! — в голосе Рона проскользнул металл. Он бы приказал, но отношения между ними, здоровыми и равными самцами несколько более запутанные, чем определяющая иерархия Темы. Мванга – Топ. Доминант. Садист. И в минувшей сессии блондин действительно технически считается его боттомом, но… Если бы все было так просто, нахальный нижний уже истошно верещал бы, вымаливая прощения. Плюс ко всему, так, как разгневался темнокожий, гневаются не на сексуальных или тематических партнеров. Он стиснул челюсти, поигрывая желваками, заставил себя успокоиться. — Ты большой мальчик, — продолжил он менее агрессивно. — Не новичок давно. Разбери прошедший экшн с позиции Топа, если ты, конечно, не решил окончательно переквалифицироваться в нижние, — отомстил Рон, зная, насколько властен и авторитарен бывает его друг. Не ему подчиняться – не потому, что сабмиссив хуже Верхнего. Суть в том, что он не боттом, во всяком случае, за стенами этой студии. — Мазохистам свойственно свитчевать, — добил он. — Иди ты, — беззлобно послал его парень и в диссонанс тяжело вздохнул. На лицо, только что расслабленное и умиротворенное, наползла мрачная тень. Исчезли ямочки с веснушчатых щек. Он задумался на пару минут, Рон ему не мешал. Видимо, что-то серьезное тяготит обычно довольного жизнью человека, раз ему трудно довериться даже на сеансе. — Знаешь ты, как соль на рану сыпать… — удрученно добавил он. Мванга надменно расхохотался и сложил руки на груди в замок. — О, да, — тоном, не предвещающим ничего хорошего, подтвердил Мванга. — Э, нет! — моментально оживился блондин. — Вот это без меня! — Тогда рассказывай, — пожал плечами эфиоп. — Что происходит? — надавил он, решив напирать, пока в обороне наметилась брешь. — Ванилька начала интересоваться моими метками? — изогнул бровь Рон. Собеседник зажмурился и скривился, как от зубной боли, словно сдерживая недовольство. Откинулся на подушку. Помолчал немного. — Дело не в ней, — небрежно отмахнулся он. — Твои метки несложно спрятать, как и пресечь расспросы, — усмехнулся парень. — Тогда в чем? — настаивал Рон. — Недавно нам хватало одной сессии на два-три месяца. Сейчас на неделю, иногда меньше. На тебя что-то давит. Ты пытаешься сублимировать стресс привычными методами, но боль не помогает. Как и… — он прищурился. — Власть, подозреваю? Когда последний раз у тебя был экшн с нижней? — быстро уколол темнокожий. — Да, — раздраженно бросил тот. Кисть его сжалась в кулак, он пару раз несильно ударил по кромке дивана, явно нервничая. Разговор ему не нравился, провоцировал глухую досаду. Не вызывал желания продолжать, но выхода, как ни крути, больше не оставалось. Со всех сторон на него напирала неожиданно свалившаяся проблема, решения которой не предвиделось в принципе. — Ты прав. В конце июля. — Так давно? — искренне изумился Мванга. — Почему? Хотя… — Я себя-то почти не контролирую, — перебил его боттом. — Какой к херам может быть контроль над сабмиссив? Запороть сеанс, деперсонализацию, например. Или бондаж. Скарфинг тоже неплох, чтобы облажаться, — с негодованием говорил он. — Целый список практик, где можно угробить нижнюю! — парень закусил губу, недовольно, с отчаянием хмурясь. Рональд откинулся на велюровую спинку и побарабанил пальцами по подлокотнику. — Ты знаешь, в чем конкретно причина, — утвердильно подытожил он. — Просто не хочешь рассказывать мне! — осенило его. Мванга удивился снизошедшему инсайту, если не сказать – был ошеломлен. Уровень доверия, за годы взаимовыгодного сотрудничества установившийся между нетривиальными партнерами, обнажал любую, самую сокровенную тайну. Так устроена Тема – нет доверия, нет взаимодействия. Топ, получающий права на время экшена, обязан знать боттома, как свои пять пальцев. Бережно относиться к его чувствам, как бы парадоксально это ни звучало. Доминация и послушание, наслаждение от причинения боли и самой боли, деперсонализация и унижение – практики должны помогать избавляться от существующих комплексов и блоков, а не создавать новые. Принимать помощь получится лишь от человека, которому веришь. Иначе нет смысла. Иначе Тема превращается в насилие. И теперь, после многих лет доверительных и более того – дружеских отношений выясняется, что они не достаточно близки. — Что такого могло произойти, что у тебя не поворачивается язык поделиться со мной? — Проклятье… — выдохнул парень. Осекся ненадолго, словно собираясь с мыслями или выискивая смелости на дне души, повернулся к Рону. — У нас поменялся состав каста, — сдался он. — Я третий месяц не могу расслабиться нормально – ни на работе, ни у тебя. Каждый день на площадке, как по минному полю. Постоянно в напряжении, постоянно на стреме. И изменить я ничего не могу, только ждать, — он заметил ощутимое недоумение эфиопа и вновь прикусил губу. — Там есть… — пауза. — Кое-кто, — уклончиво добавил он. — Ваниль? — в лоб спросил Мванга. Ваниль – человек, не имеющий связи с Темой. Незнакомый с практиками, или отрицающий их пользу или право на существование. В принципе, все, что не относилось к BDSM, тематики называли ванилью. Не то, чтобы кто-то из вовлеченных в Тему осуждал желание заводить ванильные отношения… Знали на личном опыте убедившись или на примерах других, что рано или поздно, Тема начинает мешать внешней связи. Или связь Теме. Голод никто не отменял, с ним приходится считаться – как авторитарным Топам, так и зависимым боттомам. Приобщенным нереально отказаться от доступного решения проблемы, единожды получив то, что они искали предыдущую жизнь. Чаще всего заканчивается печально и унизительно, когда непросвещенная половина начинает считать, что BDSM – обязательно измена. Иногда «нормально функционирующие индивидуумы» кидают в лицо понимаемое «извращенец» и уходят. — Да, — вымученно уронил блондин. — Махровая. — И кто она? — осторожно поинтересовался Рон. — Это он, — ошарашило его. — Это мужик, черт возьми! — с психом рявкнул тот. Мастер с минуту молчал, укладывая услышанное по полочкам. Его друг и боттом по СМ-сессиям, натурал и отличный Топ по совместительству, слетел с катушек из-за… мужчины? — Джей… — не сдержался Рональд. — Дела… — растерянно промямлил он. — Не называй меня так здесь, — на автомате откликнулся Дженсен. Они изначально договаривались не использовать в клубе никаких определяющих имен или фамилий, в конце концов, один из них довольно известный актер, а второй адвокат по бракоразводным процессам. Если информация об их увлечении просочится за эти стены, достанется обоим. Парень потер глаза, сел на диване. — Понимаешь теперь, почему я не хотел тебе рассказывать? — Давай конкретнее, — потребовал Рон. — Ты пытаешься с помощью випинга сублимировать влечение к некоему мужчине? Поэтому ты зачастил? Старые сойти не успевают, ты возвращаешься за новыми, — обвинил Рон, подразумевая пресловутые «метки» от плети, неминуемо пропечатывающиеся от шеи до крестца, а порой и на животе. — Там так сложно все, — Джей зашипел от боли – кожа на спине натянулась, и напомнила об испытанном сабспейсе ядовитыми уколами. — Я старался прорабатывать. Закрывался, игнорировал, шел на контакт. Сессии проводил, естественно. Толку никакого. От тебя ухожу и работаю спокойно неделю, иногда две, если его нет на площадке. Дальше начинается крышеснос, — он замолчал. — Больше нихрена не помогает. — Ты пробовал с ним теснее общаться? — внезапно спросил Мванга. Парень глянул на него, как на идиота. — Нет, — усмехнулся Джей. — Меня от одного его вида в дрожь бросает. И он тоже мне жизни не облегчил, — раздраженно нахмурился он. — Пялится на меня так… валить и трахать, короче. — Да, — угрюмо подтвердил мужчина. — Ты попал.