«Эндорфины»

Daughtry - Drown In You Prodigy - Baby's got a temper Когда Дженсен Эклз входит в павильон, все женщины немедленно замолкают. Никто из них не сговаривается заранее, так получается безотчетно и непредумышленно. От актера словно расходится сейша энергетики, заставляющая приглушить голоса даже мужчин. Он всегда холоден, расчетлив и спокоен. Он мало говорит и много делает. У него хорошее чувство юмора и суровый взгляд. Он никогда не кричит, но даже недалекий человек отойдет, если Эклз гневается. Отойдет, опять же не потому что ему скажут. Ореол силы окружает красивого молодого мужчину. В последнее время Дженсен всегда переодевается в костюм один. Никто не решается задавать вопросов, кроме Падалеки, но и тот не шибко стремится лезть в душу человеку, который может обрубить любые поползновения единственным, казалось бы, что ни на есть безобидным словом. Ни одна живая душа из ванильной жизни Дженсена Эклза и не предполагала, конечно, о его жестоких забавах. Рональд Мванга и Холли. Холли – нижняя Дженса, или, как она его называла, Господина. Господин давно не наведывался к своей рабе, но раба не жаловалась, терпеливо ожидая проявления благосклонности. Тема сама по себе не предполагает выражение недовольства со стороны рабыни на 24\7. Однако то, что еще недавно было лайфстайлом, сейчас фактически расторжение контракта. Дженс отделывался звонками, оправдывая холодность занятостью. Будто забил на Голод сабмиссива. Нормально ничего не объяснял, но девушка слышала странные нотки в голосе Топа. С тоской думала, что, скорее всего, еще через пару месяцев ее снова выставят на тумбу в BDSM-клубе. Печалилась не потому, что идея аукциона ужасна или унизительна. Просто ее Господин чуткий, внимательный и умелый. Справедливый. Ни разу за два года не терял контроля, хотя иногда она видела на сессиях, как его качает домспейс. Никогда не наказывал ее чрезмерно, но и поблажек не давал. Строгий ровно настолько, насколько необходимо. Холли знала, что у Господина есть постоянная женщина в ванили, но знала и то, что ее Господин – настоящий Топ. Он не бросит Тему ради ванильных отношений. Не сможет. Дженс стоял в ванной у себя дома. Дэнни куда-то уехала, на тусовку, кажется. Со дня последнего визита к Рону прошло больше недели, относительно спокойной недели, потому что предмет душевного беспокойства Эклза не участвовал в съемках. А сегодня неожиданно появился в павильоне, как черт из табакерки. У Дженсена немедленно начали зудеть уже заживающие, кое-где покрытые корочкой полосы от хлыста. Он запорол несколько дублей и забыл текст. Кончилось тем, что Эрик отправил группу домой, удивляясь тому факту, что обычно уравновешенный и профессиональный актер внезапно засбоил. Поинтересовался, не случилось ли чего. Случилось, и даже очень! Его преследовал мягкий нежный взгляд синих, блестящих, как водная гладь, глаз. Тенор, мелодичный, совсем не похожий на грубый бас исполняемой роли. Пару раз Дженсен и его мучитель соприкоснулись обнаженной кожей – ничего особенного, лишь мимолетное касание рук – по телу уверенного и сильного Топа, Господина, Доминанта и бла-бла-бла пробежала с трудом скрываемая дрожь, а спина заныла. Так уж получилось, что при всей своей энергетике, властности и авторитарной доминации, Дженс любил боль. Он – чистый мазохист, впитывающий физическое страдание как губка воду. Упивающийся им. Случайное болевое воздействие могло заставить его трепетать от предвкушения. С помощью боли он улетал в такие дали сабспейса, что почти переставал дышать, а частота пульса падала до тридцати шести ударов в минуту. Ненадолго, но он фактически покидал организм, чтобы бывать там, куда не заведут никакие искусственные психоактивные вещества. Природа наделила человека достаточными естественными ресурсами. Эндорфины. Они решают любые проблемы. Сейчас Эклз, повернувшись вполоборота к зеркалу, рассматривал едва видные следы плети. Мванга сек профессионально, срывал верхний слой кожи, чтобы пошла кровь, но никогда не позволял себе пропарывать эпидермис. Нежный садист, забавно. Удивительно, что он не шарахнулся, когда услышал от Джея правду. Откровенно говоря, BDSM – это почти всегда сексуальное воздействие, или имеющее сексуальный подтекст. И между Топом-Роном и боттомом-Джеем порой проскакивали некоторые эротические искры. В любом случае сессия по завершению экшена обговаривалась, странные или двусмысленные моменты озвучивались – ими, как личностями, без тематических ролей. Рональд натурал. Как и Дженсен… был, во всяком случае. Пока не появился этот синеглазый монстр и не сломал Джею всю жизнь. Пялится. Постоянно. Смотрит, будто копается в мыслях. Кажется, просверлит пару сквозных дырок скоро! Пахнет. Маняще. Аромат теплый, домашний, как корица или ваниль. Говорит. Околдовывает… Слова вкрадчивые, осторожные, как заклинания. И в движениях, изящной фигуре, и долгих взглядах, пропитанных интересом, столько всего. Воплощение вожделения, концентрированная чувственность. Хотелось припасть поцелуем к губам, провести руками по изгибам, почувствовать дыхание на шее. Слушать возбужденный шепот, что-то шептать в ответ, срывать одежду. Прильнуть всем телом. Дженс стоял у зеркала, глядя в пол пустыми глазами, погруженный в свои сумасшедшие мысли, а от пальцев левой руки из-под сорванной корочки текла вязкая красная струйка. Он очнулся, только когда растерзал уже почти зажившую полосу. Очнулся, ощутив, как сочащаяся кровь добралась до талии, а потом и до поясницы. Пряный, пьянящий запах крови на ладони. Спина чешется, выпрашивая. Голод ломит, прокручивает суставы, раскалывается голова, невыносимо. Рон не согласится на встречу. Он сказал, пока не заживут эти травмы, не приходить. И в ту минуту, глядя на застывающую черту киновари, Джей испытывал непреодолимое желание увидеть Мишу. И сунуть руку в кипяток. — Это я, — сказал он в трубку. Прохладный голос, безличный, тон выработался за годы. Так не говорят с друзьями или близкими. Так говорят с тем человеком, который полностью от тебя зависит. — Слушаю, мой Господин, — прошелестел ответ. Тихий, смиренный, с нотками радости. Рабыня априори рада слышать своего Господина, если она – хорошая рабыня. У Дженса других не бывало. — Я приеду через два часа. Будь готова. — Слушаюсь, мой Господин. На том беседа и закончилась. Эклз почувствовал угрызения совести, но тщетно. Подобные ситуации не неожиданность, и решать их нужно сразу, не пуская на самотек, пока положение не вышло из-под контроля. Нечестно держать на привязи рабыню и не давать ей ничего взамен. Холли хороша. Покорная, смышленая, отзывчивая. Она быстро найдет Доминанта, способного удовлетворить её потребности. Инфантильная натура сабмиссива стремится передать заботу о себе более сильной личности, принимая как её милость, так и гнев. Доминанту предоставляются права на управление поведением, сексуальными предпочтениями и даже режимом питания рабыни или раба. Один реализуется, как послушная игрушка. Другой – как строгий, но справедливый хозяин. Жестокость и смирение. Воплощение в жизнь самых темных и сокровенных фантазий. Не путать с играми в доминирование, распространенные среди заскучавших обывателей. Тема – не развлечение, а образ существования, оставляющий боттому единственное право на разрыв контракта, в любой момент, когда ему пожелается. Остальное переходит к владельцу. Запутанно и страшно? Возможно, но есть определенная прослойка населения, живущая исключительно по таким страшным, запутанным, с множеством оговорок и подтекстов правилам. В конце концов, их персональный выбор – стиль бытности. Дженс вышел из дома, сел за руль. Поехал за город, в Ричмонд. Там он снимал студию для своей сабмиссив. Там же проводил сессии, если не выводил ее в общество. Клуб «Enigma» предоставлял постоянным и VIP-посетителям донжоны для экшенов, девайсы, обслугу. После того, как контракт будет разорван, Дженсен отвезет уже не свою рабыню, а мисс Кэйли Лоусон в Коукитлам, под защиту владельца клуба. Хищников – мужчин, прикидывающихся Доминантами, и просто психов достаточно много, чтобы не оставлять девушку им на растерзание. Но для начала нужно будет решить вопрос с Голодом для нее… он давно не проводил сеансов. Ей наверняка плохо сейчас. Он провернул в замке ключ, вошел в холл. Холли стояла на коленях у порога, сложив руки перед собой. Из одежды на ней была только саб-сбруя, то есть узкая полоска на груди и паху, больше ничего. — Здравствуй, Холли, — поприветствовал он, позволяя и ей говорить – как боттом, девушке запрещено раскрывать рот без разрешения Доминанта. — Здравствуйте, мой Господин, — рабыня не поднимала взгляда, ибо не получила распоряжения смотреть на Топа. Дженс сел на стул, расслабленно вытянул ноги. Холли немедленно, с тщательной аккуратностью сняла с него обувь, подала домашние ботинки. Забрала куртку. В абсолютной тишине, нарушаемой лишь шумом дыхания. — Принеси мне выпить и свой дневник, — приказал он. Дженс прошел в гостиную, опустился в кресло. На душе муторно, гадко даже. Милую и покорную девушку он воспитывал сам. Четыре года назад Холли попала к нему в руки буйной и неприрученной, но с явным желанием обрести стабильность в Теме. Он выучил ее. Долгими сессиями, суровыми наказаниями и просто манипуляцией привел ее в то психологическое состояние, к которому она так отчаянно стремилась. Вывез её из Америки в Канаду. Спокоен за ее будущее он только потому, что знал – на нее немало мужчин, да и Доминатрикс – женщин-Доминантов – положили глаз. Ну, еще бы. Многие боттомы с радостью вручили бы себя Эклзу. Сообщество посвящено в его мастерство и терпение. Единицы в курсе об истинном положении дел. Влившись в Тему, Дженс научился не скрывать своих желаний и предпочтений. Он уникальный «чистый мазохист», и боль для него наивысшее удовольствие, первое подспорье в решении жизненных проблем, однако распространяться о своих пристрастиях на каждом углу не собирался. Ну, не позволять же своей рабыне себя сечь, на самом деле?.. Рон – Мастер. Умеет довести до сабспейса быстро и очень, невыносимо болезненно. Раньше умел… Любимый девайс Дженса – арабская плеть от 2 до 9 метров, а в принципе – чем длиннее, тем лучше. Неумелое или неаккуратное использование легко приведет к тяжелейшим повреждениям внутренних органов, непрофессионалу лучше и не пытаться. Джей любил чувствовать, как плеть прикасается к торсу. Обвивает талию, срывая кожу над пропечатавшимися кубиками пресса. Сбивает с ног мощным шквалом, словно неистовое цунами. Станок в студии, используемый ими с Роном на экшенах, изготовлен и установлен специально для них. Обычного боттома Топ просто привязал бы. Сек в свое удовольствие, а не до сабспейса. А так у Дженса остается возможность остановить процесс в момент вылета – руки слабели и выпускали ремни, он падал, Рон опускал хлыст. Они, в отличие от иерархии Темы – равные партнеры, Дженсен не ищет ни чувства униженности, ни подчинения – он жаждет муки. Рональд щедро одаривает его, наслаждаясь и сам. Безопасность, разумность и конфиденциальность – три основных принципа BDSM. Есть еще одно неписанное правило – не молчи о своих желаниях. Так называемый «закон угла». Если есть что-то, чего тебе хочется, обязательно найдется тот, кто сможет это исполнить. Они с Роном нашли друг друга давно. Смятенно, непонятно, на грани фола. Рон – друг. Тот, кто держит в руках плеть. Тот, кто доставляет удовольствие. Тот, кому можно довериться. Как-то один из посвященных в пристрастия Дженса и положение дел, Топ предположил, что между Дженсом и Рональдом сексуальное притяжение, ведь випинг ассоциируется с сексом. Два партнера, удары-фрикции и хлыст, олицетворяющий фаллос. Дуэт дружно посмеялся и забыл. А на следующей сессии Рон, широко улыбаясь, спросил не привычное «Как обычно?», а «Тебе глубже?». Джей сначала не въехал, а, поняв, ржал, как гиена, чуть сеанс не запороли. Возможно, если бы по другую сторону хлыста стоял другой мужчина, он не смеялся столь громко. Возможно, именно с ним Дженс и прочувствовал бы сексуальную подоплеку випинга… Опасная такая мысль. Неправильная. Тот мужчина и Тема никак не пересекаются, но вдруг представленный с арабской плетью в руках, он показался Дженсу еще более привлекательным… Заныла спина. Позвонки ломило, зрение заволокло пеленой. Решительность отступала, терпение тоже. Он хотел немедленно набрать номер Мванга и умолять о его сессии. Но не сделал этого, потому что рядом раздались тихие, едва слышные шаги рабыни. — Ты быстро, — похвалил Эклз. Правильная практика – хвалить своего боттома. Даже кошке приятно ласковое слово, подчиняющийся достоин доброты… если заслуживает ее. — Мой Господин, — обратилась Холли. Она опустилась на колени перед Дженсом, протягивая в руках поднос, увенчанный стаканом, на треть наполненным бурбоном, и красиво оформленной толстой тетрадью с помятой обложкой. Он снял и то и другое, отпил вяжущей маслянистой жидкости, откинулся на спинку кресла. Холли осталась стоять на коленях. Мужчина развернул журнал в месте, заложенном закладкой, и принялся читать, время от времени переворачивая страницы и то и дело бросая на рабыню недовольный, негодующий взгляд. Стиснул челюсти, осязая, как от солнечного сплетения расползается по конечностям волна ярости, начал дышать чуть чаще. Он никогда не проявлял эмоций перед сабмиссивом, истерики недостойны Топа. Конечно, он гневался и злился, но не показывал и йоты чувств, не срывался на Холли, строго себя контролируя. Раб не должен видеть, что какое-то его действие может оскорбить Господина, авторитет Топа держится на его умении сохранить лицо. Умении вести любую, даже самую неблагоприятную ситуацию. — Радует твоя честность, — невозмутимо произнес он. — Но огорчают поступки. — Да, мой Господин, — ответила Холли, стараясь, чтобы руки ее не дрожали. Господин жесток, когда раба не достойна его снисходительности, а сейчас она её совершенно не достойна. — Значит, ты считаешь, — отчеканил Дженс, — что можешь осуждать поведение других людей. Прискорбно. Твои заблуждения расстраивают меня. Они говорят обо мне, как о нерадивом хозяине. Я плохо воспитывал тебя? — Нет, мой Господин, — в голосе девушки звучал искренний ужас. — Тогда почему, — продолжил он спокойно, — ты, используя навязанный обществом стереотип, вынесла свое мнение и оценила чужие поступки, когда первое, чему я тебя учил – избавляться от узости мышления и не совать носа в жизнь посторонних? — Моя дерзость подтолкнула меня на ошибку, мой Господин. — И в чем проявилась твоя дерзость? — алкоголь чуть пощипывал и грел слизистую. Жаль, что он сейчас не может напиться вдребезги. — Я позволила себе думать и говорить о человеке плохо в его отсутствие, мой Господин. — И как называется твое поведение? — задал он наводящий вопрос. Раб должен осознавать, что именно в его действиях неправильно. — Проявление пассивного своеволия или непрямое убийство, Господин. — Ты умная девочка, Холли. Понимала, что творила, говорила и думала, — рассудительно вынес вердикт Доминант. — И теперь понимаешь, что у меня не остается выбора, — он допил бурбон, поставил стакан на поднос. Туда же положил тетрадь. — Да, мой Господин. Спасибо, что указываете на мои проступки, — рабыня наклонила голову еще ниже. — Накажите меня, пожалуйста, Господин. — Тридцать ударов. Приготовь стек, наручи и станок. Разденься и жди в студии. Я, — он прищурился, — лишаю тебя голоса до конца наказания, — девушка нахмурилась, но кивнула. Лишить голоса – само по себе экзекуция. Не выражать свои эмоции во время порки очень тяжело, особенно если порка болезненна, а другой она и быть не может. Через полчаса, приняв душ и сбросив с себя костюм интеллигентного и уважаемого любимца публики, Дженсен Эклз перевоплотился в жесткого и безжалостного Доминанта. Раньше он работал обнаженный по пояс, но сейчас на всю спину красовались уже зажившие, но пока заметные поцелуи плети, один из которых он еще и расцарапал, поэтому Джей надел темную рубаху и кожаные штаны. Почему кожа? Не потому что это суперкруто, в действительности. С кожаных шмоток легко смывается кровь, они не рвутся от легких прикосновений металлических карабинов или наручников. Рабыня ждала, стоя на коленях, в соседней комнате, собственно и называлась студией. Полная звукоизоляция, станок в виде креста для жесткой фиксации, несколько полок с девайсами – порядка сотен девайсов. Ударные, эротические, бондажные. На краю стола лежали приготовленные манжеты и гибкий стек примерно метр длиной. Оставляет весьма болезненные тонкие следы. Манжеты широко облегают запястья и лодыжки, не травмируя конечности. Цель фиксации – лишить возможности двигаться, а не нанести вред. Топ пристегнул цепочку манжет к кольцу на ошейнике, поставил рабыню у станка, заставив прогнуться и оттопырить зад – наказание всегда болезненней, если флагеллировать по напряженным мышцам. — Считай. Тихо. Ни писка, — жестко напомнил он. — Один лишний звук – еще два удара. Тишина в ответ. Верно, он запретил сабмиссив разговаривать. Свист воздуха. Хлесткий удар. Счет. На белых ровных ягодицах вздувается пропоротая борозда. Следом еще одна и без вздоха следующая, накрест. И еще. И вновь, с оттяжкой. Кончик стека прогуливается, поглаживая, по талии и пояснице, чуть углубляется в ложбинку, затягивая ожидание. Убаюкивая жертву, чтобы опять хлестнуть, когда она попробует расслабиться. Девушка считает, в голосе боль и слезы, но она не кричит и рыдает молча, зная, что сердить Господина, приехавшего, кажется, не в духе, не стоит. Он стегает ее жестоко, беспощадно, немилосердно. Но бесстрастно. Ему не доставляет удовольствия процесс, как раньше. Он понимает, что принятое решение верное – если доминирование не приносит радости, оно не имеет смысла. Рабыня в полной его власти, но власть не пьянит, как раньше, не заставляет кровь бурлить. Он слышит «тридцать». Опускает стек, бросает девайс на стол. По щекам рабыни струятся соленые струйки, наказание соответствует проступку, но радует оступившегося боттома, просто потому, что зависимость – ее выбор. Она не знает, как жить. Она хочет, чтобы за нее все решал Господин. — Я разрешаю тебе говорить, — мужчина повернулся к рабыне. Посмотрел на свою работу удовлетворенно. Теперь девчонка подумает трижды, прежде чем говорить что-то недостойное своего Хозяина. Она не имеет права осуждать кого бы то ни было, когда сама стоит исполосованной задницей вверх и плачет, купаясь в сладком стыде. Не имеет права грубить посторонним только потому, что ей не нравится их поведение. Не имеет права вмешиваться в чужие споры, когда необходимость отсутствует. Если она наживет проблемы – решать их придется не ей. — Спасибо, мой Господин, — глухо ответила Холли. Дженсен ответил не сразу. Отошел к противоположной стене, присел, обводя взглядом соблазнительную позу сабмиссив и идеально ровные, начинающие синеть следы девайса на белой попке. Красиво, чисто эстетически – настоящий шедевр. — Встань и оденься, — наконец, приказал он, стряхнув с себя экшн. — Мне нужно поговорить с тобой. Спустя еще двадцать минут, когда Холли обработала повреждения и надела более бытовую одежду, он позволил ей сесть в кресло рядом. Немного помолчал, собираясь с мыслями. В конце концов… вина лежит не на ней. Она хороша, во всех отношениях. Даже несмотря на свои ошибки. А кто не ошибается? На то он и Доминант, чтобы управлять ею и удерживать от заблуждений. Однако, как выяснилось, он не может удержать даже себя. Спина зудела. Ныла и умоляла о боли. — Холли… — актер отпил бурбона. — Я снимаю ошейник. Собирайся, отвезу тебя в «Enigma». — Позволите ли вы спросить, в чем причина? — робко вымолвила она, комкая пальцами манжет рубашки. — Позволяю, — ответил он, чувствуя, как в груди сворачивается ком. В голосе девушки звучала боль и обвинение, вполне обоснованное. И тоска. Плохо. Сабмиссив, привыкающий к одному Доминанту, тяжело идет на контакт с другими. Не доверяет больше, ощущая себя преданным. В его сомнениях прямая вина Топа, неумело снимающего ошейник. Или слишком сильно привязывающий к себе раба. Он собрался, дистанцировался от ее переживаний. Так будет правильно для них обоих. Если Топ, не контролирующий собственную жизнь, возьмется контролировать чужую, выйдет из его потуг что-нибудь исключительно нехорошее. Он может улететь на сеансе в домспейс – особое состояние Верхнего, когда мозг переполняет дофамином от осознания собственной власти – и запросто покалечить боттома. Может просто слететь с катушек и забить ее насмерть. Задушить. Унизить настолько сильно, что единственным выходом для сабмиссив будет суицид. — Мое поведение вынуждает вас отказаться от участия в воспитании? — Нет, Кэйли, — он назвал ее реальным именем, возвращая идентификацию. Первый шаг в лишении ошейника. Ошейник для тематиков столь же важен, как для ванильных – обручальное кольцо. Первые полтора года Холли носила обычный, со своей временной кличкой. Потом, когда Дженс понял, что рабыня готова, надел на нее контрактный, с трикселем и выгравированным на нем именем владельца. Теперь снимал, разрывал контракт, фактически – развод. Ничего не поделаешь. — Дело не в тебе. — Это из-за вашей женщины? — поинтересовалась Лоусон. — Нет, — коротко уронил он. Посвящать в реальное положение дел не собирался, но и лгать тоже считал ниже собственного достоинства. На том его лайфстайл закончился. Кэйли не задавала больше вопросов, спокойно собрала вещи и села на заднее сиденье автомобиля. Объяснив ситуацию Франсуа Ладьону – владельцу клуба – Дженсен заплатил за присмотр, несколько сессий для рабыни и уехал, не прощаясь. Сам факт того, что он от нее отделался, непередаваемо облегчал душу. Он убрал препятствие. Чему он освобождал дорогу, он еще и сам не понимал. В любом случае, вспоминая о запутанной ситуации, актеру хотелось выть по-волчьи. Миша. Коллинз. Маньяк с кобальтовой радужкой. Лишь взгляд его заставляет Дженса трепетать в предвкушении. Столь же сильные эмоции сейчас вызывал только вид Рона с плетью в руках. А если конкретнее – вид самой плети. Он работал, спал с Дэнни, ходил с ней на тусовки, встречался с друзьями – с тем же Падалеки, хотя бы. Но в мыслях постоянно крутился лишь один образ, ставший навязчивой идеей. Он всплывал в ночных мечтах, заставляя сердце долбиться о ребра, как муху о стекло. Спина ныла, требуя прикосновений хлыста, когда Джей пытался отделаться от запечатленных в памяти голоса или запаха. Тело реагировало неоднозначно. За те месяцы, что они работали вместе, Эклз примирился с мыслью, что этот мужчина пробуждает в нем невероятное, неистовое сексуальное влечение, и примирился с тем, что гомоэротические фантазии не желают отступать. А что ему еще оставалось? За время, проведенное в субкультуре Темы, он отвык рефлексировать по поводу своих пунктиков. Беда в том, что гребаная муть, взболтанная в черепной коробке красавцем-брюнетом, мешала ему нормально работать. К тому же, доминирующая его сторона вообще молчала. Он не видел себя Верхним в их гипотетическом тандеме, но не бесился и не дергался, а впал в жгучее любопытство. Получается, есть еще один человек, которому он позволил бы рулить? — Дженс? — Эклз вздрогнул. Повернулся. Казалось, он тонет в озере, и если бы не голос Миши, возможно, так он и захлебнулся. — Да? — он смотрел в глубокую синь, отмечая, что ни разу в жизни не видел столь насыщенного цвета, столь живого и яркого. Он внезапно подумал о том, что, если поговорка – «глаза – зеркало души», верна, у мистера Коллинза очень завораживающая душевная организация. — Ты не мог бы мне помочь? — попросил Коллинз. Мягкий тенор, уговаривающий. Черт, да он же безобиднее одуванчика, просто невредимка. В Теме Дженс его одним авторитетом задавил бы. А тут – стоит и пялится, как пацан. Кровь вскипала, сердце долбило, под молнией – почти стояк. — Мне не помешает вычитать наши реплики, но группа разбежалась. Если, — мужчина робко улыбнулся, — ты не занят, конечно. Не хочу тебя утруждать… — Я свободен, — зачем-то ляпнул Джей. Очень поспешно ляпнул. Стушевался, сообразив, что слишком старается. Врос в пол. — Тогда… — немного ошарашенный таким напором, ответил Миша. — Может, — Джей стоял, как вкопанный, — мы… пройдем ко мне? — Да! — отмер Эклз. — Конечно, — «бля, да куда меня несет?!» — он отвесил себе ментального пинка. Коллинз направился в сторону гримерки, Дженс чуть позади, но очень близко. Он втянул ноздрями запах идущего рядом брюнета, от завораживающего аромата пульс подскочил, суматошно вытанцовывая. Привычно отозвалась спина, Джей тут же вспомнил, что не был у Рона уже тринадцать дней. Сессия назначена сегодня после десяти вечера, времени еще так много, а Миша так рядом, что голова отказывается думать. Они немного порепетировали, минут сорок, не больше. Миша очень ответственно подходил к роли, серьезно и основательно, и подобное отношение к работе не могло не вызывать уважения – еще один плюс в копилку обольщения. Эклз вдруг залюбовался «партнером по съемкам». Без вылета в транс, просто откровенно любовался его плавными движениями, грацией и изяществом. Нежность – вот как мог бы назвать его Джей. В чистом виде, неприкрытая. Он наверняка очень чуткий любовник… черт, последняя мысль была совершенной ошибкой. Румянец вспыхнул на щеках, дыхание и пульс участились до предела. Он вынырнул в реальный мир и понял, что Миша стоит почти вплотную, внимательно глядя на потерявшегося коллегу. Молча, не пытаясь привлечь внимание. Эклз очухался, но взгляд не отвел, продолжая созерцать завораживающую синь. Чуть свел брови, неуловимо улыбнулся в смущении. Коллинз тоже. А потом несмело и робко прикоснулся губами к губам Дженса, не целуя, лишь обозначив поцелуй. Джей в блаженном оцепенении подался вперед, отвечая. Соприкосновение, не больше, и длилось оно пару-тройку секунд. И Миша внезапно отпрянул, виновато посмотрел на Дженса, уронил испуганное «прости» и сбежал куда-то из своей же гримерной. Свистел хлыст. Кожа вспарывалась от его агрессивных, беспощадных поцелуев, и кровоточила, изливая густые темно-красные слезы на керамический пол. Пели стоны, выдавая мучительное крещендо. Сильная, уверенная рука Мастера творила новое произведение искусства на широкой спине, смешивая адский коктейль. Эндорфины впрыскивались в организм, мозг стремился отключиться от происходящего, опьяняя нервные окончания, возбужденные адреналином, успокаивая их. Боль. Вымученный тихий скулеж. Хищная ухмылка на темном лице, с большими губами резко контрастируют белоснежные зубы. В бездонных колодцах зрачков – искры жестокости, плотоядная страсть садистического наслаждения. Он сек жертву старательно, с тщанием и изуверской радостью причинения страданий. Кулаки, разжимаясь, выпускают жесткие ремни, позволяя им размотаться, обессиленное тело стекает на пол. Палач замахивается, чтобы нанести еще удар, едва успевая остановиться на излете сознания. Тяжелое дыхание, слегка удивленный взгляд вперед, на станок. Плеть – длинная, семь метров, металлический раздвоенный наконечник, деревянная ручка – падает на пол. Мужчину качает, он с трудом сдерживает желание поднять девайс и продолжить экшн. Домспейс. Улетел, потому не подходит к боттому, страшась собственного порыва добить. «Сегодня мы целовались» Мванга понял, что его мучает черная, яростная, патологическая эмоция, ненормальная, нездоровая для Топа. Для садиста она еще и опасная, как опасная и для его партнера. Но Рональд… ничего не сказал об этом Джею, шокированный осознанием. Мало того, он и не собирался ему ничего говорить.