* * *
Странный треск стоял в ушах, стуча по барабанным перепонкам и раскалывая голову надвое. Больно. Очень больно. Это была какая-то вакуумная прострация, сжимающая тело в тиски, и выкручивающая каждый позвонок в обратную сторону. Грудь вздымалась с некоторой неохотой, с трудом пропуская воздух через потяжелевшие лёгкие. Что за чёрт? Куда подевались руки и ноги? Их как будто просто…нет. И головы тоже. Глазные яблоки метались под веками, мозг лихорадочно подкидывал воспоминания, по кругу воспроизводя последние события. Стоп. Квиддич. Да, была игра, это точно, последняя в семестре, определяющая победителя этого сезона. Флаги, красно-золотые шарфы, бешеные крики, серые тучи, лениво ползущие по горизонту, маленький крылатый мячик, пролетевший прямо перед глазами… Мысли закрутились сумасшедшим калейдоскопом, стоило сознанию юркнуть куда-то между спинным мозгом и черепом. Гермиона открыла глаза. Лучше бы она этого не делала. Свет резанул стрелой прямо в зрачки, а упрямая пелена отступила только после третьей попытки зажмуриться и проморгаться. Что-то странное и неприятное ковырялось в ее левой ноге, вскрывая плоть и разрывая вены, и она застонала от страшнейшей боли, расползающейся горячим потоком по всему телу. — Гермиона, — этот голос… он точно был ей знаком. Да, определённо. Только что утихнувшая боль снова вернулась, сопровождаемая злым шипением сквозь стиснутые зубы. — Нет, не пытайся встать, — теплая рука сжала ее пальцы, и тело внезапно обрело само себя. Вернулось. Вот же оно. И этот голос, что он там сказал? Она не чувствовала даже собственной головы, неужели этот глупец всерьёз полагал, что у нее получится подняться на ноги? — Гермиона, не двигайся. Да хватит уже прикалываться, как можно двигаться в таком состоянии? Гарри Поттер. Точно. Это же был его голос. Окрашенный каким-то преувеличенным сочувствием и беспокойством, но это точно был он. — Гарри? — она расслабила веки, перестав жмуриться и фокусируя взгляд на знакомом лице. — Что случилось? Голос хрипел, да и вообще был с трудом узнаваем. Гермиона попробовала прочистить горло и почувствовала легкую тяжесть в груди от напряжения. Зеленые глаза под стеклами круглых очков с какой-то необъяснимой нежностью блуждали по ее лицу, а пальцы сжимались все сильнее. Плечи Гарри, закутанные в толстое полотенце, резко расправились. Его влажные волосы торчали во все стороны, придавая ему крайне взбудораженный вид. — Слава Мерлину, — выдохнул он и, приподнявшись со своего места, наклонился, чтобы прикоснуться губами к ее холодному лбу. — Как ты себя чувствуешь? — Спроси что-нибудь полегче, — простонала Гермиона, снова прикрывая веки. Казалось, что слишком много сил уходило на то, чтобы просто держать глаза открытыми. — Что со мной? Она бы и сама попробовала выяснить, да только ей с трудом удавалось даже осознавать, где она находилась, а уж соображать во всю силу мозг и вовсе отказывался. Темнота под веками грозила снова лишить Гермиону сознания, и ей пришлось открыть глаза, заново привыкая к свету. И что же он молчит? — Гарри? — она напряглась изо всех сил, чтобы немного повернуть голову и посмотреть на внезапно затихшего друга. Он без интереса пялился в окно позади ее постели, не собираясь реагировать. Окно. Скудный интерьер, смесь из запахов самых различный зелий, резной потолок. Больничное крыло. Ох, только не это. Странное чувство тревоги заполнило ее грудную клетку и лягнуло сердце по боку. Гарри все-таки удосужился спуститься с небес на землю и посмотреть в ее испуганные глаза. — У тебя перелом бедра в трех местах, — вымученно сказал он и снова сжал ее пальцы, будто пытался защитить от страшной правды. — Кость раздроблена. Бладжер прилетел тебе в ногу на всей скорости, он пробил трибуну и… Продолжать он не стал, закусив губу, прокручивая это кошмарное воспоминание у себя в голове. В тот жуткий момент он тянул руку к заветному снитчу, и все произошло прямо на его глазах. Гарри чуть не свалился с метлы, когда услышал сдавленный крик своей лучшей подруги и хруст растрескавшегося дерева. Он вздрогнул. Наверное, это было даже к лучшему, что МакГонагалл выгнала его с трибун. Гермиона нахмурилась, в целом выглядя вполне спокойно и не особо удивляясь его рассказу. — Что говорит мадам Помфри? — наконец спросила она, и Гарри сделался мрачнее тучи. Надо было ему взять с собой Джинни. — Мне так жаль, Гермиона, — его подбородок столкнулся с грудью, но после глубокого вздоха он быстро поднял голову, кусая обветренные губы. Почему? Гермиона завозилась на своей койке, стараясь игнорировать всепоглощающую боль. Она подняла дрожащие руки к своей груди, пытаясь нащупать край одеяла, которым была накрыта по самое горло. Нет. Быть такого не может. Какой-то дурацкий бладжер не мог. Просто не мог. Скажите, что это шутка. Было даже страшно закончить мысль. Чёрт побери, да где же чертов край этого одеяла?! — Убери, убери это, Гарри, — цедила она, цепляясь за ткань непослушными пальцами. — Гарри Поттер, черт побери, убери это чертово одеяло от меня! От ее внезапного крика Гарри вздрогнул, сглатывая ком в горле. По щекам Гермионы уже струились слезы, убегая куда-то в шею, а ее дрожащие руки лихорадочно шарили по собственной груди. Гарри аккуратно поднял край одеяла и откинул его в сторону легким движением. Гермиона тут же замерла, уставившись на свою левую ногу, опухшую и тщательно забинтованную. Под белоснежной тканью проглядывалось красно-коричневое пятно, рвущееся к верхним слоям волшебного бинта. От основания до самого колена нога была скрыта полотном, а на икре проступала целая россыпь фиолетовых синяков. Правая конечность, согнутая в колене и расслабленно откинувшаяся на постели, выглядела как обычно, без видимых повреждений. Больничная рубашка оказалась задранной до самого живота, но Гермиона не чувствовала и капли стеснения. Внешний вид волновал ее сейчас в самую последнюю очередь, и она не стала сдерживать облегченного вздоха. Слава Мерлину, слава Годрику, все было на месте, хоть и выглядело, пожалуй, не очень презентабельно. Гермиона откинулась на подушку, оставив все еще дрожащие руки у себя на груди. — Гарри, соплохвост тебя побери, я думала, что ноги лишилась, — строго проговорила она, чувствуя, как успокаивается пульс. — Никогда больше так не делай, ты понял меня? — Прости, — выдохнул Гарри и обеими руками обхватил себя за плечи. — Прости, пожалуйста, я только хотел сказать, что мадам Помфри делает все возможное, и через несколько дней ты сможешь ходить. Его слова были бальзамом на душу, но между строк все равно читалась непроглядная жалость, смешанная с чувством вины. Так значит, все обошлось. А она уж думала, что придется обзавестись жутким протезом прямо как у Грюма. Нет, об этом лучше не думать, нога заживёт, её выпишут, и она сможет… Мысль заскреблась в дверь, словно голодная кошка. Не хотелось открывать ей, и пускать эту шкодницу себе в мозг, но та была проворнее и все равно проскользнула внутрь. Чёрт. Вот же чёрт. Рождественский Бал. Танцы. Через каких-то шесть дней. О нет! Гермиона выругалась, уставившись в одну точку перед собой. Невилл. Бедный Невилл, они столько времени репетировали, а теперь всё шло коту под хвост! Ей было наплевать на прекрасное платье, в котором ей теперь предстояло лишь тихонько сидеть на стуле за своим столом, плевать на великую честь открывать Зимний Бал под волшебную песню, плевать на все, кроме Невилла, который остался без партнерши. Который без лишних вопросов согласился ей помочь и убивал все свои свободные вечера вместе с ней в репетиционном зале, но из-за этого дурацкого случая остался не у дел. Р-р-р-р! Вот же невероятное «везение»! Никаких слов не хватит, чтобы искупить перед ним свою вину. Разве он знал, что танцует с самой неудачливой девушкой в школе, которая умудрилась встать на пути у проклятого бладжера. За шесть дней ее нога не сможет восстановиться на все сто процентов, и не нужно было быть колдомедиком, чтобы понять это. Нет, такое могло случиться только с ней. Приключения ждали ее на каждом шагу, независимо от ситуации в мире. — Почему я почти не чувствую своего тела? — внезапно спросила Гермиона, продолжая буравить взглядом дырку в стене. — Тебя накачали обезболивающими в таких количествах, что теперь ты не то что боли, своих рук чувствовать не должна, — с легкой ноткой веселья ответил Гарри, перестав обнимать себя руками. — Было столько крови, ты себе не представляешь. Его лицо быстро потеряло оттенок озорства, возвращаясь в свое мрачное состояние. Стоило ему закрыть глаза, как тёмная лужа ползла к его ботинкам горячей лавой, а он в ужасе отпрыгивал. — Наверное, даже хорошо, что ты ударилась головой и сразу отключилась. — Так я ещё и головой приложилась? — Гермиона с трудом протянула руку к затылку, пытаясь нащупать на нем последствия падения, но почувствовала только спутанные до невозможности волосы. — Бладжер ударил в ногу, но ты отлетела спиной к противоположному борту трибуны и припечаталась к несущей стойке, — Гарри говорил медленно, скрывая легкую дрожь в голосе. — А потом я видел только кровь. Оу. Так вот почему грудь так болезненно сжималась при каждом вздохе и любой попытке сдвинуться. Видимо, обезболивающие не особенно действовали на верхнюю часть тела. Кажется, если Гарри скажет ей, что позвоночник тоже переломлен на две части, она уже не будет удивляться. — Поможешь мне немного? — тихонько спросила Гермиона, согнув одну руку в локте. Гарри понял намек, схватившись за край подушки. — На счёт три. О-о-о, гори в аду мерзкий бладжер! Это было кошмарно. Просто невыносимо. Гермиона только хотела немного подтянуться и облокотиться на подушку, но это простое желание отозвалось дикой болью в раненой ноге. Как странно, саму ногу она вообще не чувствовала, не могла даже ею пошевелить, но боль просачивалась без фильтра, не встречая никаких преград. Поднявшись только на половину того положения в котором хотелось бы оказаться, Гермиона больше не стала пытаться. Она попросила Гарри подать стакан воды и после нескольких глотков удовлетворенно откинулась на подушку. — Прости меня, Гермиона, — подал голос Гарри, перестав морщиться от мучительных попыток подруги устроиться поудобнее. — Просто не пугай меня так больше, — с закрытыми глазами ответила она, пытаясь сжать и разжать онемевшие пальцы в кулак. — Я не об этом, — буркнул Гарри себе под нос, окидывая взглядом лежащую перед ним наполовину обнаженную Гермиону. Его внимание зацепилось лишь за бурое пятно под толстым слоем бинта, и ни одна лишняя мысль не скользнула в голове. — Мы не так часто общались последние месяцы, и я целиком и полностью признаю, что это моя вина. Гермиона открыла глаза и повернула голову на подушке. Гарри выглядел как никогда расстроенным, он потянул края полотенца, закутываясь в него посильнее. — Со всем этим бардаком после войны, экзаменами и квиддичем я забыл, что у меня вообще-то есть друзья, — он невесело улыбнулся, встречаясь с ней глазами. — Каюсь и молю о прощении. Гермиона засмеялась, чувствуя, как грудная клетка сопротивляется тупой болью. Её друг выглядел так обречённо, будто признавался в том, что танцевал голым в Большом Зале перед МакГонагалл и всем профессорским составом. Ей было приятно услышать извинения, но она понимала, что не один Гарри был виновен в том, что их маленький мир пошатнулся. Наверное, им всем просто нужна была передышка и тот небольшой период времени, который они провели врозь, дал снова ощутить острую потребность друг в друге. Плевать на чёртову ногу. Рон и Гарри. Вот, что было действительно важно. И единственное и такое правильное желание в этот момент — оказаться между ними двумя и закинуть руки на мальчишеские плечи. — И ты меня прости, наверное, я стала просто невыносимой занудой. — Ты никогда не переставала ею быть, — рассмеялся Гарри, без зазрения совести пользуясь ее беспомощным положением. В лучшие времена она бы ткнула кулаком ему в плечо. О, Мерлин, что может быть лучше старых добрых подколов? — Я надеюсь, все мои мучения стоили того, чтобы надрать слизнякам одно место? Кстати, поздравляю с победой! — Гермиона совершенно случайно вспомнила о главной причине её нахождения на больничной койке под сильными обезболивающими. Должно же было быть хоть что-то в этом хорошее, и лучше унылых лиц слизеринцев и их высокомерного капитана она представить не могла. Но Гарри закусил губу и пробурчал что-то нечленораздельное, раздувая щёки. Эй, нет, что за удручённый вид? — Только не говори мне, что… — Мы проиграли, — он выплюнул это будто горькую конфету. И опять чувство вины проступило на его небритом лице. — Понимаешь, этот дурацкий бладжер снёс тебя прямо на моих глазах, а игру даже не стали останавливать! И как я мог думать о каком-то снитче, когда тебя, истекающую кровью, в сопровождении всех преподавателей транспортировали в замок? Я же не слизеринец какой-нибудь. Гермиона едва удержалась от непрошеных слёз, ощущая такую огромную заботу и участие, что ком закручивался в животе. Гарри Поттер забыл про снитч, потому что думал о ней. — А я надеялась, что буду издеваться над этими неумёхами еще целую неделю, — разочарованно выдохнула она, пытаясь скрасить невесёлый момент шуткой. — Да к чёрту Слизерин, главное, чтобы ты скорее выздоровела и смогла пойти на бал, — махнул рукой Гарри. — Кстати, у тебя на щеках до сих пор цвета Гриффиндора. Лицо Гермионы вытянулось в притворном ужасе, а размер глаз увеличился вдвое. — Ты шутишь! — она приложила к щеке дрожащую ладонь. — Гарри, я все это время сидела с разукрашенным лицом, а ты решил сказать об этом только сейчас? Хохочущий во всё горло Гарри взял с прикроватной тумбочки маленькое белоснежное полотенце и приложил краешек к ее разрисованной скуле, содрогаясь от накатывающего волнами смеха. Он вытер краску, закусывая улыбку зубами и, стараясь не обращать внимание на посуровевшую в момент подругу, изо всех сил строящую из себя разобиженную даму. — Я чувствую себя глупо. — Подожди, здесь ещё немного осталось, — он наклонился и приложил чуть больше усилий, чтобы убрать последнее красное пятнышко. — Вот закончишь и можешь забыть про то, что я обещала помочь тебе на контрольной по Трансфигурации. — Если бы не я, Гермиона, ты бы так до самого бала и ходила, а учитывая наш проигрыш, смотрелось бы это крайне вызывающе, ты не находишь? Они замерли на секунду и захихикали, оба представляя в голове эту забавную картину. Но звук быстрых шагов и нарочито громко открытая дверь тут же заставили их замолчать и одновременно обернуться в сторону входа. Какой-то крошечный миг и прямо напротив постели Гермионы во всей своей леденящей душу красе стоял Малфой. Малфой?! Его влажные волосы, слегка потемневшие от воды, были убраны назад, но несколько прядей всё равно падали на лицо, касаясь щек. Из формы ловца на нём остались лишь белые брюки, перепачканные грязью, высокие коричневые сапоги и зеленая футболка с номером девять. Темные брови были сведены на переносице, губы кривились, словно от отвращения, а широкая грудь быстро вздымалась от дыхания. Он посмотрел сначала на Гарри, но, не найдя в нем ничего интересного, перевел взгляд на Гермиону, лежащую на кровати с откинутым одеялом. С задранной рубашкой и практически разведёнными ногами она могла бы выглядеть даже сексуально, если бы не огромный гипс на все левое бедро, грозившийся с минуты на минуту залиться багровой краской. Как только серые глаза зацепились за эту деталь, его лицо моментально смягчилось, а грудь перестала так часто вздыматься. Он бы с удовольствием думал сейчас о ногах Грейнджер, но ни одной грязной мысли так и не всплыло в голове. Гарри уловил это неприкрытое разглядывание Малфоя и спешно накрыл ноги Гермионы одеялом, подтягивая его до самого горла. И чего это она развалилась в таком виде перед своим шрамоголовым дружком? Вместе оценивали масштаб разрушений? Мысль о том, что очкарик лапал ее ноги, а она, вероятнее всего, была этому несказанно рада, вытащила злую усмешку обратно, искажая красивое лицо гримасой. Не успела в себя прийти, а уже раздвинула ноги перед героическим мальчиком. Какого хера ему вообще можно смотреть на неё такую? Воспоминание о том, как он сам два дня назад ублажал ее пальцами, пока она шептала его имя, заставило кровь спуститься к низу живота бешеным фонтаном. — На что ты пялишься, Малфой? — приподняв одну бровь, спросил Поттер и отбросил на тумбочку маленькое полотенце. На то, что ещё два дня назад было моим, слепой недоносок. — Я тебя, шрамоголовый, по всему замку ищу, — прошипел Драко, сжимая руки в кулаки. — Что за выражения, мистер Малфой? — воскликнула мадам Помфри, широкими шагами рассекая комнату с подносом в руках. — О, я вижу, вы уже пришли в себя, мисс Грейнджер. Медсестра остановилась возле койки Гермионы и поставила поднос с зельями и клубком бинтов на тумбочку. — Мистер Поттер, Вы позволите? Гарри сначала удивленно поозирался по сторонам, но, быстро сообразив, чего от него хотят, поднялся со стула и нехотя подошел к Малфою, складывая руки на груди. — В чём дело? — Трюк и МакГонагалл устраивают разнос из-за сегодняшней игры и, представь себе, мне пришлось отдуваться за нас обоих, выслушивая всю эту херню, — не повышая голоса, сквозь зубы проговорил Драко и мельком заглянул за спину Поттеру. — Да? А я-то здесь при чем? Думается мне, это твой загонщик-идиот запустил в Гермиону бладжером. — А мне думается, что никто из твоей хваленой команды даже не попытался ее защитить. Что? От правды очки потрескались? — Хочешь поспорить об этом прямо сейчас? — пропуская колкость и почти рыча, нахмурился Поттер. — Нет, хочу, чтобы ты пошел к Трюк и объяснил, какого черта в Гриффиндоре все решили, что в квиддич играют на обездвиженных мётлах. — Мистер Поттер и мистер Малфой, прошу, покиньте Больничное крыло, мисс Грейнджер становится хуже, — мадам Помфри что-то колдовала над своим подносом с медицинскими принадлежностями, но своими словами не побудила никого к действию. Поттер отвернулся и Драко выглянул из-за него, уловив бледное лицо Грейнджер, голова которой была безвольно откинута на подушку, а по пострадавшему бедру, которое снова было открыто его взору, расползалось ярко-красное пятно. Они с Поттером дернулись, как два идиота, но все героические порывы быстро остановила суровая медсестра, уже не пытающаяся достучаться до них вежливо. Мимо пробежала пара помощников, тут же загородившая Грейнджер своими белыми одеяниями. — Мистер Поттер, я просила вас зайти попозже, ведь мисс Грейнджер еще слишком слаба, но вы меня не послушали и нарушили ее покой и, как бы я к вам хорошо не относилась, мне придётся пойти на грубость и, очевидно, выгнать вас силой! — Шагай, Поттер, — зло бросил ему Малфой и потянул мальчика-которому-правила-не-писаны за рукав мокрой водолазки. — Шевелись говорю, пока за нами стражей Хогвартса не выслали, идиот. Они кубарем вывалились из Больничного крыла под стенания мадам Помфри. Массивная дверь со звоном захлопнулась, ясно давая понять, что в ближайшее время им обоим лучше не возвращаться в палаты. — И чего тебе на месте не сидится, Поттер? — вышагивая по коридору, злился Малфой. — Видишь, до чего доводит твоя лезущая во все щели вселенская озабоченность? Хочешь, чтобы она без ноги осталась? Решил довести дело дауна-Гойла до конца? — Она моя лучшая подруга, — гордо вздернув подбородок ответил он, поравнявшись с гадким Малфоем. — Хотя, откуда тебе знать, что это такое. — Вот только не надо мне этих рассказов про дружбу и любовь, — скривился Драко. — Головой просто иногда думать надо, а не тем местом, которое ты усаживаешь на метлу. — А тебе какая разница? Хороший вопрос. Очень хороший вопрос, Поттер.* * *
Гермиона проснулась только на следующий день. Сделав глубокий, просто невероятно объемный вдох, она открыла глаза, чувствуя, как затекшее тело требует подтянуться. На стуле рядом с постелью дремал Рон, закутавшись в гриффиндорский плед и тихонько посапывая. Белый свет пробивался в окно, но она смутно представляла, который сейчас час и вообще день недели. Было бы неплохо проснуться к окончанию бала. Нога болела, обстановка была все той же, только к прикроватной тумбочке прибавилась еще одна, потому что места катастрофически не хватало, чтобы уместить всё то количество открыток, подарков и цветов, которые ей присылали однокурсники. Конфеты, рисунки, карточки с пожеланиями и две книги, корешки которых смотрели в другую сторону. Всё это напоминало небольшой алтарь для пожертвований. Среди всего это яркого, разноцветного безобразия сияющем пятном выделялся букет пышных белоснежных цветов. Ярко-зеленые стебли с листьями опускались в прозрачную вазу стройными рядами, бутоны напоминали пионы, но тонкие лепестки, словно вырезанные из прозрачного шелка, оказались слишком маленькими, чтобы можно было однозначно определить название. Сдержанность и несомненный вкус цветочной композиции придавали подарку слишком личный оттенок. Почти интимный. Он очень отличался от тех скромных букетиков садовых роз, тюльпанов и ромашек, раскинувшихся маленьким садом на тумбочке. К каждому свёртку прилагалась маленькая записка с именем отправителя и пожеланиями, но эти белоснежные цветы пушистым облаком стояли в своей вазе без каких-либо опознавательных признаков. Подвязанные шелковой лентой, они вполне могли подойти на роль букета невесты. Гермиона подтянулась на руках и приняла более сидячее положение, отметив про себя, что такие простые манипуляция давались ей уже без боли. Грудная клетка больше не сдавливалась от каждого вздоха, дрожь в руках утихла, но появилась жуткая головная боль. Рона пришлось позвать и толкнуть два раза, прежде, чем он соизволил очнуться. — Как ты? — пряча зевок в кулаке, обеспокоено спросил он, растрепав огненные волосы рукой. — Я приходил ещё вчера, но ты так и не проснулась. — Спасибо, Рон, кажется, уже лучше. Нальешь мне воды? — Гриффиндор просто сошел с ума, — хватаясь за графин, восклицал он. — Всем факультетом притащились утром в Больничное крыло, ты бы слышала, как орала мадам Помфри, клянусь, она нас чуть всех не скинула с башни. — А как же тебя пропустили? — делая жадный глоток поинтересовалась Гермиона, уставившись на белоснежный букет. — Близким друзьям можно приходить в любое время, — гордо заявил Рон. — Ну, и тем, кто предупреждает о визите заранее и не нарушает покой, конечно же. Ох, неужели он уже успел поругаться с медсестрой Хогвартса? — Джинни принесла книги, сказала, что это лучший способ вылечить тебя, — он хлопнул ладонью по обложке верхнего томика. — А я считаю, что надо было принести тебе куриный пирог, Гермиона, ты даже не представляешь какой пирог подали сегодня на обед! Обед? Так уже обед?! При мысли о пироге, как ни странно, рот наполнился слюной. Кажется, по собственной воле она питалась последний раз в день игры за завтраком. Да, есть хотелось до болезненных спазмов в желудке, а целый стакан с водой ещё больше распалял аппетит. Больничная диета вряд ли предполагала наличие куриных пирогов, но сейчас она бы съела всё, что угодно, даже целую коробку шоколадных лягушек. — Невилл, — Рон, очевидно абсолютно с ней солидарный, как раз сунул за щёку одну нагло украденную с ее алтаря лягушку, когда в палаты зашел их долговязый однокурсник. Немного смущенный и испуганный таким потрепанным видом Гермионы Невилл подошел к койке, сжимая в руках маленькую коробочку. Он как-то неуверенно присел на свободный стул с другой стороны прямо напротив Рона и протянул к ней руку. — Я должен был преподнести тебе его прямо перед балом, но… — слова давались Невиллу с трудом, он очень хотел сказать что-нибудь ободряющее, но бледное лицо Гермионы с кругами под глазами и впалыми щеками совершенно сбивало с толку. Она приняла коробочку и тут же подняла крышку, заглядывая внутрь. Алый бутон розы с жилистыми листьями на полупрозрачной ленте смотрел прямо на нее ярким пятном на фоне белоснежной постели. Рон жевал свою лягушку и заинтересованно поглядывал на этот загадочный предмет, непонятно для чего предназначавшийся, но она точно знала, что это. Гермиона аккуратно подцепила бутоньерку пальцами и ловко надела розу на свою тонкую кисть. Солнечное платье тут же вспыхнуло в памяти, и образ сложился в идеальную картинку. Как жаль, что теперь ей придётся весь вечер просидеть за столом в своем прекрасном образе и с красной розой на руке. — У меня такая же, — грустно вздохнул Невилл. — И я решил, что раз уж у нас всё равно ничего не выйдет с танцами, оставим их себе на память. — Эй, Гермиона, признайся, ты специально сломала себе ногу, чтобы только не танцевать с нашим Невиллом, — ржал Рон, заражая своей улыбкой остальных и разбивая наполненный толикой драмы момент. — А кто же теперь будет открывать бал? — игнорируя шутку, Гермиона уставилась на Невилла во все глаза. — Гарри и Джинни согласились, — пожал он плечами. — Им упростят номер, но, кажется, песню менять не стали. — Тогда я готова пролежать здесь до самых каникул, — она откинулась на подушку, молясь, чтобы желудок утробно не заурчал от голода в присутствии парней. Вот все и решилось. Наверное, так даже лучше. Нет, конечно, она бы не хотела получить бладжером по бедру только чтобы пропустить танцы, но, если смотреть правде в глаза, поддержку они так и не освоили и, возможно, избежали самого большого в жизни позора. Да наплевать на чертов бал. В конце концов, она вовсе не к этому стремилась всю жизнь, подумаешь. Впереди ещё выпускной и, может быть, Фелиция будет столь любезна, чтобы одолжить ей еще одно замечательное платье? Будь так любезна, Гермиона, закатай губу. Выписка была назначена, и день икс вскоре настал. Костерост и кроветворное зелье сделали свое дело, но нога всё еще болела и ступать на нее было неприятно. Все шесть дней отдыха Гермиона почти всё время спала, пила нескончаемые лекарственные зелья и иногда читала. В минуты бодрствования в палате всегда находились гриффиндорцы, пекущиеся о её здоровье и составляющие компанию в этом утомительном ничегонеделании. Травма сузила всё её существование до пульсирующей боли в бедре, но мысли и особенно воспоминания иногда накатывали снежными лавинами. Трудно было забыть ту ночь в Башне старост и неприятный взгляд Малфоя, когда он беспардонно заявился в палату. Больше она его не видела. И, наверное, поэтому разбушевавшаяся совесть не грызла так сильно изнутри. С глаз долой из сердца вон, как говорится. Осталось только вытолкнуть всё это из головы и жить дальше. И все ярлыки, которыми она старательно себя обвешала в минуты истерики, слетят, как только он исчезнет из её жизни и станет таким же раздражающим и ничего не значащим пятном на школьных мемуарах. Если бы все было так просто. Иногда Гермиона думала о рассказе Блейза, чувствуя злость и растерянность. Тот случай с рисунками так унизил ее, и она так сильно хотела, чтобы виновник получил наказание, но у нее как будто больше не осталось сил на это. Исключение какого-то первокурсника со Слизерина не принесет ей никакого облегчения, а большинство студентов, казалось, уже забыли про тот случай, и она очень не хотела никому об этом напоминать новым скандалом и обвинениями. Чувствуя острое желание уже покончить со всем этим, Гермиона просто решила все игнорировать. В том числе людей со Слизерина. С утра Гермиона собрала все свои вещи, прочитанные за время больничного книги, аккуратно сложила открытки с пожеланиями, решив оставить их на память, и последний раз взглянула на белоснежный букет ранункулюса или, проще говоря, садовых лютиков. Невилл подсказал ей название, когда Гермиона делала очередную попытку узнать, кто прислал цветы, но никто не признался. Так или иначе, это мог сделать кто угодно, может быть, кто-нибудь из преподавателей решил остаться анонимом, дабы не выделять никого из студентов. Лютики раскрывались все больше с каждым днем, открывая свои тонкие лепестки, и Гермионе бы очень хотелось забрать их с собой, но уже завтра ее чемодан окажется на полке Хогвартс-экспресса, а локомотив бодро потащит вагоны в Лондон. Учебные коридоры замка пустовали. Студенты готовились к празднику, колдуя над последними штрихами своих образов и повторяя номера программы. После обеда в Большой Зал никого не пускали, над ним работали преподаватели, превращая его в самую торжественную часть замка. В гостиной Гриффиндора было просто невозможно находиться. Ученики носились туда-сюда с большими глазами и крича что-то друг другу непозволительно громко. Свои спальни девушки превратили в какой-то салон красоты: повсюду были платья, туфли, заколки, чулки и всяческие флакончики с зельями для лица и волос. Яблоку негде было упасть, все оказались заняты делом, перебегая из одного конца комнаты в другую, помогая друг другу с причёсками и макияжем. Гермиона доковыляла до своей кровати и опрокинула в себя пузырек с обезболивающим сиропом, который предусмотрительно дала ей мадам Помфри. Она предупреждала, что нога будет болеть, потому что кость срослась, но ткани вокруг нее, разорванные осколками, заживали очень медленно, а мышечная структура не восстановилась до конца. В этой тесной комнатке не было никакой возможности даже примерить платье. Кто-нибудь обязательно будет топтаться по подолу, толкать ее в бок и разливать свои зелья по полу в опасной близости к тканям изделия. Слишком много шума. Нет, ей срочно нужен был покой. Она так привыкла к нему за эти несколько дней, что стала нуждаться в нем, как в воздухе. Гермиона попросила Фэй помочь ей спуститься ненадолго в репетиционный зал вместе с платьем, и подруга с готовностью согласилась. Ее волосы уже были уложены в элегантную прическу, а лицо сияло улыбкой. Поистине, макияж и хорошее настроение просто творили чудеса. Девушки не встретили ни одного студента, пока спускались с башни. Фэй осторожно несла платье в чехле, а Гермиона неторопливо шла за ней, сжимая в пальцах коробочку с обувью и аксессуарами. Нужно было выяснить, как она сможет держаться в образе в нынешнем своем положении, и ей очень не хотелось проделывать это на глазах у всех старшеклассниц. Как и ожидалось, репетиционная пустовала. Музыкальные инструменты уже перенесли в Большой Зал, и комната казалась особенно одинокой. Не теряя времени, однокурсницы наколдовали себе ширму (на всякий случай) и приступили к примерке, устроившись на самом краю зала, возле балетного станка с зеркалом. — Это кошмар, — безэмоционально заключила Гермиона, едва взглянув на свое отражение. Она с трудом могла удержаться на каблуках, обезболивающее, конечно действовало, но каждый шаг давался с отголосками боли. Она ковыляла и дергалась, будто вместо ноги у нее был какой-нибудь протез. Платье легко покачивалось и повторяло движения вслед за неуклюжими шагами, но выглядело это зрелище просто до боли жалко. — Все не так плохо, может, попробуем обувь без каблуков? — ободряющий голос Фэй почему-то только усугублял ситуацию. И на что они надеялись? Обувь без каблуков ничем не помогла. Расшитый золотой вышивкой подол тащился по полу, складываясь безобразной гармошкой у нее в ногах. Хромота никуда не делась, и неуклюжая походка с выстраданными шагами портила все. Гермиона просто не имела права надевать это платье на бал. Только не сейчас, когда каждое движение отдавалось болью, а лицо морщилось, будто она все время жевала кислую конфету. Лучше бы она не примеряла это дурацкое платье. Лучше бы не видела себя такой жалкой и беспомощной. Может, уехать прямо сейчас? Схватить чемодан, убежать подальше от замка и трансгрессировать прямо домой? — Кто здесь? — грудной мужской голос раскатился по репетиционной, отдаваясь эхом от стен, но тяжёлое чувство разочарования не дало Гермионе даже вздрогнуть. — Блейз? — нервно чертыхнулась Фэй, бросая на подругу испуганные взгляды. — Что вы здесь делаете? — Забини пересек комнату и оказался прямо перед зеркалом, в котором прожигала дыру девушка в жёлтом платье. — Оу, Грейнджер. — У нас в спальне ужасный бардак, мы хотели только примерить платье, — уже спокойнее пояснила Фэй, ловя на себе восхищенные взгляды возлюбленного. — А я думал, что здесь шестикурсники занимаются чем-то непотребным, так хотелось снять парочку баллов в такой празд… — Забини, ты где шляешься? — Второй голос заполнил своим холодом репетиционный зал, едва слова вылетели изо рта говорившего. — Хочешь чемоданы ночью собирать? Уйди. Проваливай отсюда. Почти шесть дней без тебя. Почти стало легче. Но нет, явил свою благородную задницу в самый неподходящий момент. Изыди, демон! Хмурый как туча Малфой вальяжно простучал каблуками по паркету, замедляя шаг по мере приближения. Настроение было не то. Совсем не то, чтобы увидеть сейчас её. Вот же чёрт. Ударьте его кто-нибудь, пока он здесь все слюной не залил. Такая похудевшая и осунувшаяся, бледная до ужаса, она просто сияла в этом своем шикарном платье. Длинные волосы каштановыми кудрями спускались по угловатым плечам, прикрывая спину. Печальное, почти злое лицо без капли косметики смотрело на свое отражение с какой-то странной отрешенностью. Бежевые босоножки на каблуках стояли рядом, как ненужный атрибут, казалось, что сейчас она приподнимет подол и грациозно наденет туфли, скользя ступней по изгибам обуви, но Грейнджер не двигалась и не отрывала глаз от собственного отражения. Её нога. Несчастное бедро, от которого остались одни щепки, и из-за которого он не спал уже несколько дней. С чего бы это? Он не видел, но слышал ее сдавленный крик в тот день под треск деревянной трибуны. И бледного как мел Поттера, неохотно вернувшегося на поле, впервые в жизни не хотелось обосрать. Ровно до того момента, пока его мерзкие руки не накрыли ее ноги одеялом в Больничном крыле. Тупорылое чувство собственничества, абсолютно неоправданное выворачивало ему наружу кишки. Обычно это называли совершенно другим словом, но Малфой упорно не пускал себе его в голову. Ему только хотелось дать Гойлу древком метлы по голове за его криворукость, чтобы он со свистом полетел не только из команды, но и из гребаного Хогвартса, но здоровяк отделался только отборным матом в свою сторону и штрафными баллами. Они с Поттером получили выговор от МакГонагалл и Трюк, и оба, как капитаны команд, получили минусовые очки. Но почему этот факт его вообще не волновал? Только алое пятно, растекающееся по бинтам и откинутая на подушки голова с гривой спутанных волос. Что за сантименты, Малфой? Что-то ты совсем расклеился, как старый башмак. Тебе должно быть насрать. Всегда было. — Ты идешь или мне особенное приглашение нужно выслать с совой? — он выдавил слова из себя. Так нужно. Так должно быть. Как бы не хотелось броситься сейчас к ней в ноги и просить прощения, лучше просто свалить. Не смотреть на это измотанное лицо человека, на которого будто в один момент рухнула бетонная стена.* * *
Масштаб празднества впечатлял. Просто слов не было, какой шикарный вечер предстоял для всех приглашённых. Изысканные наряды, отличная музыка, беседы о высоком и огромная нарядная ель во главе торжества. Средневековые лорды лопнули бы от зависти от такой красоты, изобилия деликатесов, напитков и музыки. Гербы всех факультетов гордо украшали стены, полотна немного изменили, добавив снежных мотивов и вышивку из ледяных кристаллов в тематику вечера. Чопорный, но обставленный со вкусом Большой Зал преобразился в концертную площадку с танцполом. Хогвартский хор напевал рождественские мотивы со сцены, пока гости собирались на торжество и рассаживались по местам. Пэнси трещала без умолку. Обсуждала каждое платье, каждую туфлю и каждую прическу. Она была вполне довольна холодным малфоевским «хорошо выглядишь» и считала, что ее миссия выполнена. Струящееся зеленым шелком платье облегало ее фигуру, как вторая кожа, не скрывая ни одного достоинства, но еe кавалер едва ли удостоил все эти труды минимальным вниманием. Он беспокойно крутил головой, пытаясь отыскать глазами совершенно другой оттенок. Он говорил сам себе, что просто высматривает знакомых цыпочек, разодетых как настоящие леди, но врал напропалую. Бабочка душила его, и все время хотелось сорвать дурацкий галстук и бросить куда-нибудь под стол. Потом. Переживи торжественную часть и можешь даже расстегнуть пару пуговиц на рубашке, Пэнси наверняка обрадуется. Мракоборцы и прочие министерские шишки с важным видом вышагивали по залу в своих серых мантиях с нашивками. Некоторые ученики пользовались возможностью и заводили полезные знакомства, кто-то брал автографы у знаменитостей, которые предпочитали сидеть за преподавательским столом, а не топтаться среди студентов. Поттера и его рыжую домработницу облепили со всех сторон журналисты и обычные любители знакомиться со всеми и всюду. Некоторые лица казались Малфою знакомыми, и он вспомнил, что кое-кто из этих старых пузанов присутствовал на суде над Люциусом. Сегодня они давили свои приторные улыбочки и кивали ему головами, хотя еще год назад были готовы разорвать ему глотку и посадить несовершеннолетнего наследника древнего рода в соседнюю от папочки камеру. От этого душного лицемерного воздуха ужасно хотелось пить. Опрокинуть в себя сразу целую бутылку огневиски и завалиться под стол до самого конца вечера. Неплохая перспектива, да только эта гремучая Змея Пэнси его из-под земли достанет, хоть пьяного, хоть мертвого. Сегодня был ее звездный час, хотя всем остальным не было до неё никакого дела. Как, впрочем, и ему самому. Драко уловил взглядом длинный стол с напитками и, расталкивая гостей, ринулся к угощениям. Бокал игристого не только не избавил от жажды, но и обжег приторной сладостью глотку, что захотелось выплюнуть эту газированную гадость прямо на стол. Малфой мужественно стерпел ненавистный напиток и отыскал бутылку сухого красного, одиноко стоящую на самом краю. Не самая лучшая марка вина, но все же лучше той козлиной мочи, которую гордо именуют красивым словом шампанское. — Алкоголь тебя погубит, Малфой, — подставляя широкий фужер под раздачу, промурлыкал Забини. — Не раньше, чем он избавит нас от тебя, Блейз, — плеснув напиток в бокал друга, буркнул Драко и отставил бутылку. — А чего это мы такие кислые? Смокинг жмет? — Избавь меня от своих идиотских шуток и пей молча. Ни одного намека на желтое платье в зале. Только довольные и скалящиеся во все зубы Поттер и парочка Уизли, делающие вид, что у них всё прекрасно. Долгопупс, очевидно, посетив курсы соблазнения, решил приударить за девчонкой Лавгуд, которая сегодня уложила волосы фигурными локонами и открыла стройные ноги под обтягивающим платьем. Дерьмо! Кулаки сжимались, впиваясь ногтями в ладони. Что за привычка приходить позже всех? — Может, позвать тебе Пэнси? — предложил Блейз и понюхал содержимое своего фужера. — Кстати, о ней. В следующий раз лучше выбери ей платье сам, а то клянусь, даже сам Министр знает в подробностях очертания ее задницы. Если бы она пришла голой, это было бы не так вызывающе, ей-Мерлин. Зубы сжались от раздражения, и что-то лопнуло в черепе, не выдержав давления. — Да срать на Пэнси и ее платье, — Малфой набрал в рот вина и замолчал, не торопясь делать глоток, чувствуя, как кисловатый напиток сворачивает язык и нагревается внутри. — Знаю я, кого ты здесь высматриваешь. Уже трахнул малышку Грейнджер и не можешь забыть эту волшебную ночь? Блять, что он несёт? Какая муха его укусила, и почему вообще он вдруг поднял эту тему? — Что? Она не дала тебе? А я думал, что принцам не отказывают, — Блейз осушил бокал и налил себе из той же бутылки до самых краев, переходя границу дозволенного. Где-то уж успел накидаться и решил теперь догнаться вином прямо на балу. Отлично, Забини, вечер еще не начался, а ты уже бухой. Малфой лениво окинул взглядом зал и чисто случайно заметил Данбар в компании гриффиндорского взрывателя Финнигана. Все ясно. Конечно, такая важная персона как Блейз не могла пригласить на этот вечер девчонку из львиного прайда, довольствуясь компанией Дафны Гринграсс. Финниган, и повезло же тебе пригласить девчонку, в которую по уши влюблен слизеринский староста. Делаем ставки, господа, сколько еще продержится эта пьяная скотина, без стеснения кидающая ревностные взгляды в сторону несчастных гриффиндорцев. В голове почему-то снова вспыхнуло воспоминание с Грейнджер и Поттером, когда она лежала перед ним почти голая, а очкарик по-хозяйски накрывал её ноги одеялом. — Я пойду за свой столик, — равнодушно отозвался Драко, делая шаг в сторону. — Она действительно не дала тебе? — сильная рука вцепилась в рукав его дорогого смокинга и потянула на себя. Драко посмотрел на эти наглые пальцы, что сжимали темную ткань, и губы скривились в усмешке. Хотел убедиться, что страдаешь не в полном одиночестве? Да хер тебе, Блейз, большой и толстый. Он не хотел. Правда, не хотел этого говорить, но рот наполнился ядом так же быстро, как и вином. Сука, он просто вынудил это сказать! — Конечно, она дала мне, Забини, можешь не сомневаться. Она не сопротивлялась ни секунды, раздвинула ноги, стоило мне только сделать вот так, — он щелкнул пальцами прямо перед его лицом, пока злобное рычание выходило из самой его груди. О, заткнись! Прикуси свой грязный язык, Малфой, завались нахер! — Да, я трахнул ее, Блейз, можешь пойти и сделать то же самое прямо сейчас, думаю, она захочет в свою коллекцию еще одного чистокровного волшебника, ведь что ещё остаётся такой грязнокровной шлюхе, как она, кроме как наслаждаться подачками с нашего стола? Сказал. Выдохнул. Стало легче? Глаза Забини протрезвели очень быстро, он что-то фыркнул и разжал пальцы. Свет погас, грянула музыка, и Малфой не услышал за спиной судорожный вздох. Приветственная речь Министра пролетала мимо ушей, словно стайка диких пикси. Паркинсон, закинув ногу на ногу, пожирала его взглядом и сожрала бы буквально, если бы не пресловутые рамки приличия. Она уже во всю фантазировала, как Малфой, не снимая своего смокинга опрокинет ее на кровать и залезет своими руками под платье. Его сухая сдержанность почему-то говорила ей о диком желании взять ее прямо здесь и сейчас, и Пэнси старалась дать как можно больше намёков о готовности к действию. Фиолетовое пятно (ну и вкус!) с именем Кингсли Бруствера, наконец-то объявило о начале торжества. На сцену вспрыгнул певчий пуффендуец Робб Арис и, усилив голос Сонорусом, начал что-то вещать о том, что для него великая честь открывать бал и что он хотел бы разделить эту песню с человеком, который запал в его душу и сегодня очень нуждается в поддержке. Драко слушал краем уха, постоянно косясь на выход в поисках золотого платья и копны густых волос. Любой цвет на выбор, красный, зеленый, черный, серебряный, все оттенки синего и розового и ни одного намека на сияющее солнце. Он не был уверен, что сможет сдержаться и не пригласит ее на танец, но кто удивится? Все будут танцевать с кем попало, никто и не заметит. Ну, да, никто не заметит точно так же, как не замечают заведенного на максимум Блейза, вошкаюшегося на своем стуле и не спускающего глаз с Финнигана. Точнее будет сказать, с его рук, приобнимающих за плечи скромняшку Фэй. В своих мечтах слизеринец отрывал их прямо с кусками плеч. Внезапно гул голосов стал громче и, повернув голову к залу, Малфой заметил идущего по направлению к зрителям Робба с широченной улыбкой на губах. Белый костюм парня отлично контрастировал с бронзовыми волосами и голубыми глазами, девушки выпрямляли спину, стоило только ему пройти мимо и одарить их мимолетным взглядом. О, да ладно, сегодня все парни особенно хороши. Выбирай любого! Только Забини не трогайте, у него бешенство. Робб бесшумно проплыл перед слизеринским столиком с чистокровной богемой и сделал всего пару шагов прежде, чем остановиться. Все взгляды, в том числе и Драко, были устремлены на него. Пуффендуец остановился и протянул кому-то руку, но из-за него самого было трудно разглядеть, кого он приглашал «разделить с ним песню». Возбуждённый шепот прошелся по столикам, и Малфой, наконец, увидел. Увидел ту, которую искал весь вечер своими серыми глазами. В обычной школьной форме и повседневной мантии она робко приняла руку Робба и встала со своего места. Волосы, разглаженные и блестящие, струились по плечам, а лицо обрело более здоровый вид, по сравнению с тем, что он видел несколько часов назад. Но, черт, почему она была не в платье? Почему на ее кисти только эта пошлая алая роза, никак не подходящая к такому странному наряду? — Идиотка, я так и знала, что она придёт в форме, — прыснула Пэнс своей подружке Гринграсс, и они обе заржали как бешеные кобылы. Грейнджер под руку с Роббом осторожно шагала мимо столов, смотря прямо перед собой. В ее походке хорошо проглядывалось легкое похрамывание на левую ногу, но Драко был готов поспорить, что ей было больнее, чем она показывала. Поэтому он ее и не заметил. Среди пестрых платьев и ярких образов, так просто было упустить худощавую фигуру в обычной чёрной мантии. Во второй раз за день Малфой ощутил болезненное желание извиниться. Хер пойми за что, но извиниться. Он сдержался, чтобы не ударить кулаком по столу. Робб медленно провел девушку к сцене, придерживая ее за руку. Он галантно помог Гермионе подняться по ступеньке и жестом попросил сесть на мягкую банкетку. Свет снова погас, и лишь одинокий тусклый софит освещал пару на сцене. Пуффендуец присел рядом с Гермионой и, опробовав педали, опустил руки на клавиши. Привет, это я. Просто я хочу знать, не хотела бы ты встретиться спустя все эти годы. Поттер вывел на площадку свою Уизлетту, и под первые строчки песни они просто стояли и смотрели друг на друга под светом прожектора. Нам нужно всё обсудить. Говорят, что время лечит, Но мне не становится легче. Они медленно встали в танцевальную позицию, все еще не отрывая глаз друг от друга. Гермиона поджимала губы, не спуская глаз с друзей, и сдерживала слезы, сидя на краешке банкетки и сжимая в пальцах край мантии. Привет, ты слышишь меня? Я предаюсь призрачным мечтам о том, какими мы когда-то были. Тогда — в юности, наполненной свободой Я и забыл, что значит, когда мир не у твоих ног. Пара на танцполе начала медленно двигаться, а у Драко остановилось сердце, потому что в следующий миг по щекам Грейнджер хлынули слезы. Его стул заскрипел от рывка, но твердая рука Забини остановила попытку к бегству. Мы такие разные. И нас разделяют миллионы миль. Гарри закружил Джинни по танцполу, а Гермиона закрыла покрасневшее лицо руками. Плечи мелко тряслись от рыданий, а у Драко тряслись внутренности, меняясь местами, толкаясь в глотку сгустками зловонной жижи. Привет из другой жизни. Наверное, я набирал твой номер тысячу раз, Чтобы сказать «прости» за всё, что натворил, Но когда я звоню, тебя никогда не бывает дома. Робб, казалось, пел эту песню только для Гермионы. Пронзительный голос наполнял грудь, выбивая из нее весь воздух. Она сидела к нему спиной, но чувствовала кожей вибрацию от его голоса и пение старого рояля. Пальцы ловко перебирали клавиши, и музыка заполняла собой зал. Весь профессорский состав, сдерживая слезы радости, завороженно наблюдал за Гарри Поттером, который чувственно вел партнершу по паркету, заглядывая в ее карие глаза. Ты здесь. Она там. Это расстояние кажется просто огромным. Привет из другой жизни. По крайней мере, я пытаюсь, Извиниться за то, что разбил тебе сердце, Но это неважно, ведь тебе уже всё равно. Драко отвернулся от сцены и грубо отпихнул от себя Пэнси, пытавшуюся затащить его на танцпол ко всем остальным. К Поттеру и его подружке уже присоединился Министр с МакГонагалл и еще несколько преподавателей, студенты подтягивались в этот печальный вальс, а Драко лишь смотрел на свои ботинки, сжимая до боли зубы и впиваясь ногтями в ладони. Что-то очень темное и скользкое подсказывало ему, что она все слышала. Что вся та грязь, которую он выливал из своего чистокровного рта, долетела до нее, пачкая девичью гордость и последние кусочки самоуважения. Он поет для нее, только для нее одной, Поттер танцует для неё, а что сделал ты? Украл ее достоинство? Растоптал самооценку, взял чужое без спроса? И ничего не дал взамен, кроме боли. Нравится тебе? Наверное, ты действительно нравился ей. Наверное, она ненавидит себя за это. Наверное, ты на самом деле мерзкое чудовище, и химера не внутри тебя, она — твоя сущность. Гордись. Прими. Живи с этим. Живи с её слезами под собственными веками. Делай вид, что насрать. Или наплюй, если сможешь. Когда песня закончилась, Драко ее больше не видел. И после каникул Гермиона Грейнджер не вернулась в Хогвартс.