Будь тем, кто Возьмёт мою душу и разорвёт её. Будь тем, кто Заберёт меня домой и покажет мне солнце. Я знаю, я знаю, Ты разведешь огонь в моих костях и распалишь его. Twenty One Pilots — Hometown
Фэй пила зелёный чай с молоком из маленькой фарфоровой чашки и нервно покачивала ногой. Изящные туфли на шпильке, сброшенные у подножья массивного дивана, не вписывались в картину идеально убранной гостиной в типичном американском стиле. Напротив сидящая в кресле Гермиона давилась не самым приятным на вкус кофе и старательно делала вид, что абсолютно не поражена жутким рассказом подруги, и вовсе не пытается переварить услышанное по десятому кругу. Они молчали, увлёкшись содержимым своих кружек, но никто из них не чувствовал неловкости. Скорее уж нехорошее предчувствие. Просто им нужна была минута, чтобы привести мысли в порядок и перевести дух. Не каждый же день на тебя сваливаются новости подобные этой: твоя подруга забеременела перед самым выпускным в школе и родила, ничего не сказав отцу ребёнка. Точнее будет сказать, обманула отца ребёнка, и заверила несчастного в том, что избавилась от плода, не спросив его мнения на этот счёт. Вполне достойное начало для мыльной мелодрамы, что крутят по телевизору целыми днями. Только в жизни оказалось всё в десять раз сложнее. Гермиона всё думала, как бы помягче продолжить разговор, чтобы не обматерить Фэй самыми грязными словами, которые она только знала. О, ее матерный запас был настолько разнообразен, что заядлые пьянчуги и бомжи аплодировали бы стоя, услышав на что способен этот миленький рот молодой и с виду приличной девушки. Спасибо студенческим будням, там тебя научат не только правильно пить, курить и кадрить парней, но и дадут бесплатные уроки сквернословия на всех языках и даже диалектах. И пусть вас не смущает пафосное название «Имперский Колледж Лондона», браниться в этом заведении умеют не хуже, чем в провинциальных университетах. Чёрт, с чего бы начать, чтобы не разораться на всю квартиру, как психованная неврастеничка? Или чтобы не вызвать случайно полицию и не упечь эту красотку по всей строгости за бесстыдное пренебрежение чужими чувствами. Гермиона не придумала ничего лучше, чем начать издалека и поговорить о мальчике. — Почему Бенджен? — Глупый вопрос, конечно же, но ей и в правду было интересно, чем руководствовалась Фэй, выбирая сыну имя. Очень маловероятно, что она знала о каких-либо традициях в семье Забини по части имён для первенцев мужского пола, и её логика вызывала неподдельное любопытство. И ярость, конечно же, тоже. — Я хотела назвать его Эдвардом на самом деле, — как ни в чём не бывало отвечала Фэй, чинно отпивая из кружки. Право, её манерам позавидовал бы сам Малфой. — Но подумала, что это имя слишком старомодное и неудобное. Я не хотела, чтобы моего ребёнка до конца жизни звали Эдом. Уж лучше Бен. Этот простой ответ выбил Гермиону из колеи своей непосредственностью и спокойствием. Ах, вот оно что, действительно. — Неудобное имя? — Гермиона чувствовала, как начинает стремительно закипать. И гореть. — Фэй, чёрт возьми, ты обманула Блейза, и оставила ребёнка без отца, и ещё рассуждала об удобстве имён? А об удобстве воспитания ребёнка без родителя ты подумала? — Она отставила кружку на тумбочку, чтобы ненароком не бросить её в стену. — Я поверить не могу, что ты могла так поступить! Гарри сирота, ты даже не представляешь, как он тоскует по родителям, которых никогда не знал, а ты прячешь Бенджена от родного отца, хотя можешь трансгрессировать к нему в любую минуту и дать возможность узнать сына! Черт, я не верю, просто не верю… Такое правда бывает? Ты точно Фэй Данбар или её злобная копия? Ты сошла с ума, мать твою?! Гермиона не могла остановиться. Она даже не заметила, как вскочила со своего места и принялась расхаживать по гостиной, исступлённо мечась от одного угла к другому. Дурацкая привычка общаться с людьми в такой манере, но она ничего не могла с собой поделать. Блейз стал ей другом, она знала, чувствовала интуицией, что он до сих пор любил Фэй, и втайне желал восстановить отношения, но оказывается, у него был сын, о котором он ни сном, ни духом! Сраная Санта Барбара! Было просто невозможно представить, каким ударом это может для него стать. Захочет ли он ещё быть рядом с матерью своего ребёнка после такого предательства? И главное: сможет ли Гермиона держать язык за зубами, если Фэй об этом попросит? Грёбаная Фэй! Бенджен Блейз Забини, красивый смуглокожий мальчик, родившийся в феврале двухтысячного года, всю жизнь прожил в США и понятия не имел о том, что в дождливой Англии у него был отец, ничего не подозревающий о его существовании. Бен был невероятно похож на него, поистине мальчик являл собой миниатюрную копию британского аристократа, взяв от него соблазнительные экзотические черты и тёмно-медную кожу, получив от матери мягкую улыбку и добрый взгляд голубых глаз. Это невероятное сочетание было настолько необычным, что Гермионе всё время хотелось рассматривать его, с трудом подавляя восхищённые вздохи. И Блейз ничего о нём не знал. Не подозревал, какого красавца и наследника породил на свет. Это злило и раздражало больше всего. — Попробуй понять меня, Гермиона, — виновато отозвалась Фей, которая, очевидно, давно была готова к этому трудному разговору, — мы не были в браке с Забини. По сути мы даже не встречались. Никто кроме тебя и Малфоя не знал о нас, и по большому счёту никаких «нас» никогда не существовало. Секс по выходным в спальне Гриффиндора, и переглядывания в Большом Зале не считаются, — она тяжело вздохнула и опустила голову, принявшись теребить края узкой юбки. — Он стеснялся меня, и у нас не было никакого будущего, я ведь полукровка, что бы там не говорили слухи, и Блейз прекрасно об этом знал. Чушь! Бред! Глупое мракобесие! — Фэй, да какая разница, у кого какая кровь! Ты думаешь, он бы отказался от сына? — А ты бы сказала Малфою, что хочешь оставить ребёнка, если бы забеременела от него в восемнадцать лет?! — Внезапно перешла на крик холодно-сдержанная Фэй, сдерживая горячие слёзы. — Я боялась его, боялась его семьи, а больше всего боялась сделать неправильный выбор и избавиться от ребёнка. Я почти сделала это, — уже рычала она, сжимая кулаки и краснея от шеи до корней волос. — Я чуть не убила собственного сына из-за тупых предрассудков чистокровных семей. Для него он незаконнорожденный отпрыск от полукровки, бастард, позор рода и отщепенец, а для меня он самый любимый и родной человек на Земле, и я никому не позволю, слышишь, никому не позволю вешать на своего ребёнка эти отвратительные ярлыки! Фэй замолчала, но отдышавшись и стерев с алеющих щёк слёзы, продолжила, не понижая истеричного тона и почти захлёбываясь словами: — Я не хотела, чтобы мой сын чувствовал себя изгоем среди этих напыщенных выскочек. И, если для этого нужно увезти его из страны и обмануть Забини, то чёрт возьми, попробуй меня остановить. Огромный ком прокатился от глотки и замер где-то возле желудка. Глаза Фэй пылали под стеклянной завесой слёз. Гермиона слушала, внимала и почти не дышала. Просто не смела сделать вдох. Она до безумия любила своего крестника Джеймса и относилась к нему, как к собственному ребёнку, но всё равно не могла до конца понять чувств настоящей матери. Фэй было наплевать на Блейза, потому что её миром стал Бен. Она действовала лишь в интересах сына, игнорируя собственные желания и моральные устои. Да, она поступила неправильно и подло, но какое ей было дело до чужого мнения, когда на кону стояла судьба ребёнка? Уж кто, как не Фэй, знала отношение чистокровных к полукровкам и маглорождённым. Они выгоняли собственных членов семьи, за то, что те осмеливались любить открыто и шли наперекор семейным устоям, а незаконнорожденные дети становились объектами неоправданной ненависти и пожизненных гонений. Гермиона уже не была уверена в том, что не поступила бы точно также. А ты бы сказала Малфою, что хочешь оставить ребёнка?... Наверное, нет. Смогла бы она сделать аборт? Ответ очевиден. Сказать ребёнку, что он плод подростковой похоти, а его отец презирает мать только из-за её магловского происхождения? Не проще ли сделать вид, что такого отца у него вовсе нет? Всякое желание ругаться и остервенело бить посуду мгновенно отступило. На смену гневу пришло замешательство, сочувствие и… понимание? Да кто Гермиона такая, чтобы судить? Полулюбовница знаменитого Малфоя, которая чуть не увела жениха из-под алтаря, опозорив его перед всем волшебным сообществом? Впору было рассмеяться себе в лицо. Она в своей собственной жизни разобраться была не в силах, куда уж лезть в чужую. Фэй всё сделала правильно. Она защищала Бена, и никто не был вправе запретить ей это. Но она должна была рассказать правду Блейзу. Мальчику уже шесть лет, он живёт в другой стране, и его репутации почти ничего не угрожает, а Забини имел право знать. Имел право знать собственного сына и любить его, если захочет. По всем правилам Фэй даже не имела права давать сыну фамилию его отца, но законы в Штатах были на порядок мягче, что напишешь в документах о рождении, то и будет, хоть Майклом Джексоном его назови, хоть Мартином Лютером Кингом. Гермиона была несказанно рада, что от отца у Бенджена была и фамилия, и среднее имя. Она сунула подальше своё недовольство, села на диван рядом с Фэй и обняла её, уткнувшись лицом в плечо. — Прости меня. Зря я так с тобой… — сказала она, чувствуя ответное объятие и накатывающую на горло вину. — Сама не знаю, что на меня нашло, я спала с почти женатым мужчиной и вообще должна молчать в тряпочку. В моём случае лучше вообще сменить имя и сбежать из страны, — она нервно рассмеялась, удивляясь тому, как спокойно может об этом говорить и так беспрестанно хихикать над собственной ничтожностью. Это ведь так смешно, да. — Ты и так почти сбежала, — Гермиона почувствовала, что Фэй улыбалась, медленно проговаривая эти слова, — оставайся у меня сколько хочешь, будешь присматривать за Беном, пока я на работе. — Ты должна сказать ему, — проигнорировав реплику, продолжала Гермиона, прекрасно зная, что Фэй понимает, о чём речь. — Он любит тебя. Он полюбит Бенджена. Фэй на секунду перестала дышать, но быстро пришла в себя и невозмутимо ответила: — А Малфой любил тебя, но ты ведь сбежала из Хогвартса. Стоп. Попридержи коней, подруга! И не нужно выдавать желаемое за действительное, ради Мерлина! — Он всего лишь сунул руку мне в трусы, а это вроде как разные вещи, — Гермиона старалась не зацикливаться на первой части предложения, где говорилось, что Малфой её любил. Это было невозможно. Сейчас — может быть влюблён, но в Хогвартсе они просто хотели друг друга трахнуть и не более. Или? — И поэтому он посылал тебе цветы, пока ты лежала со сломанной ногой, и устраивал скандалы мадам Помфри, за то, что его не пускали тебя проведать, — совершенно спокойно отвечала Фэй, поглаживая её по руке. — Обычно люди всегда так заботятся о ком-то, когда просто мечтают залезть в трусы. Так. Ну, всё. Пора заканчивать этот поток несусветного бреда. — Откуда ты всё это знаешь? — Гермиона подняла голову, не разрывая тёплых объятий. — Про цветы я сама догадалась недавно, когда увидела в его доме десяток похожих букетов, но… ты точно уверена, что он ко мне приходил? Фэй как-то странно посмотрела на неё и хитро улыбнулась. — Я сама его приводила, чтобы никто из твоих друзей не заметил. Извини, но он сказал, что убьёт меня, если я хоть кому-нибудь расскажу. Кругом были одни предатели и шпионы! — Но это вовсе не означает, что он меня любил, — Гермионе эта мысль показалась здравой, хотя в действительности не совсем подходила под поведение Малфоя. — Всего лишь сходил с ума и спрашивал о тебе каждый день. Называй как хочешь, но ему точно не было всё равно. Как и мне, с грустью подумала Гермиона и снова опустила голову на худое плечо, зарываясь лицом в тёмные волосы и наслаждаясь ароматом лёгкого парфюма. Но теперь придётся сделать так, чтобы точно стало всё равно. — В любом случае, мы с ним уже разобрались, — как-то подозрительно спокойно сказала Гермиона, без привычной дрожи в голосе, — наверное, в эту самую минуту он женится, так что давай не будем это больше обсуждать. Я в Нью-Йорке, обнимаюсь с тобой и настаиваю, чтобы ты всё рассказала Забини. Что ты потеряешь? — «А, может, даже и обретёшь». — У нас нет шансов, но у вас-то с Блейзом нет никаких преград, чтобы быть вместе. Я бы даже сказала наоборот, у вас есть маленькая шестилетняя причина пожениться и жить долго, и счастливо. На самом деле эта причина была такой огромной, что легко заслоняла собой все остальные. Даже те, что были против. — Да, сразу после того, как я умру от Авады Кедавры, брошенной мне в лицо, — мрачно заключила Фэй и допила свой остывший истинно английский чай с молоком. — Я обещаю подумать над твоими словами, но давай не будем делать этого сегодня? Я обещала Бену, что мы съездим в Центральный парк и покормим уток. Он ждал твоего приезда целое утро, ты хочешь расстроить моего сына глупыми семейными разборками? Его папаша ждал шесть лет, подождёт и ещё пару дней, не развалится. Гермиона была в корне не согласна с таким утверждением, но спорить не стала. У Фэй была шикарная гостевая спальня, а искать жильё в незнакомом городе не шибко-то хотелось. Она согласилась на прогулку в парке в надежде, что болтовня с подругой хоть немного её отвлечёт и не даст ненормально коситься на часы каждые две секунды. Гермиона уже практически смирилась с тем, что её любимый человек женится на другой женщине, эта мысль не отпускала её ни на секунду, становясь тяжелее и тяжелее с каждым днём. Она знала, на что шла, знала, в кого влюблялась, и с самой школы знала, что у них нет ни одного шанса быть вместе. Вот уж на самом деле дурацкое сердце, которому никак не прикажешь. Она переживала за Малфоя, который остался в Лондоне отдуваться в одиночку за тот поцелуй на глазах у половины магического сообщества. Наверняка, его щёки горели от пощёчин теперь-уже-жены, а уши заворачивались в изящные трубочки от причитаний друзей и родственников. При мыслях об Астории, Гермиона начинала впадать в депрессию и ругать себя самыми последними словами. Своими дурацкими чувствами, которые она никак не могла научиться держать в узде, она делала больно другому человеку, который этого совсем не заслуживал. Который радушно принял её в своём доме, расцеловывал в щёки и красиво добродушно улыбался. Вот же чёрт, о чём она только думала, этот глупый поцелуй теперь будет обсуждать вся Британия. Гермиона вдруг ощутила острое и непреодолимое желание вернуться. Она-то спокойно сбежала, а он там совсем один разгребает это дерьмо и оправдывается перед общественностью. Может, ему было и не привыкать быть центром всеобщего внимания, но такого он точно не заслужил. Она даже представила жёсткое красивое лицо, перекошенное от гнева и отвращения. Руки, сжимающиеся в кулаки, губы в злой усмешке и ледяные глаза, превращающие всё живое в камень. Она уже соскучилась, хотя с их последней встречи прошло всего несколько часов. Очень маловероятно, что свадьбу отменили из-за этого происшествия, но и удовольствия, наверняка, он уже никакого не получает. Да, Малфой сам целовал её. Сам. Но её-то голова где была, о чём думала? Ясно о чём, о его губах, конечно же. Перестать думать. Нужно срочно перестать думать, пока её не разорвало на части от чувства вины, тоски и ненормального желания прикоснуться к нему. Она вернётся и напишет трогательное письмо с извинениями для всей четы Малфоев. Если понадобится, прикинется идиоткой или алкоголичкой, которая перебрала на приёме и набросилась на красавчика, не в силах сдержать себя. Всё равно её репутация в волшебном мире колеблется где-то между «морально падшая героиня войны в депрессии» и «завидная невеста с синдромом отличницы, бери пока трезвая». Хуже уже точно не будет, а поддерживать дерзкий имидж как-то нужно.***
В парке Гермиона позволила себе немного расслабиться. Они с Фэй болтали о школе, ели мороженое, развлекали Бена и старались избегать неприятных тем. В кои-то веки день был наполнен положительными эмоциями и странным спокойствием, которое становилось всё очевиднее с медленным движением солнца по горизонту. Гермиона решила, что раз уж она разрушила жизнь свою и Малфоя, то будет справедливо, если она поможет Блейзу и Фэй. Нужно ведь как-то задобрить карму, чтобы не остаться в одиночестве на всю оставшуюся жизнь, хотя чем не перспектива? Сигареты, кофе, водка с мартини по будням, выходным и праздникам, а семья Гарри заменит ей свою собственную. Столько лет получалось же. Ну, вот. День снова стал дерьмовым. Фэй не шибко сопротивлялась, признавшись, что рано или поздно сама пришла бы к Забини и всё рассказала, но живительный пинок от вездесущей Грейнджер очень вовремя ускорил болезненный процесс. Бенджен принял новость об отце с завидным мужеством. Фэй попыталась мягко и доходчиво объяснить ему, почему папочку пришлось так долго обманывать и держать в неведении, но мальчик нисколько не расстроился или же не подал виду. Видимо, природная сдержанность передавалась по наследству и закладывалась где-то на уровне генома. Бен сказал, что не злится на мать и мечтает познакомиться с отцом, которого никогда не знал. Он так воодушевился, что начал колдовать направо и налево, посылая импульсы почти бессознательной магии по всему дому. За ужином они решили, что взаимное гостеприимство будет наилучшим вариантом. Фэй давно не посещала Лондон, а в доме Гермионы было достаточно комнат, чтобы принять гостей. К тому же, нейтральная территория всегда располагала к более продуктивной беседе, нежели родные стены, которые любили шептать на ухо и заставляли неистово хлопать дверьми. Фэй нужно было уладить дела на работе, и путешествие домой было решено отложить на неделю. По расчетам Гермионы, к этому времени страсти по поводу малфоевской свадьбы должны были немного поутихнуть, чтобы дать ей возможность вернуться без потерь. Она и так начисто лишилась совести и стыда, хотелось бы хоть конечности оставить при себе и то, что осталось от достоинства тоже.***
Отложенная неделя совершенно внезапно превратилась в две с половиной. Фэй зашивалась на работе, готовясь к показу мод, а Гермиона прониклась Нью-Йорком и Беном, а потому совершенно никуда не торопилась. Она получила от Гарри три совы с короткими посланиями, уверявшими, что опасность миновала и можно совершенно спокойно возвращаться, без страха увидеть на своём пороге толпу журналистов. Он упоминал какой-то неожиданный сюрприз и советовал поторопиться, но сюрпризы — это последнее чего хотела сейчас Гермиона. Она собирала вещи Бена в небольшой чемодан, под чёткими инструкциями последнего. Они договорились, что как только Фэй вернётся со студии, они трансгрессируют в её лондонское холостяцкое гнёздышко и подготовят почву для разговора с Забини. Уже не было никакого смысла тянуть, а на ее подработке в Министерстве скопилась сотня заказов, которые нужно было разобрать в короткие сроки. Гермиона почувствовала внезапную тошноту, когда бережно складывала в чемодан красочные футболки Бенджена с Человеком-Пауком. Она метнулась в ванную, едва успев прикрыть за собой дверь, и склонилась над белоснежным спасителем в рвотных конвульсиях. Час назад они с мальчиком ужинали в маленьком ресторанчике морепродуктами, а дома не удержались и прихлопнули по чашке горячего какао, и теперь эта адская смесь покидала ее желудок с завидным упорством. Почистив зубы, Гермиона взглянула на себя в зеркало и отметила просто отвратительный цвет лица и круги под глазами, грозившие стать постоянными посетителями. Она вернулась к Бену и, удостоверившись, что он чувствует себя достаточно хорошо, дособирала чемодан и завалилась на диван, чтобы немного отдохнуть. Неизвестно сколько времени прошло, когда её разбудила Фэй, вернувшаяся с работы и готовая к возвращению в Лондон. Та очень удивилась внезапной сонливости Гермионы и дала бодрящее зелье, чтобы никаких проблем во время переноса не случилось. Закончив последние приготовления, они уменьшили чемоданы, взялись за руки, прижав между собой мальчика и взялись за порт-ключ в виде браслета, который подготовили заранее. Они были готовы.***
Лондон заходился дождём и оглушающим громом. Казалось, он был так рад началу осени, что не мог никак сдержаться и выложил на стол все осадки, накопившиеся за жаркое лето. Порт-ключ перенёс их к крыльцу дома под маленькую нишу гаража, где соседи не могли их увидеть. Но Гермиона все равно опасливо озиралась по сторонам. Пока она возилась с ключами, они все успели промокнуть до нитки. Ещё перед отъездом она решила не ставить запирающие заклинания, оставив дом на контроль Гарри, и уже мысленно проклинала себя за то, что не настроила ключ для переноса сразу на собственную гостиную. Ну где были её мозги, когда они так нужны? Едва дверь распахнулась, впуская в гостиную хозяйку и её спутников, Гермиона поняла, что, что-то здесь было не так. Дом выглядел подозрительно убранным, с кухни слабо тянуло корицей и мёдом, а в спальне будто бы работал телевизор. Она не помнила, чтобы убиралась перед отъездом, а Гарри совершенно точно был с уборкой на Вы и по отчеству, не притрагиваясь к этому утомительному делу даже в собственных владениях. Пока Фэй накладывала на них всех осушающие заклинания, Гермиона опасливо прошлась по гостиной, отмечая забытый бокал из-под вина на журнальном столике, чужую и явно мужскую мантию на вешалке и едва уловимый запах до боли знакомых духов. Она вытащила из кармана палочку, готовая произнести заклинание обнаружения присутствия, как из спальни вышел Малфой в одних пижамных штанах, сонный, растрёпанный и невероятно привлекательный. Он проснулся за какую-то долю секунды, стоило их глазам встретиться. Что за..? Неужели морепродукты были способны вызвать не только тошноту, но и галлюцинации? Сердце разъярённо заливалось кровью, негодуя за такой жестокий обман. Гермиона проморгалась, пытаясь стряхнуть пелену с глаз, но галлюциногенный Малфой никак не хотел исчезать на задворки сознания из которого вылез. Надо же, ей привиделся даже его головокружительный запах, а какой подтянутый живот, лучше, чем у оригинала! Какие кубики, какие чёткие линии мышц, так и хочется потрогать... Вот же дрянные креветки у этих американцев, больше ни за что в жизни, никаких морских гадов на тарелке! Она чуть не задохнулась, услышав его низкий, ласковый голос. — Господи, Грейнджер, я думал, ты уже никогда не вернёшься, — с лёгкой улыбкой, как ни в чём не бывало, видение преодолело короткий путь от двери спальни до гостиной и стиснуло её в объятиях. Драко нежно коснулся её губ своими, едва задев влажным языком чувствительную кожу, а Гермиона уже была готова неприлично стонать и жаждала продолжения. Её ладони обвились вокруг сильной спины, наслаждаясь каждым сантиметром его тела. Она всё ещё не была уверена, что это был не сон и не иллюзия, но чёрт, он был таким реальным, горячим и красивым, что сердце душило и сжималось от удовольствия. — А ты не говорила, что вы живёте вместе, — голос Фэй грубыми клещами выдрал её из наваждения, и Гермиона даже не поняла, как смогла так ловко отскочить от Малфоя, не снеся при этом половину дома. — О, я совсем недавно переехал, ещё не успел сообщить Гермионе, это был сюрприз, — низким вкрадчивым голосом сказал Драко, и сама Гермиона едва удержалась, чтобы не сжать бёдра. — Кстати, привет, Фэй, рад тебя видеть. Я пойду надену что-нибудь и помогу вам расположиться. Будешь чай? Поражённая Фэй неопределённо мотала головой, не зная, как себя вести. Чёрт побери, это же был действительно Малфой. Малфой в доме у Гермионы, полуголый и такой сладко-вежливый, что голова шла кругом. Фэй перевела взгляд на подругу, и быстро поняла, что та понятия не имела о том, что он был здесь. Она смотрела в одну точку, гипнотизируя стену и, казалось, совершенно не собиралась приходить в себя. Да уж, в его присутствии действительно трудно было сосредоточиться. У входа ничего не понимающий Бен возился со своей мантией, а когда, наконец, справился с завязками и разделся, случайно заметил кота и тут же побежал за несчастным животным в рабочий кабинет с радостным смехом. Фэй проследовала за ним, шествуя по маленькому дому; она в два счёта поймала сына, немного отчитала за грубость, сказала, чтобы он ничего не трогал и игрался аккуратно и, чуть прикрыв дверь кабинета, вернулась в гостиную. Уже одетый, слава Мерлину, Малфой снова обнимал поражённую Гермиону, застывшую посреди комнаты, и что-то нашёптывал ей на ухо. Фэй видела, что по ее щекам катились слёзы, а она сама неверяще вертела головой и еле сдерживалась от истерики. Её руки в каком-то отчаянном жесте сжимали на спине малфоевскую домашнюю рубашку, толкая его на себя и вжимая в собственное тело. Они смотрелись так странно и так правильно, что Фэй чувствовала себя воровкой, проникшей в дом и обнаружившей что-то настолько личное, что от стыда хотелось закрыть лицо руками и спрятаться подальше. Малфой водил пальцами по щекам Гермионы, вытирая ее слёзы, и от этого пропитанного насквозь нежностью жеста у Фэй бешено заколотилось сердце. Кольца у него не было. Как, впрочем, и ни единого сомнения в светлых глазах. Она услышала его тихое и безумно тёплое: «Я так люблю тебя, ты не представляешь», и молча сдерживала собственные слезы, спрятавшись за стеной и больше не смея нарушать самый важный для Гермионы момент. Чёрт, так на самом деле бывает? В красивых жестах Малфою не было равных. Им понадобилось столько времени, чтобы прийти к этой долгожданной секунде, и ни у кого не было права вмешиваться. Фэй быстро подавила истерику и зашла к сыну, не скрывая счастливой улыбки на покрасневшем лице. Она очень надеялась, что про них с Беном никто не забыл и, что, вдоволь наобнимавшись, влюблённые не станут бросать их на произвол судьбы. Она села на мягкий ковёр и потрепала за ухо старичка Живоглота. Она только одно понять не могла. Как этот ревнивый котяра пустил в дом мерзавца Малфоя?***
Драко не верил. До конца не верил в то, что рядом действительно сидит Грейнджер, смеётся, жмётся к нему, и нежно поглаживает пальцами его бедро, будто не в силах сопротивляться желанию всё время прикасаться. Его план был просто идиотским. Точнее это был идиотский план идиотского Поттера, но сработал он просто превосходно. После того, что случилось на приёме у Слизнорта ни о какой свадьбе речи не шло, естественно. Драко в тот же вечер объяснился с Асторией и после небольшого скандала на повышенных тонах, они вполне мирно разошлись, решив, что для обоих будет лучше не вступать в брак, даже фиктивный. У них даже каким-то невероятным образом получилось расстаться друзьями и, когда несостоявшаяся жена покидала Мэнор, Драко не удержался и обнял её, рассыпаясь в искренних благодарностях за отличное время, проведённое вместе. Она не выглядела расстроенной, скорее разочарованной. Они-то, конечно, всё решили, разобравшись в себе и в собственных отношениях, но общественность не собиралась так просто упускать горячий повод для сплетен. Когда на Мэнор обрушился шквал писем, а на каждом шагу поджидали хитрожопые репортёры с камерами наперевес, мучая отца и мать, Драко не придумал ничего лучше, чем обратиться к старшему мракоборцу Поттеру за помощью. Ладно, за помощью обратился Блейз, а Драко лишь кивал и делал вид, что ему на всё наплевать и разговаривать с сотрудником Аврората — вообще-то ниже его достоинства, но тем не менее, Герой не терял хватки и согласился помочь. После долгого разговора, колеблясь и сомневаясь в собственном решении, Поттер отдал Драко ключи от дома Грейнджер и строго-настрого наказал следить за её злобным книззлом и вовремя его кормить. Почти никто из магического мира не знал, где живёт Грейнджер, и никаких надоедливых газетчиков не крутилось под её окнами целыми днями. Не обращая внимания на гневные возмущения родителей, всё ещё не отошедших от шока по поводу несостоявшейся свадьбы, Драко собрал кое-какие вещи и сбежал в чужой дом, надеясь, что его хозяйка не вышвырнет его по возвращении. Пришлось даже довольствоваться несколько дней обществом Поттера, который объяснял, как пользоваться кофемашиной, телевизором, чайником и прочими магловскими изобретениями, упрощающими их жизнь. Поттер настаивал на том, чтобы Драко использовал магию по-минимуму, чтобы не пугать соседей и не вызывать подозрений. Сбежавшего жениха искала вся магическая Британия, и любая необычная деятельность тут же была бы тщательно проверена и вылизана до сияющего блеска. Астория вернулась во Францию и стала абсолютно недоступна для английских прилипал из «Пророка» и других желтушных газетенок, а потому все их силы и ресурсы были пущены на поиски младшего Малфоя, ветреного и блудливого говнюка. Жить в доме Грейнджер было странно. Её коттедж был таким маленьким и таким простым, что первые два дня непрошеному гостю казалось, будто он поселился в каком-то летнем домике для отдыха, а не в полноценных апартаментах. Несмотря на неудобства, ему не понадобилось много времени, чтобы привыкнуть. Воспитание не позволяло Драко лазить по чужим вещам и совать нос, куда не следует, поэтому он скромно устроился в хозяйской спальне (до дивана опуститься он никак не мог, как ни пытался) и даже ни разу не зашёл на второй этаж, решив, что будет достаточно и того, что его персона нагло вторглась в основную комнату. Здесь всё было пропитано ей. Запах её духов на подушках, смешная зубная щётка в ванной, раскрытые книги на столе, кое-где разбросанные вещи и лёгкий бардак на почти девственной кухне. Дом был неубранным, но не грязным. Драко призывал своего собственного домовика, чтобы тот поддерживал относительный порядок и занимался готовкой, а сам старался поменьше выходить из дома, делал кое-какие дела, которые мог взять на дом, а вечерами смотрел ТВ. Совершенно неожиданно магловский кинематограф захватил Драко, после случайного просмотра фильма «Титаник». Больше всего его удивляла не сама история, а декорации и атмосфера, так похожая на современный магический мир. Вычурные приёмы, старомодная одежда, классическая музыка и манеры высшего сословия на несколько секунд окунули его в свой собственный мир чистокровного наследника. Рыжеволосая главная героиня так сильно напомнила ему беспечную Грейнджер, что он страшно затосковал и даже написал несколько писем, чтобы выразить переполнявшие чувства на бумаге, отгоняя меланхоличный настрой. Драко, конечно же, спрятал все письма в своём чемодане, не собираясь их никуда отправлять. Несмотря на отрыв от дома и привычной жизни, Драко едва ли мог назвать свои будни скучными. Они даже один раз случайно напились с Поттером прямо в гостиной ничего не подозревающей Грейнджер. Совсем захмелевший Герой рассказывал о своей жизни, о сыне, о работе и совершенно неожиданно для себя Драко признал эту болтовню интересной. Он смеялся над малышом Джеймсом, который доводил до ручки своего крёстного Уизела, и невольно вспоминал ту сцену, когда на пороге поттеровского дома увидел Грейнджер с ребёнком на руках. В последнее время (и особенно в этом доме) в его беспокойных снах она всё чаще представала перед ним с ребёнком или же просто олицетворяла всем своим иллюзорным видом счастливую часть его собственной семьи. Он отгонял от себя эти приятные мысли, убеждая себя в том, что Грейнджер вполне может послать его на три весёлых, разрушив все эти глупые фантазии одним словом. Но вот она здесь, рядом с ним и выглядит счастливой. Такой счастливой, что ему не верится, будто он действительно может быть причиной этих улыбок и громкого низкого смеха. Они болтали с Фэй, обсуждая план по захвату Забини, а Драко слушал вполуха, наслаждаясь ощущениями под собственными пальцами, сжимающими худое плечо. Он со всей присущей сдержанностью принял новость о сыне лучшего друга, стараясь не думать о том, как хорошо бы его руки сомкнулись на лебединой шее Фэй. Бенджен был копией Забини, и на секунду Драко окунулся в детство, вспоминая шумные праздники в стенах Мэнора. Он был готов помочь в воссоединении семьи и утвердительно кивал головой на любое, даже самое глупое предложение, но в эту секунду он не мог трезво думать ни о чём, кроме жмущейся к боку Грейнджер. Они вместе. Великий Салазар, они наконец-то вместе, но почему-то теряют драгоценное время за глупой болтовней в этой маленькой гостиной. Драко сгорал от нетерпения и даже собирался продемонстрировать своё великолепное умение вставать на одно колено и делать предложение, но ему не нужны были свидетели. Когда усталость, наконец, стала брать своё, и гости заняли свои спальни на втором этаже, Драко выпустил все свои желания наружу, едва не рыча от удовольствия. Вот Грейнджер стоит на кухне и совершенно по-магловски моет кружки в раковине, явно нервничая, оставшись с ним наедине. Наложив заглушающее на весь первый этаж, Драко пробрался на кухню и встал позади нее и, придерживая короткие волосы рукой, склонился над гладкой шеей, согревая кожу своим дыханием. Она вздрогнула и с шумом втянула через нос воздух. Её руки замерли под потоком воды, сжимая в тонких пальцах белую кружку. — Я люблю тебя, — сказал он, и кружка со звоном упала в раковину, едва не разбившись. Малфой несколько тягучих секунд наслаждался её реакцией, благодаря судьбу за то, что она не могла видеть его торжествующей улыбки. — Драко… — её голос стал совсем низким и таким соблазняющим, что пришлось приложить дополнительные усилия, чтобы устоять на ногах и не взять её силой прямо здесь. Вода продолжала стучать об поверхность раковины, заглушая шум крови в ушах. — Ты знаешь, у меня встаёт только от того, как ты произносишь моё имя, — он провёл ладонями по её плечам, двигаясь всё ниже и ниже, томными рывками пробираясь к кистям. Сантиметр за сантиметром, по голой коже, по каждому изгибу, раскалённым ножом по трепещущему желанию где-то у неё внутри. Драко нежно взял её правую руку в свою и завёл ей за спину, прижимая к своему бедру. — В прошлый раз ты сбежала и кое-что не закончила… — продолжал он шептать в маленькое ухо, чуть касаясь его губами и распаляя самого себя всё больше. — И я не собираюсь… м-м-м… больше тебя отпускать… Совершенно точно, она тоже не собиралась никого отпускать. Её пальцы сжались на его затвердевшем мужестве сквозь ткань пижамных штанов, и он зажмурился, стискивая зубы и оперевшись ладонями на края столешницы. Он никогда не мог держаться на ногах, когда она была так близко, и уж тем более не дружил со своим телом, беспрекословно подчиняющимся только её железной воле. Как жаль, что он не видел, как заливались чёрным желанием её глаза из-под полуприкрытых век… Грейнджер продолжала ласкать его через одежду, тихо постанывая от ощущения горячего и твёрдого в своей руке. После его признаний, уверенных и сносящих к чёрту голову, она была готова сделать с ним всё, что угодно, стоит только попросить. Нет, её даже просить не нужно. Она сама. Да. Никто не отберёт его теперь, никто не посмеет забрать то, что целиком и полностью принадлежит Гермионе Грейнджер. Дрожащей рукой она схватила его за кисть и поднесла её к своему лицу, прижимая к губам красивые пальцы. Эти пальцы подарили ей такое наслаждение и такую боль ещё тогда в школе, что Гермиона чувствовала сумасшедшее желание дотронуться до них языком и узнать, какого они сейчас вкуса. Наверняка, самого замечательного. С ним не могло быть по-другому. Он выворачивал ей внутренности одним взмахом длинных ресниц, хитрыми улыбками на чётко очерченных губах и внимательным, колким взглядом, от которого хотелось спрятаться и в который хотелось провалиться с грохотом собственных костей одновременно. Едва её губы раскрылись, впуская в жар своего рта желанную часть тела, он поддался бёдрами навстречу её руке, зажатой между их телами, и медленно обвёл дрожащими подушечками контур её губ, прежде чем сунуть два пальца между зубами и встретиться с влажным языком. Это было лучшее, что она когда-либо пробовала. От языка по глотке, рёбрам, животу и до самых бёдер его вкус разлился густым сиропом, заменяя собой бурлящую в венах кровь. Она раскрыла челюсть пошире, обрывисто дыша через рот и обрисовывая кончиком языка каждый сантиметр его кожи, иногда прикусывая пальцы от нетерпения. Гермиона хотела расцеловать всю его ладонь и вылизать каждую линию судьбы, расчерчивающую розовую кожу красивыми полосами, но могла только запрокидывать голову и глухо постанывать, торопливо двигая языком и глотая густую слюну. Он практически трахал её рот своей рукой, сильнее и сильнее толкаясь пахом и рыча на все лады от болезненного удовольствия. Не в силах больше терпеть недостаток его тела в самой себе, Гермиона резко просунула ладонь сквозь резинку пижамных штанов и захныкала сама, почувствовав его пульсирующее кровью желание голой кожей. Он кончил ей в кулак со сдавленным криком и мелко дрожа всем телом. Его мускулы напряглись и мышцы выступили под кожей, красиво обрисовывая каждый сантиметр поджарого тела. «Когда он успел снять рубашку?» — Эта мысль потонула в ворохе других за требовательным влажным поцелуем. Его руки жёстко развернули её, и Гермиона изогнулась, сунув испачканную ладонь под поток воды. Такие желанные пальцы, мокрые после её нетерпеливого рта, пробирались под майку, обхватывая упругую грудь. Всё ещё твердый член прижимался к бедру, дразня и обжигая сквозь ткань её тонких джинсов. Она хотела, чтобы он срочно что-нибудь сделал с тем, что творилось у неё между ног и открыла рот, чтобы грязно попросить об этом, но внезапно что-то грязное действительно толкнулось ей в глотку, безвозвратно портя момент. Гермиона сжала губы и с силой вырвалась из объятий, разворачиваясь и склоняясь над раковиной. Дурацкие креветки никак не хотели давать ей покоя, болезненно покидая желудок вместе со всем остальным содержимым. Малфой ничуть не смутился и придержал ей волосы, нежно гладя по спине, успокаивая и приговаривая что-то приятное. Она надеялась, что он ничего не принял на свой счёт... Гермиона прополоскала рот и прижалась мокрым лбом к его прохладному плечу, проклиная свой организм за такую некрасивую сцену. Уже сейчас она могла наслаждаться Малфоем между своих ног, сжимая в пальцах его прекрасные волосы, а вместо этого она прячет от него позеленевшее лицо и молит всех богов, чтобы её не стошнило снова прямо на его грудь. Тогда она потеряет его, едва успев обрести. Такое могло случиться только с ними. Мерлин, ну, за что? — Креветки… — зачем-то пояснила Гермиона, морщась от воспоминаний о них и прижимаясь всем телом к Драко, будто серьёзно опасаясь, что он куда-нибудь сбежит. — Уже целый день от них воротит, проклятые морепродукты… — А ты… уверена? — хрипло спросил Малфой, поглаживая ей затылок. Уверена, что от этих рук можно сойти с ума и умереть абсолютно счастливой. Только бы не сбежал. — Да… — Гермиона подняла голову и заглянула в серые глаза. Чёрт, после оргазма он был ещё прекраснее, чем обычно. В прошлый раз чётко разглядеть его лицо не удалось, и теперь она раздумывала над тем, чтобы всегда оставлять в спальне свет. — Запила их какао, а теперь вот мучаюсь. Прости меня, я всё испортила… — Да я не об этом, — продолжал Драко, не отнимая руки от её головы и уставившись куда-то в стену. Он задумался на несколько секунд и спросил, обращаясь к кухонному шкафу. — Ты не можешь быть беременной? Разве можно так, с разбегу и прямо в лоб? — От кого? — рассмеялась Гермиона, но тут же прикусила язык, вспомнив про пропавшие месячные. Кроме Драко никого в её постели не было, и по всем срокам она вполне могла… они могли… в тот раз… в её спальне… они же не предохранялись… не говорили даже об этом, не думали… не предполагали, что могут... Вот дерьмо! — Я… я не… знаю… — слова выходили из неё с таким трудом, что Гермионе пришлось сглотнуть три раза, чтобы ответить. Малфой стоял ни жив, ни мёртв и смотрел куда-то ей на живот, будто бы искал в его абсолютной плоскости хоть какое-то подтверждение своих слов. — Драко? Как же он отреагирует? Пошлёт её? Психанёт, сбежит и больше никогда не вернётся? Дерьмо, дерьмо, ДЕРЬМО! Провалиться бы сквозь землю, только делу это никак не поможет. Точнее уж не делу, а весьма интересному положению… Гермиона, да ты мастер спорта по попаданию в дурацкие ситуации! Забирай титул абсолютного чемпиона и заканчивай карьеру, пока не натворила что-нибудь ещё. Дышать, просто дышать... Тем не менее, удивительно спокойный Малфой поцеловал её в макушку и слегка отстранился, чтобы посмотреть в глаза. — Я не уверен, связано ли это, но… Знаешь, ты снилась мне. Почти каждую ночь мне снилась ты и… в общем, мне снилось, что у нас дети, хотя, клянусь, я ни о чём таком не думал… Конечно, я хотел тебя и фантазировал… — Господи, Малфой, просто просканируй меня заклинанием, пока у меня не случился нервный срыв, — неожиданно для самой себя прорычала Гермиона и вдруг начала шарить по кухонным ящикам, не обращая внимания на неестественно бессвязную речь Драко. — Где-то же были эти дурацкие тесты… Вот же Дьявол, куда я их засунула… может быть, посмотреть в ванной… или в косметичке… Пока она разговаривала сама с собой, Малфой сходил за палочкой в гостиную и, легко взмахнув ею в воздухе, прошептал сканирующее заклинание, самое стандартное, которое использовали колдомедики для выявления простейших состояний организма. Интуиция его не подвела. По груди разлилось обжигающее тепло и всё тело задрожало, будто предвкушая оргазм. Совершенно точно Грейнджер была беременна. В этот момент. В эту секунду. Она. Была. Беременна. ОТ НЕГО, НАХРЕН, БЕРЕМЕННА! Губы расползались в улыбке, которую он просто был не в состоянии контролировать. Она носила его ребенка, а он вёл себя, как последний мудак, сомневаясь и обижая её. Сколько раз с Асторией они пытались завести ребёнка? Сначала ради эксперимента, потом уже совершенно серьезно, а вскоре решили, что свадебный ритуал подтолкнёт их на нужную волну, и все само собой получится. Нет, они не собирались заводить семью вне брака, просто решили, что если всё получится, за свадебным маршем-то дело не станет, да только время шло и ничего не менялось. А здесь всё получилось за один раз. За три, если быть совсем точными, но, Мерлин, он же теперь почти папаша! У Драко Малфоя будет ребёнок. От Грейнджер. От любимой Грейнджер. Малфой бросился к ничего уже не соображающей Гермионе, и стиснул её в объятиях, медленно кружа по маленькой кухне. Она слабо отбивалась, но почувствовав его неподдельное счастье, просто поддалась этому маленькому урагану и обняла его в ответ, прижимаясь губами к обнажённому плечу. Он думал, что его разорвёт на части. Он так мало знал о нежности, о спонтанной радости и об абсолютной эмоциональной свободе, что был готов вспыхнуть и сгореть заживо в атмосфере, словно отсоединившийся ракетный двигатель. Всё то, что он так старательно подавлял и прятал в себе годами, рвалось наружу бешеным фонтаном, едва мозги успевали хоть что-нибудь соображать. Драко думал, что если срочно не начнёт говорить обо всём, что чувствует, то просто к херам взорвётся магловской атомной бомбой. Взорвётся и не останется от него ничего, кроме красивой лужицы с тупой и довольной улыбкой. Стоило разрушить свою жизнь до самого основания ради одного этого дня. Он ещё никогда не был так рад погрому в собственной душе. — Боже, спасибо, — сказал Малфой громко, перестав изображать из себя задорную карусель. — Спасибо, Грейнджер. Я так люблю тебя, ты просто представить не можешь, как я, чёрт возьми, тебя люблю, — Драко обхватил её лицо ладонями и смело и жарко заглянул в тёмные глаза, которые почему-то наполнялись слезами. — Я такой идиот, просто придурок последний. Как же долго доходило-то… только не выгоняй меня теперь, ладно? Ты слышишь, Гермиона? Я ещё не уверен, что отец пустит меня на порог Мэнора, после всей этой истории со свадьбой… но… Малфой отпустил её и начал бродить по дому, запуская руки себе в волосы. — Нужно позвонить Поттеру! — Вскрикнул он так, что аж в посуде зазвенело. — У меня будет ребёнок! — Позвонить? — Смеялась Гермиона, прикладывая руки ко рту. Этот смех был всем для него. — Ты умеешь пользоваться телефоном? Сюрприз, сюрприз. — Да… то есть… Поттер мне показывал, но я забыл… — бормотал Малфой, всё ещё удивляясь, что способен нести подобную чушь. — Давай позвоним ему и всё расскажем прямо сейчас. — Драко, сейчас два часа ночи, Гарри уже спит, — как ребёнку объясняла Гермиона, медленно приближаясь к этому странному счастливому человеку, которого едва узнавала. — Завтра ты сам ему позвонишь и всё расскажешь, хорошо? Я сама немного в шоке, если честно… — Чёрт, прости, я совсем забыл, к дракклу Поттера, — Малфой скривился, словно от боли, а потом подлетел к ней и легко поднял на руки, отрывая от земли. — Пойдем скорее в спальню. Вот это действительно отличное предложение! — Зачем? — в который раз удивляясь собственной тупости, спросила Грейнджер, болтая в воздухе ногами и все ещё не веря, что всё это действительно происходит с ней. С ними. — Я там кое-что под подушкой оставил, — как ни в чём не бывало ответил Драко и задорно ей подмигнул. — Надеюсь, не ошибся с размером… В ту ночь, Гермиона повторила слово «да» с десяток раз, страстно добавляя «ещё», «пожалуйста» и «Господи, Малфой!», отвечая уже совсем на другие вопросы.