Это намек

Тириннис с раннего утра пребывала в непривычно хорошем настроении. Дурные предчувствия, которые долго не давали ей покоя, вдруг исчезли без следа. Так что она напевала вслух и даже слегка пританцовывала на ходу, что случалось с ней крайне редко. Может быть, делать этого и вовсе не следовало, потому что, едва шагнув за порог, Тириннис споткнулась и чуть было не упала. Впрочем, виной тому стала не ее неловкость, а... эльда, который спал прямо у двери. Не просто грезил, а именно спал, словно раненый или безгранично усталый. Поглядев на него внимательнее, Тириннис невольно вскрикнула. Это лицо она знала лучше, чем свое. Сколько раз любовалась им, гладила его, целовала... Но сейчас на ум больше шло время перед расставанием, когда она уже не могла смотреть на него без гнева. Внезапно очень захотелось вернуться в дом, затворить дверь покрепче и сделать вид, что ничего такого она не находила. Но игнорировать очевидное — глупо. А Тириннис была женщиной разумной. Да к тому же она давно уже не чаяла снова увидеть мужа, и теперь, говоря по правде, даже ради спасения собственной жизни не могла бы отвести взгляд. А между тем от крика ли ее или от взгляда, он начал просыпаться. Поднял голову, посмотрел шальными со сна глазами. Сказал: — Тебя только сегодня не хватало. И отвернулся, оставив Тириннис стоять в полнейшей растерянности. Правда, растерянность эта быстро начала перерождаться в гнев. Старые обиды закипели, словно и не было пятисот с лишнем лет разлуки. Да как он смеет появляться вот так, когда она с таким трудом привыкла жить без него? Как он смеет появляться один, когда увел с собой сына? Кровь застучала в висках. На глаза очень кстати попалось с вечера принесенное и оставленное ведро воды. Тириннис схватила его и все до капли вылила на спящего, хотя теперь скорее притворяющегося спящим, супруга. Неожиданно обрушившийся сверху поток воды заставил эльда подскочить. Но он не встал, только резко сел и потряс головой, так что с мокрых волос полетели брызги. Снова посмотрел на Тириннис и поморщился. — Уйди, добром прошу, уйди. Мне спать осталось совсем ничего, а потом в бой. После как-нибудь мне приснишься, в другой раз. Вернем Камень, и можешь сниться хоть каждый день, мне все равно. "Ну вот, снова Камни его отца..." — подумала было Тириннис с раздражением. Хотя в этот раз был почему-то "Камень"… только один... Но тут ее внимание привлекло нечто более важное. — Ты, по-твоему, спишь? — переспросила она. — Конечно, — бровью не поведя, ответил он. Но он ведь и в самом деле спал, прежде чем она его разбудила. Так что вопрос следовало задать иначе. — Где ты, по-твоему, спишь? — спросила Тириннис. — В своем шатре, недалеко от границ Дориата, — ответил он. — Хотя тебя это не касается. Она не знала, что такое Дориат или где он, что за бой должен быть там сегодня и почему... Ее это, вправду, не касалось бы, если б муж действительно спал в своем шатре, а не сидел у нее на пороге. Странно все это. Впрочем, Тириннис давно знала, что в мире очень много странного. — У меня для тебя дурная весть, Курво, — сказала она. Губы с трудом выговорили имя, которое когда-то произносили множество раз в день. — Ты в Валиноре, — продолжала она. — На самом деле в Валиноре. Он хмыкнул. — Ну да, в годы Древ, как и бывает во сне. — Нет, — возразила Тириннис. — В пятьсот шестом году Первой Эпохи, десятый день рингарэ. Ариэн уже ведет свою ладью над морем, здесь ее пока не видно, но ни с чем не спутаешь ее свет. Он взглянул на небо, потом покачал головой. — Все равно это сон. Остатки гнева Тириннис совершенно угасли. А хорошее настроение испарилось еще прежде, так что теперь навалилась усталость, словно она неделю проработала без минуты сна. Спорить не было сил. Да и к чему. — Зайди в дом и убедись, — предложила Тириннис. — Заодно сможешь переодеться, твоя старая одежда должна быть тебе впору. После этих слов, она пошла обратно в дом, не оглядываясь, чтобы посмотреть, следует ли муж за ней. Но все-таки ей слышны были его шаги, и, заваривая на кухне травы, Тириннис в то же время на слух следила, как он обходит дом: комнату за комнатой. Дольше всего он задержался в их старой спальне и в комнате сына. Потом из жилой части ушел в мастерские, и больше она ничего не слышала довольно долго. Пока он не вернулся и не зашел в кухню. В сухой одежде, с почти сухими волосами, но белый, как стена. — Этого не может быть, — сказал он. — Мне часто снятся старые дни, гораздо реже — наш уход, иногда пустота и запустение, разрушения повсюду... Но это что-то другое. Казалось, он не говорит с Тириннис, а рассуждает сам с собой. — То есть моей мастерской определенно не пользовались тысячу лет, но в твоей будто каждый день кипит работа, — продолжал он. — Меньше тысячи, только с тех пор как ты ушел, — вставила Тириннис. — А в моей мастерской почти каждый день работа, все верно. Не так много в Тирионе осталось хороших кузнецов, а дел для них — хоть отбавляй. Но мы говорим о глупостях, скажи лучше, где наш сын? Он дернулся и скривился. Потом ответил: — Где-то, с кем-то, я не знаю и не желаю знать. Теперь дернулась и скривилась Тириннис. Она чувствовала что-то такое... но одно дело чувствовать, а другое знать. Усталость давила свинцовой тяжестью, не давая даже снова разозлиться. Тириннис сказала: — Тогда мог бы не тащить его с собой в Сирые земли. И услышала в ответ: — Он сделал выбор сам. Тириннис знала, что в этом муж прав. Сын был уже взрослым и выбрал то, что считал правильным. Как и она. Но в то же время ее не отпускало чувство, что, если бы не отец, он вернулся бы, пришел назад с другими, повернувшими из Арамана. Но об этом не стоит и говорить. Видя, что возразить ей нечего, Куруфинвэ усмехнулся, и Тириннис вдруг почувствовала, что ей отвратительна эта усмешка. — Уходи, — сказала она. — Я не знаю, как ты попал сюда и не хочу знать. Просто уходи. — Это и мой дом тоже, — все так же усмехаясь, напомнил он, и, насладившись, видимо, выражением ее лица, добавил: — Но не волнуйся, я уйду. Я тоже не знаю, как попал сюда, и, хотя это может быть только глупой шуткой валар, мне дела нет до того, зачем они вытворили это. Я должен попасть обратно в Эндорэ и попаду, даже если снова придется кого-нибудь здесь убить. Он повернулся, чтобы уйти. Ее муж, наполовину мерзавец, наполовину безумец. И ей все еще мучительно не все равно, что с ним станет. — Ты не сможешь вернуться в Эндорэ, — сказала она. Он обернулся, приподняв брови: — Это вызов? — Это правда, — Тириннис нахмурилась. — Корабли есть только у телери, а если ты подойдешь к Альквалондэ на расстояние полета стрелы, эта стрела мигом окажется у тебя в горле. От этих слов он вдруг посерьезнел. На пару шагов приблизился к Тириннис и спросил: — Настолько плохо? — Нет, — ответила Тириннис. — То есть плохо, но не настолько, и со временем становится лучше, чем было сразу после, — она оборвала себя на половине фразы и воскликнула: — Но ты Куруфинвэ, сын Феанаро! Тебя убьют и не будут считать это грехом, словно темную тварь. У валар, правда, может быть другое мнение на этот счет. Но в Альквалондэ валар нет, и ты точно угодишь в Мандос. Куруфинвэ рассмеялся каким-то, не только не веселым, а болезненным даже, смехом. — По-твоему, я должен держаться поближе к валар, чтобы они, если что, защитили меня от телери? — По-моему, пойти к валар — вообще единственное, что ты можешь сделать, — серьезно ответила Тириннис. Куруфинвэ перестал смеяться. — Ты неисправима. Что бы ни случилось, твердишь: валар, валар, валар. И тебе даже в голову не приходит, что кому-то вроде меня, возможно, не стоит делать именно то, чего они и добиваются! — в конце этой фразы он уже кричал в полный голос. – Что, если я, как дурак, добровольно отдам себя в их руки, все может кончиться хуже, чем стрелой в горле, а? Последнее предположение Тириннис пропустила как совершенно невероятное и сосредоточилась на первом. — А с чего ты взял, что они чего-то от тебя добиваются? — спросила она. — Они притащили меня сюда, — ответил Куруфинвэ своим особым, неподражаемым "как можно этого не понимать" тоном. — И бросили на моем пороге? — подняла брови Тириннис. — Сил не хватило, дотащить, как ты выражаешься, тебя до Валмара? Он задумался на минуту, наконец пожал плечами. — Это валар, кто их поймет. — Знаешь, я долго наблюдала за ними и заметила, что они довольно разумны, — саркастически отозвалась Тириннис. — Ну, если ты так говоришь, — тоже с сарказмом ответил Куруфинвэ. Тириннис вздохнула, возвращаясь к серьезному тону. — Они не могли этого сделать. Валар, я имею в виду. — Я думал, ты считаешь их всемогущими, — заметил на это Куруфинвэ нарочито спокойно. Тириннис проигнорировала это не слишком усердно замаскированную колкость. У нее были более важные вещи, чтобы сказать. Ответы, которые как будто вдруг сами нашли ее. — Валар устанавливают законы Арды, — сказала она. — Но после того, как они их устанавливают, они должны с этим считаться. И по законам Арды ты не мог бы просто исчезнуть из Эндорэ и оказаться здесь. Если бы валар хотели тебя сюда доставить, им пришлось бы найти возможный в Арде способ сделать это. Да еще и ослабить защиту, которой они оградили Валинор, а на такое они бы не пошли. Глаза Куруфинвэ распахнулись шире. Потом он спросил: — Но если не валар перенесли меня сюда, тем более зачем мне идти к ним? О том, кто, если не валар, мог сделать это, не было нужды спрашивать. Существовал только один, кто выше и могущественнее их. Выше и могущественнее всех. — Потому что ты теперь в их землях и здесь останешься, что бы ни говорил, — ответила Тириннис. — А они все равно либо уже знают, что ты здесь, либо узнают скоро. Лучше не дожидаться, пока они сами призовут тебя. — Нет, — решительно отказался Куруфинвэ. — Я не собираюсь идти к ним. — Тогда куда ты пойдешь? — спросила Тириннис. Куруфинвэ пожал плечами. — Твой дед в городе, — начала она. Он просиял. Будто услышал первую за полтысячи лет по-настоящему хорошую новость. — Дед! Он возродился?! Даже жаль было его разочаровывать. Но делать нечего. Финвэ не возродился, и едва ли с ним это когда-нибудь случится. Хотя после всего, что было в ее жизни, а особенно после этого утра, Тириннис с большой осторожностью относилась к употреблению слова "никогда". — Другой твой дед, — уточнила она. Радость Куруфинвэ сразу померкла. — Он не будет счастлив меня видеть. — Я о том и хотела сказать, — согласилась Тириннис. — А твоя мать... Тириннис глубоко вздохнула. Куруфинвэ настороженно замер. — Во-первых, она скажет тебе то же, что и я, — продолжила Тириннис. — А во-вторых, ее нет в Тирионе. Она отправилась навестить Индис, лет пять, — Тириннис на мгновение задумалась, — или шесть... Точно. Шесть лет назад. — И где же теперь живет Индис? — подчеркнуто безразлично осведомился Куруфинвэ. — Слишком близко к валар для твоего спокойствия, — ответила Тириннис. — Где-то на полдороги к вершине Таникветиль. — Ясно, — выдохнул Куруфинвэ. — Не волнуйся, я уж как-нибудь соображу, что мне делать. Он резко повернулся и вышел. Можно сказать, сбежал. Не в первый раз. Тириннис слышала, как хлопнула входная дверь. Она наполнила кубок остывшим уже отваром и залпом осушила. Снова наполнила и снова осушила. Хотя особой надежды на то, что ромашка поможет унять тревогу, не было.