Жизнь, придуманная для тебя

Зеленый неоновый свет струился с потолков на узкий коридор, который пропах чем-то медово-сладким. Медленная музыка убаюкивала, но не избавляла от страха, а бояться было чего. Благодаря зелью охрана и правда не заметила меня, пропустила с одним из клиентов, даже не взглянув в мою сторону. Однако я понятия не имела, как долго продлится этот эффект, боялась с кем-нибудь столкнуться и, самое главное, не знала, где искать Нотта. После встречи с незнакомкой я вернулась домой. Поужинала, приняла душ, провела время со Скорпиусом. Ответила на те пару писем, что совы доставили поздним вечером, и… решила никуда не ходить. Принялась читать книгу. Полчаса спустя поняла, что не могу продвинуться дальше первой страницы. Бросила рукопись, дошла до кабинета, а затем и до спальни Нотта. Его не было дома. Эльфы сказали, что Тео поужинал в кабинете, затем переоделся и исчез в неизвестном направлении. Я пошла за ним. Переоделась и шагнула в ночь, не испугавшись ни Лютного переулка, ни обстановки клуба, ни даже той правды, что могла узнать. Так я оказалась в этом неоновом коридоре. Довольно долго не было никого. Из многочисленных комнат доносились звуки — тягучие, чувственные, исполненные желания и греха. Музыка заглушала их, но до конца скрыть не могла. Я не решалась что-либо предпринять. Так могло бы продолжаться и дальше, если бы одна из дальних дверей наконец не открылась. Из комнаты вышла девушка — та самая незнакомка, которая поймала меня в переулке. На ней не было ничего, кроме ярко-синих латексных ботфорт. Она была на редкость хороша — мне о такой фигуре только мечтать — но от столь откровенного зрелища я смутилась, отвела взгляд и вжалась в стену, около которой стояла. Тут же открылась еще одна дверь — из комнаты напротив. И девушка, показавшаяся оттуда, лишила меня дара речи, лишила мыслей и собственного дыхания, потому что она была… мной. То есть это буквально была я — такая, как в зеркале — только в откровенном черном белье и на высоченных каблуках. Незнакомка из переулка подошла ко «мне». — Нотт сегодня потребовал экзотики? — поинтересовалась она. На ее губах заиграла улыбка. — Ага, — ответила моя копия и покрутилась вокруг себя. Ее голос отличался от моего. — Я не понимаю, что с этим парнем не так! Приходит к нам и просит девушку-метаморфа перевоплотиться в его жену. Не проще ли взять настоящую миссис Нотт и оттрахать ее, как следует? Разговор прервался их смехом. — У всех свои причуды, — сказала незнакомка из переулка. — Ты сейчас к нему? — Да, как раз закончила переодеваться. А ты? — Пока жду клиента. Решила поколдовать над сапогами — они ужасно жмут! — Ну, в таком случае удачного тебе колдовства! — И тебе не скучать! — девушка, заманившая меня сюда, подмигнула своей собеседнице. — Дождись меня утром — позавтракаем вместе. Моя копия утвердительно кивнула, а незнакомка из переулка скрылась за дверью напротив: должно быть, там располагалось что-то вроде подсобки или гримерной. Распутная версия меня двинулась вперед по коридору, едва не задев мое лицо волосами. Я вжалась в стену настолько сильно, что оставила синяки на лопатках, и затаила дыхание. А когда девушка прошла чуть дальше, я тихо последовала за ней. В самом конце коридора она распахнула дверь и, покачивая бедрами, зашла внутрь. Я колебалась секунду: «Может, не стоит? Зачем тебе видеть это?» Однако в последний момент юркнула в дверной проем. Тео сидел на большом лиловом диване. Его голова была запрокинута, а глаза — закрыты. В правой руке виднелся бокал. Простая белая рубашка была расстегнута и открывала его крепкое жилистое тело и смугловатую после отпуска кожу. Через несколько секунд, после того как девушка вошла, Тео открыл глаза и выпрямился, затем поставил бокал на столик сбоку и посмотрел на нее — как-то болезненно и недолго. Отвернулся. Пригладил волосы, вытащил из пачки сигарету и закурил, опять откинувшись на спинку дивана. Девушка переступила с ноги на ногу и поежилась от затянувшегося молчания. Я же была на грани приступа. — Я знаю, о чем ты думаешь, — прозвучал его усталый голос сквозь дым. — О чем? — встрепенулась девушка и, поборов неловкость первых секунд, направилась к нему. — Ты думаешь: «Какого черта он заказал в борделе собственную жену?» — Я стараюсь не задаваться такими вопросами, — в голосе девушки прозвучала улыбка, — Но это выглядит необычно, вы правы. Моя копия приблизилась к шесту, стоявшему напротив Тео, и сделала несколько эротичных движений вокруг него. Нотт продолжал лежать и потягивать сигарету, но взгляд его переменился. Я узнала ее — эту темноту, что прокрадывалась в его глаза всякий раз, когда он хотел меня. — Нет, не надо «вы», — поморщился он. — Говори, как она: просто и на «ты». И да, представь себе, бывает так, что ты не можешь получить женщину, даже если она носит на пальце твое фамильное кольцо. Девушка все танцевала, а я тут же ощутила это самое кольцо на своем пальце, почувствовала, как оно нестерпимо давит и жмет. — Брак — это непросто, верю, — отозвалась моя копия. — Большинство здешних клиентов женаты. — Дело не в браке. — А в чем? — В том, что она не принадлежит и не хочет принадлежать мне. — Значит… у нее есть кто-то другой? Нотт потушил сигарету. В этой позе, в этот момент он выглядел изможденным и смертельно усталым. — Есть. У нее есть другой и всегда был. Я напряглась: неужели он знает? Его предательство моментально померкло, смешалось с моим, и находиться там, в этой душной маленькой комнатке, стало еще тяжелее. — Почему же ты ничего не предпримешь? Ты любишь ее? Тео усмехнулся. — Я никогда никого не любил. Слизеринцы — вся эта аристократическая поросль магической Британии — вообще не умеют любить. — Слизеринцы? Кто это? — Ах да… Ты же, скорее всего, не отсюда. — Верно. Девушка сползла вниз по шесту, раздвинула и сомкнула ноги. — Слизерин — это факультет в местной школе магии, на котором учатся в основном чистокровные маги, имеющие аристократическое происхождение. Надо отдать тебе должное — у тебя практически нет акцента. — Способности метаморфа помогли мне и в освоении языка. — Как же бездарно ты их тратишь — свои способности… Это не мое дело, впрочем. А слизеринцы — нарциссы, воспитанные на идее собственного превосходства, любящие лишь отражение в зеркале и потакающие своим слабостям. У меня хотя бы хватает честности признать это, но свое отражение в зеркале я скорее ненавижу. На секунду Нотт замолк, сглотнул тяжесть, подступившую к горлу. — Слизеринцы не влюбляются. Мы получаем тех, кого хотим, и имеем так, что у них зубки сводит от удовольствия, а потом выбрасываем за ненадобностью. Правда, тот — другой — давно зациклен на моей жене. Когда я узнал об этом, то сначала не понял, почему его увлечение не проходит: да, она привлекательна, умна и вся такая из себя хорошая. Но пожив с ней какое-то время, получив ее, я, кажется, начал понимать. — И что же в ней такого? Колдунья наконец оставила шест и, подойдя к Нотту, неторопливо опустилась к нему на бедра и начала плавно двигаться. Я подавила бесполезный порыв сбежать отсюда. — К нему в голову я залезть не могу. Для меня же в ней по-прежнему нет ничего, как и в тебе, и во всех женщинах, — Нотт достал из пачки еще одну сигарету. — Но я отбираю ее у него, и это дарит мне успокоение, странное жестокое удовольствие. И еще… Она и ребенок, их присутствие в доме разгоняют темноту. А когда Грейнджер смотрит на меня так открыто, с этой чисто гриффиндорской заботой в глазах, я перестаю ненавидеть себя. Мне становится легче дышать. — И поэтому ты не хочешь ее отпускать, отдавать ему? Прозрачные клубы дыма окружили девушку и Тео. Свободной рукой он дотронулся до щеки моей копии, погладил ее большим пальцем нежно и чувственно. — Никто не спрашивает, чего я хочу или не хочу. Я виноват перед ней — я лишил ее правды. Но и тот другой совершил по отношению к ней не менее страшные вещи. Нам обоим место в Азкабане. Однако он выкрутится, как всегда, и заберет ее, как забирает все, что ему захочется. — Но ведь никто не запрещает и тебе забрать свое, — промурлыкала девушка, лаская его торс. Возможно, она намекала на себя в моем образе и на предстоящую ночь. Однако по лицу Тео пробежала какая-то нездоровая, безумная тень, которую я уже замечала в Патриции — в отношении себя. Мелькнула и тут же скрылась. На ее место и на место начавшейся откровенности вернулась холодная маска. — Будь так добра, принеси еще огневиски. Что-то заставило Нотта замкнуться. Девушка поняла, что выворачивать душу наизнанку он больше не намерен. Поцеловала Тео в уголок рта, поднялась с его колен и, прихватив пустой бокал, шагнула к двери. С одной стороны, я уже мечтала выйти оттуда. Наблюдать за этой сценой было не просто неприятно — мучительно, ужасно. Еще было страшно, что меня раскроют или я сорвусь сама, и все превратится в скандал с примесью унижения и стыда. С другой стороны, я хотела докопаться до правды, чувствовала, что стою непростительно близко от нее. Возможно, разговор Нотта с этой девицей раскрыл бы все, каждый пробел в моей голове, ведь почему-то же он сказал, что лишил меня правды? Однако девушка уже открыла дверь — это был единственный шанс избежать наблюдения за их утехами — и я выбежала за ней. Когда клуб остался позади, я была без единой мысли в голове, с пустой душой и обмякшими мышцами. Побрела без цели — гулять по холодному городу. Снег падал, машины разрезали дороги, пабы гудели и манили в свое пьяное нутро. Было плевать, что завтра не высплюсь, что действие зелья скоро закончится, и бродить по ночным улицам после этого будет опасно. Я не могла вернуться домой. Я не могла сделать ничего в таком состоянии, оставалось только двигаться куда-то вперед. — Смотри, куда прешь! — раздраженный женский голос вырвал меня из пустоты. Мы столкнулись. Я не запомнила ее лица и никак не отреагировала, но зато поняла, что стала видима. Тогда поймала такси, надеясь, что магловских денег на него хватит. Но куда мне было ехать? Я не знала, сколько сейчас времени и где точно нахожусь. Не знала, кого хочу видеть и с кем поговорить. — Площадь Гриммо, — машинально проговорила я. Добавила номер магловского дома: «Одиннадцать». Решила — хотя бы постою под окнами знакомого дома, а там видно будет. Некстати вспомнился сон и осуждающие голоса Рона и Гарри. Подумала даже поменять маршрут, но все-таки приехала туда, куда попросила. Выйдя из такси, несколько минут я действительно была без движения, вела молчаливый диалог с пустой улицей и шуршащим снегом, и что-то накатывало, подступало ко мне громадной разрушающей волной. Тревога и слезы и все пережитое за этот вечер — оно наконец-то перестало молчать, оно задвигалось, а затем прорвалось в мыслях: «Площадь Гриммо, двенадцать. Я хочу попасть в дом Гарри Джеймса Поттера по адресу площадь Гриммо, двенадцать». Обшарпанные стены магловских домов тут же разошлись в стороны, и между ними возник еще один дом — его. Красивая дверь с позолоченным дверным молотком, новенькие окна, аккуратно выкрашенный фасад. Сразу после свадьбы Джинни занялась здесь ремонтом, и бывший дом Сириуса преобразился. Увидев все это, я издала вздох облегчения, вздох, полный боли и при этом — чистого детского восторга. После войны Гарри оставил ту же систему входа, только теперь найти его дом могли те, кому он собственноручно показал написанный на пергаменте адрес. Я была одной из «посвященных», но после нашей ссоры и расставания с Джинни он мог снова что-нибудь поменять. Однако способ сработал. Не давая себе возможности подумать, испугаться, я взбежала по ступенькам, схватилась за кольцо и постучала. Никто не ответил. Я оглянулась — на улице по-прежнему не было ни души — и сказала достаточно громко в щель между дверью и рамой: — Гарри, я не знаю, слышишь ли ты, — голос дрогнул, — Это я, Гермиона. Нам нужно… Мне нужно поговорить. Почувствовала себя полной дурой. Подбородок задрожал, и глаза защипало. Я провела руками по гладкому темному дереву, склонила голову. Ко всем прочим эмоциям добавились неловкость и отчаяние. — Гарри… Больше ничего не смогла произнести — разревелась, как последняя истеричка. Но тут замок щелкнул, повернулся. Я убрала руки, вытянулась, и дверь открылась. Гарри. Растрепанные волосы, покрасневшие то ли от усталости, то ли от горя глаза, а в них — тревога. Он был без очков, в теплом свитере и безликих джинсах. — Гермиона? — то ли спросил, то ли удивился. А я набросилась на него, обняла, уже беззастенчиво рыдая, и ощутила, как Гарри обнял меня в ответ — крепко и надежно, как обнимал когда-то. — Прости, — зачем-то прошептала я. — Трелони говорила, что брак со слизеринцем не принесет тебе счастья, — зачем-то произнес он, словно сразу и без лишних слов понял, почему я пришла. — И ты меня прости, Гермиона. Мне не хотелось выяснять, что там сказала Трелони. Мне не хотелось больше думать о своем почившем браке и о том, что сейчас делает Тео. Я плакала, мы с Гарри обнимали друг друга, и этого было достаточно. Все обиды моментально прошли, все жуткие сны забылись. Остался только прохладный ветер. Он врывался в дом, щекотал спину и разносил по прихожей мой повторяющийся шепот: «Прости, прости меня». Я звучала, как заевшая пластинка, но мне было это нужно, ведь я просила прощения не только у Гарри — у родителей и жизни, у маленького Скорпиуса и у самой себя.