Жизнь, придуманная для тебя

— Дай-ка подумать… Ты видишь необычные сны: на грани реального, со стертыми лицами. Часто звенит в ушах. Болит, как будто разрываясь, голова, и кровь идет носом. Порой случаются галлюцинации. Еще ты подмечаешь события, которые расходятся с твоими воспоминаниями, так? Я не спешила с ответом. Для начала одарила Флойда полным недоверия взглядом. Но, Мерлин побери, он был прав! Назвал все мои «симптомы» в точности и без всяких подсказок! — Да, все верно. Гарри, сидевший рядом со мной, обеспокоенно вздохнул. Это он убедил меня прийти сюда. В ту ночь, когда я ворвалась к нему, мы проговорили до рассвета. У моего друга была завалявшаяся бутылка вина, у меня были мысли и слова. Я поведала ему все, чем измучила меня эта осень. Идея с подменой реальности зацепила моего друга более всего. Во-первых, Гарри доверял Флойду. Как выяснилось, Аврорат иногда обращался к Конану за помощью — по вопросам зельеварения, малоизученных заклинаний и проклятий. Во-вторых, год назад Гарри виделся с Трелони. Ни с того, ни с сего она заговорила про меня. Выдала «пророчество», что брак со слизеринцем не принесет мне счастья — что слизеринец отберет у меня жизнь. Он по привычке не воспринял ее слова всерьез, однако после моего рассказа взглянул на них иначе. В вопросе подмены реальности я была полна скепсиса, но все же на визит к Флойду согласилась. — Мои поздравления, Грейнджер: ты не умираешь. Все это — лишь признаки того, что твое подсознание прорывается через придуманную реальность, а ты мешаешь ему. — Мешаю? Но зачем? — Ты боишься. Это естественно. Я сам проходил через подобное, пока не нашел свое письмо и не поверил в то, что наша реальность может быть искажена. Только тогда я разрешил себе вспоминать, и «болезнь» моментально прошла. — Но я не запрещаю себе вспоминать! — Ты не осознаешь этого. Там, в твоем прошлом, скрыто что-то страшное, скрыты все ответы, и они могут погубить тебя. Самая естественная реакция в таком случае — не позволять воспоминаниям прорываться. Я задумалась. Совсем некстати посмотрела на окно, около которого сидела. Было солнечно, но снег еще мерцал на отливе. Мне вспомнилось, как на днях я зашла в свой кабинет, а там, с другой стороны окна, на белом покрывале лежали свежие розы цвета бордо. Снег и запекшаяся кровь. Красивый, но мрачный рисунок, и автором его, без сомнения, был Малфой. Я забрала с холода цветы. Выбросить не решилась, хотя и была обижена: нетрудно было догадаться, что это он подстроил мой визит в «Пристанище вейл». Нет, я не была против правды — только за, но стоило ли подавать ее так жестоко? — А что было скрыто у тебя? — спросил Гарри. — Точнее будет сказать «кто», — Флойд сидел напротив меня, но после этой фразы неторопливо поднялся и зашагал вглубь комнаты. — Моя сестра. После изменения реальности я даже не помнил, что она у меня была и что когда-то погибла. Возможно, Тео так отблагодарил меня за помощь: избавил от воспоминаний и собственной темноты. Конан развернулся к нам лицом и провел пальцем по белесому рубцу на своем лице. — Этот шрам — он помог вспомнить. Из-за него начали прорываться моменты, которые я благополучно забыл. Мы пострадали от нападения оборотня, когда путешествовали по шотландским горам. Мне-то ничего, а вот ее раны… оказались смертельными. — Поэтому ты искал маховик? — Да, хотел все исправить. — Как все мы, — тихо сказала я и запила свои слова чаем. — Не знаю, почему Тео пообещал тебе маховик времени. У меня его нет и не было с тех пор, как я вернула его Дамблдору. Я никогда не хотела обладать таким артефактом. Это было бы… — Искушением? Конан ухмыльнулся, хотя глаза его оставались печальными. — Очень сильным искушением, — подтвердила я. Мы с Флойдом одновременно посмотрели на Гарри, не сговариваясь, но молчаливо обдумывая одну и ту же мысль. — В Отделе тайн хранится несколько маховиков, — сказал он, отвечая на наши взгляды, — Но после войны с сильными магическими артефактами стало еще сложнее. Отдел закрыт для всех посторонних, в том числе для мракоборцев, и, конечно, никто не выдаст нам маховик времени для использования в личных целях. Мертвых не вернуть, Конан… ни в магловском, ни в нашем мире. — Я понимаю, — Флойд кивнул. Его идея спасти сестру была заранее обречена, и он наверняка об этом знал. Однако, скорее всего, не простил бы себе, если бы не попытался. — Я понимаю, — повторил он, возвращаясь к столу, — И все-таки мне стоит помочь вам. — И что ты потребуешь взамен? — решила уточнить я. — Ничего. Знаю, Грейнджер, ты считаешь меня дельцом и проходимцем — типичным обитателем Лютного переулка. Я правда далеко не добряк, но я не настолько плох, как ты думаешь. У меня все же есть принципы, и предательство Нотта — принципиальный момент. — Я не думаю о тебе плохо, — мое оправдание прозвучало как-то неуверенно. — Я просто не знаю тебя и с трудом верю в сказки о подмене реальности. — Сказки? — Флойд усмехнулся. — Но ведь все твои симптомы указывают на мою правоту! А еще детали… Помнишь, я говорил про детали? Ты ведь что-то заметила, да? Я отодвинула от себя чашку и поправила рукава свитера. Мне жутко надоело, что Флойд во всем оказывается прав! — Герми, расскажи. Гарри легко, в сочувствующем жесте сжал мою руку. Той ночью я озвучила ему свои подозрения, но он хотел, чтобы я поведала о них Флойду. — Это всего лишь предположения или вообще — мои фантазии, — предупредила я. — Фантазии, которые могут спасти тебя от несчастливого брака, — уточнил Флойд. Я прищурилась: — Каким образом? — Ну же, Грейнджер, ты умная девочка. Я не совсем понимала. — Полагаю, Конан хочет сказать, что в случае подмены реальности Нотту светит Азкабан, — вмешался Гарри, — А ваш брак будет признан недействительным, и значит, он пальцем не тронет ни тебя, ни твоего сына. — У моего сына в любом случае есть отец, с которым придется разбираться. — Ну, как минимум, он имеет право знать об этом, — Гарри усмехнулся, но я не разделила его настроения. Я рассказала ему обо всем, однако умолчала о том, что пару недель назад допустила в своей голове преступную мысль: Скорпиус и Драко похожи. Это могло быть сущей ерундой, глупой игрой воображения! Не хотелось портить из-за нее наше шаткое перемирие, ведь Гарри едва простил мне Нотта. Что будет с ним, со мной, с нами, если выяснится, что отец моего ребенка — Малфой? — Мерлин всемогущий… Ты догадываешься, с кем была до подмены реальности, и молчишь об этом! Чертов Флойд! — Я уже сказала — это могут быть просто фантазии! — Грейнджер, да пойми ты наконец: это не фантазии, это жизнь, которой Нотт лишил тебя! Оставил тебе выдумку, жалкую подмену! Каждая деталь, каждое твое воспоминание помогут вернуть все на свои места. Конан вспыхнул, а я только и смогла, что выдавить из себя нервный вздох. На плечи навалилась тяжесть, в груди неприятно кольнуло. Одна мысль о том, что это правда, что я лишилась прошлого и жила не своей жизнью, приводила меня в ужас, опрокидывала в боль, унижение и ненависть. — Пэнси — самая очевидная деталь, — я, наконец, сдалась. — Я четко помню, что Паркинсон должна сидеть в тюрьме, но она разгуливает на свободе и открывает салоны красоты. Более того — утверждает, что последние несколько лет провела в больнице, в отделении для душевнобольных магов! — Новость о Паркинсон и у меня вызвала странные чувства, — согласился Гарри, — Не столь явные, однако… — Все верно, — подтвердил Флойд. — Гермиона уже знала, что реальность может быть изменена, и мозг ее работал по-другому: он начал отслаивать правду от выдумки. А ты еще не был в курсе всего, поэтому новость вызвала у тебя легкий диссонанс, который быстро забылся. — Да, так и было. — Что еще? — Наши отношения с Тео, — об этом было неудобно говорить, — Я помню, что между нами была близость и были чувства, но… Последние несколько месяцев он практически не притрагивался ко мне, будто мы все те же однокурсники, которые не замечают друг друга, только повзрослевшие. «Практически не притрагивался» — как ловко я умолчала о том, что было между нами в Патриции. Но если Нотт действительно изменил реальность, я вообще предпочла бы об этом забыть, ведь, по сути, я была не с мужем, а с чужим мне человеком. — В нашу первую встречу я говорил о том, что Тео может вести себя странно. Значит, не ошибся. Дальше. — Как ты и сказал: звон в ушах, головная боль, видения и полуреальные сны. — А что насчет отца Скорпиуса? — голос моего друга прозвучал тревожно. — У тебя правда есть догадки? — Есть, но пока я не буду их озвучивать. В них я уверена меньше всего, и для начала хочу убедиться, что мыслю в правильном направлении. — Хорошо, — с выражением явного неодобрения на лице Гарри согласился. Возможно, не захотел устраивать разговоров про доверие и недоверие при Конане. — С тем, что это не сказки и не выдумки, я думаю, мы разобрались. Теперь вопрос в том, что мы будем с этим делать, — Флойд потер пальцами подбородок. — Нам нужны доказательства, хоть какие-то подтверждения того, что мы трое не сошли с ума. Пока я успел вспомнить, что про заклинание узнал где-то не здесь — в одной из своих поездок в Азию. Но куда именно я ездил и что делал — понятия не имею. — Думаешь, на просторах Британии ничего о заклинании не знают? — ухмыльнулся Гарри. — Трудно сказать. Могут не знать, а могут замалчивать. По крайней мере, в библиотеке Фламеля ловить нечего. Я обыскал ее всю, прошел каждую секцию и полку. Ничего, пустышка! — А если посмотреть в библиотеке Хогвартса? — предложила я. — Хороший вариант, — поддержал Гарри. — Библиотека Хогвартса старше и больше, и, в отличие от лондонской, в ней есть несколько запретных секций. — Несколько? Я была уверена, что в хогвартской библиотеке всего одна запретная секция. — Ну, поработай в Аврорате с мое и узнаешь, что закрытых дверей там больше, чем думают студенты. Я усмехнулась: — Наша школа всегда умела преподносить сюрпризы. — Меня как выпускника Дурмстранга там вряд ли захотят видеть, — заметил Флойд, — А вот вы двое можете попасть в Хогвартс, как к себе домой. Губы Гарри тронула полуулыбка, но в зеленых глазах застыла печаль. Уверена, Хогвартс вызывал у него столь же смешанные чувства, что и у меня: тихий свет из детства и зудящая под кожей, ненавистная война. — Дом, милый дом, — произнес Гарри то ли задумчиво, то ли шутя.

***

С Макгонагалл все удалось утрясти в считанные дни. Она прислала Гарри два официальных приглашения с запиской, где говорилось: «Не знаю, что вам обоим здесь понадобилось и что у вас стряслось, но двери Хогвартса всегда для вас открыты. Надеюсь, вы не навредите школе и обеспечите должную безопасность ее ученикам». Я тоже на это надеялась, хотя и понимала, что за закрытыми дверьми библиотеки может скрываться что угодно. Выехать решили за неделю до зимних праздников. Я отвезла Скорпиуса к родителям, а его няне дала заслуженный отпуск, хотя Бетти и была против поначалу. Нотту пришлось сказать, что Макгонагалл попросила нас с Гарри выступить перед учениками, рассказать об «испытаниях и уроках войны». Тео отпустил меня, не особо печалясь. Кажется, наши отношения пришли в точку невозврата, потому что свелись к ненапрягающим пожеланиям доброго утра и ночи. Я с трудом держалась, притворяясь, будто не знаю ничего о его тайнах. Только робкая надежда, что мне удастся вырваться из этого жуткого дома и забрать с собой Скорпиуса, спасала меня от необдуманного скандала. К тому же Нотту было не до меня. У них с Малфоем и Забини намечался долгий зимний тур по тем странам, за счет которых они планировали расширять свой бизнес. Такая ситуация была как раз кстати, но лишь отчасти. Я была рада возможности пореже видеться с Тео и почаще докапываться до правды, однако с Драко дело обстояло иначе. Несмотря на обиду, на собственную просьбу не слать писем и не искать встреч, я думала о нем. Раз за разом прокручивала в памяти его прикосновения, его вопросы, то, как я потерялась в его руках, и те чувства, что в тот момент пережила. В них было что-то от жизни и смерти, от агонии и награды, от безысходности и вряд ли возможного с Малфоем счастья. Я бы хотела пережить их еще, но боялась ему и самой себе сдаться. «Ты счастлив?» Перед отъездом я начеркала Малфою короткое письмо. «Надеюсь, что да, ведь твой план сработал. Теперь я знаю про Нотта, но можно было рассказать обо всем иначе — правда не должна быть жестока. ТЫ не должен быть жесток. Впрочем… чего еще ждать от людей вроде тебя?» Я уместила всю злость, которая несколько недель изъедала меня, в пару строк, и решила, что теперь-то могу успокоиться. Подписи не оставила. Несколько секунд вообще сомневалась, отправлять ли Малфою письмо, но все-таки отправила. Никакого спокойствия, конечно, не ощутила. Весь путь до Хогсмида ерзала, отстукивала пальцами по сиденью ритм, то и дело выходила из купе и никак не могла приняться за чтение. Гарри предположил, что я нервничаю из-за поездки в целом. Разуверять его в этом я не стала. В Хогсмиде нас встретила ноябрьская погода — предпраздничного декабрьского настроения не было и в помине. Гнущиеся от ветра деревья, серый свет, серые дома, застывшие лужи и холод такой, что казалось, будто на мне из одежды ничего, кроме нижнего белья. Мы с Гарри едва ли не бегом добрались до отеля. Вывеска над видавшей виды дверью действительно гласила, что перед нами отель, однако на деле это была дыра. Маленькие невзрачные комнатки, стены, по которым плачет ремонт, и пахнущая ржавчиной вода. Это была единственная гостиница, в которой перед праздниками остались места: все раскупили ностальгирующие бывшие студенты и туристы, пожелавшие справить Рождество в «старой доброй Англии». Хозяин — чудаковый старик с взлохмаченными волосами — попытался скрасить наше впечатление чистым бельем, щедрым количеством мыла и шампуня и фруктами на прикроватном столике. Однако настроение все равно было испорчено. Я попробовала одернуть себя — вроде как в годы войны и в похуже условиях жила — но взгляд невольно прошелся по стенам, по запылившимся занавескам, переместился за окно, и с настроением уже ничего было не поделать. Я приняла душ, умоляя Мерлина о том, чтобы не пойти после этой воды пятнами. Переоделась в черные брюки и красную рубашку и накинула мантию для тепла. Закончив со сборами, зашла за Гарри, и мы побрели по холодным безжизненным полям в сторону Хогвартса. Мы почти не говорили, лишь изредка перебрасывались короткими фразами. А когда перед глазами замаячили башни школы, мы, как по команде, остановились. — Что думаешь? — спросил Гарри минуту спустя. Он был впереди меня и поэтому обернулся. — Я… Слов поначалу не нашлось. Несколько лет я не бывала здесь. Мне бы разродиться приятными воспоминаниями, восторженно вздохнуть и ощутить, как на глаза наворачиваются слезы умиления, а вместо этого: — Ничего хорошего. Пришлось ответить честно, ведь все и так было написано на моем лице, я уверена. Гарри немного помолчал и добавил: — Я тоже. Он был разбит этим откровением. Хогвартс, наша обитель, некогда любимый дом, после войны стал местом, в которое расхотелось возвращаться. Я опустила глаза, я скрыла все то, что творилось в моей душе, дабы не бередить сильнее раны друга. Мы постояли еще немного и пошли дальше. В абсолютной тишине.