Жизнь, придуманная для тебя

Макгонагалл обняла нас — это было первым, что случилось в Хогвартсе. Мы зашли в кабинет транфигурации. Минерва только что закончила урок и решила поговорить с нами там. Она обняла нас крепко, как старых друзей, и только тогда мы с Гарри начали приходить в себя. За те несколько лет, что я не видела Минерву, она почти не изменилась. Да, движения стали неувереннее, появился небольшой тремор в руках, но в остальном она была все той же Минервой Макгонагалл — деятельной, ироничной и потрясающей женщиной. — Вообще-то вы были правы, профессор, мы с Гермионой приехали сюда не просто так. Кое-что случилось… — Нетрудно было догадаться — вы трое всегда попадали в неприятности. Директор поджала губы, возникла пауза. Никто не хотел уводить разговор в сторону гибели Рона. — Да, мы могли бы устроить нынешним студентам мастер-класс по влипанию в проблемы, — отшутился Гарри. Макгонагалл улыбнулась. — Нет-нет, не стоит! Хогвартс в кои-то веки отдыхает от столь активных учеников, как вы, и я надеюсь, так будет продолжаться дальше. Гарри рассмеялся. Я тоже не осталась в стороне — настроение поднималось. — Хорошо, обойдемся без мастер-классов, — согласился Гарри. — Вы говорили, вам нужно побеседовать с профессором Трелони? — Все верно, — подключилась к разговору я, — И еще попасть в библиотеку. — Скорее всего, в закрытые секции библиотеки. Минерва прищурилась. Она не торопилась говорить, изучала нас. Наконец она сдалась: — В нашей библиотеке три закрытых секции. — Это помимо той запретной, что известна ученикам? — еще раз уточнила я. — Да, и в каждой из этих секций небезопасно. Какая именно вам нужна? — Мы хотим э-э-э… посмотреть, — было слышно, как тщательно Гарри подбирает слова и как притих его голос, — Что Хогвартсу известно об изменениях во времени или пространстве или… — Нам нужна информация о трансформации реальности, — перебила я друга. Я понимала, зачем он пытается обойти прямые слова, но знала, что Макгонагалл можно доверять. Гарри тоже об этом знал, однако, поработав в Аврорате, он, вероятно, выработал привычку молчать. В случае с хогвартской библиотекой молчание могло обойтись дорого. — Трансформация реальности… Казалось, Минерва не была удивлена или же хорошо скрыла это. — Про нее ходят только слухи — вряд ли такое на самом деле возможно, — но голос все-таки выдавал ее тревогу. — А если допустить, что возможно? — задала вопрос я как можно более спокойным тоном. Минерва опять принялась изучать нас, теперь уже с явным беспокойством во взгляде. — Профессор Макгонагалл, — обратился к ней Гарри, — Мы бы не стали зря тревожить вас. Эта информация действительно важна, потому что случилась беда, а у нас против этой беды — ничего. И если Хогвартс не поможет, то кто? Откуда еще ждать поддержки в темные времена? — Конечно, от нас, мистер Поттер… Гарри, — Минерва смутилась. — Хорошо, дайте подумать. Первая секция отвечает за тело, вторая за разум и третья — за дух. Полагаю, знания, связанные с трансформацией реальности, могут храниться во второй. Я расскажу, как пройти туда, но ничего вам не обещаю. Более того — я не знаю, что ждет вас там. — То есть вы никогда не бывали в закрытых секциях? — удивилась я. — Ни разу. Единственным известным мне волшебником, посетившим закрытые секции, был Дамблдор. Это произошло после первого падения Волан-де-Морта: возможно, он искал информацию о крестражах, возможно — что-то еще. Альбус отказывался говорить о том, что видел там. Преподавательский состав Хогвартса до сих пор считает, что в секциях ничего нет и что они прокляты. Мне стало не по себе. Одно дело — рисковать собой, когда ты одна, и совсем другое — когда у тебя есть ребенок, нуждающийся в защите, помощи и в том, чтобы найти его настоящего отца. — Для начала все же осмотрите запретную секцию, известную ученикам. Опасность там представляют только книги, но с ними вы как-нибудь справитесь. Мы с Гарри вымученно улыбнулись. — Только после этого и только вдвоем отправляйтесь дальше. — Герм, тогда займешься основной запретной секцией? А я пока побеседую с Трелони. — Без проблем. Уж лучше кричащие и дерущиеся книги, чем бредни Сивиллы. Макгонагалл укоризненно посмотрела на меня, но, судя по приподнятым уголкам ее губ, в душе она была со мной согласна. Минерва нарисовала схему прохода к закрытым секциям, дала подробные инструкции, еще попросила нас быть осторожнее и отпустила нас с очевидной тревогой на лице. Когда мы вышли из ее кабинета, Гарри направился в башню Трелони, а я, не спеша, заглядывая в опустевшие после обеда классы, двинулась в сторону библиотеки. Десяток дверей спустя взгляд зацепился за кабинет заклинаний. Это был один из моих любимых предметов в годы учебы. Заклинания хорошо у меня получались, всегда открывали для меня что-то новое и до последнего курса умудрялись поддерживать мой к ним интерес. В кабинете никого не было. Я воспользовалась этой возможностью и зашла. Все было, как в старые времена: горы, построенные из книг, потрескавшиеся от времени парты, пылинки, танцующие в лучах внезапно проглянувшего солнца. Я провела рукой по одной из парт, прошла вглубь кабинета и села на то место, где когда-то слушала лекции Флитвика. Здесь будто ничего не изменилось, а вот я… В сравнении с Гермионой из детства, у меня были уже другие страхи, другие переживания и мечты. Хотя стоп! Мечты вообще исчезли. Я словно стала сосудом, который допили до дна, и лишь на стенках его еще поблескивали капельки некогда вкусного вина. Я опустила голову, подперев ладонями лоб, и закрыла глаза. «Черт возьми…» Сделала несколько вдохов, затем открыла глаза и убрала ладони от лица. Посмотрела на противоположную парту, и тут опять начало подкрадываться то нехорошее чувство. Звон, боль, головокружение. «Только не это». Но если Флойд прав, и мне не стоит сопротивляться? Если позволить этому ощущению пройти сквозь меня, ведь я могу что-то вспомнить? Еще один вдох. Я откинулась на спинку стула, обмякла, уставилась в ту точку напротив, что так подействовала на меня, и вот оно — началось. Сперва сквозь туман воспоминаний проступили глаза. Серые, чистые, волнующие. Они смотрели внимательно, сквозь невидимые барьеры, что так нелепо разделяли нас. Я — точнее, Гермиона из прошлого — оторвалась от пергамента и оглянулась. Вправо, влево, назад. Нет, не показалось. Этот взгляд точно был направлен на меня и он прожигал. Шутка? Не похоже. Малфой смотрел спокойно, серьезно и даже с тоской. И что-то кольнуло, шевельнулось глубоко в груди. Оно росло, проникало к сердцу, подступало к горлу. Сердце начало пропускать удары, а горло все сильнее высыхало. Это что-то заставило позабыть о Гарри и Роне, сидящих рядом, о Флитвике, который мог в любой момент отвлечься от монотонного чтения лекции и поймать нас за разглядыванием друг друга. Когда это происходило? Кажется, был повтор седьмого курса, случившийся из-за войны. И кажется, тот момент был знаменательным. Тогда я поняла, что, несмотря на обоюдные колкости, стычки и недомолвки, я, черт бы его побрал, влюблена в Драко Малфоя. Влюблена давно. Глупо и преступно. Это был не первый раз, когда мы так смотрели друг на друга, и не первый раз, когда я чувствовала к нему то, что чувствовать было нельзя. Я знала, что не позволю себе быть с ним и не признаюсь ему ни в чем и никогда, и от этого становилось больно до сбивающегося дыхания. Гермиона из прошлого опустила глаза и дрожащей рукой продолжила записывать лекцию, а я поспешила оставить это воспоминание, поспешила подняться и выбежала из кабинета. Я понеслась к библиотеке с каким-то нездоровым рвением. Нужно было что-то сделать — исчезнуть, крикнуть, расплакаться. Заткнуть зудящие, прорезавшиеся от воспоминаний мысли. Я любила Малфоя! Ненавистного всей нашей троице Малфоя, избалованного и раздражающего. Любила все это время: тогда в Хогвартсе, в своем стертом прошлом и до сих пор. Но был ли в таком случае Рон? И как я могла об этом забыть? Ведь изменение реальности не должно было коснуться Хогвартса! Неужели мою память стирали дважды? Мерлин… Чувство собственной беспомощности, уязвимости прожгло меня. Но Рон был — я интуитивно это знала. Просто почему-то знала. И был Драко, и недолгое с ним счастье, которого я лишилась благодаря Тео. Возможно даже — лишилась не один раз. Как же я ненавидела в тот момент Нотта! Еще сильнее, чем бывало до этого. Я бы разорвала ему глотку голыми руками, я бы убила его, попадись он мне на глаза. Но он не попадался, и не было выхода всему этому сумбуру, и только единственным способом я могла успокоиться. — У меня разрешение от Макгонагалл, — выпалила я, даже не поприветствовав библиотекаря. Пронеслась поскорее мимо — нее, огромных, но не интересных сейчас полок, мимо удивленных учеников. Закрылась в запретной секции, спряталась. Книги, наконец-то! Это должно было помочь. И действительно, после получаса чтения корешков и пролистывания книг мысли начали выстраиваться, успокаиваться. Сердце уже так не билось, и меня не трясло то ли от боли, то ли от злости. Я посмотрела на часы. Гарри еще не было. Все, что хранилось в запретной секции, нам не подходило. Я попробовала подождать. Побродила минут десять туда-сюда. Воспоминания, мысли и чувства начали возвращаться снова. Нет, без дела оставаться было нельзя. Я достала из кармана пергамент со схемой, внимательно поизучала его еще минуты две, затем вынула палочку и решила идти. В конце концов, в той секции, отвечавшей за разум, могло вообще ничего не оказаться. Не зря же многие преподаватели разделяли мнение, что она пуста. Благодаря инструкциям Макгонагалл я открыла потайную дверь, спрятанную за книжным шкафом, прошла по узкому коридорчику, в ширину едва вмещавшему одного человека, при помощи заклинаний расправилась с еще двумя дверьми и наконец оказалась в просторной комнате без окон. Она освещалась — заколдованными негасимыми факелами. Пустые желтые стены, из мебели — ничего. Специальным заклинанием я проверила комнату на наличие чар и, только убедившись в своей безопасности, зашла в нее. Проход за моей спиной тут же закрылся. Я вздрогнула. Только теперь начала волноваться. Сжав покрепче палочку, я вышла к центру комнаты и осмотрела три двери, высившиеся передо мной. Они были очень высокими и массивными, из камня. Ни ручек, ни узоров. Я огляделась: может быть, еще подождать Гарри? Или же открыть среднюю дверь? — Диссендиум, — не сказала, а, скорее, прошептала я, вскинув палочку. Стены и пол дрогнули, я едва устояла на ногах. Средняя дверь задрожала и, выпуская клубы пыли, начала открываться. Я попыталась защитить лицо рукой, однако пыль проникла в нос и горло и заставила закашляться. Прошло не меньше минуты, прежде чем дверь остановилась, и я смогла выпрямиться. Пыль все еще стояла в воздухе, но хотя бы больше не раздражала слизистые. Дверь полностью ушла в стену, за ней же спряталась темнота. Отлично сознавая, что этого не стоит делать, я подошла к проходу и остановилась в нем. — Люмос. Слабый огонек на кончике палочки вряд ли мог ответить на мои вопросы. — Люмос Максима! Так-то лучше! Но помещение, судя по всему, было таким большим, что даже максимальные световые чары не смогли пробить его темноту. Я разглядела только огромные каменные ступени, что начинались у входа и уходили куда-то ввысь и вдаль. Возможно, они вели к следующему проходу. Опять применив разоблачающее заклинание, я проверила секцию на наличие проклятий и чар. Ничего. Тогда я сделала первый шаг в темноту. Тишина, ни единого звука. Осмотрелась вокруг себя, подошла к первой ступени со скругленным углом и вскарабкалась на нее. Осмотрелась снова. Забралась на вторую ступень, которая показалась мне еще более высокой и неудобной, а после нее — на третью. И вот тогда дверь позади меня с грохотом и ненормальной для такой глыбины скоростью заскользила в обратном направлении и почти мгновенно закрылась. Ступени задвигались, все вокруг зашумело. Я упала, прижалась к ступени, схватилась руками за выступающие камни, но палочка мешала держаться нормально. Я боялась, что соскользну вниз. Движение было быстрым и сильным, ступени разъезжались куда-то в стороны и становились все более похожими на… Зажегся слабый свет. Что-то вверху поднялось, распрямилось. Показались очертания головы. Если быть точнее — огромной змеиной головы с капюшоном, как у кобры. Ступени не были ступенями. Это было ее тело, ее каменное тело, свернутое в тугие кольца. Голова качнулась прямо надо мной. Еще секунда, и распахнулись ее глаза. Они светились ярким зеленым светом, который прерывался в районе тонких прямых зрачков. Я забыла, как дышать, я оцепенела. Страшный длинный язык змеи задвигался. Раздалось шипение. Оно было громким, оглушающим, но как будто ненастоящим. Словно не змея издавала звук, и словно он проникал не в уши, а звучал сразу в моей голове. Это было больно — я даже вскрикнула. Шипение на секунду прекратилось, но вслед за ним загремел ее жуткий шелестящий голос: — Зачем ты приш-ш-шла сюда? Умереть?