Да будет тьма

Путь до Авендара проделал за пять дней. Конечно, пришлось сначала проводить посольство до границы, передать принца целой армии встречающих: все в широких юбках и со знаком чёрного лиса на щеках. Чёрный Лис, принц Аройянн, будущий младший муж какого-нибудь владыки, крепко пожав ему руку, напомнил: — Через две декады жду вас в Кандаре, поедем в Ондову-Кар. Если вы, конечно, не передумали. Важная весть осела где-то на самом краю измученного рассудка. Бессонная ночь оставила Горана слепым и глухим. В пустых попытках дотянуться до Ольгерда, прочесть его мысли, он сжёг последнюю силу, и если бы враг вернулся в ту ночь, Горан и щита не смог бы поднять. А боль то резала Лезвием Тьмы, то обжигала огнём, то отступала, оставляя слабость и дрожь, и где-то глубоко в костях — тупую, сверлящую муку. Он догадался взять с собой запасного коня и целый мешок овсяных лепёшек, но в дороге о еде забыл. Через сутки один из его скакунов захромал, Горан оставил его прямо на дороге, только снял уздечку и седло, чтобы отличный ухоженный семилетка не покалечился. Второго оставил на постоялом дворе, поменяв на приземистого беспородного конька, не больно быстрого, но с виду крепкого. В ту же ночь угодил в метель. Пока мог, освещал белое марево сферой, потом мчал наугад, навстречу ветру, глотая ледяное дыхание пурги. Его конь свалился замертво, пропал бы в метели и Горан, если бы не гнало его вперёд то, что сильнее смерти. В этот час боль Ольгерда исчезла, и это было страшнее всего. Горан брел по колено в снегу, магией нащупывая дорогу в слепом воющем хаосе, падал и снова вставал. И совсем уж прощался с жизнью, когда на рассвете заметил вдали маленький мерцающий огонёк. На том постоялом дворе он потерял несколько часов. Пока ему седлали нового коня, он проглотил целый чугунок горячей похлебки да так и заснул прямо за столом, и разбудить его не отважился никто. До следующей придорожной харчевни оставалось всего тридцать вёрст, и Горан коня не жалел. Зато там ему за малую цену отдали настоящего зверя, которого боялись даже конюхи, и это безумное отродье Бездны домчало его до самого Авендара. На полном скаку он влетел в ворота, стражники только брызнули в стороны: а кому ж охота на такой службе голову сложить? Хорошо хоть, час уже был поздний и людей на улице попадалось немного, а не то под копытами его Зверя погиб бы не один зазевавшийся прохожий. Бросил коня прямо во дворе, спрыгнул в снег, упал, едва ли не на четвереньках ввалился в открывшуюся дверь. С полутьмы, с морозного ветра ослепшие глаза различали лишь пятна света, а среди них — высокую и тонкую фигуру, бросившуюся ему навстречу. — Матушка Тьма, Горан, прости меня! Слова тоже пролетали мимо, но зато он сумел рассмотреть своего тёмного, протягивающего ему забинтованные руки. — Ольгерд… — прохрипел, обмирая от облегчения. Он был рядом, видимо, живой и здоровый, а все остальное — такая ерунда! А когда его колени подкосились, Ольгерд подставил ему плечо. Настала очередь Горана лежать на лавке и глядеть, как подрагивает огонь свечи. Фродушка поил его чем-то густым и горько-сладким, Оньша навязывал то пироги, то пахучие колбаски, а Ольгерд ласково и виновато гладил его руки. Ткань бинтов цеплялась за загрубевшую кожу, от ладоней тёмного исходило ощутимое тепло. — Перестань меня врачевать, — попытался увещевать друга Горан. — Мне всего-то надо поесть и поспать. — Я так виноват перед тобой. Это была моя идея — поправить руки, пока ты в отъезде. Я знал, что будет больно, и не хотел, чтобы ты видел меня таким: беспомощным и слабым. Я совершенно позабыл о том, что ты сможешь почувствовать мою боль! Но было уже слишком поздно, не так ли? Стоило мне поставить щиты, и мое молчание встревожило бы тебя ещё больше. — А что, какого-нибудь снадобья сонного эта бестолочь не могла тебе дать? — Я давал, лорд, — вступил в разговор Фродушка, — но это замедляет процесс. Лорд Ольгерд изъявил желание восстановиться как можно скорее. Вот увидите, через день-другой сниму повязки, и ваш друг сможет снова играть на лютне. — Прости, прости меня! — снова повторял Ольгерд и прижимал руку Горана к груди. — Как ты измучился из-за меня. — Пустое, — ответил Горан. — Лошадей только жалко. А потом мир подернулся туманом и уплыл куда-то вниз и в сторону. Уж ему-то сонного зелья врачеватель не пожалел. Наутро Ольгерд встретил его неожиданной новостью: — Ты знаешь, мой свет, кто стоит у тебя в конюшне? Алматский боевой жеребец. Текинская порода была получена скрещиванием трёх алматов с тридцатью веренгойскими кобылами. У меня было два алмата, я продал их по сто десять тысяч рондов, да и то лишь потому, что деньги нужны были срочно. — Я посек его Бичом Агни, когда он в десятый раз решил меня сбросить, — проговорил Горан. Сидеть на лавке в своей горнице и говорить с Ольгердом о лошадях было сладким сном. Беда отступила, а страх ещё остался, осел где-то глубоко под кожей. Он заметил, что кривые косицы Ольгерда исчезли, его седые пряди лежали на плечах красивыми крупными локонами. — Ты обрезал волосы? — удивился, касаясь пальцами серебристого завитка. — А говорили мне, что темным нельзя. — Можно, это намеренно поддерживаемое заблуждение, — улыбнулся Ольгерд. — Просто нужно сжигать остриженные волосы, чтобы никто не воспользовался ими для заклятия. Волосы тёмного мага — могущественный проводник, почти такой же сильный, как кровь. Но в этом заблуждении заключается и часть правды: существуют заклятия, сила которых пропорциональна длине проводника, в данном случае — волоса мага. Например, заклятие левитации, сложное и недолговечное, зависит от многих факторов… Горан вскоре утратил нить беседы. Он слышал лишь голос своего мага, и облегчение, оттого что он рядом, что он поправляется, сплеталось с другим чувством. С желанием быть ближе, обнять, почувствовать его запах, гладкость его кожи, тепло его дыхания. Горан отделил прядь серебряных волос и поднёс её к лицу. И тотчас же почувствовал, как Ольгерд взял его ладонь и прижал к щеке. И коснулся губами. Тёплая влажность его рта обожгла не хуже Клинка Света. Нужно было срочно заговорить, чтобы не успело прорасти это странное и постыдное, то, чему не могло быть места между ними. Вот Горан и заговорил: — В тарнажском посольстве был принц Аройянн, младший сын императора. Это он отозвал посольство из Авендара. Полномочия у него такие. Умный, смелый Черный Лис. Теперь он едет в Ондова-Кар. Зовёт меня с собой. А мне бы, знаешь, дочек увидеть. Столько лет прошло. Они уж выросли, ондовички совсем. А какие девчонки были, ласковые, бойкие, знаешь, такие — мои. Но я не знаю, пустит ли меня стольник. Наверное, не пустит. Я бы на его месте не пустил. Забинтованная рука легла ему на плечо, сжала тепло и сильно. — Разумеется, ты должен ехать. Возможно, стоит использовать тот факт, что ты давно не видел дочерей. Посели сомнения в его сердце. Так ли крепок ошейник, который ондовичские господа надели на тебя? Может быть, годы разлуки охладили твои отцовские чувства? — Ты в уме ли! — Горан сбросил с плеча чужую руку. — Сразу видно, что у тебя нет детей. Это кровь моя, душа моя. Даже когда я не думаю о них, они со мной. Часть меня, как рука или сердце! Снова рука на плече, снова знакомый голос: — Но ведь стольник не знает этого? Заставь его сомневаться. Пусть он докажет тебе, что девочки живы и здоровы. Это ведь будет в его интересах, не так ли? — Ты хитрый бес Тьмы, — усмехнулся Горан. — Может, это и сработает. Тень прежнего Ольгерда блеснула презрительной улыбкой: — Чёрный Лис, ты говоришь? А знаешь ли ты, что младших сыновей тарнажских вельмож учат этому? — Чему «этому»? — удивился Горан. — О, мой свет, ты знаешь совершенно точно, что я имею в виду! Горан не знал и в то же время догадывался: Ольгерд говорил о темных взглядах и плавных жестах, о том, как мягкие складки широкой юбки ложились на узкие бёдра, как качался на затылке длинный чёрный хвост, удивительно блестящий. Но вслух заспорил: — Ничего такого, Ольгерд. Когда на нас напали, он один дрался против троих и выстоял, пока не пришла подмога. — Кстати, можно ли выяснить, кто на вас напал? Ты ведь не веришь, что простые разбойники рискнули взять штурмом постоялый двор с двумя дюжинами отборных воинов и с Высоким магом в придачу? Горан засомневался лишь на мгновение. Это его темный. Какие от него секреты? — Я допросил одного из пленников. Он был светлым боевым магом, не слишком сильным. Я взломал его щиты, прижал Убеждением. Он оказался из этого бесова светлого подполья, представляешь? Эти бестолочи собираются через пятьдесят лет возродить Рондану. А пока что просто начать войну между Ондовой и Тарнагом. И если для этого нужно убить младшего принца и дюжину его гвардейцев, так что ж, невелика цена! — Погоди, Горан, все по порядку, — Ольгерд внезапно стал серьезным, выпрямился в струнку, чинно сложил забинтованные руки. — Что собой представляет это светлое подполье? Горан даже удивился, что за все долгие дни, проведённые с Ольгердом под одной крышей, разговор ни разу не зашёл об этой бессмыслице, глупой и опасной. Он рассказал о визите бывшего наставника на пару с бывшей магистрессой, об их бредовых планах, о бесполезном разговоре. Рассказ тёмного взволновал. — Элиана пять лет живет в браслетах, возможно ли это? Это бесчеловечно… Я не знаю, как она вынесла это! — Ты сам как эти пять лет провёл, Ольгерд? Пироги кушал да мёдом запивал? — обиделся за друга Горан. В нем самом судьба лишенной магии Пресветлой такой бури возмущения не вызывала. Поделом ей. Им всем поделом. Один Ольгерд пострадал безвинно. Темный пропустил коварный вопрос мимо ушей. — Она ведь была очень сильным магом, Горан. Сильнее нас с тобой вместе взятых, вероятно, сильнее Тёмного Лорда. Несомненно, надел на неё браслеты сам Архимагус, значит, никто, кроме него, снять их не сможет… Но что могло бы заставить его сделать это? Мы должны подумать, мой свет, мы должны подумать… — Подумать? — возмутился Горан. — А она о тебе подумала? Пока ещё без браслетов на балах плясала, ещё до войны, подумала? — Не сердись, мой свет, тебе не идёт, — темный легонько, как маленького, похлопал его по руке. — Мне за тебя обидно, — проворчал Горан. — Если я стану обижаться, то список моих обидчиков окажется слишком длинным, Горан. Я не собираюсь сводить счёты с теми, кто мог что-то сделать, но предпочёл бездействие. Но если будет на то воля Тьмы, я уничтожу тех, кто разрушил не только мою жизнь, но и мою страну. И я не стану ждать пятьдесят лет, Высокий светлый. Горан даже поразился: прежний Высокий темный глядел на него, и чёрное пламя Тьмы плясало в его глазах. — И ты мне в этом поможешь, Горан. Хочешь ты этого или нет, но мы с тобой отныне связаны до смерти. Да и раньше были связаны, только некоторые этого не понимали. — Прости, Ольгерд, — тяжело вздохнул Горан. Лучше уж сказать прямо и сразу, чтобы не было между ними обмана. — Я не сделаю ничего против власти. Ничего, что может навредить моим дочкам. — Неужели ты думал, что я потребую от тебя что-либо подобное? — тихо удивился Ольгерд. — Это лишь значит, что прежде всего мы должны освободить твоих дочерей. И предложение этого твоего Лиса подходит для нашей цели как нельзя лучше. Пора в путь, мой свет!