Да будет тьма

Найти борцов за свободное будущее Ронданы, хоть и далёкое, но светлое, оказалось так же легко, как и выбраться из дома Алвейрнов. Двоих ондовичей, ворвавшихся в винный погреб, придушили Могильной Плитой, Горан придал их обличья себе и Фродушке. Его мастерство в этом заклятии не могло сравниться с тем, что показал в Ондове Ольгерд, но все же хватило силы, чтобы держать Хамелеона, пока они не спеша спускались по широкой мраморной лестнице, так хорошо памятной Горану. Из богатых кварталов убрались в спешке, к вечеру оказались в портовом районе. Поселив Фродушку в более или менее приличной таверне, Горан с Оньшей прошлись по местам попроще и, наконец, нашли большую и людную харчевню, в которой Горан без труда разглядел сразу нескольких светлых магов. Об остальном позаботился Оньша. В новом рыжеволосом и рыжебородом обличье он не утратил обычной ловкости. Не прошло и часа, как им принесли бесплатный ужин, чтобы отпраздновать их новое назначение. Харчевня «Хвост и Грива» наняла двух вышибал, причём один, пригожий и весёлый, понравился всем, зато второй, до глаз заросший чёрной бородой, был медведь медведем, угрюмый, слова из него не вытянешь. В первый же день работы троих ондовичей, повадившихся жрать, а денег не платить, выкинули из харчевни, ещё и по шее надавали. Они, конечно, вернулись и привели друзей. Завязалась приличная битва, в которой воины Солнцеликой потерпели сокрушительное поражение. Три дня гулял порт, героев битвы поили и кормили бесплатно, портовые шлюхи предлагали свою компанию и серебра не просили. И была среди них одна девчонка, на вид лет пятнадцати, в которой Горан сразу заметил слабого светлого мага. Её и повёл с собой кудрявый красавчик, которого за приметную шевелюру прозвали Огоньком. Горан зашёл, когда всё уже закончилось и довольные любовники валялись в кровати, по очереди прикладываясь к мутной бутылке. Горан бутылку отобрал, хлебнул кислой дряни, поморщился. Спросил: — Вестун? — Откуда ты… — начала девчонка, но Горан лишь подмигнул, возвращая бутылку. Через пару дней девчонка снова подошла и позвала Горана в особое место, где якобы можно всё. Вела далеко, из портового района в торговый, путала дорогу, петляла по задворкам, то поднималась по шатким лестницам, то спускалась, пока не оказались они в небольшой комнате, похожей на чулан, в которой даже кровати не было. Зато был стол с вином и закусками. За столом его, конечно, поджидал наставник Нестор, а с ним ещё двое смутно знакомых светлых. Горан опустил щиты и стянул с головы дурацкий подшлемник. Наставник крякнул и начал заваливаться. А когда его откачали и светлые успокоились, погасив слабенькие огненные шары и убрав жалкие Путы Махолма, Горан сел за стол и сказал: — Ну, здравствуйте, наставник. Вы как будто не ожидали меня увидеть? — Силы Света, конечно нет! — воскликнул Нестор. — Малка сказала, дескать, двое воинов крепких ондовичей побили, а старший угадал в ней вестуна. Я, конечно, сразу понял, что раз увидел в ней магию, значит и сам маг. Но не ожидал, что это будешь ты, Горан! Не иначе как Силой Света привалила нам такая удача! Но рассказывай! О тебе в городе ходят совершенно дикие сплетни. Будто ты каким-то образом пробрался в Ондова-Кар и похитил дочерей. Что здесь правда, а что ложь? — Я похитил младшую дочь. Старшая теперь жена ондовичского воеводы. Помог мне в этом Высокий Ольгерд. Теперь он мой ближайший товарищ и соратник. Если кто захочет сказать против него слово, советую передумать сразу. — Да, до нас дошли слухи, что Высокий лорд Ольгерд вернулся в Анкону. Но мы с Элианой не поверили. Сочли его погибшим. — Он здоров и полон сил. А ещё полон желания вернуть себе всё, что у него отняли. Я в этом его поддерживаю. Мы выгоним ондовичей из Ронданы, посадим на кол Архимагуса и его прихвостней и восстановим княжескую власть. Ольгерд достанет серебра на эту войну. Но начать предстоит нам. — Горан, я не знаю, как ты собираешься это… — заговорил наставник, но Горан прервал его решительно: — Прежде всего нам нужны вестуны. Нужно собрать всех, кого можно — обучить. В каждом посаде у нас должно быть по вестуну. Начать восстание предлагаю, как только даруги отправятся собирать дань. Как мне сказали, в этом году ждут неурожая. Это нам на руку, голодный люд легче берётся за топор. Особенно когда у него последнее отбирают. Теперь вопрос: где начать? Это мы должны решить. Но будет так: как только поднимется бунт, наместник пошлёт войско на усмирение. Тогда мы возьмём в свои руки Авендар. А когда это произойдёт, войско повернёт назад. И окажется в западне между укреплённой столицей и враждебной страной. Рондана станет нашей ещё до второго урожая. — Да, но после этого Ондова двинет на нас войско! — Конечно двинет. По весне, как только снег сойдёт. Зимой они воевать нипочём не пойдут, им на снегу лошадей кормить нечем. А к весне тёмные Анконы соберут своё войско. Мы встретим ондовичей и разобьём. — Горан… — наставник смущённо потёр ладонью намечающуюся лысину. — Мы не готовы к таким решительным действиям. Сила нашей магии увядает. Мне кажется, ты неправильно представляешь себе последовательность действий. Сначала надо, чтобы тёмные вернулись в Рондану, вернулись тайно. А уж потом, когда наша магия… — Они не вернутся, наставник. Лорд Ольгерд встретился в Анконе со многими, многим помог, дал серебра. Никто не захотел вернуться. Никто нам не поверил. Мы должны сделать первый шаг… — Но ведь это смертельно опасно! Это безумие, Горан! — испугался наставник уже по-настоящему. — Пока помощь подоспеет из Анконы, нас раздавят! И это ещё если допустить, что таковая помощь вообще когда-либо подоспеет! Ведь гарантий этому нет, как я понимаю? Горан вздохнул. Чего-то подобного он и ожидал, да и Ольгерд предупреждал о том же. Вот и пришлось сказать старому учителю неприятное: — Наставник Нестор, я теперь из всех магов Ронданы наисильнейший. И по праву сильнейшего мне и решать. Вы можете мне помочь или же остаться в стороне. От этого решения будет зависеть, кем вы станете в новой Рондане. Одного не советую — встать на моём пути. Если вдруг случится такое, то о жизни после победы вам уж можно и вовсе не волноваться. Горан ясно чувствовал страх пожилого мага и возмущение, что сильнее страха, а ещё было в нём что-то вроде ожидания. Заметил также, что один из светлых всё косился на пустую стену, на которую и глядеть-то незачем было. Горан даже усмехнулся в усы от такой-то простоты. Обернулся к той же стене, проговорил с уважением и лишь с малой толикой снисходительности, с которой взрослые с детьми говорят: — Леди Элиана, почтите нас своим присутствием. И она почтила. Так толкнула потайную дверь, что ветхая деревяшка чуть с петель не сорвалась. В комнату не вошла, влетела. Горан заметил болезненную худобу бывшей первой красавицы Ронданы, исступленный блеск глаз, нервный румянец на белой коже, алые искусанные губы, вспомнил о браслетах и о безумии, что они несут. Встав, низко поклонился бывшей Пресветлой госпоже. Точно по его команде прочие маги сделали то же самое. — Это я должна кланяться вам, Пресветлый Лорд. По праву сильнейшего вы — действительный магистр ордена Света, если кто-то здесь ещё этого не понял. И поклонилась. В пол, нервно и резко, будто хребет ломая. Горан подошёл к женщине, помог ей выпрямиться, заглянул в неистовые глаза. Сказал мягко: — Титулы после будем делить, госпожа. На войне кто сильнее, с того и спрос больше. А мы ведь на войне, не так ли? — Мы на войне, Пресветлый! — закивала она согласно. И выкрикнула в лицо наставнику: — Мы на войне! На войне! Ждать больше нельзя! Жарко поддержала его бывшая магистресса, даже слишком жарко. — Вот-вот, — проворковал Горан примирительно, бережно усаживая женщину за стол. — А война это не поединок и даже не бой. Она из многих боёв состоит. И для каждого нужно найти время и место да решить, где поставить конницу, а где, наоборот, лучников с огневиками… Это дело серьёзное и спешки не терпит. И первая наша забота — вестуны на местах. Так что, будут вестуны, наставник? Спросил как о деле решённом. Ответил ему один из светлых магов: — Будут вестуны, Пресветлый. Вы, вероятно, не помните меня. Мое имя Ведран из рода Луканов. Я отвечал за тайную службу княжеского дома. Как вы понимаете, не слишком-то преуспел. Горан это понимал, конечно. Цена начальнику тайной службы, который такой заговор проглядел, невысока. Но ответил по-доброму: — Мы все совершили ошибки, Ведран. Но раз мы живы, значит можем отдать долги. Исправить зло. Может, для этого Творец и сохранил нам жизни. — Спасибо, Пресветлый. Я потихоньку собрал своих ребят, кого смог найти. Многие погибли, конечно, многие пропали. Но кого мог, собрал. Ребята ловкие, надо только решить, кого и где разместить. — Замечательная новость, Ведран. Замолчали. Горан перевёл взгляд на второго светлого, который все ещё не назвался. Тот ответил понимающим кивком и сухой улыбкой. — Позвольте представиться и мне. Я Деян из рода Тиармадов. Я представляю интересы княжеского дома Ронданы. Я служу княжне Ариане, супруге благородного Сабриана, наследного принца Данора. По праву рода их сын принц Аскер — наследник княжеского престола Ронданы. Горан ответил сдержанной улыбкой. — Род Севернов правил Ронданой пять веков. Счастье, что он не прервался. Внук погибшего князя Аскера Младого — единственный законный претендент на княжеский престол. — Рад, что вы сохранили верность правящему дому, лорд Горан. — Что-нибудь ещё скажете мне, почтенный Деян? Можем мы рассчитывать на помощь Данора? Или же своими силами должны возводить данорского наследника на ронданский трон? Рассмеялся данорец, и смех его Горану не понравился. Однако Деян сказал вполне дружелюбно: — Вы прекрасный воевода, Высокий лорд, но великим дипломатом вам не стать. Отвечу же откровенностью на откровенность: вступит ли Данор в войну, определится успехом вашего восстания. Если вам и вправду удастся взять власть в Рондане и выгнать прочь захватчиков, значит, с вами можно иметь дело. До той же поры, не взыщите, вы можете рассчитывать только на себя. Неожиданно заговорила госпожа Элиана, причём резко, с надрывом: — Прекрасно! Мы докажем вам, чего стоят маги Ронданы! Никогда ещё мы не кланялись Данору и теперь не станем! Мы сбросим ондовичское иго и вернем колыбели цивилизации её прошлое величие! Горану стало немного неловко за такой пыл. Он заметил, как данорец и начальник тайной стражи обменялись взглядами. И подумал: «Эх, Оля бы сюда. Он бы этих всех великих дипломатов вчетверо сложил и в карман засунул, а они б и не заметили». Расходились по одному. Первым ушёл данорец, за ним — глава шпионов. Нестор подал руку Элиане, но та отправила его прочь одним резким жестом. Едва остались они наедине с Гораном, она схватила его руки, сжала нервно, заглянула в глаза. — Горан, Горан! Скажи мне, как он? Здоров ли, вернул ли себе силу? Как он попал в Анкону? Где пропадал все эти годы? Силы Света, да неужели он и вправду жив? И ты его видел своими глазами? — Да, госпожа, Высокий Ольгерд жив и здоров, сила вернулась к нему. Он на пару с ещё одним тёмным открыл нам портал из Анконы прямо сюда, в Авендар. А был он в плену. Мне просто волей Творца посчастливилось его вызволить. Но об этом я говорить не стану, захочет, сам вам расскажет. Зато одно скажу: он мне дочку помог выкрасть прямо из сердца мира, а если б не он, я и по сей день был бы ондовичским псом на привязи… Она ещё что-то спрашивала, волнуясь и перебивая, а Горан отвечал очень осторожно, чтобы только не выдать случайно их близости. Вовремя он вспомнил, как разгневалась магистресса на Ольгерда за мальчика Ингемара, вот и помалкивал о том, от чего поселилась в сердце холодная и болезненная пустота. Женщина — она женщина и есть, будь она хоть Пресветлая госпожа, хоть закованная в браслеты безумица. Наконец, спросила она о главном: — А обо мне говорил он? Хоть когда-нибудь вспомнил? Хоть одним словом? — Конечно, госпожа, — с облегчением выдохнул Горан. Хоть тут врать не пришлось. — Говорил о том, какая у вас сила великая, больше, чем у нас обоих вместе взятых. Очень расстраивался о ваших браслетах. Все думал, как бы заставить Архимагуса их снять. Кстати, а если мне попробовать? Сдаётся мне, что силой я теперь этого старика превзошёл. Не хотите ли рискнуть? Она молча протянула ему руки, очень тонкие, будто иссохшие. Если бы не магия, тяжёлые браслеты давно упали бы с истончившихся запястий. Горан закрыл глаза, обхватил правый браслет ладонями. Сначала грубый, тяжелый обод оставался лишь куском золота, нагретым теплом человеческой руки. Потом Горан стал различать запутанные линии силы, медленно наливающиеся огнём. По этим извилистым рекам он пустил и свою силу, холодную и разрушительную, похожую на Ледяной Град и на Лезвия Тьмы, на острые когти бегущих во тьме волколаков, на жажду демонов Бездны, воющих в ночи… А на браслете вдруг загорелись огненные руны, опалили ладони, но Горан не отпустил браслета, нанёс ответный удар, уже безо всякого заклятия, чистой силой. Вспышка белого света показалась ослепительной даже для закрытых глаз, с визгом Элианы сплёлся и собственный крик, когда раскалённый металл до кости прожег ладони. Пришлось идти той же ночью к Фродушке, терпеть боль никаких сил не было. Мальчишка воспользовался случаем и прочёл сначала нотацию: — Лорд, вы же знаете, снять браслеты может лишь тот маг, который их надел… — Магистр ордена может снять браслеты, Архимагус может. А меня все вдруг Пресветлым стали величать, вот я и подумал… Что это твоя мазь так пахнет нехорошо, точно птичий помёт? Фродушка перешёл на упреки другого рода: — Сколько же мне ещё здесь сидеть, лорд? Я тоже хочу пользу приносить, а не сидеть здесь в таверне. На это ответил Оньша: — Ты у нас, Фродушка, вроде секретного оружия или резерва, что вступает в бой в самый отчаянный момент, понимаешь? Как стилет в рукаве. — Это правда, — важно подтвердил Горан, — с тобой и портал открыть можно, и врачеватель ты справный. Только гляди, чтобы шрамов не было, Фродушка. И пальцы у меня не так как-то сгибаются. С такими руками мне ни заклятия скастовать, ни ножей бросить… — Руки восстановятся, но для этого понадобится время, лорд, — объяснил врачеватель, забинтовывая ладони белым полотном. — Пока же вам следует поберечься. С оружием не работать… Легко сказать, а как вышибале в харчевне руки беречь? Повезло хоть, что репутация к тому времени уже сложилась. И чаще всего хватало одного взгляда на разбушевавшихся да малой толики Убеждения в голосе, чтобы нежеланный гость присмирел. Но случалось и драться, и за дубину браться или же за любимую плеть с алыми змеиными глазами. А вот в ночной работе важнее рук были мозги. Горан снова и снова вспоминал своего тёмного и даже взял за правило спрашивать себя: «А что бы сказал Ольгерд?» Самым большим помощником стал Ведран. Пригодились и скитания Горана с даругом, когда он изучил страну не по картам, а по дорожным камням, холмам и речкам, по городам, деревням и постоялым дворам. Времени на сон оставалось мало, да и не спалось Горану. Стоило только закрыть глаза, и вставал перед ним его тёмный: тонкие запястья, схваченные наручниками, бокал красного вина в изящной руке, невозможно тонкая талия и ямочки на пояснице, жадные губы и тихий стон, дрожащий в горле на самом пике безумия, в верхней точке полёта. И лезли в голову глупые мысли: что-то делает сейчас его милый, может, пирует с красавицами, а о нем и думать забыл? Он богат, красив и во всей Анконе один из первых людей, что ему за дело до вышибалы из портового кабака?.. Что ему за дело до этой войны? Но вспоминался гнев в тёмных глазах, бледные губы, сжатые в одну тонкую линию, жёсткую, как стальной клинок, и Горан понимал: этот не отступит. Слишком много долгов нужно вернуть, слишком много мерзавцев ходит ещё по земле. Ольгерд умрет, но не отступится, а значит, быть войне. Дело войны между тем продвигалось. К середине лета в каждом городе, в большинстве замков и на многих постоялых дворах уже имелись вестуны. За редким исключением, каждый из них мог дотянуться до следующего в цепочке. Бедовая Малка, веселушка в харчевне, передавала вести по несколько раз в день, а вести были и плохи, и хороши. Плохи оттого, что поздние весенние заморозки и летние холодные дожди погубили урожай. И хороши — по той же причине. Умирающим от голода терять нечего. Тень накрыла Рондану, тень грядущей беды. Горан не узнавал своего города. Дождь не прекращался, лупил по тёмным крышам, крутил в канавах серую пену, конский навоз и стебли соломы. По размокшим улицам проезжали ондовичские дозоры, месили грязь конские копыта, и грузно оттягивали шлемы мокрые лисьи хвосты. Ставни закрывали ещё при свете, двери запирали на засовы и из домов старались не выходить. Авендар промок, оголодал и затаился. Туда, под дождь, во враждебную тишину пустынных улиц, за городские ворота и ещё дальше — по раскисшим шляхам, тёмным лесам и скудным полям, в деревни, постоялые дворы и замки умирающей Ронданы отправлял Горан главных солдат грядущей войны. Отправлял на дело трудное и смертельно опасное. Всё их оружие состояло из небольшого кошеля с медью и мелким серебром да из магического амулета. На скромном костяном гребешке, на грубом ноже дрянного железа, на оловянной ложке запечатлял он заклятие Убеждения, которым овладел уж так, что другим магам и не снилось. Это заклятие звучало в словах странствующего точильщика, девчонки-портомойки, наёмного работника, бредущего от хутора к хутору в поисках места. Говорили они об одном и том же. О том, что грядёт в стране большой голод и нет больше магов, ни светлых, ни темных, способных накормить страну. О том, что скоро придут даруги, отберут последнее и останется тогда только лечь да умереть. А детям лучше горло перерезать заранее или подушкой удавить, чтоб избавить от мучения. А если все одно помирать, то не лучше ли взяться за топоры да вилы, попить напоследок ондовичской кровушки? Наши отцы на Велесовом Поле знатно потрепали степного волка, а мы чем хуже? Их слушали, с гневом и болью, но слушали. Иногда их били. Иногда выдавали властям, случалось и такое. На этот случай давал им Горан ещё одно заклятие, ворожбу Горького Слова. Произнеси это слово — и остановится сердце. Кастовал на крови: надрезал кожу на груди, накладывал Потерянную Руну, как научил его Ольгерд, некромант, искусный в магии смерти. Кастовал это тёмное заклятие и молился Свету и Творцу, молился истово, чтобы не понадобилось это Слово, чтоб никогда оно не было сказано… Душа заходилась болью, но каждый день выходили за городские ворота старьёвщик, веселушка или отставной солдат, каждый с тонким рубцом на сердце, каждый — бесценный. Вестуны передавали новости волнующие и мрачные, дикие сплетни, слухи о дремучих суевериях и страшных предсказаниях. В селе недалёко от Меранги родился телёнок с двумя головами, одна из которых говорила человечьим голосом. На севере беременная баба разрешилась клубком змей. В лесу возле Ролбера висит жёлтый туман, и с каждого, кто в него зайдёт, слезает и кожа, и мясо до кости. Кричат петухи с отрубленными головами, дикие звери заходят в дома, не дождавшись осени, улетают птицы, человечьими голосами говорят вороны, а значит, грядёт Третье падение Бездны. И поскорее бы… Рондана пробуждалась от дурного сна, чтобы открыть глаза кошмару ещё более страшному. Удалось определиться с местом будущего бунта. Подходящий человек нашёлся на севере, достаточно близко от памятного Дамианова замка. Бывший солдат, который после войны подался в разбойники, стал грабить даругов и прочих ондовичских служак, и Горан его вроде бы даже знал. В разбойничий лагерь в дикие горы направился вестун, один из лучших. Новостей набралось достаточно, а хотелось бы из Анконы весточку получить. Вот Горан и вспомнил о часовне Творца в Бране, когда-то большом селе, где раньше проходила ежегодная ярмарка, ближайшая к столице. О круге в той самой часовне, куда не удалось открыть из Анконы портал. Поехали в Бран втроём. Горан придал Фродушке обличье одного из трактирных служек, впрочем, заляпанные грязью, закутанные в промокшее тряпьё, все они выглядели в пути одинаково. Дорога оказалась пустынной, даже ондовичских разъездов не встретилось им на пути. Пятнадцать вёрст миновали за два часа. Дрянные клячи соглашались двигаться только шагом, что на размытой дождями дороге было, пожалуй, разумным решением. Причина неудачи с порталом объяснялась просто: в часовне Творца частично провалилась крыша. Дождь плескался на каменном полу, мутные водовороты пенились вокруг осколков черепицы, пыльные ручейки бежали по завиткам искусно вырезанных рун. В углу под уцелевшим обломком кровли Горан развёл жаркий огонь и, как положено лорду, уселся в относительном комфорте, чтобы наблюдать, как работают его миньоны. Можно было, конечно, вызвать слабенький смерч и смести с пола обломки, но зачем?.. Хоть час посидеть и просто поглядеть, как капли дождя стекают по резной колонне с ликом Творца, хоть на час позабыть о восстании, о грядущей войне, о его тёмном наваждении, которого он, может быть, никогда больше не увидит. Когда круг был расчищен, настало время для последних наказов: — Значит, гляди, Оньша, ждём тебя здесь. Если завтра до полудня ты не появишься, значит, портал всё-таки не открылся. Тогда пойдём за тобой к Алвейрнам. Если тебе придётся вернуться туда, выйти не пытайся. Затаись, сиди и жди. Мы с Фродушкой за тобой придём… — Я понял, лорд, — перебил Оньша. Ему не терпелось скорее оказаться в тёплой Анконе. — Что сказать Ольгерду помнишь? Самое главное, про Данор не забудь. Пусть он там своих тёмных пнёт хорошенько. Пусть намекнёт, что если справимся мы без них, так и останутся они приживалами на чужих хлебах. — Я знаю, лорд! Я помню. На всякий случай вышли из часовни. На заднем дворе, незаметном с дороги, открыли портал в Анкону. С первого раза получилось, голубая арка будто сама сорвалась с ладони, упруго протянулась над мокрой землёй, задрожала в переплетениях линий силы. Оньша так и ринулся в портал, ни тебе «счастливо оставаться», ни «до встречи». Вернулись в часовню. Горан сел, протянул руки к огню. Завидовал Оньше так, что сил не было, огонь сам собой взметнулся ввысь, облизал насквозь промокший свод. Фродушка заговорил: — Мы могли бы попробовать, лорд. Хоть это и трудно, но я помню, как мы с лордом Ольгердом проходили через портал в Ондове, когда он уже закрывался… — Нет, — тяжело проговорил Горан. — Ольгерд предупреждал меня, что это нам не по силам. Пройти в портал, который сам же и держишь, только с его умением можно. А нам рисковать нельзя, Фродушка. Нам ещё восстание поднимать, да войну по всей стране. Кстати, ты знаешь, что мы к себе переманили троих вестунов, что работают на ондовичей? Теперь нам ведомо то, что знают они, а это очень здорово. Один из них сказал, что даругов пошлют за податью уже в начале листопада. А это и хорошо, и плохо. Если мы успеем Рондану освободить до холодов, Ондова может двинуть на нас войска уже в этом году… Говорили о войне, о даругах и ондовичских лучниках, а Горан всё думал: «Вот сейчас Оньша бежит по набережной, мимо базарной площади. А может быть, он догадался попросить стражу, чтобы поскорее доставила его к особняку Высокого тёмного? Если дали ему коня, он может быть уже на месте…» Выпили вина, поужинали копчёным мясом, сыром и хлебом, устроились на ночлег. Уже в темноте проехал по дороге конный отряд, но Горан успел отвести всадникам глаза, и огня в заброшенной часовне не заметили. После чего костёр пришлось все же погасить. Полуденный Зной ненадолго согрел и осушил их укрытие, но к рассвету оба проснулись от холода и промозглой сырости. Допили вино и доели скромный завтрак. Проведали коней. Фродушка смастерил метлу и подмёл круг. Потом вдруг всполошился: — Я же так и не вылечил вашего плеча! Как Горан ни отнекивался, а все равно пришлось раздеваться до пояса и терпеть немалую боль от рук бестолкового костоправа. Под конец экзекуции Горан замёрз, и устал, и весь покрылся холодным потом, но зато за это время ни разу не вспомнил об Ольгерде и не подумал о том, что станут они делать, если Оньша не возвратится. Потом его сморило, и Фродушка уложил его в углу и накрыл плащом. Разбудили его лучи солнца, пробивающиеся через щели в остатке крыши. Он услышал тихий разговор: — …даже не ожидал такого. Обещал прийти порталом, хотя лорд Ольгерд ему и не велит. Сказал: найдёт кого-нибудь другого открыть портал и придёт. Неугомонный, злой, чисто огонь. Уж скольких я повидал, Фродушка, а такого… Двое приятелей сидели плечом к плечу, шептались заговорщически. Горан прохрипел: — Распутное ты создание, Оньша. Плечо все ещё болело. Страшно хотелось расспросить Оньшу обо всем, а прежде всего — об Ольгерде: как он там, здоров ли, скучает ли о нём хоть немного? Да разве о таком спросишь. Это только Элиана может. — Господин! — Оньша подхватился, сел рядом. — Смотрите, что я принес! В огромном заплечном мешке нашлись амулеты для вестунов, кольца-обереги, три бутылки достопамятного тарнажского «Поцелуя Дракона», полдюжины тонких батистовых рубашек с монограммой ГВ, тёплый плащ, подбитый мягким и пушистым мехом неизвестного зверька, изящный стилет в ножнах чернёного серебра и мешок с золотыми и серебряными монетами весом в сто фунтов. — Еле унёс, — похвастался Оньша. Часть монет зарыли там же, под полом часовни. Горан наложил на клад печать Каана, чтобы никто случайно не нашёл сокровища. Остальное богатство поделили, рассовали по карманам и мешкам. Пока ехали в город, Оньша рассказывал новости из Анконы: — Лорд Ольгерд сговорился с тарнажским послом в Седоне: ещё до зимних штормов в конце листопада — начале снежня в порт Авендара придут девять барж, груженных зерном. Если груз встретит человек с кинжалом, что я вам привёз, баржи останутся, нет — вернутся восвояси. — Силы Света, этот тёмный разорится вконец, — пробормотал Горан. — Он не платил за хлеб, господин, — улыбнулся Оньша. — Он пообещал Тарнагу три года беспошлинной торговли. И теперь волнуется, примет ли Рондана его обязательства. — Будем живы, примет, — довольно кивнул Горан. — Вот ведь хитрец! Эдак он и Тарнаг к нашему делу привязал. Ведь если мы верх не возьмём, плакала их торговля. — Ещё лорд Ольгерд сказал, что Данор — это хорошо. Что он вас, господин, видел князем Ронданы, но придётся вам довольствоваться титулом Пресветлого. Горан не сдержал улыбки, услыхав в словах Оньши насмешливые нотки родного голоса. — Ладно, как-нибудь переживу такую нужду… — Ещё этот тарнажец в Седоне сказал, что принц Аройянн вернулся домой. Вот уж где Лис: ни в воде не тонет, ни в огне не горит! — Это добрая весть! — воскликнул Горан. — Не хотелось мне стать причиной его погибели. Хороший он парень, этот Лис, понравился он мне! Некоторое время Оньша ехал молча, поглядывая на своего господина, будто в раздумье, потом все же решился: — А ещё лорд Ольгерд сказал, что раз вам не бывать ронданским князем, то ваша женитьба с принцем Аройянном теперь навряд ли случится. — Так и сказал! — Горан только руками всплеснул. — Вот демон, вот тёмный! Уже и поженить нас успел, и развести! Нет, ну бывают же такие злонравные маги, я просто удивляюсь! Солнце снова спряталось за тучи, зарядил мелкий дождик, но настроения не ухудшил. Как будто пока его тёмный, пусть и за тридевять земель, по-прежнему над ним насмехается, всё в этом мире должно идти своим чередом.