Да будет тьма

На мраморных ступенях свежий снег, за ночь насыпало. Эта зима удалась ранней, снежной и не слишком холодной, хорошее начало нового года. Может быть, весной удастся ещё посеять, пока не началась война. Зерно есть. Снова его тёмный спас их всех от голода. И снова остался в стороне. Горан постоял на портике между высокими белыми колоннами, поглядел на снег, на розовое небо на востоке, на тонкие дымки, вьющиеся над городскими крышами. Его Авендар просыпался, стыдливо прикрыв снежным покрывалом грязь и гарь пожарищ, кровь и смерть. Скоро побегут по улицам люди, каждый по своей заботе, малой или великой. Где-то родится младенец, где-то умрет старик. Где-то парень, который ещё не погиб следующей весной, поцелует молодую жену. Где-то мать, ещё не похоронившая сына, поставит на стол кринку с молоком. Горан жил теперь в доме Алвейрнов. А мог бы и в княжеских палатах, где разместился наставник Нестор и данорское посольство юного князя Аскера. Но Горан выбрал этот дом, порога которого он прежде не переступал, в котором он был как будто ближе к своему тёмному. В свободные минуты он искал и находил приметы прежней жизни, прочно связанной с Высоким тёмным Ольгердом, с Ольгердом-лордом, Ольгердом-учёным, театралом и любимцем дам. Обнаружился тёмный от времени портрет большеглазого мальчика с кудрявыми чёрными волосами, а вдруг это его тёмный, каким он был сто лет назад? Выпал из старой книги засушенный цветок: какая дама подарила ему этот мак, когда-то алый, а нынче бесцветный? В ящике стола пылился неполный комплект фигур таронга, искусно вырезанных из слоновой кости: почему же их никто не украл? А в винном погребе поддерживался в идеальном порядке круг. И не угасала надежда: а вдруг послышатся в коридоре лёгкие шаги, распахнётся дверь и тихий голос, тёплый от смеха, проговорит: «Мой свет, твоя стража никуда не годится. Любой может явиться к тебе без приглашения, будто в придорожный трактир». Вот Оньша, тот шлялся к своему тёмному дружку чуть ли не раз в декаду. Возвращался весь искусанный и исцарапанный, но страшно довольный, а через несколько дней снова заставлял Фродушку и Нестора открывать ему портал по первому требованию. Нахально пользовался славой героя восстания. И то правда, когда ондовичи опомнились от первого потрясения и бросили в бой стольникову гвардию, отборных, закалённых в бою вояк, повстанцам пришлось тяжело. Горан поистратил силу ещё у княжеских хором, да и в войске его солдат насчитывалось немного, в основном горожане да стражники. И в самый отчаянный момент, когда уже дрогнули повстанцы, а Горан взялся за меч, в кровавую свалку вдруг врезался клин демонов Бездны, орущих от злобы, визжащих от ярости. Запели в ночи Лезвия Тьмы, захрипели, поднимаясь, порубленные трупы, чтобы снова взяться за мечи, и ондовичи дрогнули. И выяснилось, что эти тёмные воины и маги, некроманты и просто дикие звери явились по зову Оньши, который отыскал в Анконе своего любезного друга и привел его в Авендар, а с ним ещё с три сотни таких же безумных тёмных. Спроси любого в столице, и тебе скажут, что спас всех весёлый Огонёк из «Хвоста и Гривы», вышибала из портового кабака, настоящий народный герой. Появился свой герой и у знати. Пресветлая госпожа погибла на пороге Дома Тьмы. Горькая ирония или же знак судьбы? А для Горана — ещё один шрам на сердце. Зачем послал на верную смерть слабую и больную женщину, отчего не велел ей спрятаться, переждать опасность? Вспоминал ее горящие глаза, сжатые в кулаки тонкие руки, исступление на бледном лице и понимал: ни запретить, ни приказать ей было невозможно. Измученная, дрожащая от гнева и все ещё прекрасная, вот она, сама Рондана с мечом, слишком тяжёлым для слабых женских рук... Новое время — новые герои. Пожинать лавры народной любви — участь Огонька. Вызывать восхищение и религиозный восторг – дело Пресветлой великомученицы Элианы. А на долю Горана достался страх с небольшой долей уважения. А за этим уважением — бессонные ночи, кровь на руках, нечистая совесть. За этим уважением — жёсткая власть военного времени. Повешенные на площади мародёры. Теперь в городе грабежи не случаются. Брошенные в темницы спекулянты. Зерно распределяет специальный Хлебный приказ, его дружно не любят, но подчиняются беспрекословно. Изъятие оружия и лошадей на нужды армии. Весной будет война, а там — сочтёмся. Горан потёр ладонью грудь. Казалось ему, что сердце стало слишком большим и давит, не помещается в клетке рёбер. Или же слишком много тяжести собралось на сердце. Если бы бестолковый мальчишка-вестун вовремя вспомнил, что пленников повели в княжеские темницы, их удалось бы спасти. Горан помнил, как прижимал к груди воющего в отчаянии паренька, как говорил ему слова утешения, зная, что никогда, никогда тот не простит себя. Как не простит себя и Горан. Когда взяли они дворец, освободили тех, кто ещё не погиб от пыток, когда сломали крепкие двери в княжеские покои, роскошные комнаты оказались пустыми. Устилали пол груды богатых одежд и мехов, звенела под ногами золотая и серебряная посуда, загадочно мерцали драгоценности в распахнутых ларцах. Наместник Ронданы собирался в спешке, но все же успел. Наивно было предполагать, что старейший во всём цивилизованном мире маг не сможет открыть портал, что не найдёт второго, способного ему в этом помочь. Портал не оставляет отпечатка. Мир велик. След предателя и убийцы затерялся навеки. Только вот поверит ли в это Высокий тёмный? Не сочтёт ли вдруг, что Горан нарочно дал уйти своему старому брату во Свете? Ольгерд воюет ради мести. А теперь, когда мстить некому, что привяжет его к этой войне? Вот Горан и не спешил в Анкону. Что скажет он Ольгерду? Чем обрадует? И чем дольше затягивалось молчание, тем подозрительнее оно становилось. И теперь уж Горан думал, что следовало лететь к своему тёмному на крыльях победы да сразу же и повиниться. Но время упущено. С оправданиями он опоздал. Ольгерд ему не поверит. Горан отвернулся от запорошенных снегом ступеней, повернулся спиной к своей столице. В конце концов, у него дочь в Анконе. Её-то он может навестить? Но день закружил, затянулся удавкой на шее, понёс необъезженным жеребцом. Вернулся отряд из Мадроны и привёз хорошие вести: засевшие в старинной крепости ондовичи перебиты, крепость взята. Местные селяне сделали подкоп под стеной ещё до того, как подоспели из столицы солдаты. А вот из западных лесов пришли новости похуже: разбойники напали на склад с посевным зерном, охрану перебили да и сгинули вместе с добычей где-то в непролазных чащах и непроходимых топях. Говорят, в тех местах ещё со Второго падения Бездны водятся кикиморы и лешие, и будто бы есть там целые деревни, где не люди живут, а оборотни. Как бы то ни было, догадливый местный староста послал в столицу бедовых парней, чтобы привезли они Пресветлому неприятный подарок: труп одного из разбойников. Осталось только поднять бедолагу и поспрашивать хорошенько, но вот беда: не было у Горана некромантов. Оньша тотчас же вызвался отправиться в Анкону и привести тёмного мага оттуда. Уж там-то некромантов как собак нерезаных, и никому они там не нужны особенно. А тут есть нужда. Может, который и согласится насовсем перебраться в Рондану, а за ним, глядишь, и другие потянутся. Потом пришлось ехать в княжеский дворец, где ждало послание князя Аскера Третьего, принца Данорского. Плевать на послание с по-детски круглой подписью двенадцатилетнего владыки, но Данор следовало держать на крючке, ни на минуту не дать сорваться. Уже поздней ночью принял начальника тайной стражи, послушал, что доносят шпионы и в Авендаре, и во всей Анконе. Горан не больно-то верил в расторопность Ведрана, но лучшего взять было неоткуда, а значит, сгодится и такой… За заботами даже поесть не успел. Ужинал уже в спальне. После еды и кубка вина так развезло, что едва хватило сил стянуть сапоги. А проснулся оттого, что кто-то глядел на него из темноты, глядел пристально. Три заклятия сорвались с ладоней одновременно и даже, кажется, до того, как Горан по-настоящему проснулся: вспыхнула сфера, поднялся щит и Путы Махолма бросились на нежданного гостя. Тот отвёл заклятие небрежным жестом руки с зажатой в ней перчаткой, отогнал, будто надоедливого комара. — Ольгерд! — ахнул Горан. — Как ты здесь… А договорить не успел. Сжалось сердце от взгляда тёмных глаз, от тихого дыхания, от тонкой пряди, повторяющей овал лица. А тёмный лишь изогнул бровь: — Тебе, как мне доложили, нужен некромант? Право, лучше меня тебе не найти. И беру я недорого. — Ольгерд… — только и сумел сказать. А тот встал, прошёлся по спальне, оглядел скудную обстановку, бросил шляпу и перчатки на раскладной походный стул. Заметил: — Мило. Я не поклонник аскетизма, но что-то в этом есть, признаться. Сказать по правде, я рад, что ты поселился в моём доме. Только отчего же не в моей спальне? — Это хозяйская спальня, — пояснил Горан. — Я только велел очистить её от ондовичского сора да и запер на ключ. Это твоя спальня, Ольгерд. Тёмный снова присел на край кровати, взглянул на Горана с жадностью, будто высматривая каждую ресницу, каждую венку под кожей. — А что, мой свет, у нас теперь разные спальни? Смысл произошедшего постепенно прояснялся в мозгу, затуманенном усталостью и сном. Его тёмный пришёл. Сам пришёл, первый. Видимо, ждал его и тоже мучился сомнениями. И вот пришёл. Нарядный, причёсанный, благоухающий, с пушистым серебряным мехом на плечах, с кольцами на тонких пальцах. Пришёл и смотрит на него внимательно, ждёт его шага. Силы Света, за что ему такое счастье? Протянул руки, осторожно, будто к огню. Расстегнул серебряную застёжку, блеснувшую сапфирами, осторожно стянул с плеч тяжёлый плащ. Хмелея от собственной смелости, от мгновенно вспыхнувшего желания и от того, что ему разрешают всё это, коснулся серебряной пряди у виска. Сильные пальцы сомкнулись вокруг его запястья, и на миг показалось Горану, что вот сейчас Ольгерд остановит его, сбросит его руку. Но тёмный лишь уронил тихий вздох-стон и опустил веки, будто сдаваясь. И Горан прижался губами к его закрытым глазам, к гладко выбритой челюсти, к губам, открывшимся для него так покорно, так ласково. Дрожали руки, едва справляясь с застёжками зимнего камзола, грохотала в висках взбесившаяся кровь, и весь мир тонул во тьме, оставляя лишь овал любимого лица, светлый и чистый, лишь его подрагивающие ресницы и приоткрытые губы. Он был другим в ту ночь, его Оль, он не пытался вести, не притронулся к одежде Горана, да и ни к чему под одеждой не притронулся. Oн лишь отдавался так покорно, так беззаветно, до конца, до блестящих дорожек на висках, до закушенных то ли от боли, то ли от страсти губ, отдавался каждым движением тонкого тела, каждым вздохом и каждым стоном. И от этой покорности, от этого пронзительного доверия просыпалась в Горане такая нежность, которой он, любящий муж и отец, не испытывал прежде никогда, опасная нежность, разрывающая сердце, ослепительная, болезненная. Когда всё закончилось, он завернул своего тёмного в одеяло, отвёл с лица длинные пряди. Тихо спросил: — Не нужно ли чего, Оль? Попить, поесть? Тот ответил легкой улыбкой. — Час назад я был в Анконе. Нет, мой свет, мне ничего больше не нужно. Позаботься о себе и рассказывай. Горан начал с самого важного: — Ольгерд, Элиана погибла. Архимагус пропал. Видимо, ушёл порталом. Вокруг него много магов крутилось, наверняка нашёлся и такой… — Я знаю, Горан. Разумеется, мне донесли. По Элиане скорблю. Что же касается этой твари... Признаюсь, сначала я был расстроен, но потом решил, что это, пожалуй, к лучшему… — К лучшему? — не поверил своим ушам Горан. — Да, мой свет, — Ольгерд привстал, облокотившись на подушку. Одеяло сползло с плеча, открыв белоснежную кожу с розовыми следами поцелуев, потрясающий вид, одновременно распутный и невинный. — Я передумал, хочу вина. Если тебя не затруднит, я оставил бутылку «Поцелуя» вон на том столике. Да, спасибо. Горан налил вина, разбавил водой, протянул кубок Ольгерду. Тот пригубил, кивнул с благодарностью, вернул кубок Горану. — Век мага долог, и в этом заключена определенная опасность. Любому магу необходима цель, в чем бы она ни заключалась. Поимка Архимагуса и станет для нас такой целью. Сначала мы разобьём Ондову, поднимем на ноги Рондану и перекроим политическое полотно цивилизованного мира. Восстановим магические структуры, ордена, академию, гильдии, отыщем необходимые артефакты, по возможности соберём библиотеку. На это уйдут годы. А когда первоочередные задачи будут решены, отправимся на поиски. Маг такой силы не сможет затаиться навсегда. Рано или поздно он себя выдаст. Например, на западе удастся за сутки погасить лесной пожар. Или в Сеговии откроют новую шахту небывалой глубины. Или в Анконе поднимут со дна морского баржу со слитками золота и серебра. Мы станем собирать такие невероятные события со всего мира и рано или поздно отыщем нашего должника. И тогда уж, не взыщи, я спрошу с него по всей строгости. За каждый плевок в лицо. За мочу вместо воды, когда от жажды теряешь разум. За каждого грязного, вонючего… Горан торопливо передал Ольгерду кубок. Дрогнула рука, и алое пятно расплылось на белой простыне. Ольгерд одним глотком осушил кубок, потёр ладонью пятно. Сказал: — Прости меня, мой свет, мне не следовало говорить об этом. Пока ты был рядом, я почти не вспоминал, но сейчас… Как будто своим светом ты отгонял демонов. Но как только ты ушёл… — Оль, скоро мы снова будем вместе. Нам только в войне победить, а там всё по-другому будет. Горан поспешил завести разговор о понятном и простом, а может, и не очень простом, и не слишком понятном, но зато доступном человеческому уму и сердцу. Рассказал о восстании в столице, случайном, неожиданном. О том, как вестуны разнесли новости о смене власти, как вспыхнула вся Рондана, выплеснула давно копившуюся ненависть. Как по всей стране объявились банды, которые убивали и грабили ондовичей, устраивали засады на дорогах, поджигали крепости и сторожевые посты. Как ондовичам удалось закрепиться в нескольких замках и как пал последний из них. Как большой отряд конницы в несколько тысяч степных воинов, посланный из Ондовы на подавление восстания, был разбит ронданским войском под его, Горана, командованием. Как опасался он, что вслед за этим отрядом появится и целая вражеская армия, но спас Творец: началась зима, снежная и метельная, а значит, война откладывалась до весны. Рассказал свои новости и Ольгерд: — Ядро армии Анконы будут составлять наёмники, Горан. Пять тысяч тяжёлых латников прибывают из Йорфервика в начале весны. Идёт набор местных рекрутов, неплохо идёт, надо сказать. Помогает Сигвалд с его рассказами об авендарских подвигах. Врет он бессовестно, но полезно. Думаю, Анкона выставит около десяти тысяч. Я знаю, мой свет, это не слишком многочисленное войско, но среди нас будут неплохие боевые маги, некроманты, мастера иллюзий и врачеватели. Разумеется, армия будет вооружена и снабжена всем необходимым для марша. Я уже зафрахтовал флот, чтобы перебросить армию с припасами в Рондану, нужно лишь договориться о времени и месте. Кроме того, я веду переговоры с тарнажцами. Я не теряю надежды приобщить их к нашему делу. — Какой же ты молодец, ночка моя тёмная, — ласково сказал Горан. Тень боли ещё осталась в глазах Ольгерда, Горан снял её ласковым поцелуем.  — Я взял внушительную ссуду у Викаса, — криво усмехнулся Ольгерд. — Если мы потерпим поражение, род Алвейрнов в первый раз за две тысячи лет будет на грани разорения. — Если мы потерпим поражение, Оль, падения рода Алвейрнов мы уж, верно, не увидим. — Удивительно утешающая мысль, мой свет, — засмеялся Ольгерд, и Горан обрадовался и возгордился, будто и вправду удалось ему отогнать страшных демонов прочь от своего тёмного. Горан потом часто вспоминал этот день, воскрешал его во всех подробностях. Пушистые снежинки на меховом воротнике плаща. Лица данорских вельмож, растерянные, озадаченные и, наконец, полные почтительного внимания. Тонкие пальцы на синеватой груди окоченевшего трупа, чуть слышно сказанное заклинание, внезапно открывшиеся мёртвые глаза. Обед в княжеском дворце, надменный аристократ, едва притронувшийся к пище и вину. И тот же аристократ часом позже, судорожно хватающийся за изголовье кровати, резко подающийся бёдрами Горану навстречу, с криком изливающийся на подушки. Синеватый свет арки, протянувшейся между ладонями Фродушки и Нестора, синеватые блики на бледном и печальном лице. Сказанное тихо: «Приходите в Анкону, лорд Горан. Вы совсем позабыли о нас. Леди Оана скучает». Пристыженный, он и вправду дважды наведался в Анкону, обнял Оану, послушал, как дочь играет на лютне, подышал ароматом южной ночи. Проверил светлое заклинание, найденное в древнем свитке, пообедал с Тёмным Лордом, забавы ради побился на мечах с Сигвалдом, ведь в Рондане таких сильных соперников не сыскать. Провёл с Ольгердом две ночи, такие длинные, такие короткие. И понял, что лучше ему не наведываться в этот тёплый город слишком часто. Уж больно трудно давалась ему разлука, слишком долго потом ныло в груди, и невозможно было заставить себя взяться за дела. А забот между тем прибывало. Зима подходила к концу. С улиц Авендара исчез снег, остался только в тени у стен и заборов, в грязных сугробах сада. Очистилась ото льда широкая Вестемеи, последние прозрачные льдины сгинули в Северном море. В столицу стали сбегаться беженцы. Горан этому не препятствовал. Если случится плохое, высокие и прочные стены станут единственной надеждой его людей. Ондовичи умеют драться в поле, брать города они не сильны. Горан насел на данорцев и, наконец, получил слово княжны Арианы: двадцать тысяч пехоты и две тысячи конницы. Маловато. Воины Данора магией не владели, а вернее, владели, но как-то непонятно. Они не умели кастовать огненные шары, но умели строить машины, которые стреляли огнём. По мнению Горана, это и была магия, только с другим проводником, но Деян утверждал, что магии в этом нет, не больше, чем в прялке или в мельнице. Он не слишком нравился Горану, скользкий он был, будто угорь, голыми руками и не ухватишь. На юге уже сеяли хлеб, когда Оньша, вернувшийся из очередного любовного похождения в Анкону, принёс ошеломляющее известие от Ольгерда: Тарнаг собрал войско в тридцать тысяч пик и до пяти тысяч конницы! Для небольшой, хоть и богатой страны это была огромная сила. И вёл это войско не кто иной, как старый знакомец принц Аройянн Чёрный Лис! Войско уже стоит лагерем на границе с Ронданой у крепости Тарвал и ждёт лишь сигнала. Горан возрадовался донельзя. Все фигуры уже собрались, осталось лишь расставить их на доске. А для этого неприятель должен был сделать первый ход. И он его сделал. Сразу несколько вестунов передали долгожданные, но все равно тревожные вести. Собрав их воедино, Горан и его советники поняли одно: Ондова двинула против Ронданы сразу две армии. Определить их число пока не представлялось возможным. Но маршрут их движения вопросов не вызвал. Одна армия двигалась с востока, другая — с юга, чтобы взять в железные тиски мятежную столицу. Горан засмеялся, бросив на карту Ронданы зимнюю рукавицу. Это была не совсем та перчатка, которой бросают вызов врагу, но какой враг, такой и вызов. Южная армия Ондовы только что получила смертный приговор. Если только придёт на помощь Тарнаг. Если только отзовётся Чёрный Лис, которого он обманул, которого подвергнул смертельному риску… Войско вышло из Авендара в начале красавика, почти три тысячи конников, почти двенадцать тысяч пик. Почти что настоящая армия, состоящая из почти что воинов. Хотя что прибедняться, были и там настоящие солдаты, прошедшие и Велесово Поле, и поражение, и позор оккупации. Они-то и связали эти почти ровные колонны, марширующие по весенней грязи, превращая их в единое целое, в стрелу, летящую в цель, в оружие, несущее смерть. А Горан смеялся, пуская рыжего текинца вдоль колонны в кентер, а потом в карьер. А на привалах присаживался к кострам, взметал к небу огненные искры, пожимал руки знакомым ветеранам, хлопал по плечам новобранцев. Под холодными звёздами юной весны шёл он на войну, и был он счастлив, свободен и полон сил. И как же хорошо, что Оана осталась в сытой благополучной Анконе, и как же славно, что Ольгерд тоже в безопасности, и теперь нет нужды беспокоиться ни о ком. Фродушка был с ним и Оньша, и осталась надежда, что в случае крайней нужды можно будет открыть портал. И пусть спасётся хоть этот глупый красотун, пусть будет счастлив со своим диким демоном, или пусть уж они перегрызут друг другу глотки, наконец. Глупого мальчишку-посыльного по имени Санни, вестуна, чьё слово начало восстание, Горан оставил при себе. Даже не потому, что был он особенно сильным, нет. Вина резала мальчишку на ремни, и Горан слишком хорошо знал безжалостную правду её клинков. А силу можно поднять талисманом, а дух — неспешной беседой у огня, и ничто не заменит молчаливого братства тех, кому нет прощения, ведь только они могут понять, как хочется сбросить броню и подставить грудь стрелам безгрешных. И именно Санни первым услыхал вестуна, чей город захватила вражеская армия. А тарнажцы дожидались где-то по ту сторону границы, и связи с ними не было. Тогда Горан посадил Санни рядом и поговорил с ним, как мужчина с мужчиной. — Тебя могут поймать ондовичи и запытать до смерти. — У меня есть Горькое Слово, господин, — отвечал глупый мальчишка. — Я ничего не выдам. — Если ты попадёшь в Тарнаг, ты лишишься магии. Ты никогда больше не будешь вестуном. Ты состаришься в сорок и умрешь в пятьдесят. — Мне шестнадцать, господин. Сорок — это когда еще. Дожить бы. — Ты можешь и не найти тарнажского войска… — Нет, господин, это никак не возможно. Войско не полтинник, его просто так не потеряешь. Горан замолчал, придумывал, чего бы ещё сказать, а глупый мальчишка вдруг взял его руки в мелкие ладошки, и заглянул в глаза, и сказал как-то очень проникновенно: — Я справлюсь, господин. Вот увидите, справлюсь. Так и ушёл ещё до рассвета, прямо через распаханное поле, по колено в туманном облаке, и его белобрысая макушка ещё долго виднелась малым лучиком света в предутренней мгле.