За мгновение до...

Гермиона на секунду представила, что они окажутся в нужном месте. Но Снейп был кем угодно, только не ясновидящим. Она осмотрелась. Оба стояли на берегу тихой мелкой речки в зарослях густого камыша. От холода вода стала похожей на молочный кисель — тягучей и белой. Ничего вокруг разглядеть было невозможно под слоем густого тумана. Ей показалось, что они перешагнули черту бытия и находились в краю призраков. Страха не было, только любопытство. Впрочем, как всегда. — Что это за место? — спросила, машинально не выпуская из руки полу сюртука. — Просто одно место, где тихо и спокойно… — А я думаю, что это значимое для тебя место, которое всегда стоит особняком в памяти для таких вот спонтанных переносов. — Возле моего дома, — он помедлил, — течет мелкая речка. Она не особенно популярна в городке. У магглов модно считать, что она загрязнена отходами ткацкой фабрики. Но это не так. Просто в ней не искупаешься, а рыбаков в этой местности немногим больше чем туристов. И рыба совершенно бестолковая, все больше какая-то плотва. Вот именно поэтому здесь хорошо прятаться. Здесь мы… Он махнул рукой и присел на корточки, увлекая ее за собой. Гермиона вдруг ощутила такой пробирающий до костей мороз, что впервые обратила внимание - одета не по сезону. Она только превратила халат в удобные брюки и свитер. Следовало немедленно трансфигурировать в мантию хоть что-нибудь. И доля нервозности при упоминании о «ней» отмечалась не только в поведении Северуса. — Вы много времени проводили здесь? — О нет! — он пошевелил прутиком воду. — Как раз-таки совсем немного. Это скорее мое место. Мы бывали здесь, когда все еще было просто и понятно, и никаких сторон, ни стеснения, ни любви. Только планы на будущее, знаешь, которое рядом, совсем недалеко, но не вместе… Гермиона не чувствовала, что рассказ дается ему с трудом. Вероятно, он давным-давно хотел рассказать нечто подобное. Исповедаться и убрать камень с души. В словах была светлая грусть. Любовь вспоминалась, но не в контексте болезненной одержимости, безысходной страсти, а как нечто бесплотное и безусловное, почти родственное. — Я тоже с удовольствием вспоминаю самые первые дни нашей дружбы, когда мальчишки спасли меня от страшной опасности. И это вдруг сплотило нас на долгие годы. — Расскажи мне, почему ты сделала такой странный выбор? — Снейп посмотрел хитро, давая понять, что обращается он не к смущенной деве, а именно к старухе, переосмысливающей жизнь. — Рон? Он не плохой. Он смелый и надежный друг. И если ты о его глупости, то я бы не спешила с выводами. Он ленив просто и многое спускает на тормозах. Я сама называла его недотепой не раз, но это скорее от нежности. А еще, — она вдруг покраснела, — он красавчик! — А! — неопределенно выразился Снейп. И здесь, по логике подобных бесед, следовало сказать веское «но». И она не знала впервые, как сформулировать свою мысль. Ведь Северус не был красив и ладен в традиционном понимании красоты. У него был скверный характер, с которым он даже ради смеха бороться не пытался. Да и чувство юмора такое, что не дай Бог стать объектом его сарказма. И все вместе это давало жгучий, перченый компот из желания овладеть этим человеком, его вниманием. Стать той, на которую он впервые посмотрит не как на пустое место. Примерно этого она добивалась в свое время отличной учебой. Как ей хотелось, чтобы он взял ее за подбородок, приподнял голову и, глядя в глаза, произнес: — Превосходно, мисс Грейнджер! Намного позже, когда и правда было слишком поздно, она со стыдом осознала, что желание это имело весьма сексуальный подтекст. А нечто подобное было произнесено с неподдельным восторгом совсем другим человеком. В глазах Рона она всегда была великолепной, но жутковатой, но великолепной до жути. Северус не стал дожидаться каких-либо еще признаний. Просто предложил перенестись к месту будущего подвига. В качестве времени действия Гермиона упоминала ночь. Смеркалось по-осеннему рано. Они еще пару секунд посмотрели на реку, взялись за руки и очутились в лесу. Гермиона оглядывалась в попытках определить, как далеко они находятся от лагеря. Все деревья были похожи друг на друга. Она поддалась минутной панике. И удивилась, когда Снейп крепко сжал ее плечи и коротко встряхнул. — Чего ты испугалась? Если лес большой, возьми в качестве ориентира озеро. Со вздохом облегчения, перестав терзать старую шляпу, она трансгрессировала вновь. Водоем был глубоким, черным от наслоений опавшей на дно листвы. Обычным лесным озером. Свет восходящей луны уже посеребрил голые кроны и постепенно начал проникать сквозь них. Место показалось ей слишком романтичным. Гермиона безо всяких церемоний меланхолично порылась в шляпе, но ничего не нашла. Она пожала плечами и присела на мощный корень старого дерева, нависающего над водой. — Надень шляпу, — предложил он в шутку, понимая, что ничего нового она не скажет. — Зачем? — Она интересная собеседница! Гермиона взъерошила волосы. Совершила еще несколько стереотипных движений человека, которому нечего сказать: то есть оглянулась пару раз, поправила мантию, ковырнула землю носком ботинка. — Кхм… — Снейп вновь привлек ее внимание. — Приступим! Бросьте палочку! — Северус! — Я терпел вас, мисс Грейнджер, до тех пор, пока вы не соизволили выложить хоть что-то ценное! Суровый вид Снейпа был внушителен настолько, что желудок свело. Она подскочила и приняла боевую стойку, попутно соображая, нападать или обороняться. — Не советую со мной сражаться. Вы растеряли навык. А от степени вашей покорности зависит, как больно я вам сделаю. Повелитель научил, что боли много не бывает. — Странно… Я тебе не верю! — То есть, мне пора спрашивать, почему?! Мы много разговариваем, вместо того, чтобы… Но он не закончил. Судя по бесстрастному лицу врасплох его не застали. Лишь пара оценивающих взглядов в сторону егерей. К нескрываемой радости Гермионы, они были людьми, только больно потрепанными. С оборотнями труднее разговаривать и биться. На лицах лиловели синяки, и ссадины были свежими. — Слышь, ты и правда трепа больше, чем дела! А давай мы тебе поможем. Награда будет, конечно, так себе. Но лучше уж это, чем в прошлый раз. По мордам получили так, что сами еле живы остались. — Экспеллиармус — прозвенело в тишине. Героиня войны недоверчиво уставилась на собственные руки. В одной — все еще зажата шляпа, а в другой — пустота… — Добро! Дело-дело! Вот курица! — загалдели горе-егеря. Они тянули свои руки с перекошенными от странного веселья лицами. И все же страха не хватало. Она не чувствовала адреналина настоящей опасности. Пусть и сомнений не было, что это не нанятые статисты, а отморозки, в изобилии шастающие по лесам во время военного положения. Ведь Гермиона свято верила, что Снейп герой. Не впрок ей было и маленькое сражение при повторном знакомстве. — Стоять на месте! Отвечать вам придется здесь и сейчас, передо мной! Если я захочу спрашивать… С этими словами он оголил предплечье с меткой и поднес к нему кончик палочки, слегка подсвечивая. И вдруг простой рисунок сыграл ужасную роль. Испарина немедленно покрыла лоб. Подмышки вспотели, а ноги стали ватными. В этом атрибуте пожирателя, приближенного к верховному злодею, содержалась частица абсолютного зла. Она могла попробовать вознегодовать, но смысл терялся без палочки. — Эй, твой трофей, приятель! Не шуми здесь, не тронь пакость. Внезапно Снейп улыбнулся уголком рта, демонстрируя крайнюю степень презрения ко всем участником сцены. Чуть склонив голову, он совершил приглашающий жест. — Я передумал. Ну-ка пощупайте ее как следует. Вдруг у нее нож?! Гермиона приготовилась дорого отдать свою жизнь. Ведь Снейп, со сложенными на груди руками, делать ничего не собирался. Она ощутила всем сердцем, всей душой, поджавшимся нутром и трясущимися поджилками опасность для жизни. А в голове звенело одно слово — нож… Она отступила, уперлась вдобавок спиной в дерево и погрузила руку в шляпу. Слишком глубоко. Холод лезвия обжег ладонь. Думать и перехватывать меч за рукоять времени не было. Казалось, ему нет конца. Шляпу пришлось стряхнуть на землю. Она ощущала круглую рукоять, упершуюся в локоть, и горячую пульсацию в ладони смешанную с болью. Но это ни в какое сравнение не шло с заклинаниями, настигшими злодеев в спину. Выгнувшись дугой от нестерпимой боли, с пеной у рта, они попадали навзничь. Неподвижные, в изломанных позах, с глазами, вылезшими из орбит. Гермиона многое видела и помнила. Но это было давно и все равно не так. Она шелохнуться не могла. Глаза Снейпа внезапно оказались слишком близко. Он нависал над тонкой фигуркой, подавляя, отвращая и завораживая. — Отпусти его! Отдай… Она не могла сопротивляться зловещему шепоту, ощущая, что в голове что-то со звоном лопается, а глаз наливается свинцовой тяжестью и болью. Холодные цепкие пальцы сдавили подбородок. — Превосходно, мисс Грейнджер! Не этого ли она хотела? Бойтесь своих желаний… Дальнейшее сменялось со скоростью кадров в кинопленке. Отер меч, принюхался, проведя носом по всему лезвию, без сожаления зашвырнул его в воду, сотворил довольно толстый слой льда с единственной полыньей, затянутой тонкой сахарной корочкой, смахнул волосы со лба, выругался и нырнул в карман. Гермиона словно со стороны видела, как несколько капель бадьяна падают с шипением на порез. Так как пальцы у нее не гнулись от напряжения, палочку вернул, воткнув между сомкнутых коленей. Подхватил за шиворот все еще стоящих дугой в параличе егерей и исчез. Он здорово рисковал не найти ее на месте. Она могла просто пойти прочь, могла и трансгрессировать в неизвестном направлении. Но восьмидесятипроцентная вероятность того, что с места девчонка не сойдет, позволяла вести себя как угодно. Челюсти выломал и с омерзением отделил языки нападавших. Послушать, о чем судачат на той стороне, было крайней необходимостью. По возвращении он показался таким спокойным, каким еще не был. Все же немного эмоций, пусть и не самых приятных, его лицо обычно выражало. Гермиона продолжала сидеть там же, только палочку убрала. Устало присел рядом. Она не возражала. С трепетом ощутил, как праведница положила голову ему на плечо и наконец-то всхлипнула. — Может быть, пора послать патронус и с чувством выполненного долга улепетывать? — Патронус был твой, — просипела она в ответ, убирая рукавом слезы. — У тебя ведь лань? — Это было давно. Последний раз получился ворон. И я не уверен, что после сегодняшнего я вообще выдавлю из палочки нечто подобное. У меня нет воспоминаний, нет желаний, и с надеждами пока полная сумятица. — Хорошо… — она взмахнула палочкой. Но перед лицом всплыли черные, непроницаемые зрачки, расширенные не то от ужаса, не то от удовольствия. Ничего не вышло. — Ты… В тишине раздалось заклинание, а с палочки и пучка искр не слетело. — Дай, я! — она с остервенением рассекла воздух, представляя лицо маленькой Роуз, но то оказалось надтреснутым фарфоровым личиком пупса… — Не надрывайся. Северус повернулся в темноту и пропел несколько совершенно незнакомых формул. Сначала выросло аморфное светящееся облако. Оно медленно вращалось. Но вдруг из него, словно молодые побеги, вылезли тоненькие ножки и шейка, венчанная ушастой головкой. Рискуя быть обнаруженными, они двинули фантом, как большой воздушный шарик. С большого расстояния лицо Гарри разглядеть было сложно. Гермиона готова была поклясться, что на нем отражен проблеск сумасшедшей надежды. А в голове странные выводы, что патронус принадлежит давно погибшей матери. Степень отчаяния на самом деле зашкаливала!

***

Невиданные мракоборцы стояли перед ветхим строением «родового гнезда» Снейпа. — Дом все еще в безопасности? — спросила она деловито. — Я жив… — он молча ковырнул палец о занозу на косяке и распечатал вход. — А, Северус… Патронусы?.. Послушай, что-то надо делать! По позвоночнику рванулось мурашками шестое чувство, что сейчас герой сделает ноги, а она так и не успеет сказать или сделать что-то важное. Сделать оказалось быстрее. Гермиона ухватила со всей силы прядь волос вместе с ухом, подтянулась, одновременно наклоняя его голову, и коротко клюнула прохладные тонкие губы, так и не раскрывшиеся навстречу. Трансгрессируя, он втянул бы ее за собой. Авантюристка сама отпустила руку, понимая, что и так хочет от этого насыщенного дня чрезмерно много. После такой длительной прогулки, выброса адреналина, концентрации злости и всех сил, спалившей все хорошее, благодаря чему патронус держался, в подземельях показалось душно. Сердце колотилось в горле, а на губах ожогом запечатлелся навязчивый след нежданного поцелуя. Вот что было истинным наваждением и заставило усомниться в ее честности и разуме заодно. Он привык, что слова чаще всего расходятся с делом. — Поспи! — велела она в пустоту.